Ни там, ни там ни малейших признаков жизни. Следующая комната служила гостиной. Она тоже была пустой, но запах в ней ощущался сильнее. Из нее дверь вела в кабинет, где и обнаружился источник раздражителя обоняния.— Ух! — в ужасе выдохнул Аргайл. Жорж Бралль — по крайней мере Аргайл, которому вовсе не хотелось разглядывать детали, решил, что это именно он, — сидел на стуле. Старик навалился грудью на стол и, судя по всему, не первый день находился в таком положении, совершенно не двигаясь. Иными словами, был мертв и быстро разлагался.Аргайла потрясло не то, что он увидел труп — хотя он отнюдь не привык к такого рода зрелищам, — не то, что смерть была скорее всего насильственной, хотя он еще не понял ее причины. Его ошеломил глянцевый зеленоватый оттенок покойного, всесокрушающий запах и объевшиеся, лениво жужжащие трупные мухи. Аргайл отступил на два шага, быстро повернулся и отправил в угол все, что оставалось в желудке от завтрака.Это напряжение лишило его сил, и он, стараясь прийти в себя и отворачиваясь от Бралля, присел на диван. Теперь его мучило смущение, хотя, здраво рассуждая, в сложившихся обстоятельствах его реакция была вполне естественной. Всякого бы стошнило, уговаривал он себя, ковыляя в ту сторону, где, как смутно помнил, находился туалет.А потом, сознавая, что и так уничтожил в доме достаточно улик, направился к передней двери, чтобы присоединиться к Флавии. Дверь оказалась закрытой на ключ, но не на засов, а самого ключа не было. А задняя дверь была заперта на замок и на задвижку. Аргайл немного поразмышлял об этом и пошел открывать большое окно в столовой, после чего распахнул ставни и таким путем выбрался наружу.Флавия все еще сидела на камне и размышляла о тяготах жизни, но, увидев, каким способом эвакуировался из дома её компаньон, искренне изумилась, а заметив его бледность, не на шутку встревожилась.— Бралль там, — сообщил ей Аргайл. — Мертвый.— И он тоже? — Новость ее, конечно, удивила, однако не настолько, как англичанина. — Убит или скончался естественной смертью? Ведь ему все-таки за восемьдесят.— Ты куда?— Хочу посмотреть сама, — отозвалась Флавия, направляясь к окну.— Не стоит. — Аргайл бросился за ней вдогонку. С одной стороны, он хотел оградить спутницу от отвратительного вида смерти, а с другой — скрыть следы собственной реакции на скорбное зрелище. — Ты же говорила, что не любишь покойников.Но разве Флавию переубедишь.— Ну и запашок, — скривилась она. — Где Бралль?Аргайл провел ее в кабинет. Флавия от отвращения наморщила нос и все тщательно осмотрела. Она побледнела, но съеденное удержала в себе — как обычно, ее пищеварительный тракт оказался выносливее, чем у Аргайла.— Представляю, что ты испытываешь, — заботливо проговорил он, когда они выходили из дома. — Как по-твоему, что нам теперь следует делать?Флавия решила, что им необходимо сделать две вещи. Аргайл вернется в деревню и вызовет полицию. А затем позвонит Жану Женэ — парижскому аlter еgо Здесь: близкий друг, единомышленник (лат.)
генерала Боттандо — и объяснит, что случилось. Она же останется на месте и немного позанимается расследованием. Но сначала еще посидит снаружи на камне, чтобы очухаться.— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил ее Аргайл, прежде чем отбыть.Флавия молча покачала головой, встала и разревелась. Ее сотрясали мощные, горестные рыдания: вот уже несколько дней она билась с этим делом, и каждый раз, как только намечался прогресс, он тут же оборачивался крахом. Раз в два дня она с завидной регулярностью находила новый труп и от этого испытывала замешательство и еще отчетливее сознавала, какое отвратное получила задание. Держаться собранно и профессионально оказалось не так-то просто.— О, моя дорогая. — Аргайл был искренне удивлен. Он хотел ее успокоить, обнял, и она крепко прижалась к нему всем телом.