— Скорее, влюбленности… Но ни одна меня не удовлетворяет. Меня также сжигает пламя, которое я не знаю, как назвать. Как быть, забыть о нем или позволить ему разгореться?
— У нас нет выбора, Моис. Если мы попытаемся уйти от этого, нас поглотит пучина мрака.
— Ты полагаешь, что этот мир — это свет?
— Свет пронизывает этот мир.
Моис поднял глаза к небу.
— Может быть, он прячется в центре солнца?
Рамзес заставил друга опустить глаза.
— Не смотри на него прямо, оно ослепит тебя.
— То, что скрыто, откроется мне.
Испуганный крик прервал их беседу: по ближайшей аллее неслись две девушки-ткачихи, убегая со всех ног.
— Теперь моя очередь тебя удивить, — сказал Моис. — Идем, изгоним беса, который страшит этих несчастных.
Виновник переполоха вскоре показался на глаза; стоя на колене, он подобрал рептилию красивого темно-зеленого цвета и сунул ее в свой мешок.
— Сетау!
Знаток змей не выказал никаких эмоций. Поскольку Рамзес не мог прийти в себя, оттого что застал его здесь, тот объяснил, что продажа яда в опытную мастерскую гарема обеспечивала ему значительный доход; к тому же возможность провести несколько дней в компании Моиса несказанно обрадовала его. Поскольку ни тот, ни другой не были скованы удушающими узами нравственных принципов, они жили в свое удовольствие, пока судьба не решит опять разлучить их.
— Я научил Моиса некоторым хитростям моего искусства. Закрой глаза, Рамзес.
Когда царевичу разрешили открыть глаза, Моис, твердо стоя на ногах, держал в правой руке тонкую палку темно-коричневого цвета.
— То же мне. Подвиг.
— Взгляни получше, — сказал Сетау.
Палка вдруг ожила, взвившись кольцами. Моис бросил на землю эту довольно большую змею, которую Сетау тут же подобрал.
— Как тебе этот фокус природы? Немного хладнокровия — и можно удивить кого угодно, даже сына царя!
— Что ж, научи меня управляться с такими палками.
— Почему бы нет?
Трое друзей удалились во фруктовый сад, где Сетау собирался обучать своих приятелей: обращение с живой рептилией требовало сноровки и точности.
Стройные девушки повторяли свой танец, больше походивший на акробатический номер. Облаченные в набедренные повязки средней длины, держащиеся на двух лентах, перекрещенных на груди и на спине, с волосами, забранными в хвост на макушке, с маленьким деревянным шариком на конце, они исполняли сложные трюки дружно, как по команде.
Рамзес наслаждался этим зрелищем благодаря содействию Моиса, которого обожали танцовщицы, но тот почему-то становился все мрачнее. Сетау не разделял увлечения двух своих приятелей; непрекращающиеся встречи со змеями, носителями скоропостижной и неизбежной смерти, придавали его жизни неповторимый вкус. Моис хотел бы пережить страсть, подобную этой, но он находился в сетях бесконечных поручений, которыми, однако, никогда не пренебрегал, рассчитывая однажды, в скором времени, занять пост начальника гарема.
— Настанет день, — пообещал он Рамзесу, и я оставлю все.
— Что ты хочешь сказать?
— Я сам еще не знаю, но эта жизнь становится для меня все невыносимее.
— Мы можем уйти вместе.
Танцовщица с благоухающим телом пролетела мимо, слегка коснувшись обоих юношей, однако не сумела их отвлечь. Когда выступление окончилось, они, тем не менее, согласились разделить угощение с чаровницами, расположившимися на берегу небольшого пруда с синей водой. На царевича посыпалось множество вопросов о дворе, о должности царского писца, о планах на будущее, но он был резок — отвечать не хотелось. Разочарованные собеседницы принялись читать наизусть стихотворные цитаты, показывая тем самым свою образованность.
Рамзес заметил, что одна из них сидит молча. На вид младше своих подруг, с черными блестящими волосами, зелено-голубыми глазами, она была восхитительна.
— Как ее зовут? — спросил Рамзес у Моиса.
— Нефертари.
— Почему она такая робкая?
— Она из скромной семьи и только что поступила в гарем; ее взяли благодаря ее ткацкому мастерству. Во всем она оказалась впереди своих подруг. Девушки из богатых семей не могут ей этого простить.
