А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В следующие моменты головокружение уносило его в огненные кратеры, где невыносимо тяжелые скалы обрушивались на него, давили его, взрывались с демоническим воем. Казалось, сам ад открывается в измученной душе, едва-едва державшейся в его теле.Мучимый непрерывно меняющейся цепью ужасных кошмаров. Жиль претерпевал все страдания, которые испытывало его растерзанное тело. Он задыхался, а жар отказывался проходить.В течение многих дней и ночей его мучимый бредом организм бессознательно боролся со смертью. Жар вырывал из него крики, мольбы, призывы, приводившие в ужас всех приближавшихся к нему; они заставляли бледнеть женщину, неподвижно стоявшую у его изголовья. Иногда, мучимый своими видениями, раненый выкрикивал ругательства, проклятия, какие-то настолько странные обвинения, что встревоженная Аглая шла проверять, хорошо ли закрыты окна и двери, чтобы, по крайней мере, слуги ничего не услышали.Но иногда задыхающийся умоляющий голос обращался к невидимому призраку, которого он называл Жюдит, взывая к нему с такой страстной, раздирающей душу любовью, что слезы градом катились по щекам его молчаливой сиделки.Она только еще сильнее сжимала его пылающую ладонь. А временами она затыкала себе руками уши, чтобы только ничего не слышать.Тогда Понго, не покидавший его постели ни днем, ни ночью, ласково брал ее за руку и отводил в соседнюю комнату, где усаживал ее в кресло.— Плохие крики! Опасно! Злые духи. Женщине опасно их выслушивать, — говорил он.Винклерид и индеец бурей примчались через двенадцать часов после того, как Жиль упал под ударами убийц. Уже на заре Поль де Баррас появился у Лекульте и сообщил ему адрес раненого, а затем поскакал в Версаль предупредить близких бретонца. Он нашел там мадемуазель Маржон, которая зарыдала и бросилась в церковь, забыв при этом надеть даже шляпку. Он нашел там Понго, не произнесшего ни слова, но посеревшего от горя. Наконец, он нашел Винклерида, который был так взбешен, что едва не задушил его, торопясь все узнать как можно быстрее.Баррас привел Винклерида и Понго в Эрмитаж именно в тот момент, когда оттуда выходил герцог Шартрский, который находился в это время в замке Баньоле и был извещен Аглаей о случившемся.— Я вам советую, господа, ждать, — сказал он, узнав швейцарца с первого взгляда. — Врачи находятся подле вашего друга.Затем, обратившись к Баррасу, завсегдатаю Пале-Рояля, он заявил ему:— Я надеюсь, виконт, что вы объяснили господам, что я нисколько не причастен к этой подлой ловушке, устроенной вашему другу. Я направляюсь к лейтенанту полиции Ленуару и потребую у него, чтобы он пролил свет на это печальное событие. Я буду полностью удовлетворен лишь только после того, когда истинный виновник окажется за решеткой…— Монсеньер, — прервал его Ульрих-Август, — я думаю, что, имею право выступать от имени шевалье де Турнемина. Я умоляю Ваше королевское Высочество ничего этого не делать. Это причинит господину Ленуару большие затруднения и заботы, но он никогда не сможет обнаружить истинного виновника.— Как это так? Вы хотите сказать, что…— Что этот истинный виновник находится вне пределов досягаемости, потому что он слишком высокопоставленное лицо? — спросил Баррас, внимательно наблюдавший за озабоченным выражением лица швейцарца. — Со своей стороны, я бы охотно в это поверил.Филипп Орлеанский смерил взглядом обоих, покачал головой:— Понимаю. Тогда начнем с того, что удовольствуемся этим плутом Бозиром. Вы ничего не имеете против, Баррас?Провансалец засмеялся:— Конечно, ничего. Но и на этот раз ваша светлость потерпит фиаско. Я знаю этого мошенника. Он уже давно смылся, не ожидая развязки.— Ну что же! — вздохнул принц. — Нам остается лишь надеяться, что раненый не умрет и сможет нам все рассказать. Он наверняка узнал главаря убийц. Об этом же говорил молодой человек, который его спас. Правда, он говорит, что не понял имени, которое произнес шевалье.Жан-Никола Корвизар и Филипп Пеллетан, выходившие в этот момент из комнаты, прервали их разговор. За ними шла госпожа де Гунольштейн.И лица всех троих были так озабочены и серьезны, что у всех присутствующих больно сжалось сердце.— Ну, что там? — спросил герцог.