— За кого я скажу, — подытожил Началов.
— Что? — Лиза расхохоталась и, поднявшись с табурета, раздраженно продолжила: — Ну все, хватит! Это уже дикость какая-то!
— Нет, Лизонька, это не дикость. — Началов тоже поднялся. Положив руки на плечи Лизы, он усадил ее на табурет и, нависнув над ней, зло зашептал: — Дикость, Лизонька, это когда такая девочка, как ты, сраному зэку три года верность хранит!.. Ты что, думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не знаю ничего? — Увидев, что глаза сестры наполнились слезами, он, не меняя позы, равнодушно продолжил: — Я много чего знаю. Например, что Кулагин еще очень долго из тюрьмы не выйдет!
— Не надо, — прошептала Лиза, и слезы хлынули у нее из глаз.
Довольный достигнутым результатом, Началов провел ладонью по волосам Лизы и, отойдя от нее, стал медленно расхаживать по кухне с видом человека, которому весь этот разговор крайне неприятен.
— Не хотел я тебе всего этого говорить, Лиза, но ты меня вынуждаешь. Срок у него очень большой, а в этом случае из наших тюрем лучше уж вообще не выходить…
— Умоляю, перестань!
— Прости меня, но при таких сроках близкие заключенным скорой смерти желают, — словно и не услышав просьбы сестры, со вздохом продолжил Началов. — Ну, то, что он, если, конечно, доживет, выйдет дряхлым, больным, — это и младенцу понятно. Туберкулез, язва желудка, больные почки, печень воспринимаются в тюрьме как легкая простуда. Все это, Лизонька, еще полбеды… Ты уже взрослая девочка и должна понимать, что в тюрьме женщин нет. Законы там жестоки, и роль женщин там приходится исполнять молодым ребятам, таким, как Кулагин…
— Прекрати! Не надо! Замолчи!
У Лизы началась истерика. Она в голос рыдала, закрывая ладонями уши, чтобы не слышать гадости, которые говорил брат.
— Я должен был это тебе сказать. Я знаю, что тебе сейчас ужасно плохо. Но, я думаю, ты должна знать правду о положении вещей. Я желаю тебе только добра, Лиза! Я очень люблю тебя, сестренка.
Началов подошел к девушке и, присев рядом на корточки, крепко обнял ее. Из всего сказанного им правдивыми были лишь две последние фразы.

1992 год. Новоречинск Воздух свободы

— Ну, за вас, пацаны! — Вершинский отсалютовал граненым стаканом. — С возвращеньицем!
Вопросы типа «как там было?» и «туговато ли?» не поднимались. Все было открытым текстом написано на лицах Кулагина, Горшакова и Шумского. Друзья откровенно наслаждались воздухом свободы, которого они были лишены целых пять лет.
На вокзале их встретил Левинсон и на новенькой «пятерке», купленной всего неделю назад, доставил в ресторан «Колода», где уже организацией предстоящего банкета на шестерых занимались Вершинский и Лебедев. На протяжении всего времени, пока длился срок заключения, друзья с воли поддерживали с сидельцами тесные отношения. Каждый из них троих как минимум два-три раза в год наведывался в колонию. Иногда вместе, иногда поодиночке…
— Черт! Поверить не могу, что я снова в родном Новоречинске! — восторженно восклицал Шумский. Хмель уже заметно ударил Нестору в голову. — Я думал, этот день никогда не наступит. Даже несмотря на условно-досрочное…
— Да, кстати, — Кулагин склонился к Ливенсону. — Много мы должны?
— Давай не сегодня, Леня, — отмахнулся тот. — Вот ты, в натуре, начинаешь загоняться. Такой день! Пей, гуляй, расслабляйся!..
— Ну а все-таки? — гнул свою линию Кулагин. — Намекни хотя бы.
Левинсон знал, что просто так от приятеля не отвяжешься. Если он не ответит, праздник будет безнадежно испорчен. Кулагин станет сидеть с постным выражением лица и теряться в догадках, чем обосновано молчание Левинсона.
— Расклад козырный, Леня. Нам скинули деньжат под хилые проценты. Мы, даже не напрягаясь, сумеем обернуть все через год. А если тему замутим, то и подавно…
— Тема у меня уже есть, — серьезно произнес Кулагин.
— О, нет-нет! — Левинсон шутливо закрылся двумя руками, словно собеседник собирался его ударить. — Уволь меня! Я не хочу говорить сегодня о делах. Ты спросил, я ответил, и на этом все. Если тебе так не терпится, можешь пойти вон Толяну по ушам проехаться. У него, насколько я слышал, тоже какие-то идеи зреют. Но я вам пока не соратник. Завтра — пожалуйста, а сегодня… Все обсуждения без меня. Ты лучше глянь, какие цыпочки нарисовались на горизонте.
