Но тут уже Скарню не смог промолчать:
— Это каким же образом обернется, сержант? Наши войска через неделю займут Трапани, а Гедомину соберет отличный урожай? Так, что ли? Или ты что другое имеешь в виду?
— К тому-то я и веду. Только о том и мечтаю, чтобы мы альгарвейскую столицу захватили. А остальное приложится. — Рауну тоже улегся, шурша соломой, и добавил напоследок: — Спокойной вам ночи, вашбродь, до завтра.
— Тебе того же. — Скарню еще раз глубоко зевнул и заснул так же быстро, как Меркеля.
Проснувшись утром, он первым делом вытащил из колодца ведро с водой и ополоснул лицо и руки. Рауну умылся вслед за ним, и они вместе пошли в дом. На завтрак Меркеля подала яичницу, хлеб с маслом и пиво — все свое, с фермы — разве что соль куплена в городе.
Затем, вооружившись, мужчины отправились задать корму скотине, а потом в поле, оставив Меркеле домашние заботы: стряпню, стирку, прополку огорода и кормление кур. Как они с мужем прежде ухитрялись вести такое большое хозяйство, Скарню был не в состоянии понять. Гедомину в одиночку справлялся с тем, что за день успевали наработать они с Рауну на пару.
— Так это ж совсем другое дело, вашбродь, — разъяснил Рауну, услышавший его недоуменное ворчание. — Старик всю жизнь руку в таких делах набивал, а мы этим занимаемся всего-то без году неделю.
— Да, похоже, что так, — кивнул Скарню. Старый сержант тоже всю жизнь учился солдатскому ремеслу… а потом ему посадили на шею Скарню с его малюсеньким опытом. «Я должен считать себя счастливчиком — он не выдал меня альгарвейцам, как многие елгаванские рядовые и нижние чины поступали со своими офицерами», — пронеслось у него в голове. Да и сейчас, если бы Рауну выдал его, сержанту жилось бы много лучше.
Едва Скарню принялся за прополку — а получалось это у него гораздо лучше, чем год назад, — на дороге показались два альгарвейца на единорогах. Остановившись неподалеку, всадники спешились. Один из них расправил большой лист бумаги и принялся прилаживать его к стволу дуба. Второй все это время прикрывал его с жезлом наизготовку. Когда дело было сделано, рыжики вскочили на своих скакунов и уехали.
Как только они скрылись из виду, Скарню ринулся к дереву. На довольно корявом валмиерском в бумаге объявлялось о денежной награде за любую информацию о не сдавшихся в плен и укрывающихся солдатах и двойном вознаграждении за сообщения об офицерах.
Скарню потоптался у дерева и, изобразив типичного деревенского недотепу, пожал плечами и вернулся к своим сорнякам. На сей раз его мимика и жесты выглядели гораздо убедительнее его демонстративных зевков. А вдруг кто-нибудь из местных знает, где они с Рауну прячутся, и захочет обменять свое знание на звонкую монету? Но тут от Скарню уже ничего не зависело. Он должен делать свое дело. Если не он, то кто же?
Во время обеда — огромный котелок фасолевого супа и море пива — он рассказал про объявление. Рауну лишь отмахнулся:
— Я давно ждал подобной пакости от рыжиков. Да только народ их не очень-то привечает, и мало кто захочет о них пачкаться, даже за деньги.
— Но кто-то, может, и захочет, — возразила Меркеля. — Может, кто-то любит серебро или не может забыть какой-нибудь давней ссоры с Гедомину или со мной. Такие людишки всегда найдутся. — И она вскинула голову с таким гордым и презрительным видом, что даже сестра Скарню Краста могла бы позавидовать. И только сейчас молодой человек понял, что многие из соседей могли ненавидеть Гедомину просто из зависти. Только за то, что он взял в жены такую красавицу.
Скарню хмыкнул: вот уж не думал он, что меж крестьян могут разгореться этакие страсти. Все как у аристократов: так же до смерти и так же глупо.
— Ты говоришь о каком-то конкретном человеке? — спросил он. — Может, кто-то ждет не дождется несчастного случая с особо тяжелыми последствиями?
Глаза Меркели злобно вспыхнули, а улыбка стала похожа на оскал голодной волчицы:
— А вот для кого-то этот случай может стать очень счастливым!
И Скарню мысленно возблагодарил силы горние, что эта жуткая улыбка предназначалась не ему.
— Встаньте в круг! — скомандовал капитан Хаварт, и ункерлантские ветераны поспешили выполнить приказ. Они успешно завершили уже три военные кампании, и их командир полка до сих пор был жив. А вот полковник Рофланц, опрометчиво бросивший их в контратаку против альгарвейцев в начале войны, в ней же и погиб.
