Беннет взмахнул ею еще раз, и на лице старика появился длинный кровавый след. Малкольм по-звериному зарычал и замахнулся кинжалом. Беннет опять поднял шпагу и с нескрываемым презрением отсек Малкольму ухо.
Рассудив за имевшуюся в ее распоряжении долю секунды, что боль жеребца – небольшая плата за спасение Малкольма и собственную свободу, Джудит сделала единственное, что могла. Сжав двумя руками рукоять кинжала, она закрыла глаза и со всей силой глубоко вонзила его в заднюю ляжку жеребца Беннета. Животное заржало от боли, встало на дыбы, и даже отлично державшийся в седле Беннет не смог удержаться. Он неуклюже выскользнул из седла, упал спиной на землю, но ловко увернулся от брошенного в него Малкольмом кинжала.
Однако увернуться от убийственной силы копыт собственного жеребца, ошалевшего от боли, ему не удалось. Конь, сбросив седока, снова встал на дыбы, грозным силуэтом возвышаясь на фоне ночного неба, настоящий демон агонии и ярости. Джудит навсегда запомнила звуки этой ночи – жуткий крик Беннета, треск ломаемых костей и ржание раненого животного.
Прошли часы, а может, и минуты, пока взбешенный конь унесся прочь один, с дикими от боли глазами, перепуганный запахом человеческой крови, брызнувшей на него из-под копыт.
Малкольм с трудом сполз со своей лошади, посмотрел на раненого англичанина, потом на Джудит, которая все еще сидела в седле на своей кляче.
– Иди сюда, Джудит, – позвал он ее тихо и мягко.
Она никогда не слышала, чтобы Малкольм говорил так раньше. Ему пришлось дважды повторить свои слова, прежде чем их смысл дошел до Джудит. Она, дрожа всем телом, соскользнула с кобылы и на мгновение прислонилась к ней, пытаясь овладеть собой.
Малкольм потянул ее за руку вниз, пока она едва не упала на распростертое неподвижное тело Беннета. Жеребец пробил ему грудь. Малкольм приподнял голову англичанина: в уголках губ застыла кровавая пена, глаза закрылись.
– Этот человек принес тебе много горя, детка, – пробормотал Малкольм, притягивая Джудит еще ниже. – Помоги ему умереть.
Он дал ей кинжал, рукоять которого была покрыта кровью, может, его собственной, а может – Беннета. В лунном свете кровь казалась совсем черной.
Джудит взяла кинжал, насухо вытерла рукоять подолом платья и крепко сжала дрожащей рукой. Сколько раз она являлась беспомощной жертвой? Сколько ночей молилась, чтобы представилась именно такая возможность?
Малкольм тряс умирающего, пока его глаза не открылись. Джудит заставила себя посмотреть на Беннета. В его глазах стояла смерть. Джудит могла ускорить ее приход. Быстрым коротким ударом она может убить его, отправить прямо в ад, отплатив за все мучительные ночи, за каждую ссадину, каждую рану на теле и в душе, за каждое мгновение унижения. Сейчас она может заставить его искупить вину.
Но какой ценой для своей израненной души?
Рука Джудит застыла в воздухе. Она сама словно превращалась в труп.
Малкольм молчал, следя за ней из-под полуприкрытых век. Джудит оставалась неподвижной, даже когда Малкольм опять начал трясти умирающего Беннета. Она заметила последний проблеск сознания в его глазах: он узнал ее. Потом взгляд его медленно начал гаснуть, и голова Беннета бессильно откинулась.
Джудит долго молчала. Потом медленно встала, все еще сжимая в руках кинжал, который дал ей Малкольм. Старик с трудом поднялся вслед за ней, осторожно взял у нее кинжал и сунул его в сапог. Все так же молча Джудит оторвала полоску ткани от нижней юбки, перевязала раны Малкольму и, насколько возможно, стерла кровь с его лица. Все происходило в полнейшей тишине под бледным светом луны.
Оказав помощь Малкольму, Джудит заплакала. Слезы текли по лицу ручьями, и только теперь старый шотландец раскрыл ей свои объятия. Джудит упала ему на грудь, прижалась к окровавленной рубашке и зарыдала в голос.
Малкольм, почти теряя сознание, подумал, что не ошибся, когда привез эту женщину в Тайнан. В ней действительно было какое-то обещание.
Глава 34
«Вид у этой парочки довольно подавленный и несчастный», – подумал Алисдер, заметив в предрассветной мгле въезжающих во двор замка.