Без особой охоты Кулагин повернул голову в ту сторону, куда указывал приятель. На пороге ресторана действительно возникли две молоденькие особы в коротких юбках и с откровенно декольтированными вырезами на блузках. По виду ни одной из них никак не могло быть больше девятнадцати лет, но даже Кулагин вынужден был признать, что выглядели девочки аппетитно. Левинсон заметил блеск у него в глазах.
— Берем? — он слегка стукнул Леонида в плечо. — Я ж понимаю, какой ты голодный до этой темы. Выбирай, которая твоя. Но я бы, конечно, предпочел брюнетку с челкой. Или хочешь ее?
— Нет, не хочу, — Кулагин отвернулся.
— Другую?
— И другую не хочу.
Левинсон изогнул левую бровь;
— Ах, вот оно что! Занятно. Не, я слышал, что иногда зона меняет ориентацию, только мне казалось, к тебе это не может иметь отношения. Но, видимо…
— Че ты несешь? — разозлился Кулагин. — За одни такие намеки уже можно схлопотать по шее. Понял? Я — не педик! С этим у меня все в порядке. Просто… — он уронил голову на грудь, — я очень соскучился по одной особе. Это странно, но я соскучился, Лева.
— Что это за особа?
— Лиза. Лиза Началова.
— Да ну? — не поверил Левинсон. — Ты серьезно, брат? Ты же вроде как ее сам отшил…
— Отшил. Но…
— О чем базар, пацаны? — Лебедев подошел сзади и, обняв Кулагина с Левинсоном за плечи, вклинился между ними. — Я что-то не наблюдаю бурного веселья. Ты по стволам не соскучился, Леня?
— В смысле? — не понял Кулагин.
— В прямом. Темыча я уже уговорил. Нес, правда, артачится, но ты же его знаешь. Он как все. Так что решение за тобой.
— Я не врублюсь, о чем ты толкуешь.
Кулагин обвел взглядом столик. Шумскому понадобилось совсем немного спиртного, чтобы начать клевать носом. Он практически полулежал на столе, бессмысленно ковыряя вилкой в салате. При этом губы Неса продолжали беззвучно шевелиться, словно он продолжал что-то кому-то рассказывать. Левинсон засмеялся.
Горшаков пил мало, зато Кулагин видел, как Артем частенько покидал стол и наведывался в туалет. Лебедев привез другу по его же просьбе целый пакет шмали. К настоящему моменту глаза у Горшакова застеклянели, но это не мешало ему о чем-то негромко разговаривать с Вершинским. Анатолий отчаянно жестикулировал и время от времени бил Горшакова раскрытой ладонью в плечо.
— Пострелять не хочешь? — пояснил свою мысль Лебедев. — У нас козырные стволы. Лева не даст соврать. Прикупили по случаю штук десять. Сейчас с этим не проблема, Лень. На каждом углу можно купить волыну. Прикинь? Золотые времена настали. Жаль, вы пропустили самое начало.
— Да, жаль, — согласился Кулагин и тут же спросил: — И в кого же ты хочешь пострелять?
Лебедев громко заржал.
— Ну, ты хватил, Леня! «В кого»! Не в кого, а во что. Пока только во что. Мы тут с месяц назад арендовали одно местечко за городом. Недорого, кстати. Сделали там для себя тир. Только не такой дешевый, как все эти пукалки с голимыми патронами, а настоящий. Стволы боевые, патроны боевые. Все как полагается. Адреналин, мать его! Поехали, Леня. Будет здорово! Темыч едет, я… Эй, Лева, ты куда?
Левинсон поднялся из-за стола. Кулагин перехватил его взгляд и увидел, что две те самые девочки, которых они заприметили еще при входе, вольготно расположились у барной стойки. Заказали бутылку шампанского на двоих. Кавалеров с ними не было, но мужики с разных концов зала уж начинали вожделенно поглядывать в их сторону. Похоже было, что Левинсон вознамерился захватить в этом вопросе пальму первенства.
— Такие чицы пропадают, — сказал он. — Я просто не могу этого допустить. Ты уж извини, Леня, если не хочешь — не надо. Может, Темыч или Нес возьмут на себя вторую. А если нет, я с двумя управлюсь…
— Слушай, ты, ловелас, — Лебедев схватил его за руку. — Мы по какому поводу собрались тут сегодня? У нас кореша с зоны откинулись. В конце концов, это их праздник. А ты ведешь себя, как последний эгоист.
