А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Идут в музей – билеты на всю группу держит в руках полковник, едет группа в автобусе – счет всех людей ведет староста.
Собственно, на этом рассказ наш почти заканчивается. Радовался солнцу, морю, еде и мелким бесплатным радостям наш полковник, как малый ребенок. Он всегда первым был на всех дневных бесплатных дискотеках, где приглашал на танцы разнообразных дам, и всегда был готов участвовать в перетягивании каната, беге в мешках, кормлении с завязанными глазами партнера и в других, сходных с этими, фирменных наших зарубежных развлечениях. Он даже вместе с престарелыми и очень полными женщинами участвовал в водной зарядке. Об этом каждый день объявляли по громкоговорителю на пляже. Все собираются в кружок и под водительством молодого, говорящего на всех языках парня из Одессы, стоя по грудь в морской воде, делают физические упражнения. Благотворное действие соленой морской воды, воздуха, солнца и физической нагрузки. Парень показывает, как надо махать и загребать руками и ногами воду и весело всеми командует. Счет до десяти этот замечательно загорелый и спортивного вида парень ведет сразу на трех языках: английском, немецком и итальянском. Так же, как и русских, на этом курорте было всегда много немолодых итальянцев – пенсионеров и представителей среднего класса. Их привлекало солнце, море, близость к Италии и дешевизна.
Вечерами полковник Следков прогуливался по ночной Хургаде и с большим пристрастием рассматривал изобильные витрины лавок и магазинов. Неправда ли, познавательно и интересно?
Пиком своей поездки на заграничный курорт полковник Следков считал однодневную экскурсию в Каир, на пирамиды. Удовольствие это было не из дешевых – около ста долларов, и полковник, долго раздумывая, чесал репу, пока согласился в этой экскурсии участвовать. Все ему очень понравилось. Встали чуть ли не в три утра. Потом долго ехали по пустыне, наблюдая песчанные пейзажи и ожидая миражей. Гид переводчик Мухаммед, прикрепленный к группе, все показывал и обо всем вел рассказ на хорошем русском языке. Но миражи не появились, видимо это особый аттракцион. Потом показался Каир, огромный город, в центре которого возле вокзала, выставлен какой-то древний истукан по названию Рамзес. А уж машин, машин! Потом ходили смотреть мумии и древние драгоценности в Каирский музей, где полковника поразил порядок и обилие золота и охраны. Показали и пирамиды. Кто же знал, что они, оказывается, почти на окраине города. Так и высовываются из-за крыш домов! Замечательная экскурсия.
На обратном пути Мухаммед предупредил группу, что обычно туристы вскладчину преподносят водителю какой-нибудь сувенир или его экивалент. Группа пошушукалась и решили подарить обаятельному гиду бутылку русской водки с портретом президента Ельцина (это было предложение полковника, да и бутылка тоже из его личных запасов, хранилась в его дорожной сумке), а шоферу Али, который по– русски не понимал ни слова, вручить, так сказать, денежный сувенир: кто сколько даст. А кто будет собирать деньги в валюте? Полковник!
Обратная дорога длинная, ночь за окном автобуса темная, шумят кондиционеры, все устали и дремлют. И в этой темноте полковник Виктор Андреевич Следков всех обошел и очень вежливо и культурно собрал со всех деньги. Давайте, товарищи, гоните американскими долларами или египетскими фунтами. Мы, дескать, живем в цивилизованном обществе и давайте жить, как положено цивилизованным людям. С одиночек Виктор Андреевич брал по три американских доллара, а с семейных по пять. Но особенно не активничал, вел себя деликатно. Работа эта оказалась большой и утомительная, автобус был длинный, настоящий комфортабельный корабль пустыни, с туалетом вместо задних сидений. Именно там, запершись на задвижку и при свете маленькой экономной лампочки, полковник все и пересчитал. Деньги не любят, как известно, гласности. Оказалось, что собрал он около 180 долларов, ведь отдельные персонажи давали и больше назначенной суммы. Но у Виктора Андреевича в сумке была еще одна бутылка и тоже с выгравленным портретом. Вот эту бутылку он в конце пути шоферу и преподнес, снабдив свой подарок стопочкой долларов. Долларов было двадцать, купюрами по одному, чтобы казалось больше. А кто в этом станет разбираться? Кому искать справедливости? Устраивать профсоюзное собрание и очные ставки? Черномазые, что ли? Ведь Виктор Андреевич вместе с группой –адью! –улетал завтра в любимую столицу своей Родины. Слово "Родина" полковник даже мысленно произносил с большой буквы.
