»
Кусуму от радости хотелось петь, хотелось увлечь в танце удивленную медсестру. Но вместо этого он выпихнул ее за дверь и подскочил к постели. Защелка оказалась сломанной, поэтому он просто обернул ожерелье вокруг шеи умирающей.
— Теперь все будет хорошо! — прошептал он на их родном языке. — Я с тобой — все будет хорошо!
Кусум вышел в коридор и увидел медсестру.
— Где он?
Она кивнула в конец коридора:
— На посту медсестры. Вообще-то ему не положено там находиться, но он был очень настойчив.
«Кто бы в этом сомневался».
Кусум махнул рукой в сторону палаты.
— Приглядите за ней, — сказал он медсестре и поторопился к посту.
Джек, одетый в обрезанные джинсы и рубашку не по размеру — даже слуги, идущие на калькуттский базар, одевались куда приличнее, — стоял, прислонившись к конторке, и о чем-то спорил с дородной большеголовой медсестрой, которая повернулась к Кусуму, как только тот подошел.
Мистер Бхакти, вам позволили здесь остаться, потому что ваша бабушка находится в критическом состоянии. Но это вовсе не означает, что ваши друзья могут ходить туда-сюда всю ночь!
Кусум едва взглянул в ее сторону.
— Он на минуту. Занимайтесь своим делом.
Кусум повернулся к Джеку, который выглядел разгоряченным, усталым и потным. О, как бы ему хотелось иметь обе руки, чтобы обнять этого человека, хотя от него пахло, как от всех в этой стране, — бифштексами. Несомненно, это выдающаяся личность. О, милостивая Кали, благодарю тебя за всех выдающихся людей, невзирая на их расу и кулинарные предпочтения.
— Похоже, я успел? — спросил Джек.
— Да. Как раз вовремя. Теперь с ней все будет хорошо.
Брови американца удивленно взметнулись.
— Что, это поднимет ее?
— Нет, конечно нет. Но понимание того, что ожерелье возвращено, поможет ей здесь, — сказал Кусум, дотронувшись до виска. — Потому что здесь и происходит исцеление.
— Конечно, — сказал Джек с нескрываемым скептицизмом. — Как скажете.
— Полагаю, вы желали бы получить вторую часть гонорара.
Джек кивнул:
— Прекрасная идея.
Кусум вытащил из туники толстый конверт и протянул его Джеку. Хотя Кусум был почти уверен, что украденное ожерелье никогда не будет возвращено, он все же взял с собой деньги. Это было выражением надежды и веры в божество, которому он молился.
— Я хотел бы заплатить вам еще больше. Даже не знаю, как выразить свою благодарность. Никакими словами не передать, насколько сильно...
— Да ладно, — прервал его Джек. Этот поток благодарности смущал его.
Кусум тоже был несколько поражен волной эмоций, накатившей на него. Но это и естественно: ведь он практически утратил надежду. Он вынужден был обратиться к этому мужчине, чужаку, он просил его о невыполнимом, и тот сделал это! Кусум не любил проявлять свои чувства, но его способность контролировать себя исчезла в тот момент, как медсестра вручила ему ожерелье.
— Где вы его нашли?
— Я нашел парня, который его украл, и убедил его отдать мне ожерелье.
Кусум почувствовал, как непроизвольно сжался его кулак и напряглись мускулы шеи.
— Вы убили его, как я просил?
Джек покачал головой:
— Не-а. Но поверьте, по крайней мере некоторое время он не будет избивать старых женщин. На самом деле я уверен, что скоро он появится здесь в приемном покое, чтобы получить какое-нибудь болеутоляющее для своих рук. Не волнуйтесь. Он получил сполна. Я уж позаботился об этом.
Кусум молча кивнул, сдерживая порыв ярости, поднявшейся в нем. Никакой, даже самой страшной боли недостаточно! Человек, совершивший подобное преступление, должен искупить вину только ценой своей жизни!
— Хорошо, мистер Джек. Моя... семья и я в неоплатном долгу перед вами. Если я могу чем-нибудь помочь вам, пожалуйста. Сделаю все, что в пределах человеческих возможностей... — здесь он не смог сдержать улыбку, — а возможно, и за пределами оных.
— Спасибо, — сказал Джек с улыбкой и слегка поклонился. — Надеюсь, этого не понадобится... Думаю, сейчас я отправлюсь домой.
— Да, конечно. У вас усталый вид.
Но, внимательно вглядевшись в Джека, Кусум почувствовал не только большую физическую усталость — в нем поселилась внутренняя боль, которой не было при их утренней встрече. Похоже на духовную истощенность. Что мучает этого человека? Кусум надеялся, что ничего особенного. Это было бы настоящей трагедией. Ему хотелось спросить, в чем дело, но он чувствовал, что не имеет на это права.
