А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Кайли зачитывала список приглашенных, остальные дополняли сказанное уточнениями о месте проведения, статусе приглашенных, праздничном меню, спонсорах мероприятия, размещении фотографов и доступе представителей прессы.
Закончив, Кайли попросила тишины и торжественно велела старшей из списочных девиц зачитать окончательный, уточненный список ВИП-гостей, ответивших на приглашения, что та и сделала с великим пиететом.
Каждое имя вызывало кивки, вздохи, улыбки, неразборчивое бормотание, покачивание головой или вытаращивание глаз. Я узнала лишь считанные имена из прозвучавших: Николь Ричи, Каренна Гор Шифф, Кристина Риччи, Жизель Бундхен, Кейт и Энди Спейд, Брет Истон Эллис, Рэнд Гербер.
Актеры и съемочная группа сериала «Секс в большом городе». Это длилось около часа. Когда закончилось обсуждение заслуг и промахов каждого приглашенного, которые можно выгодно обыграть для вечеринки, а следовательно, и для ее освещения в прессе, или — что хуже — которые могли свести на нет положительный эффект мероприятия, я вымоталась почище, чем от телефонных разговоров с миссис Кауфман. Услышав в четыре часа предложение Элайзы сходить выпить кофе, у меня еле хватило сил произнести «да».
По дороге мы выкурили по сигарете. Внезапно меня охватило непреодолимое желание съесть сейчас фалафель с одной тарелки с Пенелопой, сидя на скамейке у здания банка. Элайза в общих чертах рассказала об офисной политике, пояснив, кто в действительности командует парадом (она) и кто хотел бы это делать (все остальные). Призвав на помощь умение говорить с кем угодно о чем угодно, я засыпала Элайзу вопросами, совершенно отключившись от ответов, пока мы, взяв кофе, не присели за столик в углу (Элайза попросила черный, без кофеина).
— Боже мой! Черт побери, да погляди же на это!
Я взглянула в ту сторону, куда, не отрываясь, вперилась Элайза. У прилавка стояла высокая худощавая женщина в совершенно непримечательных джинсах и простом черном блейзере, с тусклыми волосами неопределенного оттенка и самой заурядной фигурой. Все в ее облике словно говорило: «Средняя в любом отношении». Наверняка замаскированная знаменитость, иначе с чего Элайза так разволновалась. Но дама показалась мне решительно незнакомой.
— Кто это? — спросила я, подавшись вперед, словно желая посекретничать. Мне было, в общем, все равно, но показалось, невежливо будет не спросить.
— Не «кто», а «что»! — зашептала Элайза, не в силах оторвать взгляд от ничем не примечательной дамы.
— Что? — покорно спросила я, все еще ничего не понимая.
— Что ты имеешь в виду своим «что»? Шутишь? Не видишь, что ли? Тебе очки нужны? — Я приняла это за насмешку, но Элайза сунула руку в огромную сумку без застежки и извлекла очки в тонкой металлической оправе. — На, надень и посмотри!
Я пристально вглядывалась, ничего не понимая, пока Элайза не наклонилась поближе:
— Посмотри. На. Ее. Сумку. Просто взгляни и попробуй сказать мне, что это не самая роскошная вещь, какую ты видела в жизни.
Я сфокусировала взгляд на большой кожаной сумке, висящей на локте у дамы, заказавшей кофе. Расплачиваясь, она поставила сумку на прилавок, покопавшись в ней, достала кошелек и вновь надела сумку на согнутую руку. Элайза громко вздохнула. По мне, сумка как сумка, чуть побольше остальных.
— Боже ты мой, я сейчас в обморок упаду, как она прекрасна! «Биркин» из крокодиловой кожи. Такую найти труднее всего.
— Что-что? — Я решила прикинуться, будто знаю, о чем речь, но первый рабочий день вытянул из меня все соки и притворяться долго сил не хватило.
Элайза уставилась на меня, словно только сейчас вспомнила о моем присутствии:
— Ты правда не знаешь, что это? Я помотала головой.
Она глубоко вздохнула, отпила кофе для подкрепления сил и положила ладонь на мое предплечье, словно говоря: «Теперь слушай внимательно, ибо я скажу тебе все, что нужно знать».
— Ты слышала о «Гермес»?
Я кивнула, и тень облегчения пробежала по лицу Элайзы:
— Да, конечно. Мой дядя носит только их галстуки.