Малкольм держался в седле из последних сил. Рядом с ним верхом на тщедушной кобыле ехала Джудит, совершенно измученная и тревожащаяся за старого шотландца. Путешествие до Инвернесса в таком состоянии исключено, раненый Малкольм далеко не уехал бы. Дважды он едва не выпадал из седла, обессилев от потери крови, и упал бы, если бы не своевременная помощь Джудит, которая вовремя подхватывала его. Всю обратную дорогу они опасались встречи с английскими патрулями, но Малкольм здраво рассудил, что ночью их вряд ли будут искать. Обратный путь казался нескончаемым и мучительным.
Но старик не терял времени понапрасну.
– Детка, сомневайся во мне сколько угодно, но только не сомневайся в Маклеоде. Кого ты боишься? Его или себя? – Джудит озадаченно смотрела на старика. – Шотландца любить нелегко, – добавил он, как бы объясняя.
– Ты же давно хотел, чтобы я оставила Тайнан, Малкольм. Почему сейчас уговариваешь меня остаться?
– Думаю, Маклеоду могло повезти намного меньше, – пробормотал старик. Это был самый большой комплимент женщине в его жизни, да разве Джудит оценит?
Впрочем, она молодец, не сдавалась, хотя последние недели он только и делал, что бросал на нее осуждающие взгляды. Она платила ему тем же, как настоящая шотландка. Малкольм слышал рассказ Джудит у постели Мегги, видел ее непритворное горе, когда отошла в мир иной Софи. А когда она не задумываясь безошибочно вонзила кинжал в жеребца Беннета, он был готов целовать ее ноги. Она куда больше шотландка, чем англичанка, и, уж конечно, достойна Маклеода. Теперь оставалось только убедить в этом двух упрямцев.
– Ты не знаешь, Малкольм, – подавленно отозвалась Джудит, – я совсем не такая, как ты думаешь.
– Потому что была замужем за бессердечным мерзавцем, Джудит? Который бесстыдно использовал тебя? Мне сейчас плохо, но не настолько, чтобы я забыл об этом. – Джудит понуро опустила голову. – Дай ему шанс, Джудит. – Он уже не раз повторял эти слова, пока они возвращались в замок.
У ворот Тайнана Малкольм сделал еще одну попытку:
– Тебе нет никакой нужды уходить отсюда, детка, теперь этот негодяй мертв. – Малкольм поморщился от невыносимой боли. Как он не хотел, чтобы Джудит покинула замок! – Ты не можешь так поступить, детка. Ему нужна жена.
– Инвернесс в противоположной стороне, – произнес вместо приветствия Алисдер с верхней площадки лестницы, показывая на запад.
– Верно, парень, а мы и не знали.
Чувство, которое охватило Алисдера по возвращении Джудит, немедленно сменилось тревогой, как только он разглядел перевязанную кое-как голову Малкольма. Он сбежал вниз по ступенькам, пристально вглядываясь в лицо старого друга. Кровь пропитала повязку и перед рубашки.
– Джудит? – Алисдер оглядел ее, но не увидел ничего опасного.
– Со мной все в порядке, Алисдер. Помощь нужна Малкольму.
На секунду Джудит позволила себе забыться. Она возвращается из длинной поездки, и Алисдер встречает ее. Он чуть хмурится от долгой разлуки, радуется, что они снова вместе. Протягивает руки, чтобы обнять ее, а не подхватить Малкольма с седла. Он сердится скорее для порядка. Какое счастье вернуться домой, а когда они останутся наедине, Алисдер подарит ей свою любовь!
Алисдер не успел ни о чем спросить, Малкольм начал первым:
– Раны нанес англичанин, Маклеод. Еще повезло, что этот безмозглый дурак не отхватил мне нос. Уверен, он метил в сердце.
– Как это случилось? – Алисдер помог другу слезть с кобылы, снял повязку и внимательно осмотрел рану.
Старик не только застонал. Он начал ругаться, смачно и громко. Джудит молча шла следом за ними.
– Ты уехал в целости, а вернулся без уха. Поздравляю тебя с этим ловким трюком, но хотел бы все же узнать, что произошло.
– Я тебе все расскажу, только вот выпью бренди, – устало ответил Малкольм, силы быстро покидали его.
– Бренди лучше употребить на промывку раны, Малкольм.
– Лучше внутрь, больше пользы.
Он снова выругался, когда Алисдер заставил его лечь на кухонный стол, и недовольно уставился на стропила. Однажды Джудит пристыдила его за грязь и паутину на них. Ему пришлось притащить стремянку и обмахнуть их. Сейчас Джудит стояла рядом со столом, держала шляпу Малкольма и пропитанную кровью повязку.
