Ведь в ночь на Святого Жоана у Аликате он мог найти себе новенькую, у Аликате или в пансионе Габи, попивая пиво с девицами и не зная точно, когда уйдет: рано или поздно, это было непредвиденным. Скорее, мой ангел, скорее, нельзя терять ни минуты, сказала бы Тереза, если бы имела мужество и могла всё это произнести.
Она прильнула к ангелу: грудь к груди, нога к ноге, бедро к бедру, и только что разбуженное молодое и настойчивое желание разгорелось вновь. Тереза не произнесла ни слова, но рука её заскользила вниз по телу Даниэла, ощупывая каждый его сантиметр, дошла до стоп и погладила каждый палец. Однако предпочтение отдала золотистым кольцам на груди, которые стала расчесывать, как гребнем, растопыренными пальцами руки. Тереза Батиста постигала науку Дана. Припала к его губам. Моя дорогая не умеет целоваться, разреши, научу. Жиголо по призванию, почти по профессии, Даниэл находил настоящее удовлетворение в удовлетворении партнёрши, будь то молодая страстная девушка или богатая старуха сноб. Я научу тебя получать удовольствие, какого не получала ни одна женщина, и он выполнял обещанное за деньги, бесплатно или по увлечению, которое случалось часто. Губы, зубы, язык – Тереза учится целоваться. Руки Даниэла, проникая в самые сокровенные места тела Терезы, множили её ощущения, а руки Терезы, находя в мягком шелковистом гнезде уснувшую птичку, пробуждали её. Алчные рты – его, знающий, где сокрыто страстное желание, её – впервые целующий, но обнаруживающий смелость и неутоленную жажду.
И вот птичка под пальцами Терезы проснулась и готовится к головокружительному взлету, а пальцы Даниэла обнаружили мёд и утреннюю росу на трепетных лепестках золотой розы. Не требующая дальнейшей подготовки старательная ученица, «эта девочка, – говорила преподавательница Мерседес Лима, – всё быстро схватывает, нет нужды объяснять ей несколько раз», – освобождается от объятий Дана и, широко раскинув ноги, лежит на спине, поджидая птичку, которая уже летит к золотой розе.
Даниэл рассмеялся и сказал, что не стоит повторять пройденное, есть много других способов, один другого лучше, и каждый имеет свое название, и каждому он её обучит. Перевернув на живот Терезу и приподняв ей бедро, он проникает в нее сбоку. Оказавшись друг в друге, они падают на матрац, и Тереза без какой-либо науки стискивает ногами, точно щипцами, талию Дана. Молча, с закрытыми глазами, Тереза обучается с жадностью. Девушка, нет, вечная девственница, для неё всё в первый раз, всё впервые, никогда Даниэл не испытывал ничего подобного, для него тоже всё в новинку, всё открытие. Дан длит свое удовольствие, но удержать только что открывшую для себя радость Тереза не может и спешит получить её немедленно. Почти в обмороке, не раскрывая глаз, Тереза отпускает талию Дана, но Дан, потеряв Терезу, настойчиво продолжает и обретает её, добиваясь совершенства, и вот они, да, теперь оба вместе достигают вершины блаженства. В ночь на Святого Жоана вспыхнул костер Терезы Батисты и, вспыхнув, опалил, обжег Дана, в этом огне потрескивали вздохи и приглушенные любовные стоны, ни один из праздничных костров не был таким высоким и жарким, как этот.
Отдыхая, Даниэл взял из пиджака сигарету и, лежа на коленях у Терезы, закурил. «А я сделаю тебе кафуне – поищу в голове», – сказала Тереза, и оба засмеялись. Большего и знакомого с детства удовольствия, чем это, Тереза не знала; ему научила её мать незадолго до гибели под колесами маринетти. Даниэл погасил сигарету о подметку и, спрятав, чтобы не оставлять улик, окурок в карман, снова лег на живот Терезы, смешав свои белокурые кудри с черной порослью Терезы, и под успокоительными движениями пальцев Терезы, перебирающей его волосы, задремал.
