– Милтон так спешил, что полы его гауна разлетелись в стороны, как крылья.
Хью нетерпеливо шагал взад-вперед по залу. Когда Джиневра поймет, что все их несчастья – дело рук хранителя печати, и увидит, как он раскаивается и сожалеет о том, что причинил ей такие страдания, она вернется к нему.
Вскоре Милтон привел повара. Тот вытер о фартук испачканные в муке руки и объяснил, где находятся меблированные комнаты его сестры.
– Это респектабельная часть деревни, милорд. Вокруг поля и леса. Много свежего воздуха для барышень. Надеюсь, они не заразились от мастера Робина.
– Уверен, что нет, – сказал Хью и вышел из дома.
Начался дождь, в воздухе пахло сыростью.
Дрожащий от холода грум подвел к нему лошадь, которая выглядела такой же несчастной, как и мальчик. Хью вскочил в седло и послал жеребца в галоп. Он проехал по узкому мосту через реку Холборн и направился к Чипсайду. Ворота уже открылись, и он покинул город.
Мурфилдс была маленькой деревушкой недалеко от Лондона. Несмотря на пасмурную погоду, домики, стоявшие вдоль единственной улицы, казались уютными и гостеприимными. Из труб поднимался дым, в окнах горел свет. Пахло жареным беконом и свежеиспеченным хлебом.
Дом, который был нужен Хью – с побеленными стенами, бревенчатым вторым этажом, прочной крышей, – стоял на окраине и выглядел более солидно, чем другие. Входная дверь и ставни на фасаде были закрыты.
Хью спешился, стреножил коня и негромко постучал, преодолевая желание изо всех сил заколотить в дверь рукояткой меча. На его стук никто не ответил. Тогда он постучал громче, и на этот раз за дверью послышались голоса. Он постучал в третий раз.
Наконец лязгнул засов, и дверь открылась. Мастер Краудер взирал на Хью без удивления и с нескрываемой враждебностью.
– Милорд?
– Передайте леди Джиневре, что я здесь, – сказал Хью, берясь за дверную ручку.
– Госпожа знает, что вы здесь, сэр, – заявил Краудер. – Она не может принять вас. – Он попытался закрыть дверь.
Хью вцепился в ручку с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Краудер, мне нужно поговорить с ней. Не стойте у меня на пути.
– Я подчиняюсь своей госпоже, сэр. Она не желает принимать вас. – Голос у Краудера был спокойным, а взгляд – холодным.
Хью выпустил ручку двери. Надменный вид Краудера взбесил его, однако он напомнил себе, что тот всей душой предан Джиневре.
– Тогда я хотел бы кое-что передать ей, – с трудом сдерживая ярость, проговорил он.
– Конечно, милорд.
Хью заколебался. Ему не хотелось посвящать Краудера в свои отношения с Джиневрой.
– У вас есть бумага и перо? – спросил он.
– Осмелюсь сообщить вам, сэр, что дальше по улице находится вполне приличная таверна, – указал вправо Краудер. – Там вас снабдят всем необходимым.
Хью круто развернулся и пошел прочь. Он весь кипел от гнева: надо же, его унизил какой-то слуга! Однако он понимал, что нельзя осуждать Краудера. Ведь тот знает, в чем лорд Хью обвинил его госпожу. Будь у них возможность, Краудер и остальные слуги Джиневры с радостью насадили бы его голову на пику.
Хью вошел в таверну пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. Сегодня был банный день, и из прачечной, примыкавшей к пивной, пахло мылом и кипятившимся бельем.
Навстречу ему вышла круглолицая женщина с покрасневшими руками и сбившимся набок чепцом. Заметив ее удивленный взгляд, Хью вспомнил, что после стычки с Тайлером не успел ни помыться, ни побриться, ни переодеться. Бинты на руках из белых стали серыми, и от него страшно воняло грязью, кровью и потом. Он вдруг ощутил небывалую усталость.
– Принесите мне бумагу, перо и чернила, – приказал он. – И большую кружку подогретого эля с пряностями.
Властный тон тут же подействовал на женщину. Она сделала реверанс, ушла и вскоре вернулась с письменными принадлежностями и элем. Разложив письменные принадлежности на столе, она поставила кружку на треножник над огнем в очаге, потом раскалила кочергу и сунула ее в эль. Металл зашипел, а из кружки повалил пар.
– Что еще, сэр? – Женщина поставила кружку перед Хью.
– Больше ничего, спасибо.
Хью приступил к письму. С чего начать? Он должен объяснить, что все затеял хранитель печати, извиниться за собственную слепоту и глупость, попросить Джиневру вернуться. Он должен написать, что не вынесет разлуки с ней. Что ему даже страшно вспомнить о своих чудовищных обвинениях.
