А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– тараторила Гаома. – Мы с тобой еще потолкуем, а я пойду скажу госпоже. Мы частенько тебя вспоминали! Нескладно тогда все получилось. Да что поделаешь? Бывает и хуже.
Сянцзы вошел в кабинет:
– Господин, это я! – Сянцзы почему-то не посмел осведомиться о здоровье господина.
– Присаживайся, – пригласил Цао/ Он стоял в домашней короткой куртке и улыбался. – А мы давно уже вернулись… Лао Чэн сказал, что ты ушел в «Жэньхэчан». Гаома ходила туда, но тебя не нашла. Да садись же! Как живешь? Как дела?
Сянцзы готов был заплакать. Как рассказать о своих страданиях, если каждое воспоминание рана в сердце? Хотелось излить душу, но с чего начать? Он ничего не забыл, ни одну обиду, хотя и не до конца понимал, что с ним произошло Придется, видно, рассказать всю свою жизнь.
Господин Цао, видя, что Сянцзы никак не может собраться с мыслями, сел и стал ждать, когда он заговорит. Сянцзы долго молчал. Наконец поднял глаза на господина Цао. Тот ласково кивнул и приободрил его:
– Говори, не стесняйся!
И Сянцзы заговорил. Он не собирался вспоминать все подробности, но затем решил, что это принесет ему облегчение и поможет самому во всем разобраться Каждый шаг доставался ему дорогой ценой, поэтому рассказывать нужно было по порядку, не перескакивая с одного на другое. Каждая капля пота, каждая капля крови были частицами его жизни, и не следовало ничего упускать
Он рассказал о том, как, приехав в город, брался за любую работу, как стал рикшей, накопил денег и приобрел коляску – и как потерял ее; рассказал все, вплоть до последних событий. Он сам удивился тому, как долго и с какой охотой он говорит.
Речь Сянцзы лилась свободно, словно сами события помогали находить нужные слова, полные искренности и печали, и каждое из них было ему необычайно дорого В памяти Сянцзы встало все его прошлое, и он говорил, говорил, не в силах остановиться. Ему хотелось раскрыть свое сердце. И чем дальше он рассказывал, тем легче становилось! Он говорил о своей мечте выбиться в люди и о своих злоключениях, о том, как он жил последнее время, обиженный, несчастный, опустившийся. Когда, наконец, он умолк, голова его была мокрой от пота, на сердце стало пусто, но это было приятно: он словно оправился после долгой болезни.
– Ты спрашиваешь моего совета? Сянцзы кивнул. Говорить он больше не мог
Собираешься снова возить коляску? Сянцзы опять кивнул.
– Выход у тебя один – скопить денег и снова купить коляску, а пока брать напрокат. Это, пожалуй, разумнее, чем занимать деньги под проценты. Но еще лучше жить у одного хозяина: еда и жилье обеспечены. Думаю, тебе стоит вернуться ко мне Правда, свою коляску я продал господину Цзоу, но можно взять коляску в аренду Согласен?
– Конечно! – Сянцзы встал. – А вы помните, что тогда случилось?
– О чем ты?
– Ну, когда вы уехали к господину Цзоу…
– А! – Цао улыбнулся. – Как можно об этом забыть! Зря я тогда всполошился. Уехали с госпожой на несколько месяцев в Шанхай, а можно было тут остаться; господин Цзоу все уладил. Впрочем, это в прошлом. Давай поговорим о другом: как быть с Сяо Фуцзы, о которой ты говорил?
– Еще не знаю…
Я вот что думаю: если ты женишься на ней, снимать комнату вам нет расчета; освещение, отопление на все денег не хватит. Лучше всего вместе устроиться на работу: ты – рикшей, она – прислугой! Но такое место трудно найти. Не обижайся, но сам скажи, можно на нее положиться?
Сянцзы покраснел, затем смущенно проговорил:
– Ей тогда некуда было деться. Вот и пришлось заняться этим делом. Но клянусь вам, она хорошая! Она не такая…
Его терзали самые противоречивые чувства, только он не мог их выразить. Многое хотелось сказать – не хватало слов.
– В таком случае, – нерешительно проговорил господин Цао, – придется устроить вас у себя. Все равно ты занимаешь целую комнату, так что с жильем вопрос решен. Не знаю только, умеет ли она стирать и готовить. Если умеет, будет помогать Гаома. У нас скоро появится еще ребенок, Гаома одной не справиться. Сяо Фуцзы я платить не буду, зато она сможет здесь столоваться. Как ты на это смотришь?
– Чего же лучше! – Сянцзы радостно улыбнулся.
– Но я должен прежде посоветоваться с госпожой…
– Будьте спокойны! Если госпожа станет сомневаться, я приведу Сяо Фуцзы, пусть госпожа на нее посмотрит!
