А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Никто не сообразит, – успокоил я. – На свете только один Эйнштейн.
…Мы работали как заведенные. Теперь у нас шли писатели: Томас Манн, Герберт Уэллс, Артур Конан Доил, Киплинг.
– Кто следующий, Освальд? – спросила Ясмин.
– Мистер Бернард Шоу.
По дороге в Эйот Сент Лоуренс в Хертфордшире, где жил Шоу, я кое-что рассказал Ясмин об этом самодовольном литературном клоуне.
– Прежде всего, – сказал я, – он оголтелый вегетарианец. Ест только сырые овощи, фрукты и злаки, Поэтому не думаю, что он возьмет шоколадку. – А что делать? Дать ему жука в морковке? – Нет, пусть будет виноград. Купим в Лондоне хорошего винограда и скормим ему одну виноградину с порошком.
– Должно сработать, – согласилась Ясмин.
– Обязательно получится, – сказал я.
– Учти, что этот ничего с тобой не станет делать без жука.
– У него что-то не в порядке?
– Вот этого никто толком не знает.
– Он не интересуется этим благородным занятием?
– Нет, – сказал я, – его совершенно не интересует секс, он что-то вроде кастрата. Ему шестьдесят три года, в сорок два он женился, и брак представляет собой союз, основанный на товариществе и взаимопонимании. Никакого секса.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знаю, но все так считают. Он сам признавался, что не имел никаких сексуальных приключений до двадцатидевятилетнего возраста. Его преследовали многие знаменитые женщины, но безуспешно. Миссис Пэт Кэмпбелл, великолепная актриса, сказала, что как бы он ни петушился, он остается курицей.
– Неплохо.
– Вся диета, – сказал я, – целенаправленно предназначена для усиления умственной активности. «Я считаю, – как-то написал он, – что люди, питающиеся виски и трупами, не способны сделать ничего хорошего».
Мы купили гроздь великолепного черного винограда, на северной окраине Лондона остановились на обочине и вытащили коробку с порошком.
– Дадим ему двойную дозу? – спросил я.
– Тройную, – сказала Ясмин.
– Тебе не кажется, что это опасно?
– Если все, что ты о нем сказал, правда, то ему понадобится полбанки.
– Ну хорошо, – согласился я. – Тройную так тройную. Мы выбрали виноградину в нижней части грозди, аккуратно надрезали кожицу, я выцарапал часть содержимого и поместил тройную дозу порошка, как следует затолкнув его туда булавкой.
Дом, известный как «Уголок Шоу», был большим и ничем не примечательным кирпичным строением с хорошим садом. Было уже четыре двадцать пополудни.
– Обойдешь дом с другой стороны и пойдешь в глубь сада, – сказал я, – увидишь маленький деревянный сарай с наклонной крышей. Там он работает. Наверное, он и сейчас там. Постарайся ему польстить. Скажи ему, что он не только самый великий драматург, но и величайший музыкальный критик всех времен и народов. А в общем-то не беспокойся, поддерживать разговор будет он.
Ясмин уверенной походкой вошла в калитку сада Шоу. Я наблюдал за ней, пока она не исчезла за углом дома, затем немножко отъехал, снял номер в маленькой гостинице «Повозка и лошадь» и стал ждать.
– Я шла по саду, – рассказывала мне позже Ясмин в гостинице, когда мы сидели за отличным бифштексом, пудингом с почками и бутылкой вполне приличного бона. – Никто меня не видел, Я открыла дверь сарая, зашла – он был пуст. Там стояло кресло и простой стол, заваленный листами бумаги. Спартанская атмосфера. И никакого Шоу. Ну что ж делать, подумала я, надо выбираться отсюда назад к Освальду. Полное поражение. Я захлопнула дверь. «Кто там?» – раздался голос из-за сарая. Голос был мужской, но очень высокого тембра, почти визгливый. Ах ты Господи, подумала я, он таки действительно кастрат. Высокое костлявое существо с огромной бородой н садовыми ножницами в руках показалось из-за угла сарая.
«Могу ли я спросить, кто вы такая? – проговорил он. – Это частное владение». – «Я ищу общественный туалет», – сказала я. «Вы по какому делу, юная леди?» – спросил он, наставляя на меня ножницы, как пистолет. «Если вы уж хотите знать, я пришла, чтобы принести вам подарок». – «Ах вот как, подарок!» – сказал он, немного смягчаясь. Я вынула гроздь винограда из сумочки и протянула ему, держа за черенок. «Чем же я заслужил такое расположение?» – спросил он. «Вы доставили мне массу удовольствия в театре, – сказала я, – и я подумала, что будет справедливо дать вам что-нибудь взамен. Вот попробуйте-ка, – я оторвала нижнюю виноградину и протянула ему, – они действительно очень хороши». Он шагнул вперед, взял виноградину и пропихнул ее сквозь свои усы. «Отлично, – сказал он, разжевывая ягоду, – это мускатель. Но что вы здесь все-таки делаете? Существо женского пола, – это хищное животное, мужчина – ее добыча».