Тереза сторожила сон ангела, еще более красивого, чем на картинке, висевшей на ферме. И чего она только не передумала за те минуты, что Дан спал. Она вспомнила дворняжку, с которой играла, Сейсан, Жасиру, мальчишек, игрушки, с которыми они играли в войну, тётку с незнакомыми ей мужчинами в постели, дядю Розалво с вечно красными от кашасы глазами, как ловили её в кустах люди капитана, как поймал её дядя Розалво и отдал Жустиниано Дуарте да Роза, вспомнила и зеленый перстень на пальце тетки, и грузовик, на котором её везли, и комнатку на ферме, побеги, палматорию, плеть, ремень, утюг. И вдруг всё исчезло, рассеялось, точно то были ужасные истории, рассказанные доной Брижидой, сумасшедшей старой вдовой. Эта праздничная ночь увлажнила сухую, растрескавшуюся землю, на старой боли и паническом страхе дали ростки нежность и радость. Ни за что на свете она не вернется к капитану.
Теперь можно и умереть, лучше умереть, чем вернуться в постель капитана. На ферме Тереза видела повесившуюся на двери Изидру, почерневший выпавший язык и полные ужаса глаза. Она повесилась, узнав о смерти Жуареса, её мужа, погибшего в пьяной драке. В магазине веревки много. После ухода ангела и до возвращения капитана ей хватит времени, чтобы сделать петлю.
36
В ту бесконечно длившуюся короткую ночь, в ночь встреч и расставаний, следующих один за другим рассветов, приговорившая себя к смерти Тереза избежала виселицы, ускакав на горячем скакуне.
Небесный ангел спал, она хранила его сон и, глядя на него, желала еще, еще раз прижаться к его груди, оказаться в его руках, прежде чем сказать последнее «прости». Она со страхом трогает его лицо. Ангелы спускаются на землю, чтобы исполнить Божью волю, так говорит дона Брижида, которая понимает и в ангелах, и в демонах, и возвращаются на небо, чтобы дать Богу отчет в содеянном ими. Тереза хотела бы умереть в его божественных руках, но она умрет в одиночестве: повесится на двери с выпавшим изо рта языком.
От робкого прикосновения руки Терезы Даниэл просыпается и видит её грустной. Почему она грустна, почему? Нет, она не грустна, она радуется жизни, радуется смерти и этой счастливой ночи, которая не повторится, ни она, ни какая другая, ведь лучше умереть, чем вернуться к рабству, к палматории, тазу с водой, супружеской постели капитана и перегару, которым несет изо рта Жустиниано Дуарте да Роза. Веревок в магазине много, а петлю она завязать сумеет.
Безумная, не говори глупостей, почему это не повторится ночь, подобная этой, а может, она будет еще лучше? Обязательно будет лучше, Даниэл садится, теперь ему на колени кладет голову Тереза, ощущая тепло его тела. Отдыхай и слушай, дорогая; руки ангела ложатся ей на грудь, нежно её сжимают, божественный голос гасит печаль, говорит о будущем, спасает от самоубийства Терезу. Разве она не знает о предстоящей поездке капитана в Баию, когда она должна состояться? Поездка по делам и увеселительная – приглашение губернатора штата на праздник по случаю Второго июля 2 июля 1823 года бразильцы в войне за независимость страны от португальского господства заняли г. Салвадор (Баия).
. Идиот не знает, что это народный праздник и в час приема двери дворца открыты для всего народа, а приглашение, напечатанное в типографии, – чистая формальность им пользуются разве что полицейские, которые смогут выпить большую чашку кофе рядом с владельцем табачных плантаций из Кажазейраса-до-Норте. Аудиенции в конгрессе, визиты к членам правительства штата, посещение поставщиков магазина, рекомендательное письмо к Розалии Варела, певичке танго в кабаре «Табарис», специалистке в особо тонких любовных играх, опытной в арабском buchй; как-нибудь, дорогая, когда капитан будет в Баии и все ночи для нас будут праздником, я обучу тебя этому высшему удовольствию.
Сейчас самое главное – иметь терпение, постараться выполнять все требования капитана и терпеть его грубость столь же покорно, как и раньше, чтобы он не заподозрил, что что-то произошло. Конечно же, он будет спать с ней, как может быть иначе? Да и почему? Но какое это имеет значение, если Тереза безразлична, не разделяет его желаний, не получает удовольствия, будучи в его руках. В руках капитана Тереза задыхается от позывов на рвоту, это так. Тогда в чем же дело? Надо подчиняться ему, как и раньше, теперь это делать легче, потому что она терпит эту скотину, чтобы отомстить ему: мы наставим ему самые ветвистые рога в округе, украсим его голову генеральскими рогами.