— Иногда мне кажется, я не гожусь для этой работы. Не создана для нее.Глубоко тронутый, Аргайл молча баюкал ее и гладил по волосам. Он привык к ее вспышкам, но эта сторона ее характера оказалась для него в новинку.— Годишься, — проговорил он. — Во всяком случае, лучше, чем я. Тебе по крайней мере не стало там дурно.Флавия рассмеялась, шмыгнула носом и снова всхлипнула.— Если хочешь, мы можем уехать и обо всем забыть, — предложил Аргайл.Она отстранилась, достала из кармана тонюсенький платочек, последний раз высморкалась и снова хлюпнула носом. А затем яростно затрясла головой.— Ну уж нет. Давай иди. А я сожму зубы и буду расхлебывать это дерьмо.Флавия подождала, пока он не скрылся из вида, а потом, с большой неохотой и все еще дрожа, принудила себя вернуться в дом. Вот уж чего она хотела меньше всего и прекрасно сознавала, что поступала непрофессионально и неэтично. Она была итальянкой и не имела права совать свой нос в расследование убийства француза на французской территории — не могла ни осматривать, тем более трогать руками что-либо на месте преступления.В этом-то и состояла проблема. Французы накопают улик, но скорее всего не сумеют определить, что из них существенное, если таковое вообще найдется в доме. В обычном случае все было бы прекрасно — через какое-то время информация поступила бы к ним по каналам Женэ. Но Флавия не забыла о неотлагательных бюджетных делах — время поджимало, часы неумолимо тикали. Боттандо требовал решения, от которого зависела и ее собственная работа. В этих обстоятельствах самое разумное было по-быстрому разнюхать, что к чему, пока не наехали местные ищейки и не наложили всевозможные территориальные запреты.«Разнюхать» — удачное словцо. Флавия прикинула, что до приезда полиции оставалось минут сорок и минут десять до того, как ей сделается дурно. Она взяла себя в руки и, двигаясь очень осторожно, чтобы не нарушить улик и не оставить следов, приступила к неприятному занятию обыска стола Бралля. Он был завален бумагами, но Флавия не нашла ничего интересного, если не считать его ответа колледжу Джонса в штате Массачусетс. Бралль благодарил за приглашение написать отзыв о работе Джеймса Миллера, но отказывался по той причине, что вышел в отставку, и рекомендовал вместо себя Мастерсон. Это уже было известно. Флавия немного подумала, сложила письмо и сунула в сумочку. Так, на всякий случай.Под столом валялся ежедневник — очень полезное чтиво. В клеточке от третьего октября старческим паучьим почерком было выведено: «Санкт-Галлен». Это они тоже знали. Но подтверждение никогда не помешает. Оставалось выяснить, что Бралль и Мастерсон там делали.Большая часть граф оставалась пуста. Но после первой записи в четырех последующих клеточках сохранилось напоминание: «Св. Антоний». «Какой неуемный святой, — подумала Флавия. — То и дело возникает в этом расследовании».Она положила дневник на место и обследовала комнату. Одну стену сплошь занимали металлические шкафы, которые, по-видимому, хранили плоды трудов всей жизни ученого. Заметки и статьи — их было чрезвычайно много. Но с другой стороны, если больше ничего не делать, а только писать, можно накопить немало. Флавия заглянула в первый шкаф: десятки зеленых папок — все организовано разумно и аккуратно: на белых ярлычках содержание подборок. Она провела по ярлычкам пальцем: почти вес папки были посещены живописи и художникам итальянского Возрождения.Флавия принялась просматривать все подряд. На содержание времени, конечно, не хватало — дай Бог взглянуть на названия. Пустая трата Бремени: даже папки с корреспонденцией Бралля не содержали ничего интересного и ничего не дали. Однако из них она хотя бы выудила оригиналы документов, которые Бралль прислал Бенедетти. Весьма сомнительные, но, может, Аргайлу пригодятся.