– Вот и хорошо! Господин Цао тоже улыбнулся;
ему было приятно, что, несмотря на все злоключения, Сянцзы сумел сохранить благородство души. Я переговорю с госпожой, а через несколько дней ты приведешь Сяо Фуцзы. Если госпожа согласится, считай дело улаженным.
– Так я пойду, господин?
Сянцзы торопился сообщить Сяо Фуцзы радостную весть: на такую удачу он не смел и рассчитывать.
Сянцзы вышел от господина Цао часов в одиннадцать. Зимой это самое хорошее время дня. Погода была солнечная, на небе ни облачка. В сухом холодном воздухе далеко разносились выкрики торговцев, пение петухов, лай собак и еще какие-то высокие, тонкие звуки, похожие на крик журавля. Солнце пригревало, несмотря на мороз. Навстречу Сянцзы торопились пешеходы, пробегали рикши, подняв верх колясок, медные части их отливали золотом, медленно и важно шествовали верблюды, неслись машины, трамваи, а в небе кружили белые голуби; лишь деревья неподвижно стояли, словно замерли. Вокруг было оживленно и в то же время спокойно. Древний город шумел, жил своей жизнью, а над ним простиралось голубое небо, умиротворенное и приветливое.
Сердце Сянцзы от радости готово было выпрыгнуть из груди и взмыть, словно голубь, ввысь. Теперь у него будет все: работа, жилье, Сяо Фуцзы. Сбудется его заветная мечта.
День выдался веселый и ясный – только житель севера способен оценить такой денек. А когда человек счастлив, все окружающее кажется ему прекрасным. Сянцзы никогда прежде не видел такого ласкового зимнего солнца. Для полноты счастья он купил затвердевшую на морозе хурму. Откусил – и зубы заломило! Холод проник в грудь, успокоил. Когда Сянцзы доел хурму, язык его одеревенел, зато мысли словно освободились от пут. Ему казалось, что он уже видит свой прежний двор и бедную комнатушку, озаренную милой улыбкой Сяо Фуцзы. Будь у него крылья, он полетел бы к ней! Только бы увидеть ее – все прошлое будет разом зачеркнуто, и перед ним откроется новый мир!
Он спешил еще больше, чем когда шел к господину Цао. Тот относился к Сянцзы по-дружески. А Сяо Фуцзы доверила ему свою жизнь. Словно узники, освободившиеся из неволи, они смахнут слезы и, смеясь, пойдут по жизни рука об руку. Господин Цао взволновал Сянцзы добрыми словами, но Сяо Фуцзы для этого не нужно никаких слов. Он рассказал господину Цао всю правду, но Сяо Фуцзы он скажет то, чего не говорил никому. Она – его жизнь, без нее не может быть счастья! Стоит ли трудиться, чтобы есть и пить одному? Он должен вытащить Сяо Фуцзы из тесной каморки, они будут жить вместе весело и дружно, в теплой,, сухой комнате. Ради Сянцзы она оставит отца и братьев. В конце концов Эр Цянцзы сам может зарабатывать, братья тоже как-нибудь обойдутся: будут возить вдвоем коляску или найдут другое дело. А Сянцзы не может без Сяо Фуцзы. Он сам, его душа, его работа нуждаются в ней. И ей тоже нужен такой парень, как он…
Эти мысли подгоняли Сянцзы, он шел все быстрее. На свете много женщин, но такой, как Сяо Фуцзы, больше нет. Правда, он мечтал о непорочной девушке, но Сяо Фуцзы хлебнула горя и сможет лучше его понять. Деревенские девицы чисты и целомудренны, но им не хватает ума и души. А сам он? На его совести тоже немало грехов! Они подходят друг другу, как пара треснувших кувшинов, которые еще можно наполнить водой.
Ничего лучше не придумаешь! Сянцзы размечтался: он попросит у господина Цао плату за месяц вперед, купит Сяо Фуцзы длинный ватный халат, приличную обувь, а затем поведет ее к госпоже Цао. Сяо Фуцзы молода, хороша собой, умеет держаться, ее не стыдно показать людям. Госпоже Цао она непременно понравится!
Когда Сянцзы добрался наконец до знакомого двора, пот лил ручьями. Он взглянул на старые, покосившиеся ворота, и ему показалось, что он вернулся в родной дом, где не был много лет; ветхая ограда, сухой прошлогодний бурьян перед ней – все было дорого сердцу. Он вошел во двор и сразу устремился к комнатушке Сяо Фуцзы. Без стука распахнул дверь и тут же отпрянул: на нетопленном кане, уткнувшись в рваное одеяло, сидела незнакомая женщина средних лет. Сянцзы застыл в дверях.
– Что еще стряслось? Умер кто? – спросила женщина. – Ты чего врываешься в чужую комнату, не спросясь? Тебе кого?
