А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Дни понеслись вскачь, как молодой глупый джейран по весенней степи. Бату и впрямь не ограничивал Святозара в передвижениях, куда бы тот ни шел. Князь пару раз специально говорил хану, что хочет немного развеяться и побыть в степи, на что Бату только пожимал плечами и заявлял:
– Я же сказал, что ты у меня гость, а гость вправе делать то, что вздумается. Лишь бы тебе было хорошо. Хочешь поехать один – езжай. А если заблудишься, помни, что у Бурунчи – умные кони. Просто отпусти поводья, и он сам привезет тебя обратно.
Святозар отъезжал далеко, даже очень далеко, но, как ни оглядывался, все равно не примечал, чтобы кто-то из монголов следовал за ним. Хан и впрямь твердо держал свое слово.
К честному врагу поневоле испытываешь уважение. К великодушному – вдвойне.
«Если подсчитать всех, кого я положил за эти годы, наберется не меньше пяти десятков, а то и вся сотня, – размышлял Святозар. – Пускай он хочет мира с выгодой для себя. Пускай даже он потом наберет еще больше сил. Но кто сказал, что после этого Бату непременно нападет на Русь? Да отец и сам всегда говорил, что надо выиграть время. Чем больше Русь пребывает в мире, тем крепче она станет. Я никого не обманываю и не предаю. Я даже ничего ему не обещал, кроме того, что не убегу. Да и к чему бежать, если завтра заканчивается оговоренный ханом срок? Незачем».
Бату и тут сдержал свое слово, самолично поехав провожать Святозара. Последний вечерний привал они сделали в версте от Яика. Оренбург, ставший почти родным, грозно высился на другой стороне реки, гордо вздымая свои крепкие могучие башни. На этот раз хан не был так весел, как все эти дни, но князь даже не успел спросить, что так расстроило его, – Бату сам пояснил причину печали:
– Мне грустно расставаться с тобой. Ты показал себя хорошим собеседником. Пожалуй, ты первый, кто говорит со мной и при этом думает то же самое, что произносит. И еще мне жаль, что трон твоего отца унаследуешь не ты, а твой старший брат, который, как я слышал, предпочитает быстрой скачке заунывные завывания своих шаманов с крестами на груди. По мне, так твой отец не прав, сделав наследником его, а не тебя. Хотя… – Он ненадолго задумался, затем продолжил:
– Все в жизни переменчиво. Особенно когда рядом есть надежные друзья, всегда готовые помочь восстановить порушенную справедливость. Тем более что мне это хорошо ведомо. Я ведь тоже не был старшим сыном своего отца. Но он, в отличие от твоего, поступил мудро. Видя, что его первенец Орду-Ичен не способен держать твердой рукой свой улус, он выделил ему земли, много земель, но старшим в роду сделал меня.
«Вот оно, – сердце Святозара екнуло. – Началось самое главное. Вот зачем я нужен хану. Он хочет стравить нас с братом, а когда мы перегрыземся, ударит в спину. Или нет. Скорее он и впрямь на первых порах может мне помочь, чтобы уравнять наши со Святославом силы. А уж потом, выждав миг поудобнее, ударит по мне. И что делать?» А свобода была ох как близка.
– О чем задумался мой гость? – заботливо спросил Бату.
– Я думаю, ты был прав, когда сказал, что все в жизни переменчиво. И я рад, что твой отец поступил справедливо, сделав своим наследником самого лучшего из сыновей и не посмотрев, какой он у него по счету, – уклончиво заметил Святозар, решив не лгать, но и не говорить всей правды. – Это наводит на размышления. Но твое предложение так неожиданно, что только глупец ответил бы на него сразу, не обдумав всего как следует.
– Хорошо сказано, – оживился Бату. – Большие дела всегда требуют долгих дум. Ты оказался еще мудрее, чем я считал, и мне так жаль расставаться с тобой, что я передумал. – Он хитро улыбнулся и испытующе посмотрел на Святозара.
Князь побледнел.
– Неужели хан решил первый раз в жизни нарушить свое слово? Или слово, данное врагу, не обязательно к исполнению? Мой отец так не считает. В таком случае тебе трудно будет говорить с ним о вечном мире между нами.
– Ты не понял меня, Святозар, – еще шире улыбнулся Бату. – Мне настолько тяжко расставаться с тобой навсегда, что перед тем, как отпустить тебя, я хочу попросить. Дай слово, что через десять дней ты переправишься через Яик на это же место, где я буду тебя ждать. И помни – это просьба, – поднял он вверх палец. – Если ты не хочешь возвращаться, то не обещай.