Он рассказал ей, как она должна держаться, вести себя разумно и хитро. Он тоже, как бы ему это ни было неприятно, пойдет в дом сестер Мораэс, будет есть маисовую кашу, пить ликер, рассыпаться в любезностях. Тоска, но это необходимо. Капитан убежден, что Даниэл обхаживает одну из них, ту, что помоложе. Только благодаря этому обману он постоянно может бывать в лавке и видеть Терезу, не вызывая подозрений. Кроме того, кто знает, может, и другая какая возможность появится, чтобы им еще встретиться до его отъезда в Баию? Например, в ночь Святого Петра? Не говори о смерти, не будь глупой, мир – наш, и, если даже это животное вдруг застанет их, он, Даниэл, преподаст ему суровый урок, чтобы капитан научился носить рога с должной скромностью.
Из всего, что Тереза услышала, самым главным ей показалось то, что капитан действительно собирается в Баию на десять – пятнадцать дней, а это десять – пятнадцать ночей их любви. Она берет руки Дана и благодарно целует их. Даниэлу же предстояло разрешить самую большую проблему: как быть с Шико Полподметки? Подкупить его? Деньги, нет, мой ангел, нет, деньгами его верность капитану не купить, а вот то, что Шико Полподметки во время отлучек капитана всегда спал при лавке, а Тереза в другой части дома, это уже что-то. И если Даниэл будет входить через дверь, выходящую во двор, и они будут пользоваться спальней капитана, что так удалена от магазина, то Шико ничего не узнает. Понимаешь? Все складывается в нашу пользу, нельзя только допустить малейшего подозрения со стороны Жустиниано Дуарте да Роза. Малейшего, понимаешь, Тереза? Она понимала, она не даст ему повода для подозрений, чего бы ей это ни стоило.
С середины и до конца разговора руки Даниэла опять ласкали Терезу, они двигались сверху вниз, задерживаясь на каждой выпуклости и в каждом углублении, делали это настойчиво, вызывая ответную страсть. Всё еще во власти своих раздумий и услышанного от Дана, она то противится, то отдается страху, ненависти, надежде, любви. Сказав всё необходимое, Дан касается языком груди Терезы, обходит её, поднимается вверх, к шее, к затылку, к раковине уха, потом к губам. Всё начинается снова, дорогая, мы будем начинать тысячу раз, с тобой я никогда не устану; у нас будут другие ночи. «Как хорошо, любовь моя!» – сказала Тереза.
Даниэл сажает её на себя. Такого делать Терезе не приходилось – капитан никогда не допустит, чтобы женщина его оседлала, он – самец, а не какая-нибудь кляча для самки. И так, сидя на горячем скакуне, Тереза Батиста летит прочь от петли, вперед к свободе. Она видит улыбающееся лицо Дана, его белокурые кудри, затуманенный взор, пылающее лицо. Тереза летит на скакуне сквозь ночь к рассвету, и, когда падает без сил, всё еще чувствует пьянящий аромат коня, ангела, мужчины, её мужчины!
37
На рассвете Даниэл простился с Терезой долгим, сопровождаемым вздохами поцелуем. Вернувшись в дом, Тереза налила воды в ванну, чтобы кокосовым мылом смыть аромат тела Дана. Да кто же ей даст право хранить этот приятный ей запах, ведь у капитана нюх, как у охотничьей собаки, и ей надо обмануть его, чтобы ангел посетил её снова. Она смоет его с тела, но внутри – во рту, в груди, раковине уха, внизу живота – он сохранится. До мытья Тереза подмела пол в комнате, где они были, сменила простыню, оставила дверь открытой, чтобы выветрить запах табака и аромат ночных радостей, и на матраце, словно в память, заиграла радуга.
Слова, движения рук, звуки его голоса, ласки – целый мир воспоминаний; в еще темной комнате капитана, лежа на супружеской постели, Тереза вспоминает всё это. Бог мой, как может быть так хорошо то, что было для неё тяжкой повинностью. Только после того как, пробудив её желание, Даниэл овладел ею и она ему отдалась, и стоны его и её слились воедино, Тереза поняла, почему её тетка Фелипа, когда дядя Розалво пил кашасу в забегаловке Мануэла Андоринья и играл в домино, безо всяких на то причин бесплатно и с большой радостью запиралась с другими мужчинами, знакомыми по ярмарке, с соседних ферм или случайными прохожими. Она грозила Терезе: если расскажешь дяде, дам тебе взбучку и посажу на хлеб и воду; стой у дверей и смотри на дорогу, и, как только он появится, беги ко мне. Тереза взбиралась на деревья, чтобы видеть всю дорогу. Когда же дверь открывалась и незнакомец уходил, тетя Фелипа, улыбающаяся и приветливая, разрешала ей играть и даже не раз давала жженый сахар. Все эти годы, живя в доме капитана и вспоминая те, что провела на ферме тетки и дяди, она старалась их забыть, но они часто возникали в её памяти, лишая сна. Тереза недоумевала, помня странное поведение тетки; знать бы, что же она делала с Розалво, они ведь женаты, и муж имеет право, а жена обязанности. И зачем с другими? Её же никто не бил, не стегал плетью? Зачем? Теперь секрет сам собой открылся: да затем, что то же самое может быть и хорошим, и плохим, всё зависит от того, с кем ты в постели.
