А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Дуглас БРАЙАН
ДИАДЕМА БОГИНИ


Кабак Абулетеса располагался в том квартале Шадизара, где в больших
количествах обитали висельники разных мастей - похитители людей, наемные
убийцы, уличные грабители, бандиты с большой дороги и, наконец, воры,
карманники, жулики всех родов, званий и степеней квалификации, которыми
столь славен был чудесный город Шадизар, получивший прозвание "Город
Воров". Сам Абулетес, жирный, неопрятный человек неопределенного возраста,
работал с утра до вечера, обслуживая своих беспокойных клиентов и, по
слухам, отличался исключительной честностью, прибегая только к шантажу, да
и то в редких случаях. Чтобы Абулетес обсчитал какого-нибудь громилу,
зарабатывающего себе на хлеб грабежом или разбоем, такого никто не
упомнит. Был он крайне услужлив, и на него всегда можно было положиться в
тех нередких случаях, когда требовалось срочно спрятать похищенную девицу
- при этом в такое место, где, во-первых, никто не услышит ее жалобных
воплей и рыданий, а во-вторых, не будет нанесен ущерб ее красоте.
Незаменим был Абулетес и в качестве укрывателя краденого, а что до трупов
неведомого происхождения - то не было ему равного, если возникала
необходимость избавиться от такой обузы, как покойник.
Именно поэтому дела Абулетеса процветали. Он по-своему любил своих
клиентов и, навалившись на стойку животом в заляпанном фартуке, смотрел на
них маленькими заплывшими глазками почти любовно. Вот дюжий кофитянин с
серьгой в ухе - недавно утащил из почтенного дома трех дочерей-красавиц на
выданье и с большой выгодой для себя продал на туранской границе. В углу
двое заморанцев, смуглых, низкорослых, вертких. Абулетес мимолетно
поморщился: не любил он своих соотечественников. Уж вот от кого постоянно
жди подвоха. То ли дело гирканцы - спокойные, выдержанные люди, всегда
высказываются ясно и прямо, а если им возразит, то просто зарежут.
Абулетес никогда не возражал гирканцам, и потому недоразумений не
возникало.
Его взгляд остановился в углу возле двери в кабак, и хозяин невольно
вздохнул. Там сидел самый неприятный из всех его клиентов. Это был совсем
молодой человек, который порой убивал в день до четырех человек,
осмелившихся обратиться к нему с вполне закономерным "малыш" или
"мальчик". За "парня" он мог расквасить нос, за "молодого человека" -
подбить глаз. Обращение "приятель" вызывало лишь скрежет зубов, однако без
членовредительства. Абулетес пытался как-то отечески втолковать юноше, что
весь Шадизар не может знать его по имени, что же до прозвищ, то ведь их
нужно еще придумать.
- Пусть называют "киммериец", - мрачно заявил парень.
Абулетес воздел к небу жирные короткие ручки и закатил глаза:
- Спаси нас, пресветлый Митра, да откуда же они могут знать, что ты
киммериец, ма... приятель!
Мгновение Абулетеса сверлил свирепый взгляд синих глаз молодого
варвара, после чего тот ответил:
- Погляди на себя в зеркало, Абулетес. Как по тебе за версту видно,
что ты прятал в своем подвале тех трех высокородных дурочек, которых
недавно продали в гарем, так и моя внешность...
- ...указывает на человека благородного, отважного и наделенного
прочими достоинствами, - подхватил Абулетес. - Но поверь мне, друг мой, в
Заморе никто слыхом не слыхивал ни о какой Симмерии...
- Киммерии, - поправил юноша, медленно багровея от злости.
- Неважно. Это я сказал с акцентом. Словом, Конан, я просил бы тебя
быть посдержаннее. Знаешь, в конце концов, молодость - не порок, напротив,
прекрасное время жизни. Если бы я мог вернуть мои молодые годы...
Конан из Киммерии смерил его с головы до ног презрительным взглядом,
и Абулетес поспешил налить ему вина.
Впрочем, после этого разговора киммериец стал действительно более
сдержанным.
