А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Убирайся отсюда, пока есть еще время. Однажды мы уже сражались с тобой, помнишь, чем это кончилось? Ты удирал без оглядки. Так удирай же скорей и сейчас: уноси ноги, пока цел. И больше не попадайся мне на глаза.
– Напрасно пугаешь, – отвечал ему Эней. – Я не младенец, а воин. Род мой не менее знатен, чем твой, и также восходит к бессмертным. Не к лицу нам обидные речи, коими жены, выйдя на улицу, друг друга поносят, мы – воины на поле боя, и нас ждет кровавая схватка. Довольно слов, Ахиллес, начнем поскорее!
Так он сказал и с силой метнул копье в Ахиллеса. Зазвенело оно об огромный прекрасный щит Ахиллеса. Он был сделан с величайшим искусством. Два слоя меди, два слоя олова и посередине – слой золота. В нем и застряло копье.
Тогда послал свое копье Ахиллес. Эней прикрылся щитом. Медное острие пробило щит, просвистело над головой троянца и вонзилось в землю позади него. Эней замер от ужаса. Он чудом избег гибели. Ахиллес выхватил меч. Страшно крикнув, устремился вперед. Эней растерялся… Увидел поблизости огромный камень. Поднял его, защищаясь. И я увидел, что Ахиллес внезапно застыл, будто ослеп, будто что-то случилось с ним, и растерянно оглянулся кругом. Эней долго не раздумывал. Развернулся и побежал и затерялся среди троянцев. Так что, придя в себя, Ахиллес его не увидел.
Копье, что едва не пронзило троянца, торчало в земле, а сам он исчез.
– Что за чудо? – пробормотал Ахиллес. – Должно быть, Эней любезен кому-то из бессмертных богов, раз сумел так исчезнуть. Пусть же он убирается! Он меня не заботит. Пора мне вступить в бой.
Сказав так, он двинулся на троянцев.
Первым пал Ифитион, Ахиллес пробил ему голову, герой с грохотом рухнул на землю, а его тело истерзали колесницы ахеян. Затем погиб Демолеон, Ахиллесова острая пика, пройдя медный шлем, вонзилась в висок и раздробила кость. Вечная тьма покрыла очи троянца. Гипподаман пытался бежать, но копье Ахиллеса поразило его между плеч, несчастный испустил дух, захрипев, как животное. Затем погиб Полидор – самый младший и самый любимый сын Приама. Ахиллес ударил его в спину, копье прошло насквозь, Приамид, вскрикнув, упал на колени, тьма покрыла глаза его. Едва лишь Гектор увидел, что младший брат, пронзенный копьем, стоя на коленях, держит руками внутренности, он воспылал яростным гневом, позабыв осторожность. Он знал, что ему нельзя покидать ряды воинов, что он должен дождаться Ахиллеса в толпе, где троянцы будут ему защитой. Но, увидев, что брат умирает, он забыл обо всем и пошел на Ахиллеса. Заметив его, Ахиллес вспыхнул радостью.
– Подойди ближе, Гектор, – закричал Пелид, – скорее доберешься до собственной смерти!
– Напрасно ты пугаешь меня, Ахиллес! Я знаю, ты сильнее меня, но и мое копье убивает, также как и твое. Судьбе решать, кому из нас погибнуть.
Ответив так, Гектор метнул в него копье, но оно вонзилось в землю, не долетев до цели. Ахиллес подумал, что враг у него в руках. И с криком устремился вперед, потрясая копьем. Но снова взгляд его затуманился и что-то произошло у него в голове. Три раза он бросался вперед, но как слепой, будто густой туман окружал его. Придя в себя, он увидел, что Гектора нет, тот скрылся в гуще троянцев. Разъяренный Ахиллес разил всех, кто встречался ему на пути. Убил Дриопа ударом в шею. Погубил Демуха, пронзив ему колено и живот. Сразил Лаогона копьем, а Дардана – мечом. Охваченный ужасом Трос бросился ему в ноги, моля о пощаде. Он был совсем юн, как и сам Ахиллес. Ахеец проткнул ему печень мечом, из тела троянца хлынула черная кровь. Мулия он ударил в правое ухо, и смертоносная пика вышла наружу из левого. Эхеклу расколол череп мечом. Копьем попал Девкалиону в локоть, а затем отрубил ему голову, мозг выскочил из позвоночных костей, и обезглавленный труп рухнул на землю. Пропоров живот Ригму, он убил и возницу его Арейфоя. Ахиллес был подобен пожару, что свирепствует в дебрях лесных, питаемый яростным ветром. Кровь струилась по черной земле. А он не останавливался, алчущий славы. Грязь и смерть запятнали его руки.