— Да отвали ты! — Левинсон выдернул руку. — Я же сказал, что готов поделиться. Одной.
— Мы едем стрелять. Скажи, Леня? Темыч едет…
— Я слышал, — краем глаза Левинсон заметил, что из-за столика в дальнем конце зала поднялись двое мужчин. Нужно было торопиться. — Но ты сказал, что Нес не едет. Мы с ним останемся здесь. А вы вчетвером езжайте.
— А тачка? — не унимался Лебедев.
— У тебя своя есть.
— Ты обещал покатать нас на новой.
— Завтра покатаю.
Двое мужчин направились к стойке. Левинсон подорвался с места, как гончая, у которой из-под носа должна уйти добыча. В мгновение ока он уже оказался рядом с девушками. С улыбкой взгромоздился на высокий кожаный табурет. Мужчины остановились, посовещались и вернулись за свой столик.
— Эгоист! — с чувством произнес Лебедев.
— Оставь его. — Кулагин залпом осушил свою рюмку и даже не поморщился. Ничем закусывать спиртное он не стал. — Я не против пострелять, Рома. Если стволы действительно хорошие.
— Стволы — супер, — Лебедев расплылся в довольной улыбке. — Закачаешься! Я сам выбирал. А ты мой вкус в этом деле знаешь.
— А то!
Шумский уже уснул. Растолкать его не представлялось возможным. Да никто и не собирался этого делать. Левинсон обещал присмотреть за ним, хотя в подобное верилось с большим трудом. Он уже привел девушек за столик, заказал еще шампанского и теперь с профессиональным подходом к делу сыпал комплиментами направо и налево…
Кулагин, Горшаков, Вершинский и Лебедев вышли из «Колоды». «Шестерка» Романа стояла рядом с «пятеркой» Левинсона.
— Может, шины ему проколоть? — предложил Вершинский. — Посмотрим, что он дальше с этими шмарами делать будет. А чего? Конкретная хохма выйдет.
— Да брось, — осадил его Кулагин. — Поехали. У меня к тебе и к Ромику разговор конкретный есть. Темыч уже в курсе.
Горшаков солидно кивнул и забрался на переднее пассажирское сиденье «шестерки». Лебедев занял место за рулем. Кулагин и Вершинский приземлились сзади. Натужно зарычал двигатель, и «шестерка» стремительно сорвалась с места.
— Эй, поаккуратнее! — строго предупредил Анатолий, ткнувшись грудью в спинку водительского кресла. — Только ментов нам сегодня не хватало. Ты же гашенный вхлам за рулем.
— Да в сраку я имел этих ментов! — отмахнулся Лебедев.
«Жигуль» выскочил на проезжую часть. Горшаков пристроил во рту косячок и подпалил его. В салоне тут же повис характерный запах марихуаны. Кулагин на полную опустил боковое окно.
— Ты мне должен рассказать, кто есть кто сейчас в городе, — обратился он к Вершинскому. — Кто какой микрорайон сейчас держит и что из себя данный человек представляет, если я его не знаю.
— Ты практически всех знаешь. — Вершинский прихватил с собой из ресторана бутылку вина и сейчас пил прямо из горлышка. Рубиновые капли скатывались у него по подбородку, и в этот момент он напоминал Леониду знаменитого графа Дракулу. — За редкими исключениями, может быть. Несмотря на то что прошло пять лет, в этом вопросе мало что поменялось. Разве что пацаны пошли более борзые. Из молодняка, я имею в виду. А чего ты задумал-то?
Кулагин ответил не сразу. Там, на зоне, когда он рассказывал свой план по объединению Горшакову и Шумскому, все выглядело несколько иначе. Более просто, что ли. А здесь, на воле… Жизнь буквально оглушила Леонида, и он понял, что ему в процессе осуществления намеченной цели придется столкнуться с немалыми трудностями. Придется иметь дело уже не с абстрактными идеями, а с живыми людьми. Из плоти и крови. Как все обернется в реальности? Этого Кулагин пока не знал…
— Я хочу объединить разрозненные «дворы» в единое целое, — сказал он.
Вершинский оторвался от горлышка бутылки.
— Это будет толково, — подал голос с переднего сиденья Горшаков.