– «Вы говорите глупости, – возразила я, – мужчина – вот это охотник».
– «За всю свою жизнь я ни разу не охотился на женщину, – сказал он, – женщины за мной охотились, а я убегал и скрывался от них, как лиса, затравленная гончими. Хищные создания», – добавил он, выплевывая виноградные косточки. «Ну хватит, хватит. Время от времени всем приходится охотиться. Женщины охотятся на мужчин, чтобы добыть себе мужа, ну и что ж в этом плохого? А мужчины охотятся на женщин просто потому, что хотят затащить их в постель», – я присела на второй свободный стул в комнате. «Вы весьма остроумная дама, – сказал он. – Я всегда ценю остроумие. Вы умненькая и хорошенькая, но это не дает вам права занимать мое время. Благодарю вас за виноград». Я взглянула на часы. Оставалось еще больше минуты. Необходимо было продолжить разговор. «Хорошо, я уйду, – пообещала я, – но взамен винограда мне бы хотелось получить автограф на одной из ваших знаменитых открыток». Он потянулся за открыткой и подписал ее. «Ну а теперь уходите, – сказал он, – я и так уже потратил на вас слишком много времени».
– «Ухожу», – сказала я, вставая и пытаясь растянуть секунды. Девять минут уже прошли. О жук, милый, дорогой жук, где же ты, почему ты меня подводишь? И в этот момент, Освальд, благодарение Богу, наконец-то жук на него подействовал.
– Ура! Ну и он на него подействовал как следует?
– Не забывай, что это была тройная доза. Первая фаза была совершенно сокрушительной, – сказала Ясмин. – Как будто бы он сидел на электрическом стуле, а кто-то повернул выключатель и дал миллион вольт. Его тело, застывшее и оцепеневшее, словно оторвалось от стула и повисло в воздухе; глаза вылезли из орбит, все лицо перекосилось. Он сотрясался в конвульсиях, был парализован и совершенно задыхался. Он не мог говорить.
Внезапно он вернулся снова на землю, заморгал, посмотрел на меня, издал чта-то вроде индейского воинственного клича, вскочил с кресла и начал срывать с себя одежду. «Ирландцы наступают! – кричал он. – Пора препоясать чресла, мадам, и приготовиться к битве!»
– А потом что? – спросил я.
– Полный хаос, деревянный пол, ужасные синяки. Но что интересно, Освальд… Ты знаешь, он толком не знал, что делать, пришлось ему показать.
– Он действительно был девственником?
– Похоже, что так. Но он оказался очень способным учеником. Никогда не встречала такого энтузиазма в мужчине шестидесяти трех лет.
– Что значит вегетарианская диета!
– Может быть, – сказала Ясмин, подцепив вилкой кусочек почки и отправляя его в рот, – но не забывай, что у него все было новое, совершенно неизношенное.
– Что именно?
– Ну все. Большинство мужчин его возраста уже более или менее изношены. Ведь все вещи рано или поздно приходят в упадок, амортизируются.
– Так ты хочешь сказать, что тот факт, что он был девственником…
– Именно так, Освальд. Все это его оборудование было новехоньким, поэтому он был совершенно неутомим.
Вот что рассказала мне Ясмин. А теперь я могу продолжить ее рассказ, начиная с того момента, когда в наступающих сумерках я тихо сидел в своей машине недалеко от «Уголка Шоу». Внезапно выскочила Ясмин; ее волосы развевались, когда она галопом мчалась по садовой дорожке.
– Заводи! – кричала она. – Заводи, он гонится за мной!
Я включил зажигание. Ясмин рухнула на сиденье рядом со мной, крича: «Давай вперед, скорей!» Но прежде чем я успел включить нужную передачу, я услышал вопли, доносящиеся из сада, и в сгущающихся сумерках увидел высокую, похожую на привидение фигуру, совершенно голый, с белой трясущейся бородой, он выскочил на нас с воплем: «Вернись, блудница, я с тобой еще не кончил!»
Я включил передачу, отпустил сцепление, и мы рванули с места. Последнее, что я увидел, обернувшись назад, был мистер Шоу, подпрыгивающий на тротуаре под газовым фонарем, совершенно голый, если не считать пары носков, с бородой вверху и бородой внизу и с огромным розовым органом, который, как морковка, торчал из нижней бороды. Это зрелище я не скоро забуду.