Был он высокого роста, широкоплеч и мускулист. Отличное сложение,
правильные черты лица и, как это ни странно, своеобразное варварское
благородство - все это привлекало к нему людей. Впрочем, было бы
правильнее сказать иначе: это привлекало к нему женщин. В настоящее время
он обзавелся подружкой по имени Семирамис. Это была невысокая, широкая в
кости девушка с большим жизненным опытом, она была старше Конана по
меньшей мере лет на десять. Насколько было известно Абулетесу, эта дама
бессовестно вымогала у него деньги, которые парень добывал из кошельков
состоятельных шадизарских купцов. Поэтому Конан всегда был без гроша. В
этом смысле Семирамис постоянно стояла у трактирщика на пути, и Абулетес
ненавидел ее вполне искренне.
Требовать у Конана плату за постой и обеды, которые юноша поглощал со
свойственным его возрасту неумеренным аппетитом, Абулетес считал чистейшим
самоубийством. Ждать, покуда киммериец заплатит, было делом безнадежным.
Выселить его не представлялось возможным. Поэтому Абулетес предпочитал
ладить с молодым варваром и лишь разбавлял вино, которое тот потреблял еще
в больших количествах, чем съестное, а хлеб подавал черствый. Варвар еще
не до конца разобрался с благами цивилизации и не всегда отличал первый
сорт от второго: что до свежести продуктов, то его больше интересовало их
количество.
Вот и сейчас: сидит за столиком в "своем" углу возле выхода и срывает
зубами мясо с бычьей ляжки. Плохо прожаренное мясо трещит на крепких белых
зубах варвара. Жирный сок стекает по локтям, и время от времени парень
наклоняет голову и облизывает руки. Длинные черные волосы болтаются в
опасной близости к мясу, вот-вот запачкаются. Впрочем, Конана это не очень
волновало.
У входа в кабак загремело оружие. Все присутствующие замерли,
повернувшись к двери. Руки потянулись к поясам, где каждый без исключения
носил нож, звезду с заточенными краями, трос с металлическими шариками на
конце либо какое-нибудь другое оружие. Варвар хмуро улыбнулся и тронул
широкий меч, с которым не расставался никогда (Абулетес подозревал, что,
даже занимаясь любовью с ненасытной Семирамис, Конан одну руку держит на
рукояти меча).
Пригибаясь, чтобы не задеть о притолоку высоким коническим шлемом, в
кабак вошел офицер заморанской гвардии. За ним в кабак ворвалось десятка
два солдат в блестящих кольчугах. Они выстроились полукругом за спиной
своего командира, как по команде выставив вперед пики с пестрыми
бунчуками.
Абулетес выронил кружку, которую в этот момент споласкивал в тазу с
такой грязной водой, что скорее пачкал, чем отмывал в ней посуду. С
жалобным плеском кружка погрузилась в воду, и жирные пятна сомкнулись над
ней.
- Гвардия... - прошептал хозяин кабака. - Кто же из этих паразитов
затронул государственные интересы? Говорил же им: грабьте мирных горожан,
крадите девственниц из почтенных семей, убивайте невинных, но избави вас
Митра и Варуна посягать на дворец, хотя вот уж где кишат настоящие
злодеи...
- Всем оставаться на местах! - прогремел офицер. - Где хозяин этой
вонючей дыры?
- Я здесь, - дрожащим голосом отозвался Абулетес, поспешно обтирая
руки о засаленный фартук. - Что-нибудь случилось?
- Нам известно, что вы укрываете краденое, даете приют всяким
бандюгам и расплодили по городу воров.
- Насчет "расплодил" - это явное преувеличение, господин офицер! -
затараторил Абулетес. - Воры, ваше высокоблагородие, плодятся сами,
спросите хоть Семирамис... - Он вовремя прикусил язык, поймав яростный
взгляд Конана.
- Семирамис? - Офицер снял с пояса глиняную табличку и пошарил по ней
взглядом. Он умел читать и очень гордился этим. - Кто такая? В моем списке
нет.
- Это одна... э... почтенная дама, - пролепетал Абулетес, оказавшись
между двух огней: справа его сверлил взглядом киммериец, слева
начальственным взором мерил его офицер. - У меня с ней нелады, господин
офицер, вот я и брякнул, исключительно чтобы опорочить ее честное имя...
- Ладно, этой потаскушкой займемся в другой раз, - отрубил офицер. -
В настоящее время нас интересует один из тех ворюг, которые у вас
проживают в холе и покое.