Капитан домой вернулся только к вечеру. И, выйдя из машины у магазина, нашел двери запертыми. Да, ведь праздник Святого Жоана! И тут же услышал смех в доме сестер Мораэс. Заглянул в окно. Большая гостиная была ярко освещена, и в ней в окружении четырех сестер стоял Даниэл с рюмкой в руке, изысканно одетый и изящно рассказывающий о столице и столичных интригах. Жустиниано помахал им, приветствуя веселую компанию. Нужно предупредить парня, чтобы принял меры предосторожности и не сделал ребенка Тео, если вдруг решится лишить её невинности. Если всё предусмотреть, то, поскольку она совершеннолетняя, осложнений не будет. Но если она забеременеет, то будет требовать, чтобы женился, распустит язык, устроит скандал, тем более что Дан – сын судьи. Сестры Мораэс принадлежат к местной знати, и Магда не допустит того, что уже было с жонглером. Капитан повел плечами. Да студент и не будет рисковать с девственницей, ему, этому сосунку, французской собачке, хватит бедер, складок кожи, он обойдется пальцем и языком.
В столовой Тереза гладит бельё, в магазине Шико Полподметки приходит в себя после вчерашней кашасы – когда хозяина нет дома, он никогда не остается один на один с Терезой. Здоровяк кабокло за несколько часов сна обретает форму после любой праздничной попойки. И все же он не чета Жустиниано Дуарте да Роза, который способен пить подряд четверо суток, не спать, развлекаться с девчонками, а потом еще возвращаться домой верхом на лошади. Шико Полподметки храпит в магазине. Капитан, как всегда, на ногах, никто и не скажет, что он ночь напролет пил и танцевал, а потом еще вел грузовик – Терто Щенок так нализался, что замертво свалился под скамью, на которой сидели музыканты, – и рядом с ним на сиденье сидела страшненькая молчаливая девчонка; Раймундо Аликате, как только увидел приехавшего на праздник капитана, тут же поспешил к нему с приветствиями и этим тощим цыпленком, не отрывавшим глаз от пола.
– Да подними ты голову, дай капитану увидеть твою морду.
Молоденькая, зеленая, если окажется девственницей, он наденет еще одно кольцо на свое ожерелье.
– Припас её для вас, капитан, в вашем вкусе. Не скажу, что девственница, хозяева завода уже полакомились, но почти девственница, свеженькая, чистая и не больная.
Сукины дети эти Гедесы, всегда один из них здесь преуспеет, пока другие развлекаются в Баии, Рио или Сан-Паулу, если не в Европе или Северной Америке, собирая урожай девственниц. Из троих самый активно действующий – доктор Эмилиано Гедес, и он просто какую-нибудь не берет, проверяет их пальцем. Но даже если бы сейчас он не был во Франции, этой бы он не воспользовался. Больно привередлив.
– Кто это сделал?
– Сеу Маркос…
– Маркос Лемос? Сукин сын!