В середине апреля мы вернулись домой через Швецию и Данию, к тому времени успев собрать еще и сперму восьми королей.
– Теперь я хочу в отпуск, – сказала Ясмин. – Я хочу отдохнуть как следует.
– На очереди Америка, – сказал я.
– Сначала я хочу в отпуск, – сказала Ясмин. – Я никуда не поеду, пока как следует не отдохну.
– Долго?
– Месяц.
Сойдя на берег с датского парохода в Харвиче, мы поехали прямо в Кембридж и теперь сидели в гостиной Данроумина. Потирая руки, вошел Уорсли.
– Поздравляю вас, – сказал он, – вы неплохо поработали с королями.
– Ясмин просит отпуск на месяц, – объявил я. – Лично я думаю, что было бы лучше сначала сделать Америку.
Уорсли, пыхтя своей отвратительной трубкой, посмотрел на Ясмин и сказал:
– Я согласен с Корнелиусом. Кончим дело, потом отдохнете.
– Нет, – отрезала Ясмин.
– Почему нет? – спросил Уорсли.
– Потому что не хочу, вот и все.
– Ну что ж, в конце концов вам решать, – сказал Уорсли.
– Да уж, конечно, я решаю, – ответила Ясмин.
– Разве тебе это не нравится? – спросил я.
– Уже приелось, – сказала она. – Вначале действительно было занятно, просто здорово. А сейчас я вдруг поняла, что с меня хватит. Оба вы забываете, что каждый раз, когда вам требуется сперма этих проклятых гениев, именно я должна бросаться в бой. Все ложится на мои плечи!
– Ну не совсем на плечи, – заметил я.
– Не пытайся острить, Освальд. Она сидела, нахмурившись. Уорсли ничего не говорил.
– Если ты сейчас возьмешь месяц отпуска, – спросил я, – то потом поедешь со мной в Америку?
– Хорошо.
Уорсли вынул трубку изо рта:
– Мы уже собрали замечательную коллекцию, Корнелиус, поистине замечательную. Когда начнем продавать?
– Не надо торопиться, – сказал я. – Мне кажется, что не стоит пускать в продажу сперму мужчины, пока он не умер. Умершие великие люди всегда интересуют всех больше, чем живущие. После смерти они становятся легендой.
– А кто займется продажей, когда придет время? – спросил Уорсли.
– Я, – сказал я. – Кстати, если на меня легла коммерческая сторона дела, то имею право на большую часть прибыли.
– Ай, – воскликнула Ясмин, – прекрати эти разговоры, Освальд.
– Мы договорились, что делимся поровну, – враждебно заметил Уорсли.
– Успокойтесь, – улыбнулся я, – я пошутил.
– Надеюсь, что пошутил, – сказала Ясмин. – На самом деле я думаю, что больше других должен получить Артур, это он изобрел всю процедуру, – сказал я.
– Должен признать, что это очень великодушно с вашей стороны, Корнелиус, – сказал Уорсли расцветая.
– Сорок процентов изобретателю, и по тридцать Ясмин и мне, – предложил я. – Согласна, Ясмин?
– Не уверена, – сказала она. – Мне таки пришлось потрудиться. Я хочу свою треть.
Чего они, разумеется, не знали, так это того, что я давно уже решил, что в конечном счете наибольшая доля достанется мне. Ясмин, в сущности, много не требуется, она любит хорошо одеться, вкусно поесть, но в общем-то это и все. Что же касается старика Уорсли, то я вообще сомневался, будет ли он знать, что делать с большой суммой денег, даже если он ее и получит. Трубочный табак – единственная роскошь, которую он себе позволял. Я – совершенно иное дело. Тот стиль жизни, к которому я стремился, требовал огромного состояния. Я не мог смириться с посредственным шампанским или недостаточным комфортом. Мне представлялось, что если я каждому дам по десять процентов, оставив себе восемьдесят, то они должны быть счастливы. Сначала, конечно, они взвоют, закричат «караул», но когда поймут, что ничего не поделаешь, то очень скоро успокоятся и с благодарностью примут эту маленькую милость. Существовал единственный способ, который бы мне позволил диктовать свои условия: я должен завладеть Банком спермы со всеми сокровищами, там хранящимися. Затем нужно его перевезти в надежное и секретное место. Это будет нетрудно. Как только мы с Ясмин вернемся из Америки, я найму фургон, съезжу в Данроумин, когда там никого не будет, и заберу драгоценный сейф. Никаких проблем. Кто-нибудь из вас, возможно, подумает, что это грязный трюк, нечестная игра и вообще так поступать непорядочно, но на это я скажу – чушь. В этом мире вы ничего не добьетесь, если упустите свой случай.