14. Набожная матушка Генриетта
В Хургаду, в земной рай, на дешевом чартерном рейсе можно залететь во вторник или в субботу. Еще до поездки клиент выбирает в турагенстве – возвращается он обратно через неделю, т.е. в следующую субботу или во втор­ник, т.е. через неделю, десять дней или соответственно через две недели. Генриетта Иванов­на Мурзаева возвращалась домой через неделю, поэтому ей многое нужно было успеть.
Прилетела она сюда как бы не по собственной воле, а по велению сердца, сопровождала симпатичного церковника, бухгалтера-ревизора отца Андрея.
Отец Андрей проводил ревизию в нескольких русских монастырях на Синайском полуостро­ве и, по совету врачей совмещая, приятное с полезным, должен был еще подышать морским свежим воздухом. Ионы, знаете ли. В связи с дешевизной хургадинской курортной услуги и с дешевым российским авиатранспортом бы­ло решено: пусть отец Андрей как следует несколько дней проды­шится в пятизвездочном отеле Хилтон, стоящем, естественно, на самом берегу моря. А потом уж будет – или крутой автомобиль, или за сорок минут (счастливые потомки советских "Ракет") на воздушных кры­льях, переплывет Красное море, то самое, которое Моисей переходил посуху, и уже оттуда отправится сверять баланс, пересчитывать свечи и считывать инвентарные номера на потирах, дискосах и ветхих ризах. Вышесто­ящие церковные чиновники отца Андрея нагрузили кроме работы оплачиваемым и комфорт­ным отпуском на неделю, а на всякий случай, чтобы кто-то следил за не­здоровым человеком, обслуживал, приглядывал за бельем, режимом и пита­нием, приставлена к нему была еще и Генриетта Ивановна.
С сорокапятилетним отцом Андреем был еще послушник младший бухгалтер Сергий, добродушный и веселый парень, о­кончивший московскую Бауманку по специальности ракетная техника и вне­запно ушедший в сосредоточенную церковную жизнь. Не станем никого осуж­дать. Не станем ничего плохого думать и об отце Андрее, и послушнике Сергее, к этому нет и не было никаких оснований. Если что-то и мерещи­лось в этом смысле Генриетте Ивановне, то это исключительно из-за её извращенного сознания. Как ни посмотрит она вечером с улицы через щелочку в занавесе в гостиничный номер, который занимали отец Андрей и его послушник, то всегда одна и та же картина: телевизор не работает, не балуются, не искушаются, и дальше: или отец Андрей лежит на кровати и читает книгу, а послушник Сергий стоит на коленях и молится, или они оба читают книги.
Генриетта Ивановна не сразу, конечно, добилась в жизни такого привилегированного положения. А как еще его можно добиться – только трудом. Вообще-то жизнь Генриетты Ивановны складывалась тяжело: детдомовка, но, старательная, услужливая к педагогам, своими товарищами не любимая за наушничество. А если с властями предержащими не сотрудничать, как здесь проживешь? С большим трудом, по квоте, устроили Генриетту Ивановну после окончания десятилетки в педагогический институт. Сама директор детского дома ездила к ректору института, когда Генриетта Ивановна не добрала при приеме баллов, просила, подключала райком КПСС, ссылалась на социалистический гуманизм, объясняя, какой юная Генриетта бу­дет для института и лично для ректора ценный кадр по связи со студен­ческой общественностью. Обо всем, что происходит и будет происходить в студенческом общежитии, ректор будет знать. И для советского – тогда все обязательно произносилось со словом "советский"– для красоты и для устрашения – образования хорошо будет, когда Генриетта Ивановна подрастет, об­разуется и станет учительницей истории.