Если не хозяева, то их служащие! Даже бухгалтер преуспел, объедки бухгалтера, объедки завода – это уже не рафинированный сахар, а грязная патока. Но дома-то у капитана девчонка что надо, и лицо и тело без изъяна, самая красивая в этих местах, такой больше нет ни в городе, ни на фермах, ни на заводе, ни среди богатых, ни среди бедных, ни девственницы, ни порченой, ни какой другой. И капитану приятно, что доктор Эмилиано Гедес, самый старший среди братьев, хозяин земель, надменно сидящий на своем смоляном коне с серебряной уздечкой, готов заплатить за неё, только чтобы переспать с ней, заплатить, сколько спросят. Ни утомленный голос, ни безразличный тон его – не хотите ли продать это создание? – не скроют интереса Эмилиано и не обманут Жустиниано. «Ваша цена – моя!» Кому принадлежит эта красивая и желанная девчонка, на которую в пансионе Габи заведен список желающих и заглядывающих в его магазин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Она прильнула к ангелу: грудь к груди, нога к ноге, бедро к бедру, и только что разбуженное молодое и настойчивое желание разгорелось вновь. Тереза не произнесла ни слова, но рука её заскользила вниз по телу Даниэла, ощупывая каждый его сантиметр, дошла до стоп и погладила каждый палец. Однако предпочтение отдала золотистым кольцам на груди, которые стала расчесывать, как гребнем, растопыренными пальцами руки. Тереза Батиста постигала науку Дана. Припала к его губам. Моя дорогая не умеет целоваться, разреши, научу. Жиголо по призванию, почти по профессии, Даниэл находил настоящее удовлетворение в удовлетворении партнёрши, будь то молодая страстная девушка или богатая старуха сноб. Я научу тебя получать удовольствие, какого не получала ни одна женщина, и он выполнял обещанное за деньги, бесплатно или по увлечению, которое случалось часто. Губы, зубы, язык – Тереза учится целоваться. Руки Даниэла, проникая в самые сокровенные места тела Терезы, множили её ощущения, а руки Терезы, находя в мягком шелковистом гнезде уснувшую птичку, пробуждали её. Алчные рты – его, знающий, где сокрыто страстное желание, её – впервые целующий, но обнаруживающий смелость и неутоленную жажду.
И вот птичка под пальцами Терезы проснулась и готовится к головокружительному взлету, а пальцы Даниэла обнаружили мёд и утреннюю росу на трепетных лепестках золотой розы. Не требующая дальнейшей подготовки старательная ученица, «эта девочка, – говорила преподавательница Мерседес Лима, – всё быстро схватывает, нет нужды объяснять ей несколько раз», – освобождается от объятий Дана и, широко раскинув ноги, лежит на спине, поджидая птичку, которая уже летит к золотой розе.
Даниэл рассмеялся и сказал, что не стоит повторять пройденное, есть много других способов, один другого лучше, и каждый имеет свое название, и каждому он её обучит. Перевернув на живот Терезу и приподняв ей бедро, он проникает в нее сбоку. Оказавшись друг в друге, они падают на матрац, и Тереза без какой-либо науки стискивает ногами, точно щипцами, талию Дана. Молча, с закрытыми глазами, Тереза обучается с жадностью. Девушка, нет, вечная девственница, для неё всё в первый раз, всё впервые, никогда Даниэл не испытывал ничего подобного, для него тоже всё в новинку, всё открытие. Дан длит свое удовольствие, но удержать только что открывшую для себя радость Тереза не может и спешит получить её немедленно. Почти в обмороке, не раскрывая глаз, Тереза отпускает талию Дана, но Дан, потеряв Терезу, настойчиво продолжает и обретает её, добиваясь совершенства, и вот они, да, теперь оба вместе достигают вершины блаженства. В ночь на Святого Жоана вспыхнул костер Терезы Батисты и, вспыхнув, опалил, обжег Дана, в этом огне потрескивали вздохи и приглушенные любовные стоны, ни один из праздничных костров не был таким высоким и жарким, как этот.
Отдыхая, Даниэл взял из пиджака сигарету и, лежа на коленях у Терезы, закурил. «А я сделаю тебе кафуне – поищу в голове», – сказала Тереза, и оба засмеялись. Большего и знакомого с детства удовольствия, чем это, Тереза не знала; ему научила её мать незадолго до гибели под колесами маринетти. Даниэл погасил сигарету о подметку и, спрятав, чтобы не оставлять улик, окурок в карман, снова лег на живот Терезы, смешав свои белокурые кудри с черной порослью Терезы, и под успокоительными движениями пальцев Терезы, перебирающей его волосы, задремал.
Тереза сторожила сон ангела, еще более красивого, чем на картинке, висевшей на ферме. И чего она только не передумала за те минуты, что Дан спал. Она вспомнила дворняжку, с которой играла, Сейсан, Жасиру, мальчишек, игрушки, с которыми они играли в войну, тётку с незнакомыми ей мужчинами в постели, дядю Розалво с вечно красными от кашасы глазами, как ловили её в кустах люди капитана, как поймал её дядя Розалво и отдал Жустиниано Дуарте да Роза, вспомнила и зеленый перстень на пальце тетки, и грузовик, на котором её везли, и комнатку на ферме, побеги, палматорию, плеть, ремень, утюг. И вдруг всё исчезло, рассеялось, точно то были ужасные истории, рассказанные доной Брижидой, сумасшедшей старой вдовой. Эта праздничная ночь увлажнила сухую, растрескавшуюся землю, на старой боли и паническом страхе дали ростки нежность и радость. Ни за что на свете она не вернется к капитану.