На этом терпение Флавии кончилось. Она могла бы бороться с этим запахом, если бы поиски приносили результаты, но в противном случае он стал совершенно невыносимым. Она выбралась обратно в окно, глубоко вдохнула свежий деревенский воздух и стала ждать возвращения Аргайла.Англичанин, отдуваясь, с трудом взобрался по склону и сообщил, что первым делом позвонил старине Женэ, и тот, добрая душа, пообещал известить Боттандо. И еще он позволил сказать местным полицейским, что сам разрешил Флавии переговорить с Браллем. Иначе ее присутствие могло вывести их из себя и сделать совсем несговорчивыми. Он просил ее позже позвонить и сказал, что если потребуется, подъедет сам. А местная полиция, добавил Аргайл, уже в пути, направляется сюда.И она явилась, отчего следующие несколько часов стали сплошным кошмаром. Полицейские, узнав, что и в их глухомани случилось настоящее убийство, сначала несказанно возбудились, но затем, когда воочию увидели физические последствия преступления, пылу у них явно поубавилось. Один из полицейских отреагировал точно так же, как и Аргайл. Но за исключением этого, местные сыщики ничем не завоевали сочувствия гостей, особенно после того, как заявили, что не находят свидетельств насильственного характера смерти старика. И лишь после того, как Флавия пригрозила снова позвонить Женэ, ворчливо согласились произвести вскрытие. Однако в отместку проявляли всяческое недовольство по поводу пребывания итальянки во Франции.Приехали и уехали врачи, тело увезли в карете «скорой помощи», суетились фотографы и прочие официальные лица, которые всегда появляются, когда происходит внезапная смерть, но никто даже не подумал поделиться своими открытиями с гостями. На них обратили внимание всего раз, когда брали отпечатки пальцев. И всячески давали понять, что их присутствие нежелательно.Флавия не ждала ничего иного и сносила ситуацию с терпением, только отомстила им тем, что рассказала как можно меньше о предмете собственного расследования. Французы не собирались ей помогать, и она не станет.— Приятно наблюдать международное сотрудничество в действии, — ворчал Аргайл после того, как их отпустили и они устало тащились вниз по склону.Флавия сердито фыркнула в ответ и попросила:— Отвези меня обратно в Венецию. ГЛАВА 12 Они приехали в воскресенье утром до безобразия рано. Однако Боттандо к этому времени уже вернулся из Рима. И пребывал в прескверном расположении духа. Это его душевное состояние проявилось в череде туманных замечаний о необходимости дисциплины в полицейской работе и в неодобрительных высказываниях в адрес тех, кто в разгар расследования позволяет себе каникулы с дружками. Флавия смиренно извинялась, что, собравшись в Южную Францию, не удосужилась поставить его в известность. Но заметила, что им все-таки удалось откопать еще один труп. И категорически не соглашалась с тем, что Аргайл — ее дружок.А Боттандо ворчливо возражал:— Я не давал вам указаний искать новые тела. Достаточно было того, что имелось в наличии. Хотя вы хорошо поработали, — нехотя признал он. — Беда в том, что чиновники в Риме опять посходят с ума — подавай им результаты. И все навесят на наше управление. Учтите: если мы не выясним, что к чему, по стенке размажут нас, а не Боволо.— Значит, дело Мастерсон снова официально открыто?— О нет, не все так просто, — горько отозвался генерал. — От нас ждут, чтобы мы просто занялись подчисткой, но сколько я ни доказывал, что наши данные не соответствуют выводам Боволо, это ни на кого не произвело впечатления. Я думаю, вот в чем суть: не разберемся с убийствами — докажем свою некомпетентность и сыграем на руку тем, кто хочет с нами разделаться.Теперь Флавия лучше поняла, отчего так было задето самолюбие ее патрона, но ничем не могла помочь или что-нибудь сообщить, чтобы подбодрить, и только спросила, разговаривал ли он с Женэ.