- Смею вас уверить, господин офицер, мои клиенты - почтенные и
славные люди, - твердо сказал Абулетес, который обрел наконец почву под
ногами и заговорил увереннее. Такие диалоги ему приходилось уже вести не
раз, правда, не с представителями королевской гвардии, а с жандармами
рангом пониже.
Офицер с сомнением оглядел "славных людей". На него настороженно
смотрели горбоносые и плосконосые, темноглазые и светлоглазые, узкие и
широкоскулые липа, испещренные шрамами, расцвеченные клеймами,
разукрашенные синяками и свежими ссадинами, изуродованные морщинами. У
двоих или троих были вырваны ноздри, у пятерых не хватало ушей. Лишь одно
лицо казалось по-настоящему красивым - это было лицо молодого киммерийца.
Однако офицер не сомневался, что у юноши просто не было времени побывать
во всех переделках, которые выпали уже на долю его товарищей по пансиону.
Шрамы, клейма и морщины придут в свой черед и исполосуют эти правильные
черты, изуродуют чистые щеки, избороздят гладкий лоб.
Качнув головой, офицер сердито сказал:
- У меня нет времени на пустые разговоры с тобой, трактирщик. А уж
тем более - ближе знакомиться с этим сбродом. Скажу кратко: сегодня ночью
какой-то дерзкий вор обокрал опочивальню сиятельной графини Зоэ, да
простит мне госпожа, что я произношу ее чистое имя в этом поганом месте.
Зоэ была последней любовницей шадизарского градоправителя, знатного
вельможи, состоявшего в кровном родстве с королем. Это была молодая
пышнотелая и белолицая красавица с длинными белокурыми волосами. Про нее
рассказывали, что она отличалась изощренной жестокостью и испытывала
сладострастное удовольствие, насмерть забивая слуг длинным кнутом со
свинцовыми шариками, зашитыми по всей длине кнутовища. В городе она
вызывала всеобщую ненависть своим мотовством, высокомерием и почти
неограниченным влиянием на градоправителя. Поэтому известие о том, что
кто-то осмелился обокрасть эту женщину, послужило поводом для дружной
овации и восторженного вопля, вырвавшегося одновременно из полусотни
надорванных хриплых глоток.
- Молчать, - рявкнул офицер. - Нам известно многое, трактирщик. Нам
известно, например, что была похищена алмазная диадема, старинная
реликвия, привезенная для сиятельной Зоэ из самого Кхитая. След привел нас
сюда. И что еще забавнее, друг мой... как бишь тебя?
- Абулетес, - пробормотал хозяин, который начинал чувствовать, что
дело заходит слишком далеко. Опытным взглядом он смерил расстояние до
стойки, прикидывая, успеет ли убрать бьющиеся предметы до того, как
начнется всеобщая свалка.
- Какая разница, - высокомерно отозвался офицер. - Словом, этот
подонок сейчас скрывается у тебя. Либо ты выдашь его сам, либо мы найдем
его и арестуем.
- Господин, мне неизвестно об этой краже, - сказал Абулетес. - Я
впервые слышу о ней от вас. Если вы считаете, что виновный скрывается у
меня, - прошу.
Он прекрасно понимал, что примитивный обыск ничего не даст, и потому
не очень-то беспокоился. И тут произошла катастрофа.
Поскольку солдаты вошли очень тихо и ожидаемая потасовка еще не
началась, в верхних комнатах, предназначенных для ночлега, а также для
свиданий с доступными девушками по доступным ценам, ничего не было слышно.
По лестнице, громко стуча каблуками, сбежала эта проклятая дура Семирамис.
Раскачивая широкими бедрами, еле прикрытыми полупрозрачным шелком
ядовито-фиолетового цвета, она устремилась к Конану. Абулетес еле слышно
застонал сквозь стиснутые зубы. На длинных черных волосах Семирамис,
распущенных по такому случаю по плечам, возлежала та самая кхитайская
диадема, о которой только что шла речь. Ошибиться было невозможно: алмазы
сверкали даже в полутемном помещении, словно светились своим собственным
светом. Две змеи из белого золота сплетались хвостами над узким лбом
шадизарской потаскушки. Продетые сквозь змеиные тела кольца с длинными
подвесками звенели при каждом движении головы, сплетая странную мелодию.
- Конан! - завопила она своим низким пропитым голосом и устремилась к
молодому варвару. - Какая очаровашка! Ты просто чудо, и я навечно...