С еще большей настойчивостью чаровницы попытались привлечь внимание царевича; слухи донесли, что Рамзес женится на красавице Исет, но разве сердце царевича не шире, не щедрее, чем сердца остальных мужчин? Рамзес оставил кокеток и присоединился к Нефертари.
— Я не помешаю?
Внезапность и напор обезоружили ее, она подняла на Рамзеса встревоженный взгляд.
— Извините, но вы казались такой одинокой здесь.
— Я просто… думала.
— Что же беспокоит такую светлую голову?
— Мы должны выбрать одно из выражений мудрого Птах-Хотепа и объяснить его.
— Я бесконечно уважаю этот труд. Какое же вы выбрали?
— Я еще не знаю.
— Какому делу вы собираетесь себя посвятить, Нефертари?
— Искусству цветов. Я хотела бы составлять букеты в дар богам и в течение года находиться в храме как можно дольше.
— Почему такая серьезность?
— Я люблю размышление, в нем я черпаю свою силу. Разве не сказано, что молчание позволяет душе расти, как цветущему дереву?
Наставница танцовщиц попросила их собраться и пойти переодеться перед уроком грамматики. Нефертари поднялась.
— Подождите… Не согласитесь ли вы оказать мне одну услугу?
— Наставница очень строгая и не любит, когда опаздывают.
— Какое выражение вы выберете?
Ее улыбка усмирила бы и самого пылкого завоевателя.
— «Совершенное слово сокрыто глубже, чем зеленый камень; и все же его можно найти у работниц, трудящихся на мельнице».
И она исчезла, легкая, просветленная.
20
Рамзес провел целую неделю в гареме Мер-Ура, но так и не представилось случая вновь увидеть Нефертари; Моис мог уделять своему другу совсем немного времени из-за работы, которую давал ему его непосредственный начальник, ценящий быстроту исполнения поручений. И тем не менее, они черпали в своих беседах новую силу и пообещали друг другу, что не позволят лениться своему сознанию.
Скоро присутствие младшего сына Сети превратилось в целое событие; знатные пожилые дамы стремились с ним поговорить, некоторые засыпали его своими воспоминаниями и советами. Множество ремесленников и служащих приходили засвидетельствовать ему свое почтение. Что касается управляющего, он не уставал оказывать царевичу всевозможные знаки внимания, надеясь, что тот расскажет отцу о его хорошем управлении. Укрыться где-нибудь в саду с книгой, чтобы спокойно почитать труды древних, стало почти невозможно; чувствуя себя пленником в этом раю, царевич взял свой дорожный мешок, циновку и посох и ушел оттуда, никого не предупреждая. Моис, конечно, поймет его.
Неспящий отяжелел; несколько дней ходьбы, несомненно, вернут ему былую легкость.
Начальник охраны дворца выбивался из сил. Никогда еще за все время его службы он столько не работал, стараясь успеть повсюду, то опрашивая десятки служащих, занимавших различные посты, то погружаясь в тщательную проверку данных, то опять возвращаясь к допросам и угрожая отвечавшим страшными мерами.
То ли кто-то мешал следствию, то ли административная машина совсем вышла из строя, трудно было разобраться. Несколько раз пытались на него оказать давление, но кто это был, выяснить так и не удалось; и ко всему прочему, правительница была для него страшнее, чем кто-либо из придворных, пусть даже самых грозных.
Когда он уверился, что исчерпал все свои возможности, а дело так и не сдвинулось с мертвой точки, он явился к Туйе.
— Могу заверить Великую Царицу в моей полнейшей преданности.
— Меня больше интересует эффективность ваших действий.
— Вы просили меня установить правду, какой бы она ни была.
— Да, это так.
— Вы, несомненно, не будете разочарованы, так как…
— Это уж я решу сама, и давайте вернемся к делу.
Начальник охраны не решался начать.
— Я хочу заметить, что моя ответственность…
Взгляд царицы заставил чиновника прервать эту речь в свою защиту.
— Услышать правду, Великая Царица, иногда бывает довольно тяжело.
— Я вас слушаю.
Он сглотнул.
— Так вот, должен объявить вам о двух катастрофах.
Амени тщательно переписывал постановления, которые следовало знать каждому царскому писарю. Хотя недоверие Рамзеса его задело, он знал, что царевич вернется. Поэтому он продолжал свою работу личного секретаря как ни в чем не бывало.