— Так вот, гораздо важнее их галстуков — сумки от «Гермес». Первым фантастическим хитом «Гермес» стали сумки «Келли», названные в честь Грейс Келли, когда та начала их носить. Но по-настоящему большая и в тысячу раз более престижная сумка — это их «Биркин».
Элайза выжидающе смотрела на меня, и я пробормотала:
— Очень красивая сумка. Прелестно выглядит. Элайза вздохнула:
— Да, этого не отнять. Вот эта, наверное, стоит двадцать «косых». И вполне заслуженно.
Я поперхнулась кофе:
— Так дорого? Шутишь! Не может быть! За дамскую сумку?!
— Это не просто дамская сумка, Бетт, это стиль жизни. Я бы немедленно заплатила все до цента, если бы смогла достать такую.
— Не могу представить, что люди стоят в очередь, лишь бы столько выложить за сумку.
В свою защиту могу лишь сказать, что в тот момент это казалось чрезвычайно логичным. Я не могла знать, какую глупость ляпнула, но, к счастью, Элайза меня немедленно просветила:
— Господи, Бетт, ты и вправду не догоняешь. Не знала, что на планете остался кто-нибудь, кто хотя бы не записался в очередь на «Биркин». Сделай это немедленно, и, может быть, однажды ты сможешь подарить ее своей дочери.
— Моей дочери? Сумку за двадцать тысяч?! Смеешься или шутишь?
Элайза, видимо, вконец сраженная тщетностью усилий, застонала, словно от сильной боли:
— Нет, нет, нет, ты не просекаешь. Это не просто сумка, это стиль жизни. Декларация личности. Свидетельство о положении в обществе. Это то, ради чего стоит жить!
Я засмеялась — так это было мелодраматично. Элайза резко выпрямилась:
— У меня была подруга, впавшая в жуткую депрессию после смерти горячо любимой бабушки, да еще бойфренд ее бросил после трех лет совместной жизни. Подруга перестала есть, спать, не могла заставить себя подняться с постели. Ее уволили, потому что она перестала ходить на работу. Под глазами у нее появились огромные мешки. Подруга отказалась от общения с внешним миром, не отвечала на телефонные звонки, а когда я, наконец, попала к ней домой, спустя несколько месяцев, по секрету призналась, что подумывала о самоубийстве.
— Какой ужас, — пробормотала я, пытаясь успевать за резко меняющейся темой разговора.
— Да, ужасно. И знаешь, что вернуло ее к жизни? По дороге к ней я заехала в магазин «Гермес», спросила о новостях, и знаешь что? Я смогла сказать подруге, что от собственной «Биркин» ее отделяют каких-то восемнадцать месяцев. Можешь в это поверить? Восемнадцать месяцев!
— И что она?
— А как ты думаешь? Пришла в восторг. Последний раз, когда она отмечалась, ей оставалось ждать пять лет, но в «Гермес» обучили новую команду мастеров, и благодаря этому ее очередь подойдет через полтора года. В ту же минуту подруга побежала в душ и согласилась пойти со мной на ленч. Это было шесть месяцев назад. Она вернулась на работу и нашла нового дружка. Разве непонятно? «Биркин» дала ей стимул жить! Невозможно покончить с собой, когда ты так близко от… Это просто не тот случай.
Настала моя очередь пристально рассматривать Элайзу, чтобы понять, разыгрывают меня или нет. Оказалось, нет. Рассказывая историю, Элайза сияла, словно сумка и ее вернула к нормальной жизни. Я поблагодарила за просвещение насчет сущности «Биркин» и задумалась, во что я ввязалась, — видимо, аукнулась работа в инвестиционном отделе банка. Мне и, правда, предстояло многому научиться.
7
Было полвосьмого вечера, четвертый день моей работы на «Келли и компанию» в качестве пати-планнера .
Когда я возвращалась домой, на газетном лотке возле дома оставался единственный экземпляр «Нью-Йорк дейли ньюс», и я невольно задалась вопросом, кто, черт побери, раскупает такую муру. Читая «Волю народа» с тех пор, как научилась грамоте, я никогда не подписывалась ни на одну из газет. Конечно, я ни разу не намекнула дяде, что колонка, много лет остававшаяся прекрасным, презирающим условности обзором модных заведений, бомонда и светских событий в Нью-Йорке, давно заросла, как бурьяном, своенравной проконсервативной демагогией по поводу каждой «социальной трагедии», обрушившейся на любимый Уиллом город, однако молчать становилось все труднее.
— Бетт, статья сегодня отличная, если уж я это говорю! — с пьяной убежденностью сообщил швейцар Симус, открывая мне дверь. — Твой дядюшка бьет не в бровь, а в глаз!