— Да, и поэтому я здесь. На него по крайней мере можно положиться. Во всяком случае, больше, чем на местную полицию.— Он вам сказал что-нибудь ценное?— Единственно, что это определенно убийство.— Мы это знали и сами.— Откуда? — поинтересовался Боттандо.— Джонатан обратил внимание на то, что все двери были закрыты и ни одного ключа с внутренней стороны, — объяснила Флавия.При этих словах Аргайл принял самый наискромнейший вид.— Понятно, — хмыкнул генерал. — Но все равно официальное заключение не помешает. И вот вам оно: на случай, если вы не заметили — его задушили. Накрыли подушкой лицо. У убитого в носу обнаружили пушинку или что-то в этом роде. В обычных обстоятельствах Бралля не потрудились бы вскрывать — слишком он был стар. И насколько я слышал, сердчишко у него пошаливало. Но к счастью, ваши настояния и своевременное вмешательство моего приятеля Женэ заставили местных фликов проявить добросовестность. А кроме этого, почти ничего: ни отпечатков пальцев, ни свидетелей — все как водится в этом деле. Все учтено, никаких оплошностей. Смерть наступила седьмого октября плюс-минус день. Ничего себе точность!— Святой Антоний снова наносит удар, — прокомментировала Флавия излишне загадочно для состояния ума своего патрона, и он поинтересовался, что она имела в виду.— В дневнике Бралля в графе от седьмого октября имеется запись: «Св. Антоний». Видимо, в тот период он занимался этим сюжетом.— И святой лично спустился с небес, задушил искусствоведа и вознесся обратно, — предположил Аргайл. — Божественное вмешательство. Чудо.— Заманчивая версия, — нетерпеливо перебил его Боттандо, — но малоподходящая для официального полицейского отчета.— Но хотя бы мы куда-то продвинулись, — ободряюще проговорила Флавия.— Я рад, что вы такого мнения. Но сам я в этом не уверен. И еще: вы не должны вламываться в дома на чужой территории, похищать улики и испаряться неизвестно куда. Я приехал в том числе и за тем, чтобы напомнить вам, в чем заключается работа полицейского.— В таком случае скажите, что нам делать дальше.— Брать с меня пример, — напыщенно порекомендовал он. — Я занимался уликами в полном соответствии с принятыми полицейскими установлениями.— И я полагаю, что, как водится, ничего не добились?— Ну раз уж вы спросили, то нет, — обиженно ответил генерал. — А у вас какие успехи?— Мы с нашими любительскими методами обнаружили вот что, — начала Флавия с видом превосходства. — Картина из Милана настолько подлинная, что Аргайл собирается ее покупать.— О Господи! Значит, не пройдет и недели, как ее украдут.— Держите себя в руках, — посоветовала она. — Не все так плохо, как кажется. Далее: и Мастерсон, и Коллман, и Робертс, и Бралль это понимали, но все, кроме Мастерсон, тщательно скрывали. Мастерсон встречалась с Браллем в Санкт-Галлене перед самым приездом в Венецию. Дневник убитого свидетельствует, что он принимал участие в ее работе над изображающими святого Антония фресками из Падуи.Ее слова произвели на генерала впечатление, но он всеми силами старался это скрыть.— И это все? — ворчливо спросил он.— Еще есть махинация с установлением подлинности. — Флавия кратко объяснила, в чем заключалось предложение Робертса Бенедетти.— Хорошо бы вы к чему-нибудь наконец пришли. — Боттандо устало откинулся на спинку стула и потянулся. — Как это утомительно: раньше у нас не было никаких мотивов, а теперь — навалом. Придется опять работать. Такое впечатление, что в этом деле одно убийство влечет за собой другое. Установив, кто задушил Бралля, мы, возможно, узнаем, кто покончил со всеми остальными. Тогда все встанет на свои места. Сейчас же нам снова придется пройтись по тому же чертову кругу. Боже, меня уже тошнит от этого дела.— Но пока не стошнило, может быть, вы скажете, — вступил в разговор Аргайл, — нет ли каких-нибудь сдвигов в расследовании кражи картин. Ведь уже точно известно, что автопортрет — вещь стоящая.— Абсолютно никаких, — отрезал Боттандо. — Я, конечно, знаю, где они находятся, но это совершенно иное дело.— Вы знаете? И где же? — с надеждой спросил англичанин.— В одном известном месте, — хмыкнул генерал и медленно поднялся. — Ну хорошо, пора за работу.
