Аврам, или Авраам, стоял в дверях и на гортанном сирийском языке расхваливал свой товар. Аргирос видел, как к гончару подошел кузнец из соседней мастерской и принес с собой плоское, квадратное железное блюдо. Оба посмотрели на магистра с таким же недоверием, как и уличные зеваки. Он уже начинал привыкать к пристальным подозрительным взглядам на улицах Дараса. И невозмутимо отвечал тем же.
Кузнец, огромный детина, обожженный солнцем и такой же коричневый, как его кожаный передник, плюнул на пыльную дорогу и направился к своему рабочему месту, по-прежнему злобно глядя в сторону Аргироса. Горшечник Авраам с нарочитой невежливостью повернулся спиной к магистру и шагнул в сумрак своей лавки. Василий видел, как он положил железное блюдо на прилавок и о чем-то кратко переговорил с какой-то женщиной – то ли женой, то ли покупательницей.
Действуя из казарм Леонтия, агент оказался бы у всех на виду, и потому он отправился на поиски гостиницы. Он не заметил, что вышедшая из гончарной лавки женщина поспешила за ним.
Содержатель первого попавшегося постоялого двора говорил только по-арабски и обслуживал кочевников из пустыни. Аргирос знал по-арабски всего несколько фраз и решил поискать что-нибудь более подходящее.
Двое мужчин поджидали его на улице, когда он вышел к своей лошади. Кое-что в их облике сразу выдавало профессию: уличные бандиты. Аргирос шел мимо, не глядя на них, надеясь, что его рост заставит их поискать другую жертву.
Но один из разбойников схватил его за руку.
– Куда направился, проклятый чванливый мелькит?
Бандит усмехнулся, показав гнилые зубы. Он использовал оскорбительное слово, которым восточные еретики называли сторонников константинопольской догмы. Это слово означало «царев человек».
– Не твое дело. – Аргирос стряхнул руку бандита и отскочил.
Выкрикивая ругательства, тот кинулся на агента, а за ним и второй. Магистр ударил первого ногой в самое уязвимое место. Когда нападают двое на одного – не до рыцарских церемоний. Бандит рухнул с воем, ощупывая себя и пуская в пыль слюни.
У второго бандита была короткая дубинка. Аргирос вскинул левую руку как раз в момент, когда палка могла пробить ему голову. Он стиснул зубы, ощутив острую боль от локтя до кончиков пальцев. Правая рука быстро выхватила кинжал на поясе.
– Ну, смотри, – выдохнул он. – Теперь шансы равные.
Местный не был трусом. Он опять бросился вперед и замахнулся. Аргирос пригнулся и сделал выпад снизу. Лезвие кинжала разорвало рукав противника и вошло в плоть. Бандит захрипел. Но он еще не был сражен и намеревался драться дальше.
Вдруг за спиной Аргироса какая-то женщина что-то выкрикнула по-арабски. Магистр не понял, зато понял его противник. Он развернулся и побежал. Аргирос кинулся вслед, но, в отличие от приезжего, бандит знал лабиринты переулков Дараса и быстро скрылся.
Тяжело дыша и растирая руку, Василий вернулся к лошади. Он сообразил, каков мог быть смысл брошенных женщиной слов: наряд солдат Леонтия сгрудился вокруг пораженного ночного разбойника. Не слишком вежливо – уколами копий – они пытались заставить его подняться.
Кто-то из свидетелей драки указал на Аргироса, что привлекло к агенту внимание старшего наряда.
– Это ты прибил этого типа? – вопросил он.
– Да, я. На меня напали без всякого повода и без предупреждения. Поделом ему.
От злости он не слишком задумывался о подборе выражений.
Старший наряда подбоченился.
– Ты возомнил себя императором, а? Кто-нибудь видел драку?
Он окинул взглядом собиравшуюся толпу.
Сердце Аргироса сжалось. Он не желал возвращаться к Леонтию и терять время на объяснения, но был уверен, что свидетели примут сторону жителя Дараса, а не чужестранца. Однако неожиданно заговорила женщина:
– Все было так, как говорит высокий мужчина. Они набросились на него первыми.
Командир был поражен не меньше магистра. Перехватив инициативу, Аргирос отвел его в сторону и сунул ему в ладонь золотую номисму, добавив немного серебра, чтобы ублажить патрульных. Солдат деловито сунул взятку в карман.
– Уберите отсюда эти отбросы, – приказал старший наряда, и его товарищи потащили арестованного.