Троянцы в ужасе бежали в поля. И, увидев посреди долины меня, как звери, бегущие от огня, они прыгали в реку, ища в моих водах спасения. Достигнув моих беретов, Ахиллес положил копье на землю, обнажил меч и тоже бросился в воду. Он убивал всех, кого видел. Повсюду раздавались стоны и крики боли, мои воды обагрились кровью. Я видел, как Ахиллес поймал одного за другим двенадцать юных троянцев, и вместо того, чтобы сразу убить, он их вывел на берег одного за другим, чтобы принести их в жертву у трупа Патрокла: как дрожащих оленят, он вытащил их из воды, чтобы убить одного за другим подле черных судов. Затем он обернулся, собираясь снова прыгнуть в воду и продолжить резню. Но увидел перед собой Ликаона, юного сына Приама, отец недавно выкупил сына из плена Барикко упрощенно излагает историю Ликаона. Согласно Гомеру; он был взят Ахиллесом в плен, продан на Лемнос, выкуплен одним из друзей, выслан им в Дрисбу, бежал оттуда и вернулся в Трою.

, – тот только что вернулся в сраженье. И стоял теперь в воде без доспехов, он все их бросил на берегу, чтобы переправиться через реку, и, нагой, дрожал от страха.
– Что я вижу! – сказал Ахиллес. – Однажды я уже встретил тебя в бою и взял живым, чтобы продать в рабство на Лемнос. И вот снова ты здесь. Стало быть, умерщвленные мною троянцы возвращаются вспять из подземного мрака. Но ты, Ликаон, не вернешься!
Ахиллес занес копье. Но Ликаон упал на колени, и пика, лишь задев его, вонзилась в землю.
– Сжалься, – молил Ликаон, – только что я вернулся из плена и сразу попал в твои руки. Верно, я ненавистен богам. Сжалься, ты уже убил Полидора, сохрани же мне жизнь, ведь из Приамидов тебе нужен лишь Гектор.
Но Ахиллес грозно взглянул на него:
– Несчастный, кому говоришь ты о милости? Пока вы не убили Патрокла, я был милостив, сохранил жизни многим троянцам. Но теперь… Теперь никому нет пощады. Довольно рыдать! Умер Патрокл, муж, несравненно достойней тебя, почему должен жить ты? Посмотри на меня, я красив и отважен, но я тоже умру, настанет утро, день или вечер смерти моей. И ты льешь слезы из-за своей жалкой жизни?
Ликаон опустил голову. Протянул руки в последней мольбе. Меч Ахиллеса ударил под ключицу и вошел в Приамида сверху вниз по самую рукоять. Ликаон упал. Ахиллес схватил его за ногу и бросил его в мои воды.
– Мать не оплачет тебя на смертном одре. Река унесет тебя в море, и тело твое пожрут рыбы, – сказал он, а потом прокричал: – Вы все погибнете! Река вас не спасет, я буду преследовать вас до стен Илиона. Все вы погибнете лютою смертью и заплатите мне за смерть друга Патрокла!
Он вновь вошел в мои воды и стал убивать. Астеропей, Ферсилох, Мидон, Асгипил, Мнесс, Фразий, Эний, Офелест – все полегли от руки Ахиллеса. Это была настоящая бойня, и тогда я вскричал:
– Прекрати, Ахиллес, удались от меня, свирепствуй в долине! Мои светлоструйные воды переполнены трупами, я уже не могу излить их в море. Ты меня изумляешь, Ахиллес. Перестань убивать или удались от меня!
И он ответил мне:
– Я удалюсь, когда не останется больше живых. Тогда я поднялся высоченной страшной волной, навис над Ахиллесом и обрушился на него. Он искал, за что уцепиться, на берегу рос большой цветущий вяз, Ахиллес ухватился за его ветви, но волна унесла прочь и дерево вместе с корнями: вяз упал в воду прямо на Ахиллеса. Он сумел выбраться из водоворота, выскочил на берег и помчался в долину. Я несся за ним. Я преодолел все препятствия и несся за ним по пятам. Он убегал, а я ужасным валом преследовал его, а когда он останавливался и оборачивался, я обрушивал на него свои воды, и, нащупав почву под ногами, он снова поднимался и бросался вперед. Наконец я услышал его голос:
– Мать, неужели никто не придет мне на помощь? Зачем ты сказала, что погибну я под троянскими стенами? О, лучше б убил меня Гектор, из троянцев славнейший! Я храбр и лишь храбрый должен сразить меня! Ныне же гибну я жалкой смертью, в водах реки, будто презренный молодой свинопас!
