Лучше следовать своим побуждениям, выяснить все неясное и от этого неожиданно стать сильнее.
Было в Леде что-то такое, а что он хотел понять. Она была источником правды, сбивала с толку, казалась непонятной, постоянно изменчивой женщиной, и ее женская логика разрушала даже то, чему его годами учил Дожен.
Она понимала то, что было недоступно Сэмьюэлу. Его жизненная неопытность была столь огромной, что он, остерегаясь действительности, балансировал между неловкостью и цинизмом. Конечно, Кэй любила детей и, конечно, хотела своего собственного ребенка. Весь день она ничего не делала, только обнимала Томми и болтала с ним, отбирая его у леди Тэсс. И это не было минутным капризом. Он знал, что так было на протяжении многих лет. Дети вовлечены были во все ее дружеские привязанности, в ее добровольную работу, в ее увлечения.
Он знал это все время. И никогда, вплоть до сегодняшнего дня, не сталкивался лицом к лицу с тем, что это значило.
Он был уверен, Кэй и сама не знала, что это значило. Если бы она знала, то сама была бы другой, она не была бы такой легкой и веселой, не обращалась бы так открыто с ним или с кем-нибудь другим, ее объятия и поцелуи были похожи на объятия и поцелуи детей, безгрешные и чистые.
Люди, взрослые дети, подобные ей, тем не менее, существовали. Он хотел, чтобы не существовало подобных ему самому. Он всегда хотел только охранять Кэй от того, что познал сам.
И от себя самого. От разницы между его любовью к ней и тем, что произошло с ним вчера, когда мисс Этуаль прижалась к нему своим телом. Из всех его побуждений самым определенным было то, что он никогда не хотел причинить Кэй боль. С ним она была в полной безопасности. Он не хотел от нее ничего большего, кроме этих невинных объятий и поцелуев, ему ничего не было нужно, лишь быть ее щитом и защищать ее хрупкую невинность. Он пришел к этому, как к итогу его жизни: он женится на ней, и они оба будут в безопасности. Они будут защищены. Он останется верным избранному пути воина.
А она хотела детей.
Он перебирал все это в своем уме, ища тропинку в обход этой ямы. Соединить вместе Кэй и то, что таилось в нем, было невозможно, как запах яда в чае Дожена. Все его инстинкты, все его существо говорило – нет.
Кэй ничего в этом не понимала, не видела того, что он скрывал, но, возможно, мисс Этуаль знала. Кэй бросилась в его объятия: та же самая Кэй, то же полное доверие, пьяна она или трезва. Мисс Этуаль защищает себя шипами, кроме того случая, когда она была пьяна от вишневого бренди. Она держала себя отчужденно… Может быть, она поняла… Может быть, она чувствовала то же, что и он, и так же старалась владеть собою.
Это было бы облегчением, подумал он. Темное, желанное облегчение – оказаться рядом с ней и утолить этот голод.
Он угадал момент, когда она остановилась за дверью. Она всегда была открыта для него – ясное чувство жизни. Запах, шаги, нежное дыхание, шелест ткани – все эти признаки он, конечно, знал, но было нечто за порогом его обычных представлений, тоже светлое, столь светлое, что проникало в глубь его существа. Со времени ночи, когда он начал пользоваться ее комнатой как местом для хранения украденных сокровищ, он знал ее, мгновенно узнал ее в ателье, хотя никогда раньше не видел ее лица при дневном свете.
Она была женщиной по самой природе. Казалось еще более женщиной, более ему противоположной, более окутанной тайной, чем Кэй или леди Тэсс. Та слабость, что была внутри него, томилась по ней.
– Ты должен быть открытым, – часто говорил Дожен. – Расценивай слабость только как ошибку, ограничивающую твои намерения. Надо повернуться лицом к правде, а затем использовать ее.
Но это была слабость, которую он не смел использовать. Чтобы поддаться слабости, нужно знать, к чему это приведет, а этого он не знал, хотя хотел узнать.
В холле с ней были другие, он не знал никого из них, он слышал голоса, ее поспешное извинение, обещание, что она не задержится. Она не постучала, не тронула дверь до тех пор, пока не прозвучали шаги удаляющихся из холла людей.
Запах листьев ворвался вместе с ней, освежая воздух в сухой теплой комнате.
Леда быстро закрыла дверь, не делая попытки оставить ее открытой.
На ней было зеленое платье с глубоким вырезом, задрапированная юбка полоскалась изумрудной тенью, ее кожа, открытая шея были как бледный белый цветок, распускающийся ночью.