Двое человек остались с командиром. Зеваки начали расходиться.
Аргирос оглядывался по сторонам в надежде найти женщину, пришедшую ему на выручку. Она была в гуще толпы, и он не смог различить ее лица. Но Василий без колебаний узнал ее: она стояла на улице в тени здания, тогда как остальные зрители рассеялись не задерживаясь. Поверх короткой и тонкой вуали, которую можно счесть лишь подобием покрывала, она вызывающе смотрела на него.
– Благодарю, – сказал магистр, подойдя к ней.
Но не только благодарность придала особую теплоту его голосу. От круто вьющихся черных волос до золотистых сандалий под натертыми хной ступнями она была поразительно привлекательной. Ее живые темные глаза искрились, а просвечивающие сквозь вуаль пухлые губы манили. Подогнанное по фигуре платье длиной до щиколоток прекрасно подчеркивало ее прелести; даже в тени красные, золотые и зеленые блестки лифа сверкали при малейшем движении.
– Нельзя допустить, чтобы такой храбрый и сильный человек попал в беду, когда он того не заслуживает, – сказала она.
Ее греческий отличался слегка гортанным акцентом. По нему и по одежде Аргирос понял, что она персиянка. Граница двух империй колебалась в обе стороны так часто, что в этом не было ничего необычного.
– Еще раз спасибо, – сказал Аргирос; затем, не желая резко прерывать беседу, он спросил: – Вы случайно не знаете приличной гостиницы?
Она разразилась смехом.
– Случайно я – танцовщица в гостинице сына Шахина Бахрама. Она весьма чистая, и еда там хороша, если вы не против персидской кухни.
Аргирос покачал головой, и она добавила:
– Тогда идемте, я вас провожу. Если я приведу вас, за это мне тоже заплатят. Кстати, мое имя Мирран.
Магистр сообщил свое имя, но сказал, что он инспектор и приехал из Константинополя для проверки водоснабжения Дараса. Знаменитая система водохранилищ, каналов и дамб на соседней реке Кордес служила существенным добавлением к укреплениям города.
– Важный человек, – промурлыкала красавица и приблизилась. – Ваша лошадь сможет везти двоих?
– Если недалеко – конечно.
Взяв Мирран за хрупкую талию, он помог ей сесть на лошадь впереди себя. Когда они двинулись с места, красавица прижалась спиной к Аргиросу и потом не попыталась отстраниться, так что короткая поездка оказалась весьма приятной.
Таверна Шахина располагалась в западной части Дараса, недалеко от церкви Апостола Варфоломея, которую построил Юстиниан при обновлении городских укреплений. Шахин принял Аргироса буквально с медвежьими объятиями и называл его не иначе как «мой государь», «мой владыка» и «мой хозяин», что отнюдь не освобождало от бойкого торга, когда речь зашла о цене комнаты.
Наконец Мирран сказала по-персидски:
– Не отпугни его.
Аргиросу стоило большого труда сохранить невозмутимое выражение лица: он не хотел, чтобы девушка знала, что он свободно владеет ее языком. Вмешательство Мирран в торги объяснялось, скорее всего, желанием получить вознаграждение за приведенного постояльца. Шахин стал благоразумнее, и сделка состоялась.
Как обычно в начале расследования, магистр зашел в пивную, чтобы за чаркой вина выудить местные сплетни. Заведение Шахина оказалось для этого подходящим. Здесь собралась смешанная публика, и оживленно-жаркая беседа велась на трех языках востока империи, а также на персидском. Здесь больше говорили о делах в Ктесифоне, персидской столице, чем о событиях в Константинополе.
Естественно, листки тоже занимали важное место в разговоре, но Аргиросу это ничего не дало. Население города, казалось, не слишком переживало из-за них, в отличие от Лаканодракона или Леонтия. Один из посетителей, бывший уже навеселе, пожал плечами и изрек:
– Они играют на наших нервах. Но меня заденет, когда я увижу персидскую армию у стен, не раньше.
Магистр решил подтолкнуть его к новым откровениям:
– Вы не думаете, что несториане могут пригласить…
Несколько человек разом перебили Василия, и он был вынужден умолкнуть, поскольку из задней комнаты появились четверо музыкантов и заняли свои места на низких сиденьях возле камина. Один был с двумя барабанами в форме ваз и привязанным к ноге тамбурином; другой – с двумя флейтами; третий – с длинной трубой; а последний держал лютню с коротким неком и смычком, такой Аргирос не видел в Константинополе.