– Мы наткнулись на английский патруль, парень.
Алисдер метнул взгляд на Джудит. Она не смотрела на него. Она должна многое сказать Алисдеру, но не сейчас, сейчас все внимание Малкольму.
– Ты и с одним ухом прекрасно проживешь, старый дурень, – беззлобно сказал Алисдер, промокая кровь на голове старика.
– Ага, легче будет мимо одного уха твои слова пропускать, – так же беззлобно пробурчал тот.
«Хорошо, что старик не ловелас», – подумал Алисдер, зашивая рану. Остаток бренди ушел не на обработку раны, а на успокоение пациента. Процедура оказалась не из приятных: Малкольм проявлял свое неудовольствие громко и действенно. Алисдер и не подозревал, что он может быть столь красноречивым и на стольких языках.
Закончив с раной на голове, Алисдер придирчиво осмотрел свою работу. Изрядно пострадавший в сражениях, Малкольм уж точно не блистал красотой. Со второй раной Алисдер управился довольно быстро, шпага только слегка задела плечо.
Старого шотландца уложили в комнате Айана. Алисдеру вдруг пришло в голову, что последнее время эта комната стала весьма часто посещаемой, так же как при жизни брата, когда он потихонечку приводил сюда своих бесчисленных подруг.
– Ты расскажешь наконец, что случилось, или придется вытягивать из тебя по словечку? – Алисдер говорил беспечно, хотя на самом деле очень встревожился.
– Думаю, тебе лучше поговорить об этом с женой, Маклеод. – Выпитое бренди смягчило слова Малкольма. Алкоголь, тепло и мягкая постель сделали свое дело.
Он не заметил ни испуганного взгляда, который бросила на него Джудит, ни пристального взгляда Алисдера.
Сосновая скамья, на которой сидела Джудит, была грубая, еще не отполированная – один из немногих предметов обстановки большого зала, где вся остальная мебель сгорела во время пожара.
Раньше Джудит никогда не задерживалась здесь подолгу: стены были толстыми, потолки – высокими, углы скрывались во мраке. В зале такого размера трудно почувствовать себя уютно и в безопасности. На почерневших от копоти стенах торчало множество чугунных крюков, на которые когда-то вешали щиты и боевое оружие Маклеодов. Теперь хранение оружия карается законом, и стены оголились. Остались только копоть на стенах и запах обгоревшего дерева – немые свидетели адского пламени, бушевавшего в замке по приказу графа Камберлендского.
Идеальное место для предстоящего разговора.
Алисдер не двинулся с места, продолжая стоять около окна. Стекла потрескались от жара, оплыли, потом их вновь спаяли, и теперь они представляли собой странную картину из кусочков, через которую в комнату проникало утреннее солнце, расколотое на тысячи лучей. Алисдер не отрывал взгляда от Джудит с того мгновения, как она вошла в зал. Она не была готова к столь пристальному вниманию с его стороны.
– Ты, наверное, проклинаешь судьбу за то, что она вернула тебя в Тайнан? – Ясно, что Джудит вернулась, лишь подчинившись обстоятельствам, а не собственному желанию.
– Малкольму нужна была помощь.
Слова повисли в воздухе. Алисдер удивился боли, которую он вдруг испытал, будто его пронзили кинжалом.
– А тебе, Джудит, уже никто не нужен? – Гнев лучше, чем отчаяние, для гнева более чем достаточно оснований.
Алисдер не знал, правильно ли он поступает, идя сейчас на обострение ситуации. Он был уверен только, что обязательно должен понять поступок Джудит. Почему она так легко покинула Тайнан, так легко отказалась от него? Когда получит исчерпывающие ответы на эти вопросы, он оставит ее в покое. Забыть, задвинуть в уголок сознания, где находились остальные призраки прошлого. Более мудрый человек отпустил бы ее, более здравомыслящий – не спрашивал бы, почему она ушла. Более гордый – не надеялся бы убедить ее остаться.
В жизни, однако, не все разложено точно по полочкам. Жизнь – это бездна, в которую бросаешься головой. Алисдер не мог любить Джудит наполовину, как никогда не смог бы оставить свой клан и Тайнан.
Она не ответила. Он не удивился ее молчанию, привык к нему. Джудит не понимала, что у Алисдера достаточно времени и терпения, но ее молчание лишь разжигает ярость.