И вдруг Хью все понял: если он увидится с женой, обнимет, то ему удастся убедить ее. А письмо, черные закорючки на бумаге – через них он не сможет передать свои чувства. У него нет опыта выражать эмоции на клочке бумаги – ведь он вояка. Да, каждое слово будет правдой, но в них не отразится глубина того, что он ощущает.
Однако у него нет выбора. Когда Джиневра прочтет письмо, она обязательно захочет увидеть его. И тогда он убедит ее единственным доступным ему способом.
Хью, не очень довольный результатом, перечитал написанное, посыпал лист песком и сложил его. Он не будет запечатывать письмо – слуги не осмелятся прочитать его.
Допив эль и немного приободрившись, он бросил на стол монетку и вышел.
Когда Хью снова постучал, дверь немедленно открылась, как будто Краудер ждал его. Эконом бесстрастно взглянул на сложенный листок, взял его и с поклоном закрыл дверь.
Хью отошел от дома и взглянул вверх. Все окна верхнего этажа, кроме одного над дверью, – он заметил крохотную щелочку, в которую пробивался свет, – были закрыты ставнями. Хью некоторое время топтался у дома, ожидая, что дверь вот-вот откроется и Краудер пригласит его войти.
Но дверь оставалась закрытой. В щелях между ставнями не было видно никакого движения. Хью выждал еще полчаса. Наконец он не выдержал, вскочил на коня и уехал.
Джиневра стояла у окна над дверью и смотрела Хью вслед. Она наблюдала за ним все то время, что он ждал ответа. Ее сердце сжималось от жалости к нему. Он выглядел таким понурым, таким измученным. Он едва держался на ногах. Ведь он не спал с тех пор, как заболел Робин. И прошлую ночь он наверняка не спал. Робин заболел два дня назад. Неужели весь этот ужас начался только два дня назад?
Джиневра перечитала его письмо. Она хорошо знала Хью, поэтому без труда поняла то, что скрывалось за безжизненными строчками. Ее охватила бешеная злость на хранителя печати. Однако Хью попался в ловушку, расставленную Кромвелем, и она не сможет забыть об этом. Он поверил в то, что она способна убить Робина… и его. Она говорила ему, что любит его, а он не обратил внимания на ее слова и предпочел поверить в эту чудовищную чушь.
Разве она забудет об этом? А если и забудет, то не сможет жить с Хью, как ни в чем не бывало. Между ними всегда будет лежать ложь.
И вот снова она должна отказываться от Хью, чтобы иметь силы защищать своих дочерей. Если бы она впустила его, то тут же бы и сдалась. А она не имеет права уступать человеку, который не доверяет ей. Она должна быть сильной. Она должна решить, как и где они будут жить. Джиневра знала себя. Она знала, что ее упрямство было одновременно и грехом, и спасением. И в настоящий момент она нуждалось именно в этом спасении.
– Мама, мама!
– Что, Пиппа? – Джиневра услышала тревогу в голосе дочери и повернулась к ней, спрятав письмо в складках юбки.
– Это был лорд Хью.
– Да, я знаю.
– Почему он ушел? – Пиппа гладила кошку, которая пыталась вырваться из ее рук.
Джиневра понимала, что нужно открыть дочерям хотя бы часть правды. Нет надобности рассказывать о его обвинениях, однако девочки должны знать, что отныне им не придется жить в доме отчима. И надо это как-то объяснить. Но Джиневра не находила веской причины Ее голова отказывалась соображать.
– Ты заболела, мама? – обеспокоенно спросила Пен – Ты выглядишь больной.
– Не приставай к маме. – Тилли вынырнула из шкафа, где развешивала одежду. – Она очень устала. Последнее время ей приходится нелегко. Беги вниз завтракать. Госпожа Вулли все приготовила.
Девочки вопросительно смотрели на мать, и Джиневра заставила себя улыбнуться.
– Я действительно чувствую себя немного уставшей. Я плохо спала ночью. И сейчас мне хотелось бы отдохнуть.
– У нас будут уроки? – осведомилась Пиппа. Джиневра отрицательно покачала головой:
– Нет, сегодня уроков не будет. Можете заниматься своими делами, только не беспокойте госпожу Вулли.
– Я попрошу Грина взять меня на охоту, – заявила Пиппа. – Он обещал взять меня, когда пойдет в следующий раз. А ты пойдешь, Пен?
Пен продолжала смотреть на мать.
– Ты заболела, мама?