— Что, хорошая? Я еще не читала, — отрывисто бросила я, прибавив шагу, как человек, всячески старающийся избежать разговора.
— Хорошая? Да она фантастическая! Наконец-то человек с понятием! Тот, кто способен хотя бы немного подколоть Хиллари Клинтон, — мой друг! Я считал себя единственным человеком в городе, голосовавшим за Джорджа Би, но после статьи твоего дяди начал понимать, что это не так.
— А-а. Наверное, так и есть. — Я, не останавливаясь, прошла к лифту, но Симус не отставал.
— А он, случайно, не собирается в ближайшее время тебя навестить? Хочу лично сказать ему, как сильно я…
— Обязательно сообщу, если что, — пообещала я, и дверцы лифта наконец-то скрыли от меня дядюшку Симуса. Я лишь головой покачала, припомнив единственный визит Уилла ко мне домой. Тогда Симус лез из кожи вон, стараясь услужить, стоило ему узнать имя визитера. Мне становится не по себе при мысли, что Симус — яркий представитель целевой аудитории моего родного дядюшки.
Миллингтон чуть не в конвульсиях билась от радости, когда я открыла дверь. Она была возбуждена больше, чем обычно, потому что я вернулась поздно. Бедняжка Миллингтон, не видать тебе сегодня прогулки, подумала я, небрежно потрепав ее по головке и устраиваясь читать последний выпуск уилловской болтовни. Миллингтон сбегала пописать на специальную подушку, догадавшись, что сегодня ее из квартиры не выведут, и запрыгнула мне на грудь, решив почитать вместе с хозяйкой.
Не успела я открыть папку с рекламными листовками доставки еды, как сотовый завибрировал и пополз ко мне через кофейный столик, словно заводная игрушка. Я поколебалась, стоит ли отвечать. Мобильный телефон мне выдали в компании, и, подобно сотовым моих коллег, он не остывал. Последние четыре вечера я провела в городе, посещая организованные компанией мероприятия, и по пятам ходила за Келли, державшей под контролем решительно все. Она консультировала клиентов, подгоняла медлительных официантов, принимала ВИП-гостей и формировала допуск представителей прессы. Выматывалась я сильнее, чем в банке: днем — работа в офисе, вечером — работа вне офиса, однако в компании было полно красивых молодых людей, и если уж посвящать работе по пятнадцать часов в сутки, предпочитаю ди-джеев и коктейли с шампанским возне с портфелями ценных бумаг.
На цветном экране возникла надпись «сообщение». Письмо по телефону? Я думала, только старшеклассники и голосующие за «Кумира Америки» обмениваются эсэмэсками. Никогда раньше я не получала и не посылала «текстовиков». После секундного колебания я нажала кнопку «читать».
Ужн сгдн 9? Кипр дт на Зап Брдв До ск св.
Что за чертовщина? Зашифрованное приглашение на ужин, это понятно, но где и с кем? Единственной ниточкой, ведущей к автору послания, был незнакомый мне номер 917. Я набрала его, и сразу же отозвался запыхавшийся девичий голос:
— Привет, Бетт! Что стряслось? Придешь сегодня? — В трубке затараторили, похоронив робкую надежду, что это просто ошиблись номером.
— Привет, а это кто?
— Бетт! Это Элайза! Мы работали вместе по двадцать четыре часа в сутки в течение семи дней за последнюю неделю! Собираемся отметить, что отделались, наконец, от чертовой кэндисовской вечеринки! Будут только свои. Придешь к девяти?
Я собиралась встретиться с Пенелопой в «Черной двери» — совсем забросила подругу за время зимней спячки, вызванной безработицей, но нельзя же отклонять первое приглашение от новых сотрудников.
— Уф, да, конечно, с удовольствием. Напомни, как название ресторана?
— «Киприани даунтаун», — озадаченно отозвалась Элайза, видимо, не веря, что я не смогла понять этого из ее послания. — Ты там бывала, надеюсь?
— Конечно, мое любимое место. А можно прийти с подругой? У меня уже были планы на вечер, и…
— Ради Бога. Приходите обе через два часа! — воскликнула Элайза и дала отбой.