Она сидела, плотно сжав колени и поставив ступни одна к другой. Спина прямая, подбородок вперед и немного вверх. Именно так должна сидеть истинная леди, но сейчас это мало волновало Алисдера, пусть хоть доску к спине привязывает!
Руки Джудит сжались в кулаки. Во всей ее застывшей фигуре чувствовалась напряженность: задень ее сейчас, и она рассыплется на крошечные кусочки. Она научилась не выдавать своих чувств, придавать лицу непроницаемое выражение, но непроницаемым оно было для всех, кроме Алисдера.
Джудит сейчас выдавали глаза, в которых горели боль и решимость.
Ему хотелось подойти к ней, обнять, но она сидела с таким отстраненным достоинством… Алисдеру хотелось отвести ее в уютный уголок поближе к камину, где она бы согрелась и почувствовала себя в безопасности.
Но Алисдер не сделал ни того, ни другого. На него внезапно нашло предчувствие чего-то неизбежного, и неприятный холод охватил его, как в то утро, когда он стоял рядом с Айаном на поле в ожидании приближающегося сражения.
Алисдер заметил полуулыбку, с которой Джудит оглядела комнату, и ему ужасно захотелось крепко встряхнуть ее. Ведет себя как настоящая англичанка!
Понимает ли он, чего ей стоит сохранять самообладание? Она догадывалась, что понимает, а еще подозревала, что он мечтает, чтобы она потеряла это самообладание.
– Чего ты хочешь от меня, Алисдер? – спросила Джудит, заговорив наконец о том, ради чего они встретились.
– Ответа на загадку, Джудит. – Она вопросительно вскинула голову, и он продолжил: – Почему ты бросила меня?
Не «почему ты покинула Тайнан», не «почему выбрала свободу». Он построил вопрос очень лично, сделал его очень болезненным.
Джудит закрыла глаза, чтобы не видеть его сжатых кулаков и гордого выражения лица. Впрочем, умоляющее выражение глаз странно противоречило решимости, которую выражал весь его вид. Даже в этом огромном зале Алисдер казался великаном, внушал ей благоговение одним своим присутствием. Но, в конце концов, не его рост, не его недюжинная сила и даже не его красота заставили ее сказать правду, а мягкий изгиб губ, сострадание во взгляде. Сострадание, которого она не заслуживала.
Джудит долго смотрела на потрескавшиеся плитки пола, однако видела не их, а дальнее видение, запечатлевшееся в ее душе. Она собирала на помощь все свое мужество, расколотое на кусочки, как оконное стекло.
«В ней всегда присутствует какая-то недоговоренность, – подумал Алисдер, – словно она прячет какую-то часть души от меня». И в ней была сдержанность, которая не покидала ее даже в мгновения их близости, словно она боялась, что он прочтет ее мысли. Как Алисдер хотел пробиться сквозь эту стену, через ее молчание, вытянуть настоящую Джудит из скорлупы, в которую она себя заключила!
– А Хендерсон? – спросил он, когда она так и не ответила. – Почему он так ненавидел тебя?
Почему Хендерсон все время старался причинить Джудит боль? Алисдер не понимал, чем была вызвана вражда между ними. Он долго ждал того момента, когда она сама расскажет ему обо всем.
Джудит искоса посмотрела на Алисдера. Сейчас она должна сказать ему правду. Алисдер наконец должен узнать все.
– Потому что знал, что я убила его брата, – проговорила она. Слова падали с ее губ, как большие капли дождя в тишине. – Я убила своего мужа. – Алисдер не пошевелился, будто и не слышал. – Точнее сказать, убила бы, если бы не вмешалось Провидение, которое покончило с ним в ту ночь.
Джудит глубоко вздохнула, сглотнула комок в горле и ощутила на губах вкус слез. По ком эти слезы: по ней самой или по Энтони? Боже правый, а сейчас она не может солгать себе! Она не пролила ни слезинки по Энтони. Даже тогда.