— Нужно ждать, монсеньер, — ответил Пеллетан. — Мы делаем все возможное, но жизнь пациента в руках Божьих. Его молодость и крепкое сложение — вот лучшее оружие.Понго молча вошел в комнату. Он долго смотрел на Жиля, а затем при баронессе, округлившей от удивления глаза, он снял свой парик, обнажив бритый наголо череп с длинной черной прядью на верхушке, расстегнул рубашку, достал висевший на груди маленький черный кожаный мешочек, с которым он никогда не расставался. Там хранился его заветный личный талисман. Он повесил его на шею больного.— Я останусь здесь с господином Кречетом, — высокомерно заявил он ошеломленной женщине. — Я останусь здесь, пока Великий Дух решит, будет ли жизнь или смерть. Если это смерть, то она пройдет и через тело Понго.Затем, подогнув ноги, с прямым, словно ружейный ствол, торсом, скрестив на груди руки, он начал это нескончаемое ожидание, прерываемое лишь на очень непродолжительное время.Присутствие ирокеза произвело сильное впечатление на всех слуг дома, из-за этого вокруг комнаты больного царило нечто вроде священного страха. Аглая же скоро привыкла к этой неподвижной статуе, словно отлитой из бронзы, похожей на охранного божка, отпугивающего приближающуюся смерть. Они проводили один подле другого долгие часы, не произнося ни единого слова, поскольку Понго умел делать тишину многократно красноречивее длинных речей, и молодая женщина чувствовала исходящую от него силу.А Винклерид совсем исчез с самого первого дня, ограничившись лишь тем, что сообщил госпоже де Гунольштейн, что будет отсутствовать в течение нескольких дней. Больше его не видели.Однажды ночью, когда Жиль сопротивлялся наплывавшему на него ужасающему сну и с такой силой метался в постели, что даже Понго не в состоянии был его удержать, как-то внезапно осаждающие его пылающее сознание демоны исчезли. Их огромные темные гримасничающие глаза вдруг остановились, сверкающий взгляд, проникая прямо в душу, принес ему глубокое облегчение. Как будто его разум освободился от невыносимой тяжести страдающей плоти, его душа воспарила над ней.В этот момент Жиль увидел себя распростертым на скомканных простынях в незнакомой комнате. Он увидел красивую женщину с темными волосами, лицо которой было ему знакомо. Он увидел стоявшего посреди комнаты бесстрастного Понго со скрещенными на груди руками. Он увидел также Винклерида, покрытого с ног до головы грязью, измученного. И наконец, он увидел Жюдит, рыдавшую стоя на коленях у его кровати, на которой лежал его двойник из плоти и крови с откинутой назад головой, точно так, как он видел своего отца в ту ночь, когда он умер.Был здесь и еще один человек, и именно он и был центром всей картины. Человек среднего роста, крепкого сложения, с красивыми руками, унизанными перстнями. Эти руки свершали перед глазами умирающего странные жесты, мягкие, но полные удивительной силы, порождающие вспышки молний из камней в перстнях. Одновременно он нашептывал какие-то странные слова на незнакомом языке. Этим человеком был Калиостро.Жиль узнал его с чувством удивления, но без гнева, словно его присутствие у постели больного было делом вполне естественным. С тех высот, на которых парила его душа, всякие земные обиды полностью теряли весь свой смысл. Он лишь мог чувствовать душой, что намерения врача были добрыми.Когда он закончил проделывать руками свои странные жесты, он вынул из кармана маленький темный флакончик из стекла и вылил в приоткрытый рот больному несколько капель жидкости, жестом позвал к себе Понго и отдал ему флакон.А потом больше ничего не было. Блуждающий дух шевалье вновь вернулся в его истощенную оболочку и, умиротворенный, угас, утонул в глубоком, как океан, сне, в сне без всяких сновидений. А смерть, уже затаившаяся неподалеку, улетела в черную бездну ночи.Благотворный сон продолжался долго. Когда Жиль в первый раз разумно взглянул на все, что его окружало, то испытываемая боль уже была лишь легким затруднением в дыхании, а жар выражался лишь в глубокой испарине.