– Нет, дорогая, я просто устала. Я хочу отдохнуть. Не тревожься. – Она поцеловала дочь и погладила ее по щеке.
Однако Пен не скрывала того, что слова матери не убедили ее.
– Тошнит, цыпленочек? – как бы, между прочим спросила Тилли.
Джиневра покачала головой:
– Нет, не тошнит. Но я страшно утомлена, Тилли.
– Неудивительно после всех этих событий. Иди в кровать, я принесу тебе посеет, – сказала Тилли, откидывая покрывало. – Давай, цыпленочек. Не мучай себя – этим ты навредишь и себе, и малышу.
– Ты права.
Джиневра встала спиной к Тилли, чтобы та расшнуровала ей платье. Недопустимо, чтобы к душевной усталости – с ней придется смириться – прибавилась еще и физическая.
Хью ехал обратно под моросящим дождем. Что делать, если Джиневра откажется выслушать его? Нет, надо вернуться. Он будет колотить в дверь, пока она его не впустит. Ему нужно только обнять ее – и тогда все получится. Он знал, что сможет все ей объяснить. Ведь Джиневра умеет судить беспристрастно, но так упряма! Если бы она только выслушала его, то все бы поняла.
Хью оставил лошадь в конюшне и прошел в дом через черный ход. И сразу ощутил на себе вопросительные взгляды слуг.
В зале горел огонь, лампы были зажжены, но тепло и уют не принесли ему успокоения. Он замер у камина и стал машинально гладить рукой заросший щетиной подбородок. Вдруг, чертыхнувшись, он взбежал по лестнице и ворвался в спальню. Комната в очередной раз потрясла его своей безликой пустотой. В его голове снова зазвучал собственный голос: он будто наяву услышал, как обвиняет Джиневру. Нет, глупо надеяться, что она вернется. Его энтузиазм и жажда деятельности пропали в одно мгновение.
И все же Хью заставил себя позвонить в колокольчик, морщась при этом от собственного запаха. Прибежал слуга, и он приказал принести горячей воды, а потом разделся догола. Остается единственный способ вернуть Джиневру: он будет ухаживать за ней. Но он никогда прежде не ухаживал за женщинами. Его брак с Сарой был устроен ее родителями. А женитьба на Джиневре состоялась без положенного в таких случаях ухаживания.
Итак, если он хочет вернуть свою жену, то должен добиваться ее, обхаживать, убеждать в своей любви.
Хью неумело побрился левой рукой, порезав при этом подбородок, потом вымылся в горячей воде. При других обстоятельствах он бы посмеялся над собой за то, что уделяет столько внимания своей внешности. Обычно ему было безразлично, какое впечатление он производит на людей. Но сегодня особый случай. Он поедет к ней и предстанет перед ней в лучшем виде. Может быть, со временем она поймет, какие усилия он прилагает для того, чтобы убедить ее выслушать его.
Хью тщательно оделся и оглядел себя в мятое медное зеркало. Хотя его отражение и расплывалось, он все равно видел, что у него уставший вид. Может, надо поесть? Он так и не вспомнил, когда ел в последний раз. В зале Хью ждал Милтон.
– Пожалуйста, принесите мне хлеба и мяса – попросил Хью, спускаясь с лестницы.
– Одну минуту, милорд. – Эконом поклонился и поспешил выполнять приказ.
Хью протянул руки к огню. Джиневра говорила, что любит его. Она сказала это даже после того, как он бросил ей в лицо чудовищные обвинения.
Хью ел стоя, ломая теплую булку и ножом отрезая куски мяса. Им владело страшное напряжение, ему хотелось сорваться с места и лететь в Мурфилдс, но он сдерживал себя. Он должен быть спокойным и рассудительным, когда станет просить у Джиневры прощение. Он уже продемонстрировал ей неприглядные стороны своего характера – он и сам не подозревал, что в мирной жизни, а не в сражении способен на подобное неистовство и ожесточение. Теперь надо постараться стереть из ее памяти неприятные воспоминания. И тут его осенило.
– Милтон!
– Милорд? – Пока Хью ел, эконом стоял позади него.
– Леди Джиневра забрала с собой свои книги?
– Нет, милорд. Они так и остались в комнате магистра.
– Упакуйте их немедленно. И пусть их погрузят на повозку. Прикройте их чем-нибудь от дождя.
Милтон удивился, но по тону хозяина понял, что было бы неразумно задавать вопросы, и отправился выполнять приказание.
Хью закончил есть и нетерпеливо мерил шагами зал, ожидая, когда погрузят книги. Это будет ей подарком. Такой подарок даст ей понять, что она действительно имела право уйти от него. Книги более красноречиво, чем любые слова, скажут ей, как он сожалеет о своем ужасном поступке. Если она примет этот подарок как свидетельство его раскаяния, то тогда и выслушает. Надо только надеяться.