Напряжение от того, что они оказались вовлеченными в расследование убийств, стало сказываться на других, еще оставшихся в живых членах комитета. Поначалу все относились к допросам с высокомерием и их, за исключением Ван Хеттерена, как будто мало трогала гибель Мастерсон. Но смерть взялась не на шутку и неизменно выбирала их брата-искусствоведа, и все заметно разнервничались.Первым была очередь грузного Ван Хеттерена; он примостился в тонконогом кресле в своей неопрятной комнате и ощущал себя ничуть не лучше, чем в начале недели. Напротив, выглядел куда хуже. И это было печально, потому что с ним одним Флавия установила хоть какой-то контакт. И Боттандо, который решил впервые встретиться со всеми фигурантами, понимал, почему.Он допрашивал членов комитета в надежде взглянуть на дело под новым углом и добавить какие-то данные к тому, что они уже знали, а не потому, что не доверял Флавии. Упаси Боже! Боттандо просил ее помочь с языком во время разговора с Миллером. Но с Коллманом и Ван Хеттереном мог справиться сам, пока она занималась другими аспектами работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
генерала Боттандо — и объяснит, что случилось. Она же останется на месте и немного позанимается расследованием. Но сначала еще посидит снаружи на камне, чтобы очухаться.— Ты себя нормально чувствуешь? — спросил ее Аргайл, прежде чем отбыть.Флавия молча покачала головой, встала и разревелась. Ее сотрясали мощные, горестные рыдания: вот уже несколько дней она билась с этим делом, и каждый раз, как только намечался прогресс, он тут же оборачивался крахом. Раз в два дня она с завидной регулярностью находила новый труп и от этого испытывала замешательство и еще отчетливее сознавала, какое отвратное получила задание. Держаться собранно и профессионально оказалось не так-то просто.— О, моя дорогая. — Аргайл был искренне удивлен. Он хотел ее успокоить, обнял, и она крепко прижалась к нему всем телом.— Иногда мне кажется, я не гожусь для этой работы. Не создана для нее.Глубоко тронутый, Аргайл молча баюкал ее и гладил по волосам. Он привык к ее вспышкам, но эта сторона ее характера оказалась для него в новинку.— Годишься, — проговорил он. — Во всяком случае, лучше, чем я. Тебе по крайней мере не стало там дурно.Флавия рассмеялась, шмыгнула носом и снова всхлипнула.— Если хочешь, мы можем уехать и обо всем забыть, — предложил Аргайл.Она отстранилась, достала из кармана тонюсенький платочек, последний раз высморкалась и снова хлюпнула носом. А затем яростно затрясла головой.— Ну уж нет. Давай иди. А я сожму зубы и буду расхлебывать это дерьмо.Флавия подождала, пока он не скрылся из вида, а потом, с большой неохотой и все еще дрожа, принудила себя вернуться в дом. Вот уж чего она хотела меньше всего и прекрасно сознавала, что поступала непрофессионально и неэтично. Она была итальянкой и не имела права совать свой нос в расследование убийства француза на французской территории — не могла ни осматривать, тем более трогать руками что-либо на месте преступления.В этом-то и состояла проблема. Французы накопают улик, но скорее всего не сумеют определить, что из них существенное, если таковое вообще найдется в доме. В обычном случае все было бы прекрасно — через какое-то время информация поступила бы к ним по каналам Женэ. Но Флавия не забыла о неотлагательных бюджетных делах — время поджимало, часы неумолимо тикали. Боттандо требовал решения, от которого зависела и ее собственная работа. В этих обстоятельствах самое разумное было по-быстрому разнюхать, что к чему, пока не наехали местные ищейки и не наложили всевозможные территориальные запреты.