Он бежал по воде, повсюду плавали, кружась, трупы и доспехи, с невероятной скоростью он бежал, но я знал, что она не спасет его, как не спасут ни красота, нн доспехи, достойные бога, он умрет в грязи, на дне болота, я покрою его песком и галькой и навсегда, навсегда стану его могилой, которой никто не найдет. Я поднялся исполинской волной, чтобы унести его прочь, бурля пеной, кровью и трупами. Но вдруг я увидел огонь. Внезапно он появился в долине словно по волшебству. На меня надвигалась стена огня. Горели вязы, ивы и тамариски, горел лотос, тростник и сыть, горели трупы, доспехи и люди. Я остановился. Огонь настиг меня. В тот день все увидели чудо: реку в огне. Вода закипела, рыбы выпрыгивали из раскаленных водоворотов. Так спустя много ночей троянцы бежали из объятого пламенем города.
Из своего ложа, а, потерпев поражение, я вернулся обратно в свои берега, я видел, как Ахиллес гнал троянцев до стен Илиона. С высокой башни Приам наблюдал за разгромом. Он приказал распахнуть ворота, чтобы войско могло укрыться в городе, и затворить их лишь за последним вошедшим в Трою воином. Но последним воином был сильнейший, первенец Приама, – герой, который в ворота так и не вошел.

Андромаха

Объятые ужасом, как молодые олени, они укрылись в городе. Приам приказал распахнуть Скейские ворота, и троянцы вбегали в них, на бегу отирали пот, утоляли жажду, поднимались на стены, склоняясь на забрала, и устремляли свои взоры в долину. Тысячи человек укрылись в родном городе. Только один остался за стенами, скованный роком. Это был человек, которого я любила, отец моего сына.
Ахиллес мчался к Трое во главе своего войска, быстрый, как конь, сияющий, как звезда, светозарный, как грозное знамение Приам узнал его с высоты башни и все понял. Не в силах сдержаться, он залился слезами, старец, великий правитель, на глазах у всех он бил себя по голове руками и причитал:
– Гектор, сын мой, уходи оттуда! Ахиллес сильнее тебя, не сражайся с ним в одиночку. Ты же знаешь, сколько моих сыновей он убил одного за другим, не дай же ему убить и тебя, спаси свою жизнь и, живой, спаси троянцев! Я не хочу погибнуть от удара копья в тот день, когда падет наш город! Я не хочу видеть, как моих сыновей убивают, а дочерей уводят в неволю, как разоряют наши дома и невинных младенцев разбивают о землю в губительной брани! Я не хочу валяться в грязи, чтоб меня растерзали псы, которых недавно сам я кормил со стола. Гектор, ты молод, молодые прекрасны и в смерти, ты не должен стыдиться смерти, но я… подумай о старце, о псах, пожирающих его мозг, его стыд, лакающих его кровь! Подумай о его седых волосах и о бледной коже, подумай о псах, что, насытившись, лягут на пороге разоренного дома… Я слишком стар, Гектор, чтобы умирать подобной смертью. Позволь мне умереть спокойно, сын мой!
Великий правитель лил слезы. И рыдала Гекуба, царица и мать. Она обнажила грудь и молила сына вспомнить, как искал он у этой груди утешения своим детским слезам, она хотела, чтобы сейчас он снова прибежал к ней, как в детстве, а не погибал там, на поле, от рук беспощадного воина. Но Гектор не слушал ее. Он неподвижно стоял, прислонившись к стене, и ждал Ахиллеса, как дракон, наевшись ядовитых трав, поджидает человека возле пещеры. В душе своей он оплакивал многочисленных троянских героев, павших в тот страшный день. Он понимал, что сам стал причиной их смерти, когда отказался отвести ополчение в город перед возвращением в строй Ахиллеса. Он погубил их, и теперь у него оставалась одна лишь возможность снова снискать любовь народа троянского – сойтись с Ахиллесом в единоборстве. Наверное, в эти минуты он желал бы примириться с врагом, вернуть Елену с богатствами и отдать часть троянских сокровищ в придачу. Но он знал, что теперь ничто кроме мести не насытит Ахиллесова сердца. Он видел, как тот приближается, медь доспехов сияла, как восходящее солнце, видел, как тот остановился, занеся к над правым плечом, – столь грозным смертный не мог быть, но только лишь бог, бог войны. И ужас сковал его сердце. Он бросился в бегство, он, Гектор, он несся вдоль стены так, как ни разу в жизни не бегал. Разъяренный, Ахиллес летел за ним, будто сокол. Три раза они обежали вокруг Трои, словно кони, что состязаются в беге, но в этом ристании наградой было не золото, не рабы, не сокровища, на кону стояла жизнь Гектора. И всякий раз, приближаясь к Скейским воротам, Ахиллес отбивал от них Приамида, оттеснял его в поле. И тогда они начинали новый круг, так во сне человек не может изловить другого: на протяжении ночи тот убежать напрасно силится, этот – поймать. И так продолжалось до тех пор, пока из Скейских ворот не выбежал Дейфоб и не приблизился к Гектору, говоря:
– Брат мой, так Ахиллес совсем замучит тебя, остановись, и мы вместе сразимся с ним.