Джиневра спала. Ее сон без сновидений больше напоминал обморок. Кто-то случал в дверь, но она не слышала. Не слышала она и того, как Тилли проскользнула в комнату и, встав у кровати, внимательно наблюдала за госпожой.
Тилли покачала головой и так же бесшумно покинула спальню. Эконом ждал ее в коридоре.
– Она спит, мастер Краудер. Я не буду будить ее. Это было бы преступлением.
Краудер кивнул:
– Я передам лорду Хью.
– Да, только не говорите ему, что леди Джиневра спит. Скажите, что она не хочет видеть его. Госпожа должна сказать ему в лицо, согласна ли принять его. Я бы не хотела, чтобы он подумал, будто одержал над ней верх.
Краудер снова кивнул и пошел вниз. Два молодых парня выгружали из повозки ящики с книгами и складывали в небольшой комнатке, а магистр Говард пересчитывал тома, то и дело, набрасываясь на слуг и ругая их за небрежное обращение с ними.
– Прошу прощения, милорд, но госпожа не может принять вас, – сказал Краудер. Хью, мрачнее тучи, сделал шаг вперед, и эконом попятился.
– Не может? – мрачно осведомился Хью. – А почему?
– Она велела передать вам, милорд, что не может принять вас, – стоял на своем Краудер.
Хью повернулся и, не сказав ни слова и не оглядываясь, пошел к лошади. Ему ничего не стоило отодвинуть старого эконома в сторону и войти в дом, но его не прельщало действовать с позиции силы. Он уже собирался сесть в седло, когда услышал звонкий голосок:
– Лорд Хью, лорд Хью!
Из-за угла дома выбежала Пиппа. Она так спешила, что у нее слетел капюшон и волосы намокли под дождем. Хью подхватил ее на руки и поцеловал. Девочка погладила его по лицу – она и раньше это делала, – и на Хью хлынул поток вопросов:
– Вы приехали, чтобы остаться? Почему вы больше не живете с нами? Как Робин? Он уже дома? Можно его увидеть? Мама спит. Она очень устала. Она сказала, что ей нужно отдохнуть, и Тилли запретила нам тревожить ее до обеда. Вы останетесь на обед? Пен, Пен! – крикнула она через плечо. – К нам приехал лорд Хью!
Пен медленно подошла к ним.
– Доброе утро, лорд Хью. – Она угрюмо смотрела на него.
– Доброе утро, Пен. – Хью поставил Пиппу на землю и поцеловал свою старшую падчерицу. – Как я понял, ваша мама спит.
– Да, сэр. Она устала. Было очень поздно, когда мы приехали сюда, – ответила Пен. – Вы хотели бы видеть ее?
– Нет, я не буду беспокоить ее, пусть спит, – сказал Хью. – Когда она проснется, передайте ей, что я приезжал и снова заеду во второй половине дня. Я привез ей книги.
– О, она будет очень рада! – Личико Пен просветлело, и в карих глазах появился блеск. – Вчера мама ничего не сказала, но я знаю, что она расстроилась из-за того, что вынуждена была оставить их.
– А почему она их оставила? – Хью было любопытно услышать ответ.
Пен нахмурилась.
– Не знаю, – проговорила она, прямо глядя ему в глаза. – Мы так спешили. Я не знаю, в чем была причина спешки. А вы, лорд Хью, знаете?
– Это может объяснить только ваша мама, – сказал Хью. – Когда она проснется, передайте ей, что я люблю ее и что приеду ближе к вечеру.
– Обязательно, – кивнула Пен.
– Молодец. – Хью чмокнул в щеку сначала Пен, потом Пиппу и вскочил в седло.
– Лорд Хью выглядит таким же уставшим, как мама, – заметила Пиппа, стряхивая капли с ресниц, – девочки все еще стояли под дождем и смотрели вслед отчиму. – А почему они так устали, Пен?
Пен ответила не сразу. Она, нахмурившись, смотрела в лужу, образовавшуюся у ее ног.
– Почему, Пен? – Пиппа дернула ее за рукав.
Пен подняла голову и с жалостью взглянула на сестру.
– Ты еще совсем маленькая, Пиппа.
– Я не маленькая! – возмутилась та. – Я просто спросила.
– Они устали, потому что что-то случилось, – наконец пояснила Пен.
– Что-то плохое? А что? – не отставала от нее Пиппа.