Джудит помнила то мгновение в мельчайших подробностях, словно эта сцена сейчас разворачивалась перед ее мысленным взором: взметнувшиеся вверх руки, полный ужаса взгляд Энтони, когда он понял, что подавился и задыхается. Он раздирал себе горло, пока не истек кровью, – эта немая картина была постоянной частью ее ночных кошмаров. Она стояла, сложив руки поверх фартука, и смотрела на его мучения, вспоминая, как он уступал ее своим друзьям, расплачиваясь таким образом за долги, либо молча смотрел, как ее насилуют. Она вспоминала, как Энтони бил ее ремнем или цепью только потому, что она чем-то не угодила ему, а может, не угодил кто-то другой, и тогда она становилась козлом отпущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Рассудив за имевшуюся в ее распоряжении долю секунды, что боль жеребца – небольшая плата за спасение Малкольма и собственную свободу, Джудит сделала единственное, что могла. Сжав двумя руками рукоять кинжала, она закрыла глаза и со всей силой глубоко вонзила его в заднюю ляжку жеребца Беннета. Животное заржало от боли, встало на дыбы, и даже отлично державшийся в седле Беннет не смог удержаться. Он неуклюже выскользнул из седла, упал спиной на землю, но ловко увернулся от брошенного в него Малкольмом кинжала.
Однако увернуться от убийственной силы копыт собственного жеребца, ошалевшего от боли, ему не удалось. Конь, сбросив седока, снова встал на дыбы, грозным силуэтом возвышаясь на фоне ночного неба, настоящий демон агонии и ярости. Джудит навсегда запомнила звуки этой ночи – жуткий крик Беннета, треск ломаемых костей и ржание раненого животного.
Прошли часы, а может, и минуты, пока взбешенный конь унесся прочь один, с дикими от боли глазами, перепуганный запахом человеческой крови, брызнувшей на него из-под копыт.
Малкольм с трудом сполз со своей лошади, посмотрел на раненого англичанина, потом на Джудит, которая все еще сидела в седле на своей кляче.
– Иди сюда, Джудит, – позвал он ее тихо и мягко.
Она никогда не слышала, чтобы Малкольм говорил так раньше. Ему пришлось дважды повторить свои слова, прежде чем их смысл дошел до Джудит. Она, дрожа всем телом, соскользнула с кобылы и на мгновение прислонилась к ней, пытаясь овладеть собой.
Малкольм потянул ее за руку вниз, пока она едва не упала на распростертое неподвижное тело Беннета. Жеребец пробил ему грудь. Малкольм приподнял голову англичанина: в уголках губ застыла кровавая пена, глаза закрылись.
– Этот человек принес тебе много горя, детка, – пробормотал Малкольм, притягивая Джудит еще ниже. – Помоги ему умереть.
Он дал ей кинжал, рукоять которого была покрыта кровью, может, его собственной, а может – Беннета. В лунном свете кровь казалась совсем черной.
Джудит взяла кинжал, насухо вытерла рукоять подолом платья и крепко сжала дрожащей рукой. Сколько раз она являлась беспомощной жертвой? Сколько ночей молилась, чтобы представилась именно такая возможность?
Малкольм тряс умирающего, пока его глаза не открылись. Джудит заставила себя посмотреть на Беннета. В его глазах стояла смерть. Джудит могла ускорить ее приход. Быстрым коротким ударом она может убить его, отправить прямо в ад, отплатив за все мучительные ночи, за каждую ссадину, каждую рану на теле и в душе, за каждое мгновение унижения. Сейчас она может заставить его искупить вину.
Но какой ценой для своей израненной души?
Рука Джудит застыла в воздухе. Она сама словно превращалась в труп.
Малкольм молчал, следя за ней из-под полуприкрытых век. Джудит оставалась неподвижной, даже когда Малкольм опять начал трясти умирающего Беннета. Она заметила последний проблеск сознания в его глазах: он узнал ее. Потом взгляд его медленно начал гаснуть, и голова Беннета бессильно откинулась.
Джудит долго молчала. Потом медленно встала, все еще сжимая в руках кинжал, который дал ей Малкольм. Старик с трудом поднялся вслед за ней, осторожно взял у нее кинжал и сунул его в сапог. Все так же молча Джудит оторвала полоску ткани от нижней юбки, перевязала раны Малкольму и, насколько возможно, стерла кровь с его лица. Все происходило в полнейшей тишине под бледным светом луны.
Оказав помощь Малкольму, Джудит заплакала. Слезы текли по лицу ручьями, и только теперь старый шотландец раскрыл ей свои объятия. Джудит упала ему на грудь, прижалась к окровавленной рубашке и зарыдала в голос.
Малкольм, почти теряя сознание, подумал, что не ошибся, когда привез эту женщину в Тайнан. В ней действительно было какое-то обещание.
Глава 34
«Вид у этой парочки довольно подавленный и несчастный», – подумал Алисдер, заметив в предрассветной мгле въезжающих во двор замка.