Он ощутил невесомость, как если бы вдруг прыгнул с утеса. Месяцами он общался с Доженом и бизнесменами. Китайские лавочники, архитекторы, плотники, кондукторы на железных дорогах, морские капитаны, матросы. Что касалось женщин, то он мог бы считать себя монахом-воином на вершине горы.
Она была одета к обеду. Он это понял. Он никогда не видел ее одетой в иное, чем в платья с высокими воротничками, кроме того случая, который волновал его, когда он увидел в ее комнате, как она расчесывается, обнажив нечаянно грудь, спину, плечи.
Эти каштановые волосы, те самые, которые легко коснулись вчера его подбородка. Она подняла их вверх и собрала в свободную пышную прическу. Ее лицо не отличалось классическими чертами, как у Кэй. Лицо мисс Этуаль можно было назвать, в лучшем случае, хорошеньким, ее глаза не были чисто зелеными, а подбородок был в форме сердца. У ее рта был красив изгиб даже тогда, когда она не улыбалась. Как хорошо он это изучил, наблюдая за ней украдкой. Казалось, что она не броской внешности, но он ее заметил.
Сейчас Леда не смотрела на него. Она стояла, держа руки за спиной на ручке двери, – Жанна д'Арк у столба.
– Я не заставлю вас пропустить звонок к обеду, – сказал он, прибегнув к спасительному ироничному тону, раздраженный ее и своим напряжением.
– Конечно. – Она взглянула на него и слегка пошевелила руками за своей спиной. – Это девицы Голдборо и их мать, они меня ждут.
Она надеялась, что он сделает какое-то замечание, но он молчал.
– Знаете, они не поймут, – она перебирала свои пальцы, волнуясь, – что я ваш секретарь. Я боюсь, что миссис Голдборо это может не понравиться. Они считают, что я компаньонка леди Кэй и помощница леди Эшланд.
– Вы им это говорили?
– Конечно, нет! – она опять приняла позу оскорбленной невинности, готовой защищаться до конца, что обычно вызывало его улыбку. Сегодня же он смотрел на ее обнаженные плечи и на изгиб талии. – Не было необходимости кривить душой. Я просто выполняла обязанности, которые мне выпадали, и позволяла гостям делать собственные выводы.
– Не означает ли, что вы больше не находитесь в моем личном распоряжении?
Леда закусила губы. Ясно, что она бы это предпочла. Девушка прошла мимо него и повернулась, поддержав юбки.
– Конечно, я полностью у вас на службе. Но мне бы очень не хотелось, чтобы пала тень на семью.
– Я бы тоже этого не хотел. – Слабое раздражение усиливалось в нем. Он положил руку на велюровую коробку. – Посмотрите на колье?
– Да, конечно. Сегодня утром я пересмотрела драгоценности леди Кэй. У нее нет жемчуга – если бы вы выбрали его.
– Это не жемчуг. – Он открыл крышку и протянул ей коробку.
Канделябр ярко освещал камни. Он посмотрел на мисс Этуаль, наблюдал за ее дыханием, ждал. Лицо ее порозовело. Она закрыла глаза, а затем широко их открыла.
– Боже милостивый! – выдохнула она быстро.
Колье было сделано в виде воротника, представляющего собой широкую филигранную ленту, полностью сделанную из бриллиантов, с бриллиантовыми цветами и листьями, сплетенными посередине. Спереди оно расширялось, в центре находился большой камень, два изящных ответвления изгибались вниз к подвескам с мягко поблескивающими бутонами. На каждом конце подвески заканчивались тремя бриллиантовыми каплями величиной с горошину.
Он ожидал. Наконец, он вынужден был прямо спросить:
– Вам нравится?
Она приложила кулак ко рту и молча покачала головой.
Сэмьюэл опустил коробку. Положил ее на конторку, трогая пальцем одну из бриллиантовых подвесок. Он смутно побаивался отрицательного ответа. Видимо, так и будет. О боже, он считал, что ожерелье красивое, но оно не было, не было…
– Я отправлю его назад. – Он говорил спокойно, боясь, что она обнаружит в голосе его разочарование.
– Нет! – она опустила руку. – Нет. Оно великолепно. Простите меня. Я была минуту в волнении. Он взглянул на нее. Леда покачала головой и слабо улыбнулась.
– Какая счастливица леди Кэй. – Она часто замахала ресницами. – И какая я глупая. Вы меня довели до слез, мистер Джерард.