– Не знаю, – вздохнула Пен. – Но от этого – что бы то ни было – они оба несчастны, и я не знаю, что делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Хью нетерпеливо шагал взад-вперед по залу. Когда Джиневра поймет, что все их несчастья – дело рук хранителя печати, и увидит, как он раскаивается и сожалеет о том, что причинил ей такие страдания, она вернется к нему.
Вскоре Милтон привел повара. Тот вытер о фартук испачканные в муке руки и объяснил, где находятся меблированные комнаты его сестры.
– Это респектабельная часть деревни, милорд. Вокруг поля и леса. Много свежего воздуха для барышень. Надеюсь, они не заразились от мастера Робина.
– Уверен, что нет, – сказал Хью и вышел из дома.
Начался дождь, в воздухе пахло сыростью.
Дрожащий от холода грум подвел к нему лошадь, которая выглядела такой же несчастной, как и мальчик. Хью вскочил в седло и послал жеребца в галоп. Он проехал по узкому мосту через реку Холборн и направился к Чипсайду. Ворота уже открылись, и он покинул город.
Мурфилдс была маленькой деревушкой недалеко от Лондона. Несмотря на пасмурную погоду, домики, стоявшие вдоль единственной улицы, казались уютными и гостеприимными. Из труб поднимался дым, в окнах горел свет. Пахло жареным беконом и свежеиспеченным хлебом.
Дом, который был нужен Хью – с побеленными стенами, бревенчатым вторым этажом, прочной крышей, – стоял на окраине и выглядел более солидно, чем другие. Входная дверь и ставни на фасаде были закрыты.
Хью спешился, стреножил коня и негромко постучал, преодолевая желание изо всех сил заколотить в дверь рукояткой меча. На его стук никто не ответил. Тогда он постучал громче, и на этот раз за дверью послышались голоса. Он постучал в третий раз.
Наконец лязгнул засов, и дверь открылась. Мастер Краудер взирал на Хью без удивления и с нескрываемой враждебностью.
– Милорд?
– Передайте леди Джиневре, что я здесь, – сказал Хью, берясь за дверную ручку.
– Госпожа знает, что вы здесь, сэр, – заявил Краудер. – Она не может принять вас. – Он попытался закрыть дверь.
Хью вцепился в ручку с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
– Краудер, мне нужно поговорить с ней. Не стойте у меня на пути.
– Я подчиняюсь своей госпоже, сэр. Она не желает принимать вас. – Голос у Краудера был спокойным, а взгляд – холодным.
Хью выпустил ручку двери. Надменный вид Краудера взбесил его, однако он напомнил себе, что тот всей душой предан Джиневре.
– Тогда я хотел бы кое-что передать ей, – с трудом сдерживая ярость, проговорил он.
– Конечно, милорд.
Хью заколебался. Ему не хотелось посвящать Краудера в свои отношения с Джиневрой.
– У вас есть бумага и перо? – спросил он.
– Осмелюсь сообщить вам, сэр, что дальше по улице находится вполне приличная таверна, – указал вправо Краудер. – Там вас снабдят всем необходимым.
Хью круто развернулся и пошел прочь. Он весь кипел от гнева: надо же, его унизил какой-то слуга! Однако он понимал, что нельзя осуждать Краудера. Ведь тот знает, в чем лорд Хью обвинил его госпожу. Будь у них возможность, Краудер и остальные слуги Джиневры с радостью насадили бы его голову на пику.
Хью вошел в таверну пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. Сегодня был банный день, и из прачечной, примыкавшей к пивной, пахло мылом и кипятившимся бельем.
Навстречу ему вышла круглолицая женщина с покрасневшими руками и сбившимся набок чепцом. Заметив ее удивленный взгляд, Хью вспомнил, что после стычки с Тайлером не успел ни помыться, ни побриться, ни переодеться. Бинты на руках из белых стали серыми, и от него страшно воняло грязью, кровью и потом. Он вдруг ощутил небывалую усталость.
– Принесите мне бумагу, перо и чернила, – приказал он. – И большую кружку подогретого эля с пряностями.
Властный тон тут же подействовал на женщину. Она сделала реверанс, ушла и вскоре вернулась с письменными принадлежностями и элем. Разложив письменные принадлежности на столе, она поставила кружку на треножник над огнем в очаге, потом раскалила кочергу и сунула ее в эль. Металл зашипел, а из кружки повалил пар.
– Что еще, сэр? – Женщина поставила кружку перед Хью.
– Больше ничего, спасибо.
Хью приступил к письму. С чего начать? Он должен объяснить, что все затеял хранитель печати, извиниться за собственную слепоту и глупость, попросить Джиневру вернуться. Он должен написать, что не вынесет разлуки с ней. Что ему даже страшно вспомнить о своих чудовищных обвинениях.