– Что ж, я даю тебе его, – быстро ответил Святозар. – Через десять дней мои люди переправят меня на этот берег.
– Я верю тебе, – торжественно произнес Бату.
Князь сдержал обещание. Ровно через десять дней они вновь встретились с ханом на низком левом берегу Яика, куда его доставила ладья. Несмотря на все уговоры, он даже не стал поддевать кольчугу, а из всего оружия взял с собой лишь нож, да и то лишь для того, чтобы было удобнее резать баранину, в изобилии лежащую перед ним на блюде.
Однако Святозар и не держал в тайне того, что с ним произошло. Подробностей, правда, не рассказывал, но скупо поведал, что хан Бату желает заключить с Русью вечный мир. Именно поэтому он и отпустил сына царя всея Руси, даже не взяв с него выкупа.
«Я ничего не обещал ему, государь, – написал он в грамотке, которую нарочные уже на следующее утро повезли в Рязань. – Правду он мне сказывал или умыслил некую тайную зловреду – решать тебе. И еще я дал ему слово вернуться через десять дней. Ворочусь ли жив али нет – на все воля божья. Но ты сам сказывал, что ежели даешь роту, пусть и ворогу, то беспременно должон ее соблюсти. Посему поступаю так, яко ты заповедал в своем поучении».
Вопреки ожиданиям пессимистов, Бату при встрече со Святозаром не сделал ни малейших попыток к насильному удержанию князя. Да и вел он себя точно так же – веселился, смеялся, рассыпал массу лестных слов в адрес русичей. Слова Святозара о том, что он уже послал гонцов известить царя о желании хана заключить вечный мир, Бату воспринял как само собой разумеющееся.
Единственный раз он нахмурил брови, когда князь вежливо, но твердо отклонил еще одно его предложение помочь восстановить справедливость. Правда, Святозар по возможности постарался смягчить свой отказ, заявив, что его отец полон сил, чувствует себя бодро, а потому все разговоры о наследстве преждевременны. Как знать, может, через несколько лет он и сам решит поступить иначе.
– Ты говорил, что даже мудрым не дано предсказать, что случится с ними на следующий день. Тем более ни к чему загадывать на многие лета вперед, – заметил Святозар и развел руками. – Никто не ведает, когда придет его смертный час. Разве мало было случаев, когда отец переживал своих сыновей?
– Я понял тебя, князь, – кивнул Бату. – Наверное, ты прав. Что же до мира, то я мыслю так. Помимо надежно защищенной спины для победы над своими братьями, которые стали слишком своевольными, мне нужны сильные союзники. Я боюсь, что твой отец не до конца поверит моим мирным намерениям и не даст мне в помощь своих полков.
Он испытующе посмотрел на Святозара, но тот молчал, спокойно ожидая, что хан скажет дальше.
– Думается, что я найду поддержку, но для этого мне нужно время. Много времени. Поэтому я бы хотел, чтобы ты написал своему отцу о том, что я вновь вернусь сюда на этот берег, когда река покроется таким льдом, чтобы по нему могли ступать кони. Тогда мы окончательно обговорим все условия мира и заключим его на страх всем нашим врагам. Только отпиши, что я хотел бы говорить именно с ним, а не с его послами. Тогда он, если потом захочет нарушить свое слово, не сможет отделаться пустыми отговорками. – Но, заметив, как сразу же насторожился Святозар, Бату усмехнулся и упрекнул собеседника: – Я вижу, что ты не доверяешь мне.
А вот ворота моего сердца перед тобой распахнуты, как полог юрты в полдень жаркого дня. Хоп. Напиши ему, что в знак искренней жажды мира я готов сам приехать в вашу крепость, где скреплю наш договор своей большой печатью. С собой же я возьму не больше десятка воинов. Как видишь, я готов пойти даже на такое и не боюсь целиком оказаться во власти каана урусов, – завершил он свою речь.
«Лишь бы старый волк попал в мою западню, – подумал Бату, продолжая все так же мило улыбаться князю. – А уж я постараюсь, чтобы он нашел там свой конец».
– Я отпишу обо всем этом государю, – кивнул Святозар. – Думаю, что он по достоинству оценит, насколько глубоко твое доверие к нему.
– Тогда мы вновь начнем пировать и веселиться, как подобает друзьям, всегда готовым прийти друг другу на выручку, – улыбнулся хан.
Глава 4
Договор «поневоле»
Не всему еще жизнь научила,
Больно стукая носом о дверь:
Если что-то тебе посулили —
Ты посулам не очень-то верь.