Когда Неспящий запрыгнул к нему на колени и облизал его щеки своим мягким влажным языком, Амени забыл об упреках и радостно приветствовал Рамзеса.
— Я был уверен, что не застану тебя здесь, — признался царевич.
— И на кого остались бы ежедневные дела?
— На твоем месте я бы не простил, что меня так бросили.
— Однако ты на своем месте, а я — на своем. Боги так распорядились, и мне этого вполне достаточно.
— Прости меня, Амени.
— Я поклялся быть верным и сдержу свое слово; пусть демоны свернут мне шею, если я отступлю! Как ты отметил, я действую сам по себе. Как путешествие?
Рамзес рассказал ему о гареме, о Моисее и Сетау, однако умолчал о краткой встречей с Нефертари. Это мгновение очарования он хранил в своей памяти как редкое сокровище.
— Ты прибыл как раз вовремя, — заявил Амени, — царица хотела видеть тебя как можно скорее, и Аша приглашает нас на ужин.
Аша принял Рамзеса и Амени в служебной резиденции, которую министр иностранных дел недавно ему выделил: в центре города, недалеко от управления, к которому он относился. Несмотря на свой молодой возраст, он уже походил на опытного дипломата с вкрадчивыми манерами и доверительным голосом. Беспокоясь о своей представительности, он старался следовать последней мемфисской моде, являвшей собой помесь классических силуэтов и богатства цветов. К его врожденной элегантности прибавилась теперь уверенность, которой раньше Рамзес в нем не замечал. По всему было видно, что Аша нашел свой путь.
— Ты кажешься вполне довольным своей судьбой, — заметил Рамзес.
— Я с самого начала выбрал нужное направление, и мне повезло: мой отчет о Троянской войне сочли самым точным.
— Что там, собственно, творится?
— Поражение троянцев неоспоримо; вопреки тем, кто верит в великодушие Агамемнона, я предвижу жестокую расправу и разрушение города. Тем не менее мы не собираемся вмешиваться. Египет нисколько не затрагивает этот конфликт.
— Сохранять мир — самое большое желание Сети.
— Да, поэтому-то он так обеспокоен.
Рамзес и Амени в один голос испуганно спросили:
— Ты опасаешься конфликта?
— Хетты вновь заволновались.
С первого года своего правления Сети пришлось столкнуться с бунтами среди бедуинов; подталкиваемые хеттами, они заняли Палестину и провозгласили независимое царство, но скоро мятежные отряды сами себя истребили. Когда восстановилось относительное спокойствие, фараон отбыл в провинцию, чтобы усмирить ханаан, присоединить южную часть Сирии и установить контроль над финикийскими портами. В третий год правления все думали, что прямого столкновения с хеттами не избежать, однако войскам удалось окружить позиции врага, прежде чем выйти к ним тыл.
— Что ты знаешь точно? — спросил Рамзес.
— Это конфиденциальная информация. Хоть ты и царский писец, ты не относишься к дипломатическим службам.
Указательным пальцем правой руки Аша разгладил маленькие, безупречно подстриженные усики. Рамзес не мог понять, серьезно ли он это сказал, но насмешливый огонек в искрящихся глазах друга разубедил его.
— Хетты затевают волнения в Сирии; некоторые финикийские правители за значительное вознаграждение готовы им содействовать. Царские военные советники высказываются за скорейшее вмешательство; по последним сведениям Сети считает, что это необходимо.
— Ты входишь в состав экспедиции?
— Нет.
— Уже в немилости?
— Не совсем так.
На тонком лице Аши нарисовалась недовольная гримаса, как если бы вопросы Рамзеса показались ему неуместными.
— Мне доверили другую миссию.
— О чем речь?
— На этот раз я действительно должен держать язык за зубами.
— Секретное поручение! — воскликнул Амени. — Заманчиво, но… опасно.
— Я на службе у государства.
— Ты в самом деле ничего не можешь нам доверить?
— Я отправляюсь на юг. Не спрашивайте у меня больше ничего.
Неспящий по достоинству оценил предоставленную ему привилегию: обильный обед, поданный в саду царицы. Туйа, забавляясь, принимала знаки нежности, которыми страстно осыпал ее мягкий язык благодарного пса. Рамзес нетерпеливо жевал веточку.
— У тебя хорошая собака, сын мой, это большое счастье. Цени его.