Теперь можно и умереть, лучше умереть, чем вернуться в постель капитана. На ферме Тереза видела повесившуюся на двери Изидру, почерневший выпавший язык и полные ужаса глаза. Она повесилась, узнав о смерти Жуареса, её мужа, погибшего в пьяной драке. В магазине веревки много. После ухода ангела и до возвращения капитана ей хватит времени, чтобы сделать петлю.
36
В ту бесконечно длившуюся короткую ночь, в ночь встреч и расставаний, следующих один за другим рассветов, приговорившая себя к смерти Тереза избежала виселицы, ускакав на горячем скакуне.
Небесный ангел спал, она хранила его сон и, глядя на него, желала еще, еще раз прижаться к его груди, оказаться в его руках, прежде чем сказать последнее «прости». Она со страхом трогает его лицо. Ангелы спускаются на землю, чтобы исполнить Божью волю, так говорит дона Брижида, которая понимает и в ангелах, и в демонах, и возвращаются на небо, чтобы дать Богу отчет в содеянном ими. Тереза хотела бы умереть в его божественных руках, но она умрет в одиночестве: повесится на двери с выпавшим изо рта языком.
От робкого прикосновения руки Терезы Даниэл просыпается и видит её грустной. Почему она грустна, почему? Нет, она не грустна, она радуется жизни, радуется смерти и этой счастливой ночи, которая не повторится, ни она, ни какая другая, ведь лучше умереть, чем вернуться к рабству, к палматории, тазу с водой, супружеской постели капитана и перегару, которым несет изо рта Жустиниано Дуарте да Роза. Веревок в магазине много, а петлю она завязать сумеет.
Безумная, не говори глупостей, почему это не повторится ночь, подобная этой, а может, она будет еще лучше? Обязательно будет лучше, Даниэл садится, теперь ему на колени кладет голову Тереза, ощущая тепло его тела. Отдыхай и слушай, дорогая; руки ангела ложатся ей на грудь, нежно её сжимают, божественный голос гасит печаль, говорит о будущем, спасает от самоубийства Терезу. Разве она не знает о предстоящей поездке капитана в Баию, когда она должна состояться? Поездка по делам и увеселительная – приглашение губернатора штата на праздник по случаю Второго июля 2 июля 1823 года бразильцы в войне за независимость страны от португальского господства заняли г. Салвадор (Баия).
. Идиот не знает, что это народный праздник и в час приема двери дворца открыты для всего народа, а приглашение, напечатанное в типографии, – чистая формальность им пользуются разве что полицейские, которые смогут выпить большую чашку кофе рядом с владельцем табачных плантаций из Кажазейраса-до-Норте. Аудиенции в конгрессе, визиты к членам правительства штата, посещение поставщиков магазина, рекомендательное письмо к Розалии Варела, певичке танго в кабаре «Табарис», специалистке в особо тонких любовных играх, опытной в арабском buchй; как-нибудь, дорогая, когда капитан будет в Баии и все ночи для нас будут праздником, я обучу тебя этому высшему удовольствию.
Сейчас самое главное – иметь терпение, постараться выполнять все требования капитана и терпеть его грубость столь же покорно, как и раньше, чтобы он не заподозрил, что что-то произошло. Конечно же, он будет спать с ней, как может быть иначе? Да и почему? Но какое это имеет значение, если Тереза безразлична, не разделяет его желаний, не получает удовольствия, будучи в его руках. В руках капитана Тереза задыхается от позывов на рвоту, это так. Тогда в чем же дело? Надо подчиняться ему, как и раньше, теперь это делать легче, потому что она терпит эту скотину, чтобы отомстить ему: мы наставим ему самые ветвистые рога в округе, украсим его голову генеральскими рогами.