Малкольм держался в седле из последних сил. Рядом с ним верхом на тщедушной кобыле ехала Джудит, совершенно измученная и тревожащаяся за старого шотландца. Путешествие до Инвернесса в таком состоянии исключено, раненый Малкольм далеко не уехал бы. Дважды он едва не выпадал из седла, обессилев от потери крови, и упал бы, если бы не своевременная помощь Джудит, которая вовремя подхватывала его. Всю обратную дорогу они опасались встречи с английскими патрулями, но Малкольм здраво рассудил, что ночью их вряд ли будут искать. Обратный путь казался нескончаемым и мучительным.
Но старик не терял времени понапрасну.
– Детка, сомневайся во мне сколько угодно, но только не сомневайся в Маклеоде. Кого ты боишься? Его или себя? – Джудит озадаченно смотрела на старика. – Шотландца любить нелегко, – добавил он, как бы объясняя.
– Ты же давно хотел, чтобы я оставила Тайнан, Малкольм. Почему сейчас уговариваешь меня остаться?
– Думаю, Маклеоду могло повезти намного меньше, – пробормотал старик. Это был самый большой комплимент женщине в его жизни, да разве Джудит оценит?
Впрочем, она молодец, не сдавалась, хотя последние недели он только и делал, что бросал на нее осуждающие взгляды. Она платила ему тем же, как настоящая шотландка. Малкольм слышал рассказ Джудит у постели Мегги, видел ее непритворное горе, когда отошла в мир иной Софи. А когда она не задумываясь безошибочно вонзила кинжал в жеребца Беннета, он был готов целовать ее ноги. Она куда больше шотландка, чем англичанка, и, уж конечно, достойна Маклеода. Теперь оставалось только убедить в этом двух упрямцев.
– Ты не знаешь, Малкольм, – подавленно отозвалась Джудит, – я совсем не такая, как ты думаешь.
– Потому что была замужем за бессердечным мерзавцем, Джудит? Который бесстыдно использовал тебя? Мне сейчас плохо, но не настолько, чтобы я забыл об этом. – Джудит понуро опустила голову. – Дай ему шанс, Джудит. – Он уже не раз повторял эти слова, пока они возвращались в замок.
У ворот Тайнана Малкольм сделал еще одну попытку:
– Тебе нет никакой нужды уходить отсюда, детка, теперь этот негодяй мертв. – Малкольм поморщился от невыносимой боли. Как он не хотел, чтобы Джудит покинула замок! – Ты не можешь так поступить, детка. Ему нужна жена.
– Инвернесс в противоположной стороне, – произнес вместо приветствия Алисдер с верхней площадки лестницы, показывая на запад.
– Верно, парень, а мы и не знали.
Чувство, которое охватило Алисдера по возвращении Джудит, немедленно сменилось тревогой, как только он разглядел перевязанную кое-как голову Малкольма. Он сбежал вниз по ступенькам, пристально вглядываясь в лицо старого друга. Кровь пропитала повязку и перед рубашки.
– Джудит? – Алисдер оглядел ее, но не увидел ничего опасного.
– Со мной все в порядке, Алисдер. Помощь нужна Малкольму.
На секунду Джудит позволила себе забыться. Она возвращается из длинной поездки, и Алисдер встречает ее. Он чуть хмурится от долгой разлуки, радуется, что они снова вместе. Протягивает руки, чтобы обнять ее, а не подхватить Малкольма с седла. Он сердится скорее для порядка. Какое счастье вернуться домой, а когда они останутся наедине, Алисдер подарит ей свою любовь!
Алисдер не успел ни о чем спросить, Малкольм начал первым:
– Раны нанес англичанин, Маклеод. Еще повезло, что этот безмозглый дурак не отхватил мне нос. Уверен, он метил в сердце.
– Как это случилось? – Алисдер помог другу слезть с кобылы, снял повязку и внимательно осмотрел рану.
Старик не только застонал. Он начал ругаться, смачно и громко. Джудит молча шла следом за ними.
– Ты уехал в целости, а вернулся без уха. Поздравляю тебя с этим ловким трюком, но хотел бы все же узнать, что произошло.
– Я тебе все расскажу, только вот выпью бренди, – устало ответил Малкольм, силы быстро покидали его.
– Бренди лучше употребить на промывку раны, Малкольм.
– Лучше внутрь, больше пользы.
Он снова выругался, когда Алисдер заставил его лечь на кухонный стол, и недовольно уставился на стропила. Однажды Джудит пристыдила его за грязь и паутину на них. Ему пришлось притащить стремянку и обмахнуть их. Сейчас Джудит стояла рядом со столом, держала шляпу Малкольма и пропитанную кровью повязку.