— Да, — продолжил Кулагин. — Если создать коалицию, ментам будет трудно удерживать такой натиск. А сообща мы сможем достигнуть гораздо большего. И это будет организация, Толян. Мощная организация со своими порядками и внутренним уставом. Надо собрать всех и поговорить. С Протасом, с Жженым, с Мамонтом, с Пальцем, с Антипом и так далее. Это можно устроить?
Вершинский выпятил нижнюю губу.
— Устроить-то, я думаю, можно, — медленно произнес он. — Но не уверен, что твоя идея придется всем по душе. Напротив, многим это не понравится, как мне кажется.
— Я постараюсь быть убедительным.
«Шестерка», управляемая Лебедевым, выскочила за черту города. Вершинский вновь приложился к бутылке и после этого протянул ее Кулагину. Леонид отрицательно покачал головой. Мешать водку с вином, по примеру товарища, он посчитал для себя излишним.

1992 год. «Богдашка» Уходи!

Кулагин щедро расплатился с таксистом, оставив ему на чай не меньше пяти тысяч рублей, и выбрался из теплого уютного салона на холодный осенний воздух. Бритая наголо макушка без головного убора чувствовала себя на таком ветру не слишком уютно, и Леонид поспешил нырнуть в подъезд нужного дома. Поднялся на лифте на седьмой этаж и остановился возле обитой коричневым дерматином двери. Внешне за те пять лет, которые Кулагин отсутствовал, здесь ничего не изменилось. Те же надписи на стенах, тот же потертый половик, та же грязная, заплеванная лестница. Вот только все тот же дерматин на двери местами порвался, и из него торчали желтые куски поролона.
Сердце гулко стучало в груди, и Кулагин лишь усилием воли заставил себя успокоиться. Рука потянулась к дверному звонку. Интересно, насколько изменилась она сама? А в том, что Лиза должна была измениться за минувшие годы, Кулагин не сомневался. Из шестнадцатилетней девочки она, как минимум, должна была превратиться в оформившуюся во всех отношениях девушку.
Он нажал кнопку и услышал, как в недрах квартиры раздалась переливчатая соловьиная трель. Кулагин отступил на шаг назад, заложил руки в карманы и стал терпеливо ждать. Не прошло и минуты, как щелкнул замок, и дверь распахнулась внутрь.
Ему повезло. На пороге квартиры действительно стояла Лиза. За пять лет ее семья никуда не переехала, и судьбе было угодно, чтобы девушка сама открыла своему давнему возлюбленному. Ни с ее мамой, ни с папой, ни уж тем более с братом Кулагину общаться совсем не хотелось. Ему была нужна Лиза. Только она.
— Привет…
Да, она изменилась. Вместо волнистых длинных волос у Лизы теперь была модная стрижка «каре», окрашенная в пепельно-русый цвет. Некогда озорная челка исчезла. На лице едва заметные следы легкой косметики. Вот только глаза не изменились ни капли. Ее глаза Кулагин помнил до сих пор. Нередко они снились ему в зоне. Именно ее глаза.
Леонид слегка опустил взгляд. Грудь у Лизы тоже стала заметно больше, и откровенный вырез блузки позволял видеть б?ольшую ее часть. Чуть выше поблескивало дешевое, выполненное под золото ожерелье, и Кулагин узнал в нем то самое, которое лично подарил девушке на окончание девятого класса. То, что, несмотря на его дешевизну, Лиза до сих пор не рассталась с этим украшением, приятно порадовало вчерашнего зэка.
— Леня? — Ее глаза округлились от изумления, а руки привычно вспорхнули вверх и легли на шею. — Ты? Боже мой! Тебя уже… То есть, я хочу сказать, ты… Ты освободился?
— Три дня назад, — он открыто улыбнулся. — Пригласишь?
Ее реакция была не совсем такой, как он ожидал. Лиза немного затравленно оглянулась через плечо, затем, перешагнув порог, ступила на лестничную клетку и слегка прикрыла за собой дверь.
— Зачем? — спросила она. — Что ты хотел? Разве в прошлый раз ты сказал мне не все?
Да, теперь Кулагину стало понятно, что Лиза изменилась не только внешне. Без сомнения, она, как и он сам, стала значительно крепче духом. И более решительной.
— У тебя там кто-то есть? — Он кивнул в сторону квартиры.
— Там мама, — по глазам девушки не сложно было догадаться, что она не врет. — Ей в последнее время сильно нездоровится. Мне не хотелось бы лишний раз травмировать ее. Так зачем ты пришел, Леня?
— Поговорить.
— Со мной? Это странно…
— Почему странно? — В эту секунду Кулагину ужасно хотелось закурить, но он сдержал себя.
1 2 3 4 5