Пусть ты сам никогда не забудешь,
Если слово кому-то даешь,
Но тебя – вот уж истинно – люди
Подведут просто так, ни за грош.
Мария Семенова
– Ну почему, почему ты боишься высунуть нос из своей треклятой пещеры?! – ревел от бешенства Бату, в ярости колотя рукой по шершавому серому камню, чуть выступающему из гладкой стены. – Я клянусь тебе чем хочешь, что мои воины повезут тебя так бережно, как не везли в последний путь даже потрясателя вселенной. – Я же все продумал, но если ты не наведешь морока на русичей, то с десятком людей мне со всеми ними не управиться. А ты это можешь, я знаю.
– Могу, – вздохнул Горесев. – Я многое могу. Но еще раз поясняю тебе, что стоит мне пересечь эти горы, как меня тут же обнаружат те, с кем рассорился и от кого бежал мой отец.
– Ты боишься, – усмехнулся Бату. – Но ведь тебя будут постоянно защищать мои воины. И потом, что ты теряешь?! Вот это?!
Он широким жестом обвел все убранство пещеры. Черный человек и впрямь жил небогато. Можно сказать, скудно. Его ложе состояло из обыкновенного ковра, постеленного в дальнем углу прямо на камни. Стол, расположенный в середине, тоже из камня, верхнюю поверхность которого гладко срезала какая-то могучая сила. Каменным был и стул, на сиденье которого лежала обычная циновка, сложенная вдвое. Вот и вся обстановка, если не считать размещенных по периметру всей пещеры каменных полок, на которых в беспорядке валялись свитки и огромные толстые фолианты.
– Хочешь, я заплачу тебе за все твое добро три золотых динара? Нет, даже десять, – поправил себя хан. – Не думаю, что кто-то даст тебе больше двух.
– За некоторые из этих свитков знающий человек с радостью дал бы десять тысяч золотых динаров, – поправил его Горесев. – А потом прыгал бы от счастья, считая, что бессовестно надул меня. И это было бы правдой, ибо лишь редкие из них я оценил бы дешевле ста тысяч.
– И что же там написано? – поразился Бату.
Он ткнул пальцем в свиток, лежащий с краю, и потребовал:
– Прочти мне что-нибудь из него, чтобы я тоже мог насладиться древней мудростью и проникнуться ее величием.
Горесев криво усмехнулся, взял указанный свиток, развернул его и стал медленно читать вслух:
– «Древние были, есть и будут. До рождения человека пришли они с темных звезд, незримые и внушающие отвращение, спустились они на первозданную землю. Много столетий плодились они на дне океанов, но затем моря отступили перед сушей, и полчища их выползли на берег, и тьма воцарилась над Землей».
Бату невольно передернулся. Леденящим холодом повеяло от глухого голоса Горесева, и сами слова были тягучи и неприятны, как… Он попытался найти сравнение, но не смог, потому что они были хуже всего, что знал хан.
А шаман продолжал читать:
– «У ледяных полюсов воздвигли они города и крепости, и на высотах возвели они храмы тем, над которыми тяготеет проклятие богов. И порождения древних наводнили землю, и дети их жили долгие века. Чудовищные птицы Лэнга – творения рук их, и бледные призраки, обитавшие в первозданных склепах Зин, почитали их своими Владыками. Они породили На-Хага и тощих Всадников Ночи; Великий Ктулху – брат их и погонщик их рабов. Дикие псы приносят им клятву верности в сумрачной долине Пнот, и волки поют им хвалу в предгорьях древнего Трока».
– Я не знаю, где находится Трок, но волки не могли петь им хвалу, ибо это наши первые предки, и ты, старик, не унижай их тем, будто они смирились перед чужими богами, – произнес встрепенувшийся Бату. – Я тоже люблю сказки, особенно когда они такие страшные. – Хан еще раз передернулся. – Но разве это стоит ста тысяч?
– Стоит, – не согласился с ним Горесев. – Только не сто, а больше, потому что это подлинный «Некрономикон», с помощью которого я могу, например, поднять из могилы твоего великого деда и заставить его делать то, что я хочу. Я могу… Словом, много чего могу.
– Не надо трогать моего деда и вообще касаться мертвецов, – спокойно произнес Бату. – Пусть они покоятся там, где их положили. Но, в конце концов, ты в состоянии наложить на свои драгоценные свитки какие-нибудь чары невидимости, чтобы они преспокойно лежали здесь и дожидались тебя?