– Мы наткнулись на английский патруль, парень.
Алисдер метнул взгляд на Джудит. Она не смотрела на него. Она должна многое сказать Алисдеру, но не сейчас, сейчас все внимание Малкольму.
– Ты и с одним ухом прекрасно проживешь, старый дурень, – беззлобно сказал Алисдер, промокая кровь на голове старика.
– Ага, легче будет мимо одного уха твои слова пропускать, – так же беззлобно пробурчал тот.
«Хорошо, что старик не ловелас», – подумал Алисдер, зашивая рану. Остаток бренди ушел не на обработку раны, а на успокоение пациента. Процедура оказалась не из приятных: Малкольм проявлял свое неудовольствие громко и действенно. Алисдер и не подозревал, что он может быть столь красноречивым и на стольких языках.
Закончив с раной на голове, Алисдер придирчиво осмотрел свою работу. Изрядно пострадавший в сражениях, Малкольм уж точно не блистал красотой. Со второй раной Алисдер управился довольно быстро, шпага только слегка задела плечо.
Старого шотландца уложили в комнате Айана. Алисдеру вдруг пришло в голову, что последнее время эта комната стала весьма часто посещаемой, так же как при жизни брата, когда он потихонечку приводил сюда своих бесчисленных подруг.
– Ты расскажешь наконец, что случилось, или придется вытягивать из тебя по словечку? – Алисдер говорил беспечно, хотя на самом деле очень встревожился.
– Думаю, тебе лучше поговорить об этом с женой, Маклеод. – Выпитое бренди смягчило слова Малкольма. Алкоголь, тепло и мягкая постель сделали свое дело.
Он не заметил ни испуганного взгляда, который бросила на него Джудит, ни пристального взгляда Алисдера.
Сосновая скамья, на которой сидела Джудит, была грубая, еще не отполированная – один из немногих предметов обстановки большого зала, где вся остальная мебель сгорела во время пожара.
Раньше Джудит никогда не задерживалась здесь подолгу: стены были толстыми, потолки – высокими, углы скрывались во мраке. В зале такого размера трудно почувствовать себя уютно и в безопасности. На почерневших от копоти стенах торчало множество чугунных крюков, на которые когда-то вешали щиты и боевое оружие Маклеодов. Теперь хранение оружия карается законом, и стены оголились. Остались только копоть на стенах и запах обгоревшего дерева – немые свидетели адского пламени, бушевавшего в замке по приказу графа Камберлендского.
Идеальное место для предстоящего разговора.
Алисдер не двинулся с места, продолжая стоять около окна. Стекла потрескались от жара, оплыли, потом их вновь спаяли, и теперь они представляли собой странную картину из кусочков, через которую в комнату проникало утреннее солнце, расколотое на тысячи лучей. Алисдер не отрывал взгляда от Джудит с того мгновения, как она вошла в зал. Она не была готова к столь пристальному вниманию с его стороны.
– Ты, наверное, проклинаешь судьбу за то, что она вернула тебя в Тайнан? – Ясно, что Джудит вернулась, лишь подчинившись обстоятельствам, а не собственному желанию.
– Малкольму нужна была помощь.
Слова повисли в воздухе. Алисдер удивился боли, которую он вдруг испытал, будто его пронзили кинжалом.
– А тебе, Джудит, уже никто не нужен? – Гнев лучше, чем отчаяние, для гнева более чем достаточно оснований.
Алисдер не знал, правильно ли он поступает, идя сейчас на обострение ситуации. Он был уверен только, что обязательно должен понять поступок Джудит. Почему она так легко покинула Тайнан, так легко отказалась от него? Когда получит исчерпывающие ответы на эти вопросы, он оставит ее в покое. Забыть, задвинуть в уголок сознания, где находились остальные призраки прошлого. Более мудрый человек отпустил бы ее, более здравомыслящий – не спрашивал бы, почему она ушла. Более гордый – не надеялся бы убедить ее остаться.
В жизни, однако, не все разложено точно по полочкам. Жизнь – это бездна, в которую бросаешься головой. Алисдер не мог любить Джудит наполовину, как никогда не смог бы оставить свой клан и Тайнан.
Она не ответила. Он не удивился ее молчанию, привык к нему. Джудит не понимала, что у Алисдера достаточно времени и терпения, но ее молчание лишь разжигает ярость.
Она сидела, плотно сжав колени и поставив ступни одна к другой. Спина прямая, подбородок вперед и немного вверх. Именно так должна сидеть истинная леди, но сейчас это мало волновало Алисдера, пусть хоть доску к спине привязывает!