Она легким жестом достала носовой платок, который был в складке рукава.
– Вы одобряете?
Она еще раз слегка улыбнулась.
– Уверяю вас, ваш вкус безупречен, но… – она подняла голову и глубоко вздохнула, засовывая свой платочек в кулак и сминая его. – Я думаю, лучше его приберечь в качестве подарка на помолвку, если она состоится до Рождества.
Хотя голос ее был ровным, но в глазах был влажный отблеск от канделябра и у рта появилась печальная складка, у этого нежно очерченного рта.
– Не хотите ли это примерить?
Он услышал себя издалека. Вновь ощущение легкости охватило его. Сэмьюэл почувствовал, что его захватывает прибой, поднимающийся перед штормом.
– О нет, я не могу.
– Я бы хотел увидеть его. Он пытался казаться безразличным.
Мистер Джерард также был одет для обеда, в черном смокинге и белом галстуке.
– В ювелирной лавке были одни мужчины.
– Нам пора идти, они собираются. Он достал ожерелье из футляра и подошел к секретеру с зеркалом.
– Подойдите сюда, мисс Этуаль. У меня на службе вы еще не успели хорошо поработать.
Она сжала губы. Опустила голову и подошла к тому месту, где он ее ждал. Сэмьюэл отодвинул стул от секретера, и она уселась на него, сжимая руки на коленях, спиной к нему.
Стараясь не коснуться девушки, он обвил украшение вокруг ее шеи. Но ожерелье было сделано с таким расчетом, чтобы оно плотно облегало шею, а поэтому имело маленькую скрытую застежку, и ему пришлось дотронуться пальцами до ее затылка и шеи.
Легкий нижний локон ее прически коснулся его руки. Он почувствовал тепло ее кожи. Взглянул в зеркало.
Леда смотрела на свое отражение, на бриллианты, на него. Он слишком резко поднял пальцы от застежки. Ее локон выбился из прически. Колье сверкало на ее груди. И она, и камни были светом, обрамленным окружающим мраком. Он сам – мрак, падение… падение…
Ему не следовало этого делать. Ожерелью надлежало покоиться запертым в коробке, ему не нужно было добиваться ее мнения о нем, не превращать в силу свою слабость.
Свечи отбрасывали отблески на ее локон. Она подняла руку, чтобы закрепить локон на прежнем месте, но он перехватил ее кисть. Он играл ее локоном в своих пальцах, опустив свою руку на ее обнаженное плечо. Казалось, его действия отчуждены от него самого, и все же он чувствовал все – он ощущал каждый ее волос, каждый ее легкий вздох.
Он скользнул рукой по ее нежной шее под ожерельем, коснулся нежной кожи под ухом, которая была такой волнующей, – он никогда в своей жизни не испытывал ничего подобного.
Он стоял молча, касаясь ее. Это было выше его сил, выше его сил, он не мог призвать свою волю.
«Останови меня, – молил он. – Не позволяй мне»
Сэмьюэл не мог отнять руку, не мог говорить. Не мог произнести ни звука.
Леда только смотрела на него в зеркале своими темно-зелеными глазами, которые стали огромными. За месяцы, что его не было, у нее округлились щеки, ее лицо изменилось. Он знал, что она раньше голодала, жила на краю бедности. Он воспользовался ее отчаянием и связал с собою, сделал невозможным для нее предать его.
Но она никогда и не предавала его. С самого начала, когда он едва ее не убил. Уязвимость девушки была безмерной, ее неподвижность под его руками была выражением безграничного доверия.
Своими пальцами он мог сдирать кору со стволов деревьев… и он слышал биение ее сердца в пульсе на шее, таком легком и частом. Он поднял другую руку и прижал к себе ее лицо.
Маленькое тельце птички в его ладонях. Желание наполняло его… Боже, что он хотел…
Он подумал о Кэй, о своих планах, о доме, который он построил. Это казалось другой планетой: фантазия и туман, а он еще никогда не жил до этого мгновения.
Сэмьюэл ласкал ее волосы, ее виски, щеки, нежную кожу. Она только смотрела на него в зеркале. Какие у нее красивые глаза, зеленые, как луг в тумане ее английских лесов, а ресницы такие длинные, что он чувствовал их движение под своими пальцами.
Он продолжал стоять, касаясь ее, представляя ее с распущенными волосами, все ее тело: чувственный запах, звуки. Его горло сдавил приглушенный стон. Он хотел держать ее, обнять и прижать к себе – он хотел обладать ею. Внутри его билась сильная волна. Все, что он знал, все, что он испытал и чем владел в жизни, – было разрушено. Воля изменила ему.