Леудаст до сих пор не мог понять, каким чудом он еще дышит. Во время тяжкого, муторного отступления по Фортвегу их полку дважды пришлось выходить из окружения. В первый раз удалось тихонько проскользнуть прямо под носом у альгарвейцев всем отрядом под прикрытием ночной темноты. Во второй раз повезло меньше — пришлось прорываться с боем. Вот потому-то сегодня их так мало.
Капитан Хаварт указал на ункерлантскую деревню, которую еще вчера пришлось оставить. Теперь в ней, а точнее, в том, что от нее осталось, засели альгарвейцы. Леудаст до сих пор чувствовал в порывах ветра с той стороны запах пожарища.
— Ребята, мы должны снова отобрать у них Пфреймд. Если нам это удастся, то мы сможем отлично укрепиться на берегу речушки, и тогда у нас появятся хоть какие-то шансы остановить рыжиков!
Речушка эта, к слову сказать, была чуть пошире ручья. Леудаст даже брода не стал искать, да и то в самом глубоком месте она оказалась ему по пояс. Ему слабо верилось, что альгарвейцы ее воспримут как серьезную преграду. А ведь и в самом деле: альгарвейцы и не воспримут ее как серьезную преграду! Тем временем капитан продолжал:
— К нам идет подкрепление, и с их помощью мы сможем создать и как следует укрепить береговую линию этой реки.
Да не река это! Ее даже в половодье рекой назвать язык не повернется! Тем не менее Леудаст всей душой был за план командира.
Да и что говорить — Хаварт отдал приказ, следовательно, повиноваться ему и заставить повиноваться свое подразделение — долг Леудаста. Он вопросительно глянул на сержанта Магнульфа, но тот лишь едва заметно пожал плечами: он тоже был обязан исполнять приказ. Леудаст ответил ему тем же. Принимать открытый бой с альгарвейцами было ненамного приятнее, чем драпать от них.
— Пора, ребята, — скомандовал Хаварт. — Наступаем в открытую, поэтому используйте для прикрытия любую щелочку. Если сумеете в нее влезть, конечно. Ункерланту вы нужны живыми. Но мертвые альгарвейцы Ункерланту еще нужнее. Пошли!
— Наступаем в открытую, — повторил Магнульф. — Растяните цепь как можно шире. Мы хотим захватить деревню, мы хотим выбить из нее альгарвейцев, и мы хотим закрепиться на берегу. А Леудаст хочет, — он кивнул в сторону капрала, — не подпускать рыжиков к своей родной деревне и все силы положит, чтоб они держались от нее как можно дальше!
— Это уж точно! — согласился Леудаст и оглянулся на запад: где-то там лежала его деревня, и линия фронта проходила всего в каких-то двухстах-трехстах милях от нее. — Мы и так уже потеряли слишком много деревень!
— Значится, одну из них прям сейчас и возвернем! — подхватил Магнульф.
Леудаст постарался загнать свой страх как можно глубже. Нет, ему было очень страшно, но он не мог позволить себе показать это. Особенно перед ребятами. Хотя, возможно, они чувствуют то же, что и он. Он никогда их об этом не спрашивал. Как никто никогда не спрашивал его самого.
Он осторожно пробирался по полю цветущей пшеницы, которой, возможно, не суждено будет созреть. Лучше бы он был в зеленом, а не в сером! Как далеко альгарвейцы успели за ночь расставить свои посты? Один из способов это узнать — сдуру выскочить прямо под выстрелы рыжиков. Возможно, сегодня кто-то испытает на себе и этот способ. И Леудаст молился, чтобы этим кем-то оказался не он.
И тут на отряд посыпались ядра. Уж что-что, а подвозить на линию фронта ядрометы альгарвейцы умели! Однако сегодня они слегка промазали: ядра летели с перелетом, и потому все обошлось много лучше, чем могло бы.
Но прежде чем альгарвейцы успели откорректировать прицел, над деревней заплясал клубок энергетических разрядов — это вступили в бой полковые чародеи. Леудаст издал ликующий вопль:
— У нас тоже есть ядрометы! — Он радостно впилил кулак в воздух, словно метил в челюсть какому-нибудь рыжику. — И как вам это понравится, проклятые?!
Да, альгарвейцам это вовсе не должно было понравиться. Одно дело — угощать драконьим дерьмом других, и совсем другое — когда тебя самого накормят тем же до отвала! Похоже, часть альгарвейских ядрометов пострадала при бомбежке, потому что на наступающий отряд ядер сыпалось все меньше и меньше.