Сянцзы не мог говорить. Он пошатнулся, ухватился рукой за дверь – трудно, ох как трудно так вот сразу отказаться от всех надежд!
– Я к Сяо Фуцзы…
– Не знаю такой! В другой раз спрашивай, а потом ломись в дверь! А зачем тебе Сяо Фуцзы? Может, лучше Да Фуцзы Игра слов: Сяо Фуцзы в переводе – маленькое счастье, Да Фуцзы – большое счастье.

?
Сянцзы еле добрел до ворот. Сердце его опустело. Он не знал, что делать. Но постепенно пришел в себя. Перед ним снова всплыл образ Сяо Фуцзы. Она заполнила все его мысли, завладела сердцем. Она стояла перед ним как живая, смеялась, звала… Но видение исчезло, и Сянцзы вернулся к действительности.
Пока ничего определенного не известно, можно надеяться на лучшее. Может быть, Сяо Фуцзы переехала, и ничего с ней не случилось… Он тоже хорош, ни разу не побывал у нее! Но угрызения совести не помогут. Наделал ошибок надо их исправлять. Прежде всего разузнать все, что можно.
Сянцзы снова вошел во двор и принялся расспрашивать соседей, которые жили подальше, однако ничего толком не выяснил. Тогда, невзирая на голод, он отправился искать Эр Цянцзы и его сыновей. Они всегда болтаются где-нибудь на улице.
У кого только Сянцзы не спрашивал, целый день ходил по стоянкам рикш, чайным и трущобам, устал до изнеможения, но так ничего и не выяснил.
Вечером, совершенно разбитый, он вернулся в прокатную контору, но мысль о Сяо Фуцзы его не покидала. После целого дня неудач он потерял всякую надежду. Бедняк умрет – никто не спохватится. Сяо Фуцзы, видно, уже нет в живых! А может быть, отец снова продал ее, на этот раз куда-нибудь далеко? Это, пожалуй, еще хуже смерти.
Табак и вино снова стали друзьями Сянцзы. Когда куришь, легче думается, а напившись, можно на время забыться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Однажды Сянцзы брел по улице и вдруг наткнулся на деда Сяо Маэра. Старик был без коляски: он нес коромысло, на котором висели большой чайник и корзинка с лепешка ми. Одежда его совсем износилась.
Старик не забыл Сянцзы. Они разговорились… Сянцзы узнал, что маленький Сяо Маэр умер полгода назад. Старик продал коляску и теперь каждый день на стоянках рикш торгует чаем, лепешками и жареным хворостом. Он был по-прежнему добрым и приветливым, только сгорбился, и глаза стали красными, будто от слез.
Сянцзы выпил у него чашку чаю и коротко поведал о своих невзгодах.
Разве один ты мечтал свою жизнь устроить? Все мечтали! сказал старик. – А кому это удалось? Когда-то и я был крепким, здоровым малым, промыкался весь век и вот до чего дошел! Здоровье? Даже если ты железный не выдержишь. А честность? Кому она нужна? Говорят, за зло платят злом, за добро добром. Как бы не так! В молодости у меня было горячее сердце. Чужие беды принимал как свои. А что проку? Спасал и тех, кто тонул, и тех, кто вешался. А награды никакой! Придет час подохну под забором, как собака. Нет, бедняку в одиночку не устроить свою жизнь, как не взобраться на небо. Ты видел саранчу? Когда она стаей летит может пожрать весь посев, и ни. кто с ней не справится! А одну и ребенок поймает, привяжет на нитку, и конец. Верно? Я всегда был добрым к людям, а мне кто помог? Внука и то не сумел сберечь. А все потому, что один. Заболел мальчонка, денег на лекарства не было, так и помер у меня на руках. Да что вспоминать! Кому чаю? Горячего, чашечку!
Сянцзы подумал Лю Сые, госпожа Ян, сыщик Сунь все его обидчики останутся безнаказанными, какие бы проклятья он ни посылал на их головы. Никогда он не выбьется в люди, как бы ни старался. Нельзя надеяться только на собственные силы. Верно сказал старик: саранче, если она одна, и крылья не помогут.
Ему расхотелось идти к Цао. Там придется работать не за страх, а за совесть, а ради чего? Лучше так: нет еды – работай, есть – бездельничай и ни о чем не заботься. Зачем копить деньги на коляску? Все равно отнимут Так во имя чего страдать?
Вот если бы он нашел Сяо Фуцзы, лез бы из кожи вон, не для себя – для нее. Но он потерял ее, как старик – внука, для кого ему жить? Он поделился со стариком своим горем, как с близким другом.