— Ты хотела меня видеть. Я пришел.
— Как твое пребывание в гареме Мер-Ура?
— От тебя ничего не скроется!
— Разве я не должна помогать править фараону?
— Что с расследованиями?
— Начальник охраны оказался более проворным, чем я думала. Нам удалось кое-что выяснить, но новости не из лучших. Возницу, который привел тебя в ловушку, нашли, но мертвым; его труп обнаружили в заброшенной риге, в южной части Мемфиса.
— Как он туда попал?
— Ничего определенного. Что касается мастерской, изготовлявшей чернильные палочки, владельца установить невозможно: папирус с записью его имени был уничтожен архивными службами.
— Только высокий сановник мог допустить такое правонарушение!
— Ты прав. Сановник достаточно богатый и могущественный, чтобы подкупить сообщников.
— Эта коррупция мне противна… Мы не должны этого допускать!
— Ты подозреваешь меня в трусости?
— Что ты!
— Мне нравится твое возмущение. Никогда не допускай несправедливости.
— Что же теперь делать?
— Начальник охраны не в состоянии двигаться дальше, я сама займусь этим.
— Я в твоем распоряжении; приказывай, я подчиняюсь.
— Ты готов на это ради того, чтобы узнать правду?
В улыбке царицы читались одновременно насмешка и нежность.
— Я не в состоянии открыть даже ту, которая живет во мне.
Рамзес не осмелился открыться больше и показаться смешным в глазах Туйи.
— Настоящий мужчина не довольствуется одной лишь надеждой, он действует.
— Даже если судьба сулит ему совсем иное?
— Его дело изменить свою судьбу. Если он на это не способен, пусть довольствуется собственной посредственностью и не обвиняет ближнего в своих несчастьях.
— Представь, что это Шенар был тем, кто хотел меня устранить.
Тень печали легла на лицо царицы.
— Это страшное обвинение.
— Тебе тоже подобное подозрение разрывает сердце?
— Вы мои сыновья, и я люблю вас, одного и другого; даже если вы совсем разные, даже если вы оба хотите взять свое, как допустить, что твой брат оказался таким подлецом?
Рамзес был потрясен. Неужели желание править ослепило его до того, что он уже вообразил самый низкий заговор?
— Мой друг Аша боится, что перемирие под угрозой.
— Он хорошо осведомлен.
— Отец решил выйти против хеттов?
— Обстановка требует этого.
— Я хочу отправиться вместе с ним и сражаться за мою страну.
21
В том крыле дворца, которое было отведено Шенару, слуги и чиновники ходили как в воду опущенные. Все бесшумно передвигались по стеночке, и каждый отправлял свою должность строго, как было предписано. Ни смех, ни разговоры не нарушали давящую атмосферу.
Новость пришла утром: немедленная мобилизация двух элитных полков в преддверии немедленного выступления в поход. Другими словами — война против хеттов! Шенар был поражен. Эти насильственные действия ставили под удар всю торговую политику, которую он только начал претворять в жизнь и от которой в скором времени ждал хороших результатов.
Это неразумное противостояние породит чувство незащищенности, которое противопоказано деловым отношениям. Как многие из его предшественников, Сети попался в эту затягивающую трясину. Вечно эта отсталая мораль, это стремление охранять египетскую территорию, утверждать величие цивилизации, растрачивая силы, которые могли бы так пригодиться в другом деле! Шенар не успел испортить репутацию царских военных советников и доказать их несостоятельность; эти вояки мечтали лишь о рукопашной, возомнив себя завоевателями, перед которыми должны были преклоняться все народы. Если поход окончится крахом, Шенар пообещал себе, что выгонит всех этих никчемных из дворца.
Кто управлял страной в отсутствие фараона, его первого министра и главнокомандующего? Царица Туйа, естественно. Даже если их встречи становились все реже и вообще в отношениях намечался застой, они все же относились друг к другу с большой нежностью. Настал час поговорить начистоту. Туйа не только должна была его понять, но и повлиять на Сети, чтобы сохранить мир. Поэтому он настаивал на скорейшей встрече с ней, несмотря на ее чрезвычайную занятость.
Туйа приняла его в середине дня, в своих покоях.
— Какая торжественная обстановка, матушка!
— Полагаю, ты здесь не затем, чтобы нанести частный визит.
— Вы правы, как всегда. Откуда это шестое чувство?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35