Но учительницей истории Генриетта Ивановна не стала, по распределе­нию в сельский зачуханный район учительницей не поехала, а пошла в ас­пирантуру по специальности научный атеизм, но тут тоже баллов не добрала, и куратор того курса, на котором Генриетта Ивановна училась и где была назна­ченной старостой, – куратор курса, молодой, спортивного вида энергичный парень, приставленный к студенчеству от директивных и партийных орга­нов, тоже ходил на прием к ректору и потом улаживал дела молодой аспирант­ки с заведующей аспирантурой. Так сказать, традиционная, рутинная процедура.
Генриетта Ивановна оказалась гибкой и мобильной натурой, потому и с аспирантурой, а потом и с руководителем своего деликатного предмета – научным атеизмом – у нее все обошлось благополучно. Она даже выучила язы­ки – английский и ставший нынче модным немецкий. Были ведь в ее тех­ническом вузе, где она преподавала после аспирантуры, студенты-иностранцы, и их тоже надо было контролировать. Кстати, тот самый спортивного вида мордово­рот, который помогал ей с аспирантурой и быстрой карьерой, оказался потом ее мужем. Но к этому времени он стал уже весьма солидным и энергичным майором, ну а сама Генриетта Ивановна возглавила партбюро кафедры об­щественных наук и не собиралась на этом останавливаться. Но тут разра­зилась перестройка.
Наука, как известно, лучше чем тьма и помогает во всех случаях жизни. Научное мировоззрение позволяет быстро ориентироваться в раз­личных социальных сферах жизни, да и вообще ориентироваться. Как мно­го значит осмыслить происходящее и во время примкнуть к побеждающему лагерю. Далеко простираешь ты руки свои, наука! В конце концов каж­дая специальность дает некий всегда и во всех условиях могущий сос­лужить службу корпус знаний. Ничего не изучаем мы без пользы! Вот так и наша Генриетта Ивановна, вернее её семья. Бывший мордоворот осознал чудовищную роль органов в жизни народа, покаялся, и теперь его не следует кликать мордоворотом, а следует вежливо называется Константином Федоровичем. Константин Федорович, привыкший всегда есть хлеб исключительно ситный и помазанный сливочным маслом, вдруг вовремя вспомнил, что он крещеный русский человек, да еще вроде бы внук или правнук расстрелянного советской властью священника. А Генриетта Ивановна обнаружила, что для будущего гораздо выгоднее перестать читать студентам основы атеизма, а сосредоточиться на под­готовке мужа к принятию сана священника. Для образо­вания новых общественных сил требовались свои новые кадры так почему же противиться объективному процессу! В основе зна­ний лежали определенные тексты, итоги неких озарений и заблуждений, но лишь от Генриетты Ивановны зависело как их интерпретировать. Она интерпрети­ровала их как надо, и Константин Федорович, в свое молодое время закончивший специальную академию КГБ, учившую в прикладном плане, мно­гому из того, что учат в какой-нибудь семинарии или духовной ака­демии, стал священником. Всё зависит от того, как интерпретировать!
Когда Константин Федорович получил приход в Подмосковье, в одном из поселков, где жила московская элита, – кстати, здесь по­падались и лица, которых Константин Федорович обслуживал – и за которыми наблюдал в своей прежней жизни – Генриетта Ивановна рассталась с институтом и сосре­доточилась на делах прихода. А дальше всё ясно: терпеливый и усид­чивый аспирант, как говорилось о ней промеж ее же товарищей хлестко, но справедливо, – "всё жопой высидит", –энергичный и целеустремлен­ный преподаватель, принципиальный и одновременно гибкий парторг, всегда ухватывающий дух и суть времени, упорный репетитор своего мужа по знаниям Священного Писания, – а почему она не должна была стать образцовой матушкой? Почему она не должна была стать образцовой попадьей, замеча­тельной радетельницей за бедных, принципиальной проповедницей нравственности, главной советчицей и обездоленных, и богатых? Образо­вание – советское образование, как известно, лучшее в мире – давало ей широкий диапазон интеллектуальных возможностей. Она как бы даже прославилась среди других матушек. Были некоторые матушки из Москвы, которые заканчивали Бауманское училище, театральную школу при МХАТе имени Чехова, были математички, химички, писатель­ницы, закончившие Литературный институт имени Горького, но такой, чтобы и писание знали – от зубов отскакивало и даже говорили на двух иностранных языках, таких в епархии кроме Генриетты Ивановны не было. Редко попадались и такие, чтобы быстро и по команде отданной вышестоящим иерархом, нари­совали картину происходящей действительности, которую этих матушек приставили наблюдать. Понятно ли теперь – каким образом матушка Генриетта ока­залась на берегу лучезарного Красного моря?