Руки Джудит сжались в кулаки. Во всей ее застывшей фигуре чувствовалась напряженность: задень ее сейчас, и она рассыплется на крошечные кусочки. Она научилась не выдавать своих чувств, придавать лицу непроницаемое выражение, но непроницаемым оно было для всех, кроме Алисдера.
Джудит сейчас выдавали глаза, в которых горели боль и решимость.
Ему хотелось подойти к ней, обнять, но она сидела с таким отстраненным достоинством… Алисдеру хотелось отвести ее в уютный уголок поближе к камину, где она бы согрелась и почувствовала себя в безопасности.
Но Алисдер не сделал ни того, ни другого. На него внезапно нашло предчувствие чего-то неизбежного, и неприятный холод охватил его, как в то утро, когда он стоял рядом с Айаном на поле в ожидании приближающегося сражения.
Алисдер заметил полуулыбку, с которой Джудит оглядела комнату, и ему ужасно захотелось крепко встряхнуть ее. Ведет себя как настоящая англичанка!
Понимает ли он, чего ей стоит сохранять самообладание? Она догадывалась, что понимает, а еще подозревала, что он мечтает, чтобы она потеряла это самообладание.
– Чего ты хочешь от меня, Алисдер? – спросила Джудит, заговорив наконец о том, ради чего они встретились.
– Ответа на загадку, Джудит. – Она вопросительно вскинула голову, и он продолжил: – Почему ты бросила меня?
Не «почему ты покинула Тайнан», не «почему выбрала свободу». Он построил вопрос очень лично, сделал его очень болезненным.
Джудит закрыла глаза, чтобы не видеть его сжатых кулаков и гордого выражения лица. Впрочем, умоляющее выражение глаз странно противоречило решимости, которую выражал весь его вид. Даже в этом огромном зале Алисдер казался великаном, внушал ей благоговение одним своим присутствием. Но, в конце концов, не его рост, не его недюжинная сила и даже не его красота заставили ее сказать правду, а мягкий изгиб губ, сострадание во взгляде. Сострадание, которого она не заслуживала.
Джудит долго смотрела на потрескавшиеся плитки пола, однако видела не их, а дальнее видение, запечатлевшееся в ее душе. Она собирала на помощь все свое мужество, расколотое на кусочки, как оконное стекло.
«В ней всегда присутствует какая-то недоговоренность, – подумал Алисдер, – словно она прячет какую-то часть души от меня». И в ней была сдержанность, которая не покидала ее даже в мгновения их близости, словно она боялась, что он прочтет ее мысли. Как Алисдер хотел пробиться сквозь эту стену, через ее молчание, вытянуть настоящую Джудит из скорлупы, в которую она себя заключила!
– А Хендерсон? – спросил он, когда она так и не ответила. – Почему он так ненавидел тебя?
Почему Хендерсон все время старался причинить Джудит боль? Алисдер не понимал, чем была вызвана вражда между ними. Он долго ждал того момента, когда она сама расскажет ему обо всем.
Джудит искоса посмотрела на Алисдера. Сейчас она должна сказать ему правду. Алисдер наконец должен узнать все.
– Потому что знал, что я убила его брата, – проговорила она. Слова падали с ее губ, как большие капли дождя в тишине. – Я убила своего мужа. – Алисдер не пошевелился, будто и не слышал. – Точнее сказать, убила бы, если бы не вмешалось Провидение, которое покончило с ним в ту ночь.
Джудит глубоко вздохнула, сглотнула комок в горле и ощутила на губах вкус слез. По ком эти слезы: по ней самой или по Энтони? Боже правый, а сейчас она не может солгать себе! Она не пролила ни слезинки по Энтони. Даже тогда.
Джудит помнила то мгновение в мельчайших подробностях, словно эта сцена сейчас разворачивалась перед ее мысленным взором: взметнувшиеся вверх руки, полный ужаса взгляд Энтони, когда он понял, что подавился и задыхается. Он раздирал себе горло, пока не истек кровью, – эта немая картина была постоянной частью ее ночных кошмаров. Она стояла, сложив руки поверх фартука, и смотрела на его мучения, вспоминая, как он уступал ее своим друзьям, расплачиваясь таким образом за долги, либо молча смотрел, как ее насилуют. Она вспоминала, как Энтони бил ее ремнем или цепью только потому, что она чем-то не угодила ему, а может, не угодил кто-то другой, и тогда она становилась козлом отпущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30