Леудаст дал своему подразделению отмашку «За мной!» и побежал к деревне. Кто знает, может, капитан Хаварт и не очень-то старался сохранить жизни тех, кто еще уцелел из его полка.
А перед Леудастом уже замаячили так по-родному крытые соломой крыши. И так страшно было смотреть на их обгоревшие стропила.
— За Ункерлант! — во всю мочь заорал он на бегу. — Конунг Свеммель! Хох!
Дождь ункерлантских ядер превратился в ливень: засевших в Пфреймде рыжиков уложили мордами в грязь и не давали им головы поднять. Так что если еще чуть-чуть поднажать, то речной берег снова станет не просто окопом, а линией фронта. И мертвые рыжики спасут жизнь защитникам укреплений; это если из них сложить аккуратные такие баррикадки.
Несколько ункерлантцев уже достигли околицы и вовсю палили по домам, где могли скрываться враги. Часть уцелевших кровель снова запылала, а кое-где огонь уже перекинулся на стропила и пополз по стенам. Этим домам так и так не суждено было уцелеть. Теперь рыжикам оставалось либо сражаться, либо жариться заживо.
И они, естественно, предпочли сражаться: по рядам наступающих солдат ударил залп. Один снаряд выжег полоску в траве у самых ног Леудаста. Он отпрыгнул за ближайший — пусть и совсем маленький! — валун и пальнул в ответ.
А уже в следующую секунду он осознал, что снова бежит вперед. Проскочив по улочке, он понял, что альгарвейцы укрываются не в домах — они успели вырыть окопы на деревенской площади и теперь засели там. Они сражались так, словно уже не отступят ни на дюйм и ни за что не отдадут Пфреймд врагу.
«Что ж, не хотите отдавать, так мы сами возьмем!» — подумал Леудаст и выпалил в чью-то рыжую башку, неосторожно высунувшуюся из окопа. Голова дернулась и пропала.
— Сдавайтесь! — орал по-альгарвейски ункерлантский офицер. Это слово Леудаст вызубрил с особым удовольствием.
— Мезенцио! — грянуло над площадью вместо ответа. Альгарвейцы во что бы то ни стало решили удержать деревню. А вдруг они тоже ждут обещанного подкрепления, как и ункерлантцы?
Ну если так, значит, нужно покончить с ними сейчас, пока не подошла подмога!
— За мной! В атаку! — заорал Леудаст и помчался к траншеям, и, к его громадному облегчению, его ребята последовали за ним. Если бы они струсили, в одиночку он бы долго не продержался.
Леудаст спрыгнул в окоп. Никогда еще ему не приходилось участвовать в такой грязной драке. Оказалось, что легкие победы альгарвейцев не избаловали и они не боятся сражаться врукопашную. И в драках в тесных траншеях тоже знают толк.
Зачищая окоп, Леудаст дрался ножом, а из жезла вышла отличная дубинка: да уж, вернулись к боевому опыту Каунианской империи, а то и еще более замшелых баталий.
Вскоре альгарвейцев осталось совсем мало, и, осознав это, они побросали свои жезлы на землю и сдались. Вид у них был настолько испуганный, что Леудаст только диву давался: так вот от этих , что ли, мы так долго бежим?
— Глянь, а они, оказывается, вовсе и не девяти футов ростом, и клыков я у них не вижу, — сказал он Магнульфу.
— Не, клыков не видать, — согласился сержант, завязывая зубами повязку на руке — у кого-то из альгарвейцев тоже сыскался нож. Леудаст опасливо взглянул на кровавое пятно, расплывшееся по тряпице, но старый солдат только махнул здоровой рукой: — Да затянется, ежели подлечить чуток. А вот тот рыжик поганый уж ни в кого никогда ничем не ткнет, это уж ты мне поверь.
— Вот и ладно, — улыбнулся Леудаст и уже собрался похвалиться, что вышел из боя без единой царапины, как вдруг почувствовал, что по ноге струится кровь. И как это его угораздило? Он даже ничего и не почувствовал.
На площадь высыпали оставшиеся в деревне крестьяне — те, кто уцелел, забаррикадировавшись в своих домах. Они обнимали освободителей и дружески жали им руки. Кто-то уже притащил пару кувшинов вина.
— У нас больше было, — извиняющимся тоном сообщил крестьянин, — да все эти рыжие свиньи… У-у, проклятущие! — Он потряс кулаком в сторону пленных. — Ограбили подчистую! Тащили все, что найдут! Ну, окромя того, конечно, что сыскать им было не по уму.