И вдруг Хью все понял: если он увидится с женой, обнимет, то ему удастся убедить ее. А письмо, черные закорючки на бумаге – через них он не сможет передать свои чувства. У него нет опыта выражать эмоции на клочке бумаги – ведь он вояка. Да, каждое слово будет правдой, но в них не отразится глубина того, что он ощущает.
Однако у него нет выбора. Когда Джиневра прочтет письмо, она обязательно захочет увидеть его. И тогда он убедит ее единственным доступным ему способом.
Хью, не очень довольный результатом, перечитал написанное, посыпал лист песком и сложил его. Он не будет запечатывать письмо – слуги не осмелятся прочитать его.
Допив эль и немного приободрившись, он бросил на стол монетку и вышел.
Когда Хью снова постучал, дверь немедленно открылась, как будто Краудер ждал его. Эконом бесстрастно взглянул на сложенный листок, взял его и с поклоном закрыл дверь.
Хью отошел от дома и взглянул вверх. Все окна верхнего этажа, кроме одного над дверью, – он заметил крохотную щелочку, в которую пробивался свет, – были закрыты ставнями. Хью некоторое время топтался у дома, ожидая, что дверь вот-вот откроется и Краудер пригласит его войти.
Но дверь оставалась закрытой. В щелях между ставнями не было видно никакого движения. Хью выждал еще полчаса. Наконец он не выдержал, вскочил на коня и уехал.
Джиневра стояла у окна над дверью и смотрела Хью вслед. Она наблюдала за ним все то время, что он ждал ответа. Ее сердце сжималось от жалости к нему. Он выглядел таким понурым, таким измученным. Он едва держался на ногах. Ведь он не спал с тех пор, как заболел Робин. И прошлую ночь он наверняка не спал. Робин заболел два дня назад. Неужели весь этот ужас начался только два дня назад?
Джиневра перечитала его письмо. Она хорошо знала Хью, поэтому без труда поняла то, что скрывалось за безжизненными строчками. Ее охватила бешеная злость на хранителя печати. Однако Хью попался в ловушку, расставленную Кромвелем, и она не сможет забыть об этом. Он поверил в то, что она способна убить Робина… и его. Она говорила ему, что любит его, а он не обратил внимания на ее слова и предпочел поверить в эту чудовищную чушь.
Разве она забудет об этом? А если и забудет, то не сможет жить с Хью, как ни в чем не бывало. Между ними всегда будет лежать ложь.
И вот снова она должна отказываться от Хью, чтобы иметь силы защищать своих дочерей. Если бы она впустила его, то тут же бы и сдалась. А она не имеет права уступать человеку, который не доверяет ей. Она должна быть сильной. Она должна решить, как и где они будут жить. Джиневра знала себя. Она знала, что ее упрямство было одновременно и грехом, и спасением. И в настоящий момент она нуждалось именно в этом спасении.
– Мама, мама!
– Что, Пиппа? – Джиневра услышала тревогу в голосе дочери и повернулась к ней, спрятав письмо в складках юбки.
– Это был лорд Хью.
– Да, я знаю.
– Почему он ушел? – Пиппа гладила кошку, которая пыталась вырваться из ее рук.
Джиневра понимала, что нужно открыть дочерям хотя бы часть правды. Нет надобности рассказывать о его обвинениях, однако девочки должны знать, что отныне им не придется жить в доме отчима. И надо это как-то объяснить. Но Джиневра не находила веской причины Ее голова отказывалась соображать.
– Ты заболела, мама? – обеспокоенно спросила Пен – Ты выглядишь больной.
– Не приставай к маме. – Тилли вынырнула из шкафа, где развешивала одежду. – Она очень устала. Последнее время ей приходится нелегко. Беги вниз завтракать. Госпожа Вулли все приготовила.
Девочки вопросительно смотрели на мать, и Джиневра заставила себя улыбнуться.
– Я действительно чувствую себя немного уставшей. Я плохо спала ночью. И сейчас мне хотелось бы отдохнуть.
– У нас будут уроки? – осведомилась Пиппа. Джиневра отрицательно покачала головой:
– Нет, сегодня уроков не будет. Можете заниматься своими делами, только не беспокойте госпожу Вулли.
– Я попрошу Грина взять меня на охоту, – заявила Пиппа. – Он обещал взять меня, когда пойдет в следующий раз. А ты пойдешь, Пен?
Пен продолжала смотреть на мать.
– Ты заболела, мама?
– Нет, дорогая, я просто устала. Я хочу отдохнуть. Не тревожься. – Она поцеловала дочь и погладила ее по щеке.