Гектор глянул на него, и сердце его дрогнуло.
– Дейфоб, возлюбленный брат мой, ты один, увидев меня, осмелился прийти мне на помощь, оставив укрытие.
– И мать и отец меня умоляли остаться, – отвечал Дейфоб, – но мое сердце сокрушалось тоской по тебе, и вот я рядом с тобой. Давай же вместе сразимся с ним, судьба решит, кто победит: мы или он.
Странный сон завершился. Он, Гектор, перестал убегать. Остановился и тот, Ахиллес. Медленно они пошли навстречу друг другу Первым заговорил Гектор:
– Я больше не стану бежать от тебя, Ахиллес. Я вновь обрел мужество. Но поклянись, что если ты победишь, то возьмешь мои доспехи, а тело оставишь. В том же клянусь тебе я.
Ахиллес взглянул на него испепеляющим взором.
– Гектор, враг ненавистный, с тобой у нас договора не будет. Не заключают союзов люди со львами и волки с овцами – вечна вражда между ними! Лучше подумай о поединке. Пришла пора доказать, что ты и вправду тот воин, кем себя мнишь.
Он мощно сотряс свою пику и послал во врага. Гектор быстро пригнулся, и, пролетев над ним, она медным острием вошла в землю. Значит, боги еще не решили, чем завершится этот бой, еще не достали жребий победителя. Сжав копье, Гектор поднял его над головой и метнул. Пика вонзилась в щит Ахиллеса, но это был божественный щит, и никакая сила не смогла бы пробить его, острие вошло в середину и застряло. Гектор растерянно посмотрел на копье и повернулся к Дейфобу, требуя новое. Он обернулся, но Дейфоба не было рядом. Брат снова скрылся в городских стенах, страх погнал его прочь. И тогда Гектор понял, что судьба наконец настигла его. Но, настоящий герой, он выхватил нож, решив погибнуть, сражаясь, погибнуть так, чтобы потомки никогда о нем не забыли. Он бросился вперед, словно хищный орел, падающий из-под облаков на жертву. Прямо перед ним предстал Ахиллес в блеске доспехов. Они схватились, как львы. Медное острие Ахиллесовой пики сияло подобно вечерней звезде в темнеющем небе. Она искала уязвимого места в доспехах Гектора – тех, что прежде защищали самого Ахиллеса, а позже Патрокла. Она искала зазор в меди, чтобы, добравшись до плоти, исторгнуть жизнь. И она нашла это место: там, где ключица соединяет шею с плечами, острие пронзило нежную плоть моего возлюбленного. Гектор упал на землю. Подняв глаза на Ахиллеса, он из последних сил произнес:
– Заклинаю тебя, не оставляй меня на съеденье собакам, отдай мое тело отцу.
Но Ахиллес был непреклонен:
– Не умоляй меня, Гектор. Слишком много зла ты причинил мне, и если б поддался я своему гневу, то сам разорвал бы тебя на части. Патрокл получит погребальные почести, которых достоин. Ты же достоин того, чтобы плотью твоей пировали собаки и птицы, а родные о тебе рыдали издалека!
Гектор закрыл глаза, и смерть забрала его к себе. Отлетела душа в Аид, оплакивая свою долю, оставляя силу и молодость.
Ахиллес вырвал копье из тела Гектора. И, наклонившись, начал снимать с него доспехи. Сбежались все ахейцы. В первый раз они увидали это тело обнаженным, без брони. Они дивились его красоте, но не могли удержаться и не пронзить его мечом или копьем. Они смеялись:
– Гектор, теперь ты гораздо мягче, чем тогда, когда поджигал наши суда.
Они смеялись и наносили ему удары. Пока Ахиллес не остановил их. Он наклонился над Гектором и ножом проткнул его лодыжки прямо под щиколоткой. В отверстие просунул кожаный ремень и крепко привязал его к своей колеснице. Он натянул ремень так, чтобы тело поднялось в воздух, но голова осталась на земле. Затем поднял с земли доспехи и вскочил в колесницу. Хлестнул коней и понесся вперед, таща за собой тело Гектора, поднимающего облако черной пыли и крови.
Твое лицо было таким прекрасным. А сейчас оно волочится по земле, твои темные волосы треплются в пыли. Мы родились далеко друг от друга: ты в Трое, я в Фивах, но судьба соединила нас. И судьба эта была несчастной. Ты оставил меня вдовствовать в твоем доме, погруженном в величайшую скорбь. Наш сын еще слишком мал, и ни ты не будешь больше ему опорой, ни он тебе. Если он и спасется от гибели в этой войне, его долей навсегда останутся горе и труд, потому что у сирот нет друзей, и им трудно защищать свои владения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14