— И что вы теперь с ними делать будете? — спросила одна из старух.
— Оправим в ставку, — пожал плечами Хаварт. — Мы казним их потом, спокойно и равнодушно. Они сами ввели этот обычай для наших солдат.
— Они заслужили самой лютой смерти! — закричала старуха. — Они же нас убивали! Они девушек наших позорили! Они воры! Поджигатели!
— Они очень скоро за все заплатят, бабушка. Но до смерти еще не раз пожалеют, что пришли к нам. Даю слово, — процедил капитан с ледяной улыбкой.
— С этими-то что ни сделай, все мало будет! — упрямо фыркнула старуха.
И капитан не стал возражать. Он отрядил наскольких человек для сопровождения пленных в тыл, и рыжиков тут же увели, подгоняя пинками, как скот. Но альгарвейцы были рады и такому обращению — ведь им сохранили жизнь.
— А теперь к реке! — скомандовал Хаварт. — Глядите-ка, у нее русло изогнуто прям как по заказу! Как мы и планировали!
Леудаст почесал в затылке: пока он не очень-то привык чего-нибудь «планировать». Даже отступали они в последнее время как придется, без всяких планов. Зато теперь их полк дал по зубам альгарвейской армии, которая до сих пор победоносно шествовала везде, куда бы ни направлялась. Не означает ли их сегодняшняя победа, что они сумеют удержать эту речушку? И отсюда начнут наступать. Леудаст много дал бы за то, чтобы сообразить, как это сделать.
Но тут он увидел на другом берегу небольшой отряд альгарвейских бегемотов с артиллерийскими экипажами, и в его душе на минуту вспыхнула надежда: да, можно выстоять и даже жизнь сохранить! Они подъедут на своих громадинах поближе, а ты только пали в них из окопчика да вали одного за другим!
Да только и они не лыком шиты. Не станут они разъезжать, как на прогулке. Сначала всю деревню и линию укреплений ядрами засыплют и только потом подъедут посмотреть, кто там еще шевелится.
Да, но и у нас есть ядрометы, так удачно врезавшие сегодня по рыжикам! Их уже подкатили поближе к берегу, чтобы захватить артиллерию врасплох, и уже начали ядрометание. Один из снарядов так удачно попал, что весь груз ядер, которым была навьючена скотина, сдетонировал, и от бегемота и его экипажа остались одни тряпочки. Разрывом другого ядра то ли ранило, то ли убило одного из седоков другого монстра, но зверь тут же ринулся в лес, причем гораздо резвее, чем шел в атаку.
— Силы горние! Мы их остановили! — с благоговейным удивлением прошептал Леудаст. Он понимал, что показывать свою неуверенность в собственных силах не стоило, но не сумел удержаться. И Магнульф, оторопело глядя на него, машинально кивнул.
А меньше чем через час прибыл вестовой из штаба. Выслушав его, капитан Хаварт злобно сплюнул:
— Отступаем! Нам приказано отступить!
Леудаст выругался себе под нос, а вслух вместе с десятком других солдат выдохнул:
— Но почему?!
— Почему? Я скажу вам, почему! — Голос капитана звенел от едва сдерживаемой ярости. — Рыжики прорвали огромную дырень в нашей обороне с южного фланга! Так что если мы сейчас же не начнем отступление, нам придется вырываться из нового окружения. Вы думаете, нам всегда будет везти?
Леудаст устало поднялся на ноги и побрел вместе с другими сквозь руины Пфреймда. Они шли под градом проклятий остающихся крестьян. И он понимал этих отчаявшихся людей: его полк сделал все, что было в его силах, и все без толку — они опять отступают.
Так, не поднимая головы, Леудаст и покинул Пфреймд.
Глядя со спины своего дракона на расстилающийся внизу ункерлантский пейзаж, полковник Сабрино довольно улыбался. С самого первого дня, как альгарвейцы начали эту кампанию, все шло даже лучше, чем можно было себе представить в самых радужных мечтах. Колонны бегемотов прорывали одну линию обороны врага за другой, и жалкие пехотинцы исчезали в их чудовищных пастях. Вражеские отряды не успевали опомниться, как их дробили, лишали флангов и теснили со всех сторон. Единственное о чем они могли думать, так это о паническом бегстве, о том, чтобы уцелеть.
Сабрино оглянулся через плечо на свое крыло — шестьдесят четыре выкрашенных в альгарвейские цвета (зеленый, белый, алый!) чешуйчатых чудовища. Как он жалел, что на нем сейчас нет шляпы, чтобы помахать ею своим ребятам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82