Однако Пен не скрывала того, что слова матери не убедили ее.
– Тошнит, цыпленочек? – как бы, между прочим спросила Тилли.
Джиневра покачала головой:
– Нет, не тошнит. Но я страшно утомлена, Тилли.
– Неудивительно после всех этих событий. Иди в кровать, я принесу тебе посеет, – сказала Тилли, откидывая покрывало. – Давай, цыпленочек. Не мучай себя – этим ты навредишь и себе, и малышу.
– Ты права.
Джиневра встала спиной к Тилли, чтобы та расшнуровала ей платье. Недопустимо, чтобы к душевной усталости – с ней придется смириться – прибавилась еще и физическая.
Хью ехал обратно под моросящим дождем. Что делать, если Джиневра откажется выслушать его? Нет, надо вернуться. Он будет колотить в дверь, пока она его не впустит. Ему нужно только обнять ее – и тогда все получится. Он знал, что сможет все ей объяснить. Ведь Джиневра умеет судить беспристрастно, но так упряма! Если бы она только выслушала его, то все бы поняла.
Хью оставил лошадь в конюшне и прошел в дом через черный ход. И сразу ощутил на себе вопросительные взгляды слуг.
В зале горел огонь, лампы были зажжены, но тепло и уют не принесли ему успокоения. Он замер у камина и стал машинально гладить рукой заросший щетиной подбородок. Вдруг, чертыхнувшись, он взбежал по лестнице и ворвался в спальню. Комната в очередной раз потрясла его своей безликой пустотой. В его голове снова зазвучал собственный голос: он будто наяву услышал, как обвиняет Джиневру. Нет, глупо надеяться, что она вернется. Его энтузиазм и жажда деятельности пропали в одно мгновение.
И все же Хью заставил себя позвонить в колокольчик, морщась при этом от собственного запаха. Прибежал слуга, и он приказал принести горячей воды, а потом разделся догола. Остается единственный способ вернуть Джиневру: он будет ухаживать за ней. Но он никогда прежде не ухаживал за женщинами. Его брак с Сарой был устроен ее родителями. А женитьба на Джиневре состоялась без положенного в таких случаях ухаживания.
Итак, если он хочет вернуть свою жену, то должен добиваться ее, обхаживать, убеждать в своей любви.
Хью неумело побрился левой рукой, порезав при этом подбородок, потом вымылся в горячей воде. При других обстоятельствах он бы посмеялся над собой за то, что уделяет столько внимания своей внешности. Обычно ему было безразлично, какое впечатление он производит на людей. Но сегодня особый случай. Он поедет к ней и предстанет перед ней в лучшем виде. Может быть, со временем она поймет, какие усилия он прилагает для того, чтобы убедить ее выслушать его.
Хью тщательно оделся и оглядел себя в мятое медное зеркало. Хотя его отражение и расплывалось, он все равно видел, что у него уставший вид. Может, надо поесть? Он так и не вспомнил, когда ел в последний раз. В зале Хью ждал Милтон.
– Пожалуйста, принесите мне хлеба и мяса – попросил Хью, спускаясь с лестницы.
– Одну минуту, милорд. – Эконом поклонился и поспешил выполнять приказ.
Хью протянул руки к огню. Джиневра говорила, что любит его. Она сказала это даже после того, как он бросил ей в лицо чудовищные обвинения.
Хью ел стоя, ломая теплую булку и ножом отрезая куски мяса. Им владело страшное напряжение, ему хотелось сорваться с места и лететь в Мурфилдс, но он сдерживал себя. Он должен быть спокойным и рассудительным, когда станет просить у Джиневры прощение. Он уже продемонстрировал ей неприглядные стороны своего характера – он и сам не подозревал, что в мирной жизни, а не в сражении способен на подобное неистовство и ожесточение. Теперь надо постараться стереть из ее памяти неприятные воспоминания. И тут его осенило.
– Милтон!
– Милорд? – Пока Хью ел, эконом стоял позади него.
– Леди Джиневра забрала с собой свои книги?
– Нет, милорд. Они так и остались в комнате магистра.
– Упакуйте их немедленно. И пусть их погрузят на повозку. Прикройте их чем-нибудь от дождя.
Милтон удивился, но по тону хозяина понял, что было бы неразумно задавать вопросы, и отправился выполнять приказание.
Хью закончил есть и нетерпеливо мерил шагами зал, ожидая, когда погрузят книги. Это будет ей подарком. Такой подарок даст ей понять, что она действительно имела право уйти от него. Книги более красноречиво, чем любые слова, скажут ей, как он сожалеет о своем ужасном поступке. Если она примет этот подарок как свидетельство его раскаяния, то тогда и выслушает. Надо только надеяться.