После кивка лютниста музыканты начали играть. Барабанный ритм был замысловатее того, к какому привык Аргирос; мотив – живой, но томный. Еще одно напоминание о том, что восточные традиции куда древнее самой Римской империи.
Затем в зал пивной проскользнула Мирран, и магистр тут же забыл о традициях. На ней была только вуаль и несколько ювелирных украшений, сверкавших в огнях факелов; ее гладкая, умащенная маслом кожа блестела. Персиянка танцевала меж столов и, казалось, знала, как вызвать желание у любого мужчины. Гибкая, точно змея, она уворачивалась от жадно протянутых рук, стремившихся к ней прикоснуться.
– С таким-то танцем зачем она оставляет вуаль? – шепотом спросил Аргирос у посетителя, сидевшего за соседним столиком.
Парень был так шокирован, что даже оторвал горящий взгляд от Мирран.
– Показать лицо публично – это страшное бесчестье для женщины!
– О.
Глаза Мирран засияли, когда она узнала магистра, он понял: она избрала в качестве жертвы именно его. Со смехом она махнула музыкантам, и назойливая мелодия ускорилась. Персиянка извивалась перед ним, и это могло тронуть даже человека из камня, каким Аргирос, конечно, не был. Сквозь мускусный запах масла он уловил ее собственный аромат.
Музыка заливалась в пламенном крещендо. С возгласом Мирран бросилась на сиденье рядом с Аргиросом, обхватила руками его шею и прижалась к нему разгоряченным телом. Он почти не слышал бурных рукоплесканий, заполнивших таверну.
А потом, когда она поднималась с ним по лестнице, он не обращал внимания на несущиеся им вслед завистливые улюлюканья.
«Истинная добродетель – знать, что для тебя важнее в каждый момент», – сказал он себе.
Наутро он проснулся весьма помятым, но в остальном чувствовал себя так хорошо, как еще никогда в жизни. Мягкий соломенный тюфяк для двоих был узковат, и Мирран закинула ногу на голень Аргироса. Он медленно и осторожно повернулся и встал, но все равно разбудил ее.
– Прости.
Она томно улыбнулась:
– Тебе не за что просить прощения.
– Я рад.
Он галантно отвернулся спиной, чтобы воспользоваться ночным горшком, затем взял стоявший у кровати кувшин, плеснул воды на лицо и прополоскал рот. Запустив пальцы в волосы и бороду, он обнаружил колтуны и встряхнул головой в притворном испуге.
– Ты, наверно, думаешь, что меня трепали собаки, судя по моему виду.
– Ты всегда так переживаешь? – спросила она, поднялась и с наслаждением потянулась.
– По правде говоря, да.
Он подошел к своим седельным сумкам, которые еще не распаковывал, чтобы поискать гребень. Несколько позвякивающих безделушек и вуаль лежали поверх кожаных сумок. Она взяла их, пока Аргирос копался.
Он вынул три-четыре небольших, прочно закупоренных горшка с кусочками ткани, торчавшими из проделанных в пробках дырочек.
– Что это такое? – спросила Мирран; ведь такое не встретишь в обычном багаже путешественников.
Аргирос быстро нашелся.
– В них глина, – сообщил он. – Через это я фильтрую воду из резервуаров и по количеству и типу осадка могу судить о чистоте воды.
– А-а, – кивнула она, не проявляя интереса к чему-либо столь низменному, как предполагаемые профессиональные приспособления Аргироса.
И все же он обрадовался, когда нашел гребень и наконец смог убрать горшки на место. Они были наполнены не глиной, а франко-саксонской смесью древесного угля, серы и селитры, которую оружейники Константинополя окрестили адским порошком. Аргирос не намеревался афишировать существование смеси без крайней необходимости.
Он расчесал спутанные бакенбарды.
– Вот так-то… ох… лучше.
Одевшись, Василий заявил:
– Я знаю, что мои занятия кажутся глупыми, но Дарасу может понадобиться вся вода, какая есть в наличии, чтобы выдержать персидскую атаку, если из-за пергаментов, о которых я слышал, вспыхнет восстание.
Мирран просто пожала плечами, на что стоило посмотреть.
– Я тоже о них слышала, но здесь, по соседству с заведением Шахина, их было мало. – Поколебавшись, она добавила: – Ты думаешь, мы можем быть предателями, потому что мы персидской крови? Дед Шахина обратился в христианство – православие, а не несторианство, – и каждую неделю он молится в церкви Варфоломея.