– Могу и так, – согласился Горесев. – Дело не в них, а во мне. Я ведь уже сказал, что мое присутствие будет сразу обнаружено. Нас встретят через несколько дней после того, как мы пересечем горы. Поверь, я подвергаю себя очень большой опасности, отправляя твоих лучших воинов тем путем, по которому они выйдут напрямую к оберегу. Их дорога будет лежать совсем рядом с землями Мертвых волхвов. Если они учуют амулеты, которые наденут твои тысячники и сотники, то найти меня по ним не составит труда, и тогда я уже ничего не смогу поделать. Мне остается только надеяться, что на этот раз ты пошлешь действительно надежных воинов, и они справятся с порученным делом раньше, чем волхвы доберутся до моей пещеры. Тогда и только тогда не они, а я буду сильнее их всех, вместе взятых, – мрачно произнес он. – Если же они не успеют…
– Но мои нукеры, мои кешиктены! – взвился было на дыбы Бату.
– С Мертвыми волхвами не справиться даже мне, не говоря уж о твоих нукерах, – отмахнулся его собеседник. – И твое счастье, что, как бы тяжко ни складывались дела на Руси, волхвы все равно не будут в них вмешиваться и помогать своим соплеменникам, от которых они ушли давным-давно.
– Почему? – вновь не понял Бату.
– Да потому, что одно дело, если твоя сила сломит силу русичей, и совсем другое – если они почувствуют меня.
– Значит, все прахом! – горестно взвыл хан.
– Почему же прахом, – удивился Горесев. – Ты зародил в душе молодого князя горькие ростки сомнений, на которых должны вырасти ядовитые плоды братоубийственной войны.
– Это очень долго, – проворчал Бату.
– Что ж, тогда поступай так, как я тебе предлагал в самом начале. Только, учитывая то, что ты согласился подписать с русичами мирный договор, мы с тобой все немного переиначим.
– Мы подсыплем старому волку отраву, – догадался хан, и лицо его осветила плотоядная улыбка. – Только ты дашь мне медленно действующее снадобье, чтобы я успел унести ноги. Скажем, чтобы он умер на третий или четвертый день. И тогда…
– Я тебе ничего не дам, – прервал его мечтания Горесев. – Ты поступишь честно, как и подобает храброму воину. Ты приедешь к нему в крепость без оружия и подпишешь этот мирный договор. Ты повелишь всем своим воинам под страхом смертной казни не нарушать его.
– А как же мой дядя Угедей? – озадаченно спросил хан. – Я ведь уговорил его. Еще в прошлом году на великом курултае он объявил, что воинам пора повернуть своих коней на закат солнца. Он даже согласился с тем, что все они пойдут под моим началом.
Бату обиженно выпятил губы вперед и в этот момент стал удивительно похож на маленького ребенка, которому подарили новую игрушку. Мальчик только начал с ней забавляться, как вдруг ее забрали, внезапно выхватив из его рук. И вот теперь он стоит и не знает, то ли ему заплакать от незаслуженной обиды, то ли попытаться вырвать ее обратно из рук злого дядьки.
– Поход отменять не надо, – сжалился над ребенком «злой дядька». – Все останется неизменным, но сам ты поступишь иначе. Эх, жаль, что ты не умеешь играть в шахматы, – вздохнул Горесев. – Тогда бы ты гораздо лучше и быстрее понял меня. – И он приступил к изложению своего плана.
Когда он закончил говорить, воцарилось долгое тяжелое молчание. Хозяин пещеры терпеливо ждал, что скажет гость, а Бату напряженно размышлял, насколько реально осуществить все это на деле. Кроме того, ему мучительно хотелось отыскать в этом плане хоть какие-то недостатки, пусть маленькие, совсем крохотные, чтобы торжествующе указать на них Горесеву. Однако, как он ни крутил его со всех сторон, изъянов так и не нашел, в чем с сожалением и признался самому себе.
– Ты воистину мудр, – заявил он. – Даже мой хитроумный одноглазый барс с отгрызенной лапой навряд ли додумался бы до такого. Если бы я имел тебя в числе врагов, то я пообещал бы в награду тому, кто принесет твою отрубленную голову, тысячу слитков серебра.
– Я стою гораздо больше, – мрачно заметил Горесев.
– Возможно, – согласился Бату. – Только у меня больше нет. Короче, я бы отдал все, что имею, лишь бы ты не стоял у меня на пути.
– Но тебе нечего меня опасаться, – усмехнулся Горесев.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Сокол против кречета'



1 2 3 4 5 6 7