Джиневра спала. Ее сон без сновидений больше напоминал обморок. Кто-то случал в дверь, но она не слышала. Не слышала она и того, как Тилли проскользнула в комнату и, встав у кровати, внимательно наблюдала за госпожой.
Тилли покачала головой и так же бесшумно покинула спальню. Эконом ждал ее в коридоре.
– Она спит, мастер Краудер. Я не буду будить ее. Это было бы преступлением.
Краудер кивнул:
– Я передам лорду Хью.
– Да, только не говорите ему, что леди Джиневра спит. Скажите, что она не хочет видеть его. Госпожа должна сказать ему в лицо, согласна ли принять его. Я бы не хотела, чтобы он подумал, будто одержал над ней верх.
Краудер снова кивнул и пошел вниз. Два молодых парня выгружали из повозки ящики с книгами и складывали в небольшой комнатке, а магистр Говард пересчитывал тома, то и дело, набрасываясь на слуг и ругая их за небрежное обращение с ними.
– Прошу прощения, милорд, но госпожа не может принять вас, – сказал Краудер. Хью, мрачнее тучи, сделал шаг вперед, и эконом попятился.
– Не может? – мрачно осведомился Хью. – А почему?
– Она велела передать вам, милорд, что не может принять вас, – стоял на своем Краудер.
Хью повернулся и, не сказав ни слова и не оглядываясь, пошел к лошади. Ему ничего не стоило отодвинуть старого эконома в сторону и войти в дом, но его не прельщало действовать с позиции силы. Он уже собирался сесть в седло, когда услышал звонкий голосок:
– Лорд Хью, лорд Хью!
Из-за угла дома выбежала Пиппа. Она так спешила, что у нее слетел капюшон и волосы намокли под дождем. Хью подхватил ее на руки и поцеловал. Девочка погладила его по лицу – она и раньше это делала, – и на Хью хлынул поток вопросов:
– Вы приехали, чтобы остаться? Почему вы больше не живете с нами? Как Робин? Он уже дома? Можно его увидеть? Мама спит. Она очень устала. Она сказала, что ей нужно отдохнуть, и Тилли запретила нам тревожить ее до обеда. Вы останетесь на обед? Пен, Пен! – крикнула она через плечо. – К нам приехал лорд Хью!
Пен медленно подошла к ним.
– Доброе утро, лорд Хью. – Она угрюмо смотрела на него.
– Доброе утро, Пен. – Хью поставил Пиппу на землю и поцеловал свою старшую падчерицу. – Как я понял, ваша мама спит.
– Да, сэр. Она устала. Было очень поздно, когда мы приехали сюда, – ответила Пен. – Вы хотели бы видеть ее?
– Нет, я не буду беспокоить ее, пусть спит, – сказал Хью. – Когда она проснется, передайте ей, что я приезжал и снова заеду во второй половине дня. Я привез ей книги.
– О, она будет очень рада! – Личико Пен просветлело, и в карих глазах появился блеск. – Вчера мама ничего не сказала, но я знаю, что она расстроилась из-за того, что вынуждена была оставить их.
– А почему она их оставила? – Хью было любопытно услышать ответ.
Пен нахмурилась.
– Не знаю, – проговорила она, прямо глядя ему в глаза. – Мы так спешили. Я не знаю, в чем была причина спешки. А вы, лорд Хью, знаете?
– Это может объяснить только ваша мама, – сказал Хью. – Когда она проснется, передайте ей, что я люблю ее и что приеду ближе к вечеру.
– Обязательно, – кивнула Пен.
– Молодец. – Хью чмокнул в щеку сначала Пен, потом Пиппу и вскочил в седло.
– Лорд Хью выглядит таким же уставшим, как мама, – заметила Пиппа, стряхивая капли с ресниц, – девочки все еще стояли под дождем и смотрели вслед отчиму. – А почему они так устали, Пен?
Пен ответила не сразу. Она, нахмурившись, смотрела в лужу, образовавшуюся у ее ног.
– Почему, Пен? – Пиппа дернула ее за рукав.
Пен подняла голову и с жалостью взглянула на сестру.
– Ты еще совсем маленькая, Пиппа.
– Я не маленькая! – возмутилась та. – Я просто спросила.
– Они устали, потому что что-то случилось, – наконец пояснила Пен.
– Что-то плохое? А что? – не отставала от нее Пиппа.
– Не знаю, – вздохнула Пен. – Но от этого – что бы то ни было – они оба несчастны, и я не знаю, что делать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40