Аргирос поверил ей. Не было смысла лгать о вещах, которые легко проверить.
– Я ничего такого не думал, – сказал он. – Но я не хотел бы оказаться в осаде, и особенно в городе, который может остаться без воды. И, – заключил он, – было б грешно рисковать тобой.
Раз уж он сочинил складную историю для прикрытия, было бы разумно в самом деле осмотреть некоторые из водных сооружений Дараса. Один важный резервуар находился близко к церкви Апостола Варфоломея. Василий постучал по кирпичной кладке, будто оценивая ее прочность по звуку, потом влез по лестнице на край и заглянул вниз, якобы для проверки уровня воды.
Пока магистр возился вокруг резервуара, неподалеку он заметил лицо, показавшееся знакомым. Вскоре он вспомнил, что парень с ястребиной физиономией, прислонившийся к стене и смаковавший гранат, был флейтистом из таверны Шахина. Он уже исчез, когда Аргирос спустился со стенки, и оставалось гадать, случайно ли флейтист здесь оказался или же он хотел проверить подлинность слов магистра.
Леонтий сердечно приветствовал Аргироса, когда он явился в штаб начальника гарнизона.
– Есть продвижение?
– Нет, – ответил Василий. – У меня появилось больше новых вопросов, чем ответов. Первое: вы уверены, что ваши люди изолировали Дарас от проникновения листовок извне?
– Вчера я вам уже говорил. О, я не отрицаю, что они берут деньги, когда пропускают кое-что, но только не эту отраву. Мы пережили слишком много религиозных мятежей, чтобы допускать такое.
– Разумно. Следующий вопрос: где мне найти лучшую карту города?
Леонтий погладил бороду в раздумье.
– Такая должна быть у эпарха, не здесь. Он собирает поголовную и подушную подать, а потому должен отслеживать всю собственность в городе. Мои карты устарели, но главные улицы изменились слабо, а именно они больше всего меня интересуют как военного человека.
– Я вас не обвиняю, – заверил его Аргирос. – Теперь – третье, и оно искупит остальное. Есть ли у вас сведения, где именно в Дарасе ваши солдаты срывали пергаменты?
Магистр напряженно ждал. Многие солдаты не удосужились бы заниматься такими мелочами. Но римская бюрократическая традиция сильна даже в армии, и тут появлялся шанс. Улыбка облегчения на лице Леонтия говорила о том, что магистр выиграл.
– Есть, – ответил начальник гарнизона. – Хочу вас предупредить, не все они на греческом. Вы знаете по-арабски?
– Ни слова. Но, несомненно, в канцелярии эпарха найдется юный способный секретарь. Сейчас я отправляюсь туда; когда вы соберете рапорты ваших солдат, будьте добры прислать их мне.
– С удовольствием, – ответил Леонтий, вскинув бровь. – Если бы я сказал «нет», думаю, вы бы набросились на меня, как на тех бандитов.
– Ах, это.
Аргирос почти забыл об инциденте. Сомневаясь, что услышит что-нибудь интересное, он спросил:
– Что вы узнали от субъекта, которого увели ваши люди?
– Бред, я уверен – а что толку пытать человека, если его только что ударили ногой в пах? Он бубнит о женщине, которая ему с товарищем заплатила, чтобы они на вас напали. Он напился макового сока, если вы хотите знать мое мнение. При желании можно было нанять убийц проворнее пары этих жалких мерзавцев. Как вы считаете?
– Думаю, да, – ответил Аргирос.
Однако новость встревожила его. Женщина – это, конечно, Мирран, но он не мог понять, какую игру она затеяла. Неужели нападение было подстроено, чтобы он проникся к ней благодарностью? Если так, почему нанятый бандит рассказал об этом?
– Может быть, я лично поговорю с этим типом после того, как закончу дела у эпарха.
– Как вам угодно. А пока я соберу заметки и вышлю их вам.
В конторе эпарха нашлась большая карта размером в несколько квадратных футов – исправленное факсимиле на папирусе с главной карты Дараса, начертанной на бронзовой табличке, которая хранилась в императорской канцелярии в Константинополе. По требованию Аргироса эпарх, полный, невысокий и суетливый человек по имени Маммиан, снабдил его небольшой копией на одном листе пергамента.
Как магистр и предполагал, несколько секретарей Маммиана свободно знали арабский.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34