Я сложила телефон и сделала то, что любой житель Нью-Йорка рефлекторно делает, услышав название ночного клуба: полезла в «Загат». Двадцать один балл за качество блюд, двадцать — за декор и восемнадцать, что тоже неплохо, за обслуживание. И название не из одного слова, как «Рокко», «Баттер» или «Лотос», что почти наверняка гарантирует исключительно плохое времяпрепровождение. Описание показалось многообещающим:
«Других посмотреть или себя показать — никогда не вопрос в этом итальянском заведении на севере Сохо, где интерес к европташкам, обменивающимся воздушными поцелуями и притворяющимся, что „едят их салат“, перевешивает неожиданно нехилые „творческие“ цены. Обыватели могут почувствовать себя иностранцами в собственной стране, но высокий рейтинг ресторана говорит сам за себя».
Ага, значит, меня ждет еще один вечер с европташками, что бы ни имелось в виду. Открытым оставался вопрос «что надеть?». На работе Элайза и команда носят разнообразные черные брюки, черные юбки и черные платья, так что надежнее будет придерживаться заведенного порядка. Я позвонила Пенелопе в банк:
— Привет, это я. Как дела?
— Уф! Тебе страшно повезло, что ушла из этого потогонного места. Твоей Келли еще работник не нужен?
— Хорошо бы… Слушай, как тебе идея встретиться сегодня сразу со всеми?
— Со всеми?
— Ну, не со всеми, конечно, а с нашей рабочей группой. Я помню, у нас были планы, но мы каждый раз ходим в «Черную дверь». Может быть, интереснее пойти поужинать куда приглашают? Ты как, готова?
— Конечно, — отозвалась Пенелопа, причем по голосу мне показалось, что от усталости подруга едва способна шевелиться. — Эвери встречается сегодня с компанией школьных приятелей. Мне они не очень интересны, а вот на ужин я бы сходила. Куда приглашают?
— «Киприани даунтаун». Ты там бывала?
— Нет, но мать твердит о нем с пеной у рта. Спит и видит, как бы я туда сходила.
— Слушай, нам есть, о чем задуматься, раз твоя мать и мой дядя знают все злачные места в городе, а мы о крутых кабаках и не слышали.
— История моей жизни, — вздохнула Пенелопа. — Эвери такой же — знает всех и вся, а я не в состоянии крутиться, как он. Даже просто попытка отнимает слишком много сил. С удовольствием посмотрю на людей, которые зарабатывают на жизнь, организуя праздники. Да и еда должна быть превосходной.
— Ну, вряд ли это основная причина, почему наша банда собирается в «Киприани». За неделю я провела бок о бок с Элайзой сорок часов и не видела, чтобы она съела хоть крошку. По-моему, она существует лишь на сигаретах и диетической кока-коле.
— Диета горячей девчонки, а? Молодец Элайза. Нельзя не восхищаться такой силой воли, — вздохнула Пенелопа. — Я скоро заканчиваю. Хочешь, поедем в центр на одном такси?
— Отлично. Жди на углу Бродвея и Восьмой улицы где-то без десяти девять. Позвоню сразу, как только сяду в такси, — ответила я.
— Буду ждать на улице. Пока.
Моему гардеробу еще предстояло оправиться после четырех лет тощих коров и немногочисленных костюмов в серых, темно-синих и черных тонах, и в результате многочисленных примерок и забраковок я решилась на обтягивающие черные брюки и простую черную майку. Затем извлекла на свет божий пару туфель на пристойно высоких каблуках, приобретенных во время шоппинг-тура в Сохо, и долго укладывала феном чересчур густые черные волосы, унаследованные от матери, — такие волосы являются предметом зависти каждой, пока женщины не поймут, что их с трудом можно уложить хотя бы в «конский хвост», и что возня с прической занимает каждый раз не меньше получаса. Я даже вспомнила о косметике, которой пользовалась настолько редко, что щеточка туши была вся в катышках, а помада засохла в тюбике и не желала выкручиваться. Не беда, подумала я, бубня «Пока живем» и работая над собственным лицом. Должна признать, результаты стоили усилий: poigne d'amour уже не нависала над поясом брюк, груди остались полными, как у пухленькой девушки, зато остальные части тела словно съежились, и тушь на ресницы совершенно случайно удалось нанести идеально, придав моим несколько бесцветным серым глазам чувственный, привлекательный вид.
Пенелопа ждала на улице ровно без десяти девять. Водитель доставил нас по адресу вовремя. На Западном Бродвее великое множество ресторанов, но все посетители, до блеска отмытые скрабом и обезоруживающе счастливые, казалось, облюбовали уличные столики. «Киприани» пришлось искать — администрация не удосужилась поставить указатель, возможно, из практических соображений: срок существования большинства модных клубов в Нью-Йорке — меньше шести месяцев, меньше убирать после закрытия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43