Он рассказал ей, как она должна держаться, вести себя разумно и хитро. Он тоже, как бы ему это ни было неприятно, пойдет в дом сестер Мораэс, будет есть маисовую кашу, пить ликер, рассыпаться в любезностях. Тоска, но это необходимо. Капитан убежден, что Даниэл обхаживает одну из них, ту, что помоложе. Только благодаря этому обману он постоянно может бывать в лавке и видеть Терезу, не вызывая подозрений. Кроме того, кто знает, может, и другая какая возможность появится, чтобы им еще встретиться до его отъезда в Баию? Например, в ночь Святого Петра? Не говори о смерти, не будь глупой, мир – наш, и, если даже это животное вдруг застанет их, он, Даниэл, преподаст ему суровый урок, чтобы капитан научился носить рога с должной скромностью.
Из всего, что Тереза услышала, самым главным ей показалось то, что капитан действительно собирается в Баию на десять – пятнадцать дней, а это десять – пятнадцать ночей их любви. Она берет руки Дана и благодарно целует их. Даниэлу же предстояло разрешить самую большую проблему: как быть с Шико Полподметки? Подкупить его? Деньги, нет, мой ангел, нет, деньгами его верность капитану не купить, а вот то, что Шико Полподметки во время отлучек капитана всегда спал при лавке, а Тереза в другой части дома, это уже что-то. И если Даниэл будет входить через дверь, выходящую во двор, и они будут пользоваться спальней капитана, что так удалена от магазина, то Шико ничего не узнает. Понимаешь? Все складывается в нашу пользу, нельзя только допустить малейшего подозрения со стороны Жустиниано Дуарте да Роза. Малейшего, понимаешь, Тереза? Она понимала, она не даст ему повода для подозрений, чего бы ей это ни стоило.
С середины и до конца разговора руки Даниэла опять ласкали Терезу, они двигались сверху вниз, задерживаясь на каждой выпуклости и в каждом углублении, делали это настойчиво, вызывая ответную страсть. Всё еще во власти своих раздумий и услышанного от Дана, она то противится, то отдается страху, ненависти, надежде, любви. Сказав всё необходимое, Дан касается языком груди Терезы, обходит её, поднимается вверх, к шее, к затылку, к раковине уха, потом к губам. Всё начинается снова, дорогая, мы будем начинать тысячу раз, с тобой я никогда не устану; у нас будут другие ночи. «Как хорошо, любовь моя!» – сказала Тереза.
Даниэл сажает её на себя. Такого делать Терезе не приходилось – капитан никогда не допустит, чтобы женщина его оседлала, он – самец, а не какая-нибудь кляча для самки. И так, сидя на горячем скакуне, Тереза Батиста летит прочь от петли, вперед к свободе. Она видит улыбающееся лицо Дана, его белокурые кудри, затуманенный взор, пылающее лицо. Тереза летит на скакуне сквозь ночь к рассвету, и, когда падает без сил, всё еще чувствует пьянящий аромат коня, ангела, мужчины, её мужчины!
37
На рассвете Даниэл простился с Терезой долгим, сопровождаемым вздохами поцелуем. Вернувшись в дом, Тереза налила воды в ванну, чтобы кокосовым мылом смыть аромат тела Дана. Да кто же ей даст право хранить этот приятный ей запах, ведь у капитана нюх, как у охотничьей собаки, и ей надо обмануть его, чтобы ангел посетил её снова. Она смоет его с тела, но внутри – во рту, в груди, раковине уха, внизу живота – он сохранится. До мытья Тереза подмела пол в комнате, где они были, сменила простыню, оставила дверь открытой, чтобы выветрить запах табака и аромат ночных радостей, и на матраце, словно в память, заиграла радуга.
Слова, движения рук, звуки его голоса, ласки – целый мир воспоминаний; в еще темной комнате капитана, лежа на супружеской постели, Тереза вспоминает всё это. Бог мой, как может быть так хорошо то, что было для неё тяжкой повинностью. Только после того как, пробудив её желание, Даниэл овладел ею и она ему отдалась, и стоны его и её слились воедино, Тереза поняла, почему её тетка Фелипа, когда дядя Розалво пил кашасу в забегаловке Мануэла Андоринья и играл в домино, безо всяких на то причин бесплатно и с большой радостью запиралась с другими мужчинами, знакомыми по ярмарке, с соседних ферм или случайными прохожими. Она грозила Терезе: если расскажешь дяде, дам тебе взбучку и посажу на хлеб и воду; стой у дверей и смотри на дорогу, и, как только он появится, беги ко мне. Тереза взбиралась на деревья, чтобы видеть всю дорогу. Когда же дверь открывалась и незнакомец уходил, тетя Фелипа, улыбающаяся и приветливая, разрешала ей играть и даже не раз давала жженый сахар. Все эти годы, живя в доме капитана и вспоминая те, что провела на ферме тетки и дяди, она старалась их забыть, но они часто возникали в её памяти, лишая сна. Тереза недоумевала, помня странное поведение тетки; знать бы, что же она делала с Розалво, они ведь женаты, и муж имеет право, а жена обязанности. И зачем с другими? Её же никто не бил, не стегал плетью? Зачем? Теперь секрет сам собой открылся: да затем, что то же самое может быть и хорошим, и плохим, всё зависит от того, с кем ты в постели.