«Разнюхать» — удачное словцо. Флавия прикинула, что до приезда полиции оставалось минут сорок и минут десять до того, как ей сделается дурно. Она взяла себя в руки и, двигаясь очень осторожно, чтобы не нарушить улик и не оставить следов, приступила к неприятному занятию обыска стола Бралля. Он был завален бумагами, но Флавия не нашла ничего интересного, если не считать его ответа колледжу Джонса в штате Массачусетс. Бралль благодарил за приглашение написать отзыв о работе Джеймса Миллера, но отказывался по той причине, что вышел в отставку, и рекомендовал вместо себя Мастерсон. Это уже было известно. Флавия немного подумала, сложила письмо и сунула в сумочку. Так, на всякий случай.Под столом валялся ежедневник — очень полезное чтиво. В клеточке от третьего октября старческим паучьим почерком было выведено: «Санкт-Галлен». Это они тоже знали. Но подтверждение никогда не помешает. Оставалось выяснить, что Бралль и Мастерсон там делали.Большая часть граф оставалась пуста. Но после первой записи в четырех последующих клеточках сохранилось напоминание: «Св. Антоний». «Какой неуемный святой, — подумала Флавия. — То и дело возникает в этом расследовании».Она положила дневник на место и обследовала комнату. Одну стену сплошь занимали металлические шкафы, которые, по-видимому, хранили плоды трудов всей жизни ученого. Заметки и статьи — их было чрезвычайно много. Но с другой стороны, если больше ничего не делать, а только писать, можно накопить немало. Флавия заглянула в первый шкаф: десятки зеленых папок — все организовано разумно и аккуратно: на белых ярлычках содержание подборок. Она провела по ярлычкам пальцем: почти вес папки были посещены живописи и художникам итальянского Возрождения.Флавия принялась просматривать все подряд. На содержание времени, конечно, не хватало — дай Бог взглянуть на названия. Пустая трата Бремени: даже папки с корреспонденцией Бралля не содержали ничего интересного и ничего не дали. Однако из них она хотя бы выудила оригиналы документов, которые Бралль прислал Бенедетти. Весьма сомнительные, но, может, Аргайлу пригодятся.На этом терпение Флавии кончилось. Она могла бы бороться с этим запахом, если бы поиски приносили результаты, но в противном случае он стал совершенно невыносимым. Она выбралась обратно в окно, глубоко вдохнула свежий деревенский воздух и стала ждать возвращения Аргайла.Англичанин, отдуваясь, с трудом взобрался по склону и сообщил, что первым делом позвонил старине Женэ, и тот, добрая душа, пообещал известить Боттандо. И еще он позволил сказать местным полицейским, что сам разрешил Флавии переговорить с Браллем. Иначе ее присутствие могло вывести их из себя и сделать совсем несговорчивыми. Он просил ее позже позвонить и сказал, что если потребуется, подъедет сам. А местная полиция, добавил Аргайл, уже в пути, направляется сюда.И она явилась, отчего следующие несколько часов стали сплошным кошмаром. Полицейские, узнав, что и в их глухомани случилось настоящее убийство, сначала несказанно возбудились, но затем, когда воочию увидели физические последствия преступления, пылу у них явно поубавилось. Один из полицейских отреагировал точно так же, как и Аргайл. Но за исключением этого, местные сыщики ничем не завоевали сочувствия гостей, особенно после того, как заявили, что не находят свидетельств насильственного характера смерти старика. И лишь после того, как Флавия пригрозила снова позвонить Женэ, ворчливо согласились произвести вскрытие. Однако в отместку проявляли всяческое недовольство по поводу пребывания итальянки во Франции.