– Так когда же вы едете в Америку? – спросил Уорсли.
Я достал календарь:
– Встречаемся здесь пятнадцатого мая, через четыре недели. Я закажу каюты в «Мавритании».
– Прекрасно, – сказала Ясмин, делая запись в своей книжечке.
– А там мы возьмем за шиворот старика Генри Форда, мистера Маркони, Рудольфа Валентине и всех остальных янки.
Я отвез Ясмин на вокзал, поцеловал ее на прощание и отправился в Лондон в свой дом на Кенсингтон Сквер. Я чувствовал себя прекрасно. Похоже, что великий план действительно воплощался в жизнь. Я уже представлял, как сижу лет через пять с какой-нибудь богатой дурой и она мне говорит: «Я бы выбрала Ренуара, мистер Корнелиус, обожаю его картины. Сколько он стоит?»
– «Ренуар – семьдесят пять тысяч, мадам».
– «А какой-нибудь король?»
– «Это смотря какой».
– «Ну вот этот, темненький, хорошенький, король Альфонс Испанский».
– «Король Альфонс – сорок тысяч, мадам».
– «Вы хотите сказать – дешевле, чем Ренуар?»
– «Ренуар – великий человек, мадам, его сперма ценится исключительно высоко».
– «А вдруг она не сработает, мистер Корнелиус? Я хочу сказать, вдруг я не забеременею?»
– «В таком случае вы ничего не платите».
– «А кто будет производить оплодотворение?»
– «Старший гинеколог, мадам. Это должно быть сделано по всем правилам».
– «А мой муж не узнает?»
– «Откуда же он узнает? Он будет думать, что это он».
– «Ну конечно, он так подумает, почему бы и нет», – тут она начинает хихикать.
Да, с началом продажи мне предстояла масса удовольствия. Но сейчас передо мной был целый месяц развлечений. Почти всю зиму я гонялся за королями по Европе, и сейчас настало время всерьез заняться женщинами. Я ударился в загул, да еще в какой!
… Вернулся домой аккурат пятнадцатого мая. Когда я стоял перед дверью и рылся в карманах в поисках ключа, я заметил конверт, приколотый к дверям, он был адресован мне:
«Дорогой Освальд, Артур и я поженились на той неделе…»
Что за черт, какой Артур!
«Мы уехали далеко, и я надеюсь, что ты не станешь возражать против того, что мы забрали с собой весь Банк спермы, почти все, за исключением Пруста».
Господи! Боже мой! Артур – это же Уорсли!
«Да, мы решили оставить тебе Пруста. Все равно этот гомик мне никогда не нравился. Все пятьдесят его соломинок надежно хранятся в походном контейнере в подвале, а письмо Пруста – в ящике письменного стола. Все остальные письма находятся в полной безопасности в наших руках».
У меня закружилась голова, я пошатнулся и не смог дальше читать. Я отпер дверь, ворвался внутрь, нашел бутылку виски, налил себе стакан и проглотил его одним махом.
«Если ты все хорошенько обдумаешь, Освальд, то я уверена, что ты согласишься с тем, что мы не поступили с тобой нечестно. Я объясню тебе, почему: Артур говорит…»
Плевать мне на то, что говорит Артур! Они украли драгоценную сперму! Она же стоит миллионы! Я готов был спорить на что угодно, что это козел Уорсли подбил Ясмин.
«Артур говорит, что, в конце концов, это он разработал процедуру, не так ли? А я выполнила всю тяжелую работу по сбору материала. Артур шлет тебе наилучшие пожелания, Ку-ку. Ясмин Уорсли».
Это был удар ниже пояса. Я не мог отдышаться. В дикой ярости я начал крушить дом.
Прошло не меньше часа, пока я стал постепенно успокаиваться и наконец рухнул в кресло с большим стаканом ячменного виски в руке. Вы могли уже заметить, что в общем-то я неунывающий человек. Могу взорваться, если меня спровоцировать, но долго это не продолжается. Рано или поздно наступает следующий день, и я выбрасываю все из головы. Более того, ничто так не стимулирует мой интеллект, как сокрушительная катастрофа. В период затишья после бури мой мозг делается необыкновенно активным. Я сразу начал прикидывать планы на будущее. Ну что ж, сказал я себе, значит, меня обдурили. Теперь с этим покончено. Нужен новый старт. У меня остался Пруст, и в будущем я смогу хорошо распорядиться этими пятьюдесятью соломинками, но миллионером от этого не стану.
1 2 3 4 5 6 7