Капитан домой вернулся только к вечеру. И, выйдя из машины у магазина, нашел двери запертыми. Да, ведь праздник Святого Жоана! И тут же услышал смех в доме сестер Мораэс. Заглянул в окно. Большая гостиная была ярко освещена, и в ней в окружении четырех сестер стоял Даниэл с рюмкой в руке, изысканно одетый и изящно рассказывающий о столице и столичных интригах. Жустиниано помахал им, приветствуя веселую компанию. Нужно предупредить парня, чтобы принял меры предосторожности и не сделал ребенка Тео, если вдруг решится лишить её невинности. Если всё предусмотреть, то, поскольку она совершеннолетняя, осложнений не будет. Но если она забеременеет, то будет требовать, чтобы женился, распустит язык, устроит скандал, тем более что Дан – сын судьи. Сестры Мораэс принадлежат к местной знати, и Магда не допустит того, что уже было с жонглером. Капитан повел плечами. Да студент и не будет рисковать с девственницей, ему, этому сосунку, французской собачке, хватит бедер, складок кожи, он обойдется пальцем и языком.
В столовой Тереза гладит бельё, в магазине Шико Полподметки приходит в себя после вчерашней кашасы – когда хозяина нет дома, он никогда не остается один на один с Терезой. Здоровяк кабокло за несколько часов сна обретает форму после любой праздничной попойки. И все же он не чета Жустиниано Дуарте да Роза, который способен пить подряд четверо суток, не спать, развлекаться с девчонками, а потом еще возвращаться домой верхом на лошади. Шико Полподметки храпит в магазине. Капитан, как всегда, на ногах, никто и не скажет, что он ночь напролет пил и танцевал, а потом еще вел грузовик – Терто Щенок так нализался, что замертво свалился под скамью, на которой сидели музыканты, – и рядом с ним на сиденье сидела страшненькая молчаливая девчонка; Раймундо Аликате, как только увидел приехавшего на праздник капитана, тут же поспешил к нему с приветствиями и этим тощим цыпленком, не отрывавшим глаз от пола.
– Да подними ты голову, дай капитану увидеть твою морду.
Молоденькая, зеленая, если окажется девственницей, он наденет еще одно кольцо на свое ожерелье.
– Припас её для вас, капитан, в вашем вкусе. Не скажу, что девственница, хозяева завода уже полакомились, но почти девственница, свеженькая, чистая и не больная.
Сукины дети эти Гедесы, всегда один из них здесь преуспеет, пока другие развлекаются в Баии, Рио или Сан-Паулу, если не в Европе или Северной Америке, собирая урожай девственниц. Из троих самый активно действующий – доктор Эмилиано Гедес, и он просто какую-нибудь не берет, проверяет их пальцем. Но даже если бы сейчас он не был во Франции, этой бы он не воспользовался. Больно привередлив.
– Кто это сделал?
– Сеу Маркос…
– Маркос Лемос? Сукин сын!
Если не хозяева, то их служащие! Даже бухгалтер преуспел, объедки бухгалтера, объедки завода – это уже не рафинированный сахар, а грязная патока. Но дома-то у капитана девчонка что надо, и лицо и тело без изъяна, самая красивая в этих местах, такой больше нет ни в городе, ни на фермах, ни на заводе, ни среди богатых, ни среди бедных, ни девственницы, ни порченой, ни какой другой. И капитану приятно, что доктор Эмилиано Гедес, самый старший среди братьев, хозяин земель, надменно сидящий на своем смоляном коне с серебряной уздечкой, готов заплатить за неё, только чтобы переспать с ней, заплатить, сколько спросят. Ни утомленный голос, ни безразличный тон его – не хотите ли продать это создание? – не скроют интереса Эмилиано и не обманут Жустиниано. «Ваша цена – моя!» Кому принадлежит эта красивая и желанная девчонка, на которую в пансионе Габи заведен список желающих и заглядывающих в его магазин?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58