Его взгляд различил большую светлую комнату, обтянутую голубой тканью, усыпанной цветами, среди которых веселились пастушки и украшенные лентами барашки, камин из белого мрамора, в котором пылало сосновое бревно, белую лакированную мебель. И среди всего этого женственного убранства он различил Понго, сидящего с поджатыми ногами на большом ковре с вышитыми на нем белыми и красными букетами. Он был настолько неподвижен, что был неотличим от статуи, если бы не глаза, пылающие словно две свечи на его осунувшемся лице.— Понго! — позвал Жиль.Но бывший колдун онондага не заставил себя ждать. Он мигом вскочил.— Хозяин! — прошептал он нерешительно. В его голосе перемешались неверие и радость. — Хозяин! Ты жив? Ты видишь? Ты слышишь?В первый раз за свою совместную с ним жизнь Жиль увидел катящуюся по впалой щеке бесстрастного индейца слезу.— Я думаю, да, — ответил он, пытаясь улыбнуться. Улыбка получилась не совсем совершенной. — Но скажи мне, где мы?— Вы у меня!Неся впереди себя серебряный поднос с дымящейся чашкой, в комнате показалась Аглая, свежая, как яблоко, в зеленом платье, с черными высоко зачесанными волосами, прикрытыми чепцом. Ее лицо озарилось улыбкой.— Слава Богу! — промолвила она, опуская поднос на столик у изголовья. — Я полагаю, что теперь мы можем вздохнуть: вот вы и спасены! Как вы себя чувствуете?— Таким же крепким, как горсть песка. Но теперь готов поверить, что мне лучше, если уж могу управлять моими бедными размягченными мозгами и определить, где и при каких обстоятельствах мы с вами встречались.— Ах, какой прекрасный комплимент! Ну попытайтесь. Вам удалось нас так напугать, что мало какая женщина обратила бы внимание на то, что вы не можете вспомнить о первой встрече.Но я вам это прощаю. Вы хотите, чтобы я пришла вам на помощь?— Нет, нет. Моя память еще не совсем освободилась от тумана. Подождите! Мне кажется… Да, конечно, ресторан. Вы меня спасли от преступления. Но, к несчастью, не сказали вашего имени.— Браво вашей памяти! А что до остального, то я Аглая де Барбентан, баронесса де Гунольштейн.А это жилище именуется Эрмитажем. Оно расположено на дороге Банолье, на краю парка. Я его снимаю у его обладателя, правителя провинции, потому что здесь я вблизи от моих орлеанских друзей. Здесь мне более удобно, чем в моем собственном особняке в пригороде Сен-Жермен. Теперь, когда вы знаете главное, прекратим этот разговор. Он вас утомляет. Пейте.С помощью Понго она подняла подушки и заставила его выпить травяной настой с медом. Он проглотил все без возражений, хотя и не без гримасы.— Надо, чтобы я пил только настой из трав?Я бы отдал трехмесячное жалованье за большую чашку кофе. Это придало бы мне силы.— Если доктор будет согласен, вы получите вашу чашку кофе. Но, ради Бога, замолчите. Ведь на протяжении тридцати шести часов вы умирали.На ее бледном лице появилась слабая улыбка, она мягко опустила его на подушки. Это слабое движение отняло у него почти все силы.— Я все отлично понимаю. Но я многое хотел бы знать!— У вас будет достаточно времени, чтобы задать целую кучу вопросов. Ведь еще не завтравы сядете на лошадь и поскачете по дорогам. Сейчас вам нужен отдых.Он вынул руки, вытянул их на одеяле. Они были такими исхудавшими: кости, обтянутые кожей.— Я так изменился?— Судите сами.Она взяла со столика зеркало с ручкой и протянула его Жилю, ничего не сказав о том, что именно этим зеркалом пользовались, чтобы определить, дышит ли он еще.То, что он увидел, было малоприятным. Под загорелой под морским солнцем и ветром кожей остался лишь костяк, а из глубоких впалых орбит смотрели совершенно бесцветные глаза, в которых нельзя было различить никакой голубизны.Аглая не позволила ему далее созерцать эту жалкую картину. Ласково, но решительно она отобрала у него зеркало.— Если я и разрешила вам посмотреть на себя, мой друг, то это вовсе не жестокость. Это для того, чтобы вы поняли, что следует быть разумным, если вы хотите как можно быстрее обрести ваш великолепный вид. Теперь я дам вам зеркало лишь тогда, когда то, что вы там сможете увидеть, мне понравится. А теперь спите. Вам принесут еду, как только вас осмотрит врач.— А кто врач?— Очень умный и ловкий молодой человек, он работал в госпитале Шарите. Это доктор Корвизар.— А!..Он был разочарован, он хотел услышать другое имя. Обретя ясное сознание, он снова вспомнил о том странном сновидении, где он видел Калиостро у своего изголовья и особенно коленопреклоненную и рыдающую над его телом Жюдит. Он ясно ощущал ее губы на своей руке.