Ах, как ей все там понравилось. Вечно солнечная Хургада – нитка жемчуга, оброненная на берегу моря – каждая такая жемчужинка это ка­кой-нибудь знаменитый отель. Фонтаны, обеды, шведский стол, пляж, бас­сейн, фитнесс-центр, и всё такое же загадочное, дорогое и значитель­ное! У них, как и у нас, слава Богу, капитализм, и нам дешевки не на­до. Матушка Генриетта уже привыкла к стабильно хорошей жизни и здесь, как дитя, наслаждалась обстановкой, вечно теплым морем и отличным швед­ским столом. Как хороша оказалась жизнь без социализма: и подадут, и комнату уберут, и чемоданы поднесут, и на стол накроют. Она же еще в Москве, через турагентство, все это и выбирала, даже по интернету смотрела расположение отеля и интерьер комнат. Замечательно, Сочи та­кого и не снилось. Одно было плохо, что-то матушку Генриетту непрес­танно томило.
Что же ее так беспокоило, и заставляло в неясном смятении сжимать­ся сердце? Обилие обнаженных мужчин и женщин, которых она каждый день видела на пляже? Они ходили туда, согласно предписанию еще москов­ских врачей и принимали солнечные, воздушные или морские ванны. Отец Андрей, одетый в скромную маечку и благопристойные спортивные брюки, лежал под грибком в тени на топчане и читал либо журнал "Главный бух­галтер" либо епархиальные ведомости. Совершенно легкомысленный пос­лушник Сергей в спортивных адидасовских трусах и в майке с изображением развратной певицы Мадонны режется в волейбол, а что делать ей, Генриет­те Ивановне? В довольно закрытом, но не без кокетства, купальнике, с повязанной косынкой головой, она бродит между лежаками и разглядыва­ет – как живут люди и какие они. Надо определенно сказать, что молодое поколение стало ростом повыше и повадками поувереннее. Заморышей с некормленным детством совсем нет. Длинноногие молодые мужчины и бабы пьют на пляже вволю пиво и другие напитки, будто совершенно не заботясь об их высо­кой цене, и конечно, все трещат по мобильным телефонам, опять-таки не думая о центах и долларах, которые эфир поглощает с каждой секундой. В её, Генриетты Ивановны, время жили не так. А эти бабы с голыми грудями – оттого, что это называется "топлес", дело не меняется – груди отвисли, как у перекормленных коз, ни стыда ни совести. Но ес­ли бы время пошло вспять, разве она не хотела бы стать такой же бес­стыжей и молодой!
Но не только марки телефонных аппаратов рассматривает матушка Генриетта на пляже. Господь Бог создал человеческую плоть такой неповторимой и разной, и у нее здесь свои сравнения. Пусть примитив­ные люди думают, что трусы у мужчин что-то могут скрыть. Это только не для её, матушкиного, густого, как патока, взора. Разгу­ливая вдоль кромки берега, матушка ищет не только визуальных удоволь­ствий. Она еще пытается нечто, вернее, некого индифицировать.
Матушка Генриетта очень полюбила в этом роскошном отеле, тайные ночные прогулки вдоль выходящих на общую террасу застекленных стен номеров первого этажа. У архитектора верно был девиз: как можно ближе к природе". Если бы что-либо подобное было придумано еще и во внутренних коридорах! Как было сладко– тревожно ночью красться вдоль закрытых дверей, прислушиваясь, что же происходит за ними ,и по вздохам, по шороху простыней, по шуму сброшенной с ноги туфли или скрипу койки представлять объятие и прикосновение. Но это уже в час поздний.
Но еще более волнительные переживания возникали, когда в ночной темноте матушка Генриетта, двигалась по террасе первого этажа. В гасили свет и зажигали ночники возле пос­телей. Некоторые ведь это любят делать при свете. И, если в плотных тканях занавесок оставалась хоть маленькая щелочка, какие картины из не осуществившегося прошлого вста­вали перед глазами. Ну отчего же в свою юность с отцом Андреем они не знали и не ведали таких излишеств!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15