– Кому чашечку горячего чая? – снова крикнул старик и, подумав, сказал: – Дело ясное. Эр Цянцзы отдал ее в наложницы либо продал в публичный дом. Хм! Скорее всего, она в публичном доме! Сяо Фуцзы уже была замужем, – ты сам сказал. Кто теперь ее возьмет? Каждый норовит получить свежий товар. Нет, она наверняка в публичном доме. Мне скоро шестьдесят, я много повидал на своем веку. Если молодой рикша не появляется на улице дня два, значит, он нашел постоянную работу или заболел. Если пропала бывшая наложница из бедных или жена рикши, искать ее надо в публичном доме Мы продаем свой пот и кровь, наши женщины торгуют своим телом. Я давно это знаю! Загляни-ка в дом у Сичжимэня. Может, ее там нет, а может… Кому чаю, горячего чаю?
Сянцзы поблагодарил старика и побежал к Сичжимэню
Выйдя за заставу, он сразу приуныл. По обеим сторонам дороги стояли полуживые, ободранные деревья – на них даже птицы не садились. Серые деревья, серая земля, серые дома – все замерло под серо-желтым небом, на фоне которого высились пустынные холодные горы Сишань. К. северу от железнодорожных путей, около леса, словно притаились низенькие строения.
«Наверное, это и есть публичный дом», – подумал Сянцзы. Справа – лес, слева – кочковатое болото, чахлый камыш, и ни малейших признаков жизни. Возле домишек ни души. Будто все вымерло. Неужели это публичный дом? Осмелев, Сянцзы направился к строениям. На дверях висели новые, еще не потускневшие соломенные занавески. Он слышал от бывалых людей, что летом женщины, обнаженные по пояс, сидят у дома и зазывают прохожих. Постоянные посетители еще издалека запевают песенку, давая о себе знать. Почему же сейчас так тихо? Может, зимой это заведение закрыто?
Вдруг занавеска на дверях крайней комнаты шевельнулась, показалась женщина. Сянцзы в испуге отпрянул, так она была похожа на Хуню!
– Пришел искать Сяо Фуцзы, а нашел Хуню, – буркнул он. – Поистине, встретил дьявола!
– Входи, простофиля! – позвала женщина. Слава богу, хоть голос другой, сиплый, как у старого торговца снадобьями, которого Сянцзы часто видел на Тяньцяо.
В комнате не было ничего, кроме маленького кана без циновки, под каном горел огонь. Воздух был спертый. На кане лежало старое одеяло, такое же засаленное, как кирпичи кана.
Женщине перевалило за сорок. Она сидела неумытая, с растрепанными волосами, в узких брюках и синей куртке. Сянцзы, пригнувшись, шагнул в комнату. Женщина потянулась к нему, из расстегнутой куртки вывалились большие отвислые груди.
Сянцзы присел на кан: рост мешал ему говорить стоя. Сянцзы был рад этой встрече. Он слышал, что в этом публичном доме есть женщина по прозвищу Грудастая. Наверняка это она. Сянцзы тут же, без обиняков, спросил' о Сяо Фуцзы. Вначале женщина не поняла, о ком идет речь, но, когда он описал внешность Сяо Фуцзы, вспомнила:
– Да, да, знаю. Молоденькая такая. У нее еще всегда зубки блестели. Ну да, это Лакомый Кусочек. Глаза Сянцзы загорелись гневом.
– Где ее комната?
– Ее? Так она давно умерла! Повесилась вон в том лесу!
– Что?!
– Когда Лакомый Кусочек пришла сюда, мы все ее полюбили. Но не смогла она вынести этой жизни, слишком хрупкой была. Однажды, помню, сидели мы вечерком у входа. Заявился какой-то гуляка и прошел прямо к ней в комнату. Она не любила с нами сидеть. Вначале ее даже били за это, а потом разрешили сидеть у себя – уж очень она нравилась мужчинам. Кто к ней ходил, не хотел иметь дела с другими. Так вот, смотрим, гуляка тот скоро вышел и отправился прямо в лес. Мы и внимания не обратили. В комнату к ней никто не пошел. Когда хозяйка начала собирать деньги, зашла к ней и видит: на кане лежит голый мужчина и дрыхнет. Пьян в стельку. Оказалось, Лакомый Кусочек надела на себя его одежду и убежала. Вот хитрая! Если бы не темнота, ей бы нипочем не уйти. Но она переоделась мужчиной и всех провела. Побежали в лес, а она там висит на дереве. Сняли, да поздно. Язык чуть-чуть высунулся, но лицо совсем не страшное. Даже смерть ее не испортила. На нее и на мертвую приятно было смотреть. Уже прошло сколько месяцев, а в лесу тихо – ее душа никого не пугает. Вот какая она была добрая! Значит, я и говорю…
Сянцзы не дослушал. Пошатываясь, побрел он на кладбище. Здесь среди сосняка виднелось несколько могильных холмиков. Солнечные лучи, и без того бледные, сюда вообще не проникали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23