По всей видимости, это был всего лишь сон, порожденный бредом и мучительным желанием видеть подле себя эту девушку. Мучение, которому он подвергся, заставило его понять еще раз глубину своей любви. Жюдит! Благодаря ей в груди юноши впервые забилось сердце мужчины.Она своей невинной прелестью и красотой породила в нем первое желание. Уже никогда никакая другая женщина не сможет занять ее место. Жиль это хорошо знал. Обнимая других женщин, он обнимал лишь только пустоту. Так написано в Книге судеб, что он составляет лишь половину целого, имя которому может быть счастьем, но другую половину зовут только Жюдит.Может, потому, что он не мог задать теперь никаких вопросов. Жиль повернул голову к стене, закрыл глаза и постарался заснуть, чтобы попытаться вновь увидеть свой сон.Когда Корвизар осмотрел своего больного, то он был чрезвычайно удовлетворен и даже удивлен необыкновенными изменениями, произошедшими за несколько часов. Раны затягивались, дыхание выравнивалось, все приходило в порядок.— Это необыкновенно! — признался он честно. — Это легкое, казалось, никогда не прекратит кровоточить. Казалось, что пациенту жить оставалось всего лишь несколько часов. Я был в полном бессилии. И вот все пришло в порядок, а я не могу объяснить причину. Я никогда не забуду моего удивления вчера вечером, когда я увидел его мирно спящим. А я уже ожидал совершенно другого сна. В этом случае мой рецепт ограничивается двумя словами: питание и отдых. Теперь предоставим все природе. Она все устроит сама.Жилю дали кофе, и он почувствовал прилив сил. Он испытывал почти детскую радость. После ада, через который он прошел, до чего же чудесно было чувствовать, что жизнь потихоньку возвращается.Его мысли тоже становились более ясными, и, странная вещь, он все меньше и меньше мог им мешать упрямо возвращаться к тому сновидению.Наоборот, он цеплялся за него, стараясь обнаружить в нем новые подробности.Конечно же, он постарался узнать у Аглаи, действительно ли в ту ночь, когда он неумолимо скатывался к смерти, никто не приходил к нему, но она лишь посмотрела на него с каким-то негодованием.— Вы бретонец, и вы не верите в божественное чудо?— Напротив, я твердо в это верю. Только не понимаю, почему Господь совершил чудо над таким, как я…— Предоставьте Богу решать самому и перестаньте задавать глупые вопросы.С этими словами она вышла, но это не помешало Жилю заметить, что она не ответила на его вопрос.Вдруг ему вспомнилась одна подробность сна..Он знаком подозвал к себе Понго.— Понго, — тихо спросил он, — куда ты дел флакон, который тебе дал тогда ночью тот врач-иностранец?Несмотря на все свое самообладание, индеец слегка вздрогнул.— Флакон… врач? — повторил он, невольно озираясь на дверь.Жиль понял, что в его сновидении была какая-то доля правды, что был какой-то общий заговор. Может, его замыслили и с добрыми намерениями, для его же блага, но он не понимал, какое зло могла бы причинить ему великая радость.Жиль схватил руку индейца.— Понго, ты мне больше друг, чем слуга. Ты мне никогда не лгал. Возможно, что от тебя потребовали хранить это в секрете, а ты всегда держишь слово. Мне нужно знать, остается ли мой рассудок здоровым или же я схожу с ума, подвергаюсь галлюцинациям. Пожалуйста, ответь на мои вопросы.Индеец колебался какое-то мгновение.— Понго обещал ничего не рассказывать, — ответил он с широкой улыбкой, открывающей его громадные заячьи зубы. — Но Понго не обещал не отвечать на вопросы. Говори!— Хорошо. Видел ли ты, что сюда приходил человек в черном? Это был врач-иностранец. Его сопровождала очень красивая девушка с рыжими волосами.— Да. Не в прошлую ночь, а в предыдущую.Девушка долго плакала. Она не хотела уходить, не хотела тебя покидать, но она была вынуждена.Человек в черном говорил, что ей грозит опасность, если она останется. Она повиновалась с условием, что человек в черном тебя вылечит.— Понимаю. А кто их привел сюда?— Господин Красный Медведь! — объявил Понго, для которого имя Винклерид было так же чуждо и непроизносимо, как речь китайского мандарина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44