– Помни, – предупреждал Дожен, – твоя всепоглощающая страсть, твое сердце, которое столь яростно воплощает смятение тела и столь же отвергает его, превратится в лес мечей, которые разрубят на куски твою душу. Помни это.
Только чувство стыда, безмерного стыда, наконец, заставило его убрать руки, отпустить ее и выйти из комнаты ослепшим и безмолвным.
23
Леда неподвижно сидела перед зеркалом. Вдалеке прозвенел колокол к обеду.
Она знала, что двери позади нее открыты. Ожерелье сверкало у нее на шее, все в блеске бриллиантов. У нее зарябило в глазах.
Девушка пощупала застежку, не смогла ее найти и расплакалась всерьез.
«Это все потому, что моя мать была француженка, – думала она. – Я фривольна. Я распутница. Я счастлива. Но я не могу быть счастливой.»
Она уставилась на свое отражение сквозь неясные очертания в зеркале. Унижение и горькая радость смешались вместе в ее груди.
Она не может чувствовать себя счастливой. Недостойно быть счастливой. Она глубоко и смертельно оскорблена. Она вела себя недостойно. Это было вызовом по отношению те леди Кэй, ко всей семье, даже крыше над их толовой. Это было непростительно.
Ожерелье не расстегивалось. Леда мучилась над ним и, услышав шаги и голоса из куполообразного холла внизу, в панике с силой открыла застежку. Схватила коробку со стола, бросившись в тень комнаты. Через несколько минут гости покинут большую гостиную и выйдут через открытые двойные двери к лестнице, джентльмены поведут дам вниз к обеду в том порядке, который определен самой Ледой после ознакомления с книгой Берка «Пэрство», откуда она переписала все необходимое для лорда и леди Эшланд.
Теперь же, после месяцев благополучных обедов с семьей, знание этикета привело ее в панику. Она помнила наизусть, как гости и хозяева разбиты на пары для обеда. Как служащая и женщина простого происхождения, она должна идти последней, перед хозяйкой, под руку с джентльменом, который по социальному положению равен ей.
Мистер Джерард.
И она будет сидеть по его правую руку на протяжении всего обеда, в то время как леди Кэй будет находиться напротив них за столом.
Леда пришла в ужас оттого, что сама все так спланировала. Если бы не это обстоятельство, она могла бы поставить гостью дома с мистером Джерардом, а себя – рядом с пожилым мистером Сидни, у которого было не больше прав, чем у нее, есть в столовой, если уж точно соблюдать правила этикета.
Но, расписывая места за столом, она надеялась, что в течение хотя бы недели она воспользуется этим совпадением обстоятельств, общих для нее и мистера Джерарда: факт, что они не принадлежали высшему обществу, если не считать, что он владелец корабельной компании, директор деревообрабатывающих заводов и т. д.
Шум разговора стал громче, голос леди Уитбери отчетливо выделялся в огромном пространстве холла с куполом. Леда поспешно вытерла глаза носовым платком, моля, чтобы они не были красными и опухшими. Не найдя ничего лучшего, она вынула первую попавшуюся книгу и засунула за нее ожерелье. Оправив юбку, сделав глубокий вдох, чтобы успокоить дыхание, – но ее это так и не успокоило – она вышла в холл и прошла по балкону с арками по направлению к журчащим голосам.
Лорд Эшланд и леди, Уиггери уже начали спускаться по лестнице. Остальные пятнадцать пар выстроились в гостиной и последовали за ними. Как только Леда вошла в двойные двери, она увидела леди Тэсс и лорда Уитбери, которые разговаривали с мистером Джерардом, стоящим особняком.
Леда отлично знала, что леди Тэсс сообщала ему, кого он должен повести вниз, в соответствии с тем, что она сказала и другим гостям. Она подумала, что ее покрасневшее лицо должно нагреть вокруг даже воздух. Что еще хуже: когда она взглянула на него и встретила его взгляд, он тоже изменился в лице. Морщины на его подбородке напряглись, и он настолько окаменел, что не мог даже поклониться.
Лорд Уитбери поднял свои светлые брови и громко заметил:
– Мы счастливчики, не так ли, Джерард? Нам достались самые красивые дамы.
Леда увидела, как ярко вспыхнула шея у воротничка мистера Джерарда. Она не разобрала его быстрого ответа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41