Тут только ее глаза привыкли к полумраку и она разглядела стоящих у
входа солдат, застывших со своими пиками. Даже в темноте было заметно, что
Семирамис побледнела.
Офицер расхохотался.
- Вот и решение загадки, - сказал он и обернулся к солдатам. - Взять
ее!
Солдаты устремились вперед. Семирамис обеими руками вцепилась в
диадему и помчалась обратно к лестнице, своротив по дороге столик и, судя
по громкому крику боли, посадив себе на обольстительное бедро
основательный синяк.
Мгновенным движением Конан вскочил, перевернув стол, схватил левой
рукой табурет, а правой вытащил меч. Обрушив табурет на конический шлем
офицера, он рассек мечом воздух и ловко отразил удар пики, направленный
ему в грудь.
- Беги, Семирамис! - зычно крикнул он.
Солдаты, разъяренные сопротивлением, набросились на молодого варвара,
который оскалил свои белые зубы и радостно устремился им навстречу.
Копошась на полу, офицер, наполовину оглушенный, стонал:
- Девку хватайте, девку! Спасайте диадему! С вором разберемся
после...
Но его никто не слушал. "Хорошенькая же дисциплина в королевской
гвардии", - ошеломленно думал Абулетес, устремляясь к стойке бара. Он
привык к тому, что солдаты жандармерии беспрекословно подчиняются своему
начальству. К тому же жандармы всегда стремились вернуть похищенное в
большей степени, нежели отловить и покарать преступника. Объяснялось это
тем, что в жандармерии служили преимущественно простолюдины, которым
платили за возмещение ущерба, а не за отрубленные головы. Что касается
гвардейцев, то они, даже рядовые, большей частью происходили из
благородных семейств и погоню за потаскушкой, пусть даже в украденной
диадеме, почитали за дело презренное. Совсем другое - открытая битва. К их
услугам был великолепный варвар с двуручным мечом, которым он орудовал с
такой легкостью, будто то была бамбуковая палка.
Лишь двое или трое погнались за Семирамис. Обернувшись на верхней
ступеньке, она с силой лягнула одного из них каблуком между ног. Солдат
взревел от боли и повалился на своих товарищей. Пока они барахтались на
полу у основания лестницы, потирая шишки и останавливая кровь, бегущую из
носа, Семирамис уже исчезла.
Конан испустил свой боевой клич, от которого задрожали стены тесного
помещения и зазвенели стеклянные стаканы за стойкой Абулетеса. В тот же
миг кто-то запустил кружкой в масляную лампу, и комната погрузилась в
полную темноту. Некоторое время во мраке раздавались лязг металла и треск
дерева, потом послышались крики боли, стоны, вопли о пощаде. Наконец
Абулетес нашел за стойкой глиняную лампу и начал стучать кресалом. Кто-то
невидимый схватил его за руку, и тихий голос со странным акцентом
прошептал ему прямо в ухо:
- Господин, лучше не делать эта.
Голос звучал мягко, но в нем таилась странная угроза. Абулетес счел
за лучшее довериться чутью: кто бы ни был этот незнакомец, с ним лучше не
портить отношения.
Свет зажгли гораздо позднее и совсем в другом месте. С улицы кто-то
принес факел (оказалось - кофитянин с серьгой в ухе). В багровом свете
предстала картина побоища. На полу лежал офицер, затоптанный в схватке
насмерть. Несколько трупов в блестящих кольчугах плавали в лужах крови.
Повсюду валялись пики. Бунчуки намокли в крови и вине и обвисли.
Большинство солдат и часть посетителей исчезли бесследно. Один из раненых
солдат жался в углу и метался взглядом от стены до выхода, видимо
соображая, как же ему выбраться отсюда.
А на столе, болтая ногами в сандалиях, сидел молодой киммериец и от
души потешался.
- Ну что, - сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности, -
кто-нибудь еще хочет со мной побаловаться? А то я не наигрался.
Ответа, как и надо было ожидать, не последовало. Раненый солдат в
отчаянии прикусил губы, когда варвар гибким движением спрыгнул со стола и
направился к нему. Похоже, гвардеец не сомневался - сейчас его прикончат.
Однако Конан постоял над ним, хмыкнул презрительно и потыкал в него
грязной сандалией, намеренно пачкая блестящую кольчугу.
1 2 3 4 5