Приехали и уехали врачи, тело увезли в карете «скорой помощи», суетились фотографы и прочие официальные лица, которые всегда появляются, когда происходит внезапная смерть, но никто даже не подумал поделиться своими открытиями с гостями. На них обратили внимание всего раз, когда брали отпечатки пальцев. И всячески давали понять, что их присутствие нежелательно.Флавия не ждала ничего иного и сносила ситуацию с терпением, только отомстила им тем, что рассказала как можно меньше о предмете собственного расследования. Французы не собирались ей помогать, и она не станет.— Приятно наблюдать международное сотрудничество в действии, — ворчал Аргайл после того, как их отпустили и они устало тащились вниз по склону.Флавия сердито фыркнула в ответ и попросила:— Отвези меня обратно в Венецию. ГЛАВА 12 Они приехали в воскресенье утром до безобразия рано. Однако Боттандо к этому времени уже вернулся из Рима. И пребывал в прескверном расположении духа. Это его душевное состояние проявилось в череде туманных замечаний о необходимости дисциплины в полицейской работе и в неодобрительных высказываниях в адрес тех, кто в разгар расследования позволяет себе каникулы с дружками. Флавия смиренно извинялась, что, собравшись в Южную Францию, не удосужилась поставить его в известность. Но заметила, что им все-таки удалось откопать еще один труп. И категорически не соглашалась с тем, что Аргайл — ее дружок.А Боттандо ворчливо возражал:— Я не давал вам указаний искать новые тела. Достаточно было того, что имелось в наличии. Хотя вы хорошо поработали, — нехотя признал он. — Беда в том, что чиновники в Риме опять посходят с ума — подавай им результаты. И все навесят на наше управление. Учтите: если мы не выясним, что к чему, по стенке размажут нас, а не Боволо.— Значит, дело Мастерсон снова официально открыто?— О нет, не все так просто, — горько отозвался генерал. — От нас ждут, чтобы мы просто занялись подчисткой, но сколько я ни доказывал, что наши данные не соответствуют выводам Боволо, это ни на кого не произвело впечатления. Я думаю, вот в чем суть: не разберемся с убийствами — докажем свою некомпетентность и сыграем на руку тем, кто хочет с нами разделаться.Теперь Флавия лучше поняла, отчего так было задето самолюбие ее патрона, но ничем не могла помочь или что-нибудь сообщить, чтобы подбодрить, и только спросила, разговаривал ли он с Женэ.— Да, и поэтому я здесь. На него по крайней мере можно положиться. Во всяком случае, больше, чем на местную полицию.— Он вам сказал что-нибудь ценное?— Единственно, что это определенно убийство.— Мы это знали и сами.— Откуда? — поинтересовался Боттандо.— Джонатан обратил внимание на то, что все двери были закрыты и ни одного ключа с внутренней стороны, — объяснила Флавия.При этих словах Аргайл принял самый наискромнейший вид.— Понятно, — хмыкнул генерал. — Но все равно официальное заключение не помешает. И вот вам оно: на случай, если вы не заметили — его задушили. Накрыли подушкой лицо. У убитого в носу обнаружили пушинку или что-то в этом роде. В обычных обстоятельствах Бралля не потрудились бы вскрывать — слишком он был стар. И насколько я слышал, сердчишко у него пошаливало. Но к счастью, ваши настояния и своевременное вмешательство моего приятеля Женэ заставили местных фликов проявить добросовестность. А кроме этого, почти ничего: ни отпечатков пальцев, ни свидетелей — все как водится в этом деле. Все учтено, никаких оплошностей. Смерть наступила седьмого октября плюс-минус день. Ничего себе точность!— Святой Антоний снова наносит удар, — прокомментировала Флавия излишне загадочно для состояния ума своего патрона, и он поинтересовался, что она имела в виду.— В дневнике Бралля в графе от седьмого октября имеется запись: «Св. Антоний». Видимо, в тот период он занимался этим сюжетом.— И святой лично спустился с небес, задушил искусствоведа и вознесся обратно, — предположил Аргайл. — Божественное вмешательство. Чудо.— Заманчивая версия, — нетерпеливо перебил его Боттандо, — но малоподходящая для официального полицейского отчета.— Но хотя бы мы куда-то продвинулись, — ободряюще проговорила Флавия.— Я рад, что вы такого мнения. Но сам я в этом не уверен. И еще: вы не должны вламываться в дома на чужой территории, похищать улики и испаряться неизвестно куда. Я приехал в том числе и за тем, чтобы напомнить вам, в чем заключается работа полицейского.— В таком случае скажите, что нам делать дальше.— Брать с меня пример, — напыщенно порекомендовал он. — Я занимался уликами в полном соответствии с принятыми полицейскими установлениями.— И я полагаю, что, как водится, ничего не добились?— Ну раз уж вы спросили, то нет, — обиженно ответил генерал. — А у вас какие успехи?— Мы с нашими любительскими методами обнаружили вот что, — начала Флавия с видом превосходства. — Картина из Милана настолько подлинная, что Аргайл собирается ее покупать.— О Господи! Значит, не пройдет и недели, как ее украдут.— Держите себя в руках, — посоветовала она. — Не все так плохо, как кажется. Далее: и Мастерсон, и Коллман, и Робертс, и Бралль это понимали, но все, кроме Мастерсон, тщательно скрывали. Мастерсон встречалась с Браллем в Санкт-Галлене перед самым приездом в Венецию. Дневник убитого свидетельствует, что он принимал участие в ее работе над изображающими святого Антония фресками из Падуи.Ее слова произвели на генерала впечатление, но он всеми силами старался это скрыть.— И это все? — ворчливо спросил он.— Еще есть махинация с установлением подлинности. — Флавия кратко объяснила, в чем заключалось предложение Робертса Бенедетти.— Хорошо бы вы к чему-нибудь наконец пришли. — Боттандо устало откинулся на спинку стула и потянулся. — Как это утомительно: раньше у нас не было никаких мотивов, а теперь — навалом. Придется опять работать. Такое впечатление, что в этом деле одно убийство влечет за собой другое. Установив, кто задушил Бралля, мы, возможно, узнаем, кто покончил со всеми остальными. Тогда все встанет на свои места. Сейчас же нам снова придется пройтись по тому же чертову кругу. Боже, меня уже тошнит от этого дела.— Но пока не стошнило, может быть, вы скажете, — вступил в разговор Аргайл, — нет ли каких-нибудь сдвигов в расследовании кражи картин. Ведь уже точно известно, что автопортрет — вещь стоящая.— Абсолютно никаких, — отрезал Боттандо. — Я, конечно, знаю, где они находятся, но это совершенно иное дело.— Вы знаете? И где же? — с надеждой спросил англичанин.— В одном известном месте, — хмыкнул генерал и медленно поднялся. — Ну хорошо, пора за работу.
Напряжение от того, что они оказались вовлеченными в расследование убийств, стало сказываться на других, еще оставшихся в живых членах комитета. Поначалу все относились к допросам с высокомерием и их, за исключением Ван Хеттерена, как будто мало трогала гибель Мастерсон. Но смерть взялась не на шутку и неизменно выбирала их брата-искусствоведа, и все заметно разнервничались.Первым была очередь грузного Ван Хеттерена; он примостился в тонконогом кресле в своей неопрятной комнате и ощущал себя ничуть не лучше, чем в начале недели. Напротив, выглядел куда хуже. И это было печально, потому что с ним одним Флавия установила хоть какой-то контакт. И Боттандо, который решил впервые встретиться со всеми фигурантами, понимал, почему.Он допрашивал членов комитета в надежде взглянуть на дело под новым углом и добавить какие-то данные к тому, что они уже знали, а не потому, что не доверял Флавии. Упаси Боже! Боттандо просил ее помочь с языком во время разговора с Миллером. Но с Коллманом и Ван Хеттереном мог справиться сам, пока она занималась другими аспектами работы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22