— Отдыхайте.
Кусум подождал, пока двери лифта закрылись за американцем, и вернулся в палату. Медсестра встретила его в дверях.
— Похоже, она оживает, мистер Бхакти! Дыхание стало глубже. Кровяное давление повысилось!
Отлично! — Напряжение двадцати четырех часов начало отступать. Она будет жить. Теперь он был в этом уверен. — У вас не найдется булавки?
Медсестра удивленно посмотрела на него, затем порылась в своей сумочке на подоконнике и протянула ему булавку. Кусум взял ее, вставил в ожерелье вместо защелки и повернулся к медсестре.
— Ни под каким видом не снимайте с нее это ожерелье.
Сестра покорно кивнула:
— Да, сэр. Понятно.
— Я буду где-нибудь в больнице, — сказал он, направляясь к двери. — Если я вам понадоблюсь, позвоните по пейджеру.
Кусум спустился на лифте на первый этаж и по указателям нашел приемный покой. Он знал, что это крупнейшая больница в центре Вест-Сайда. Джек сказал, что сломал бандиту руки, значит, если мерзавец будет искать медицинской помощи, то окажется именно здесь.
Кусум уселся в приемном покое. Множество людей всех размеров и цветов кожи проходили мимо него в смотровой кабинет и возвращались обратно к конторке. Запахи, а также и компания, в которой он оказался, вызывали у Кусума отвращение, но он решил сидеть здесь сколько потребуется. Он лишь смутно сознавал, что служит объектом пристального внимания окружающих — он к этому привык. Однорукий человек, одетый так, как он, в обществе западных людей всегда привлекает любопытствующие взгляды. Но он не обращал на них внимания. Эти люди недостойны этого.
Не прошло и получаса, как появился тот человек, которого поджидал Кусум. У него было рассечено левое веко, а обе руки распухли так, что стали в два раза больше.
Он! Несомненно он! Кусум еле сдержался, чтобы не наброситься на этого мерзавца. Но остался сидеть на месте, наблюдая, как медсестра заполняет карту — сам парень не мог заполнить ее. У человека, который ломал кости других, были сломаны руки. Кусум наслаждался такой символикой.
Он подошел и встал рядом с парнем. Наклонившись к конторке, как бы желая что-то спросить, Кусум заглянул в карту. «Даниэлс Рональд, кв. 359, 53-я улица». Кусум уставился на Рональда Даниэлса, который был слишком занят процедурой заполнения формы, чтобы обратить на это внимание. Отвечая на вопросы медсестры, он не переставая стонал от боли. На вопрос, как он получил травму, парень сказал, что, когда чинил машину, сорвался домкрат, и машина придавила ему руки.
Улыбаясь, Кусум вернулся на свое место и опять стал ждать. Рональда Даниэлса отвели в смотровой кабинет, затем повезли в кресле-каталке в рентгеновский кабинет. Прошло немало времени, прежде чем Рональд Даниэлс появился опять — на этот раз в гипсе до кончиков пальцев. И за все это время он ни разу не заткнулся, изводя окружающих дикими воплями, стонами и жалобами.
Еще одно путешествие к конторке, и Кусум выяснил, что мистера Даниэлса оставляют в больнице на обследование. Кусум забеспокоился. Это осложняет дело. Он надеялся поймать мерзавца на нейтральной территории и разобраться с ним с глазу на глаз. А впрочем, можно свести счеты с Рональдом Даниэлсом и другим способом.
Кусум вернулся в палату к бабушке, где был встречен изумленными возгласами медсестры:
— Она прекрасно держится, даже разговаривала со мной! Какая сила духа!
— Спасибо за помощь, мисс Вайлс, — сказал Кусум. — Но не думаю, что нам и дальше понадобятся ваши услуги.
— Но...
— Не пугайтесь: вам будет оплачено за всю восьмичасовую смену. — Он подошел к подоконнику, взял ее сумочку и протянул ей. — Вы прекрасно потрудились. Благодарю вас.
Не обращая внимания на ее смущенные протесты, Кусум выпроводил медсестру за дверь. Убедившись, что чувство не до конца выполненного долга не заставит ее вернуться обратно, он подошел к телефону и набрал номер регистратуры.
— Я хотел бы узнать номер палаты одного пациенту — сказал он, когда оператор подняла трубку. — Его зовут Рональд Даниэлс. Он только что поступил.
После короткой паузы ему ответили:
— Рональд Даниэлс в левом крыле, палата 547.
Кусум повесил трубку и откинулся в кресле. Что же дальше? Он знал, где находится ординаторская, там, вероятно, можно разжиться медицинским халатом или чем-нибудь вроде того. А надев халат и сняв тюрбан, он сможет более свободно передвигаться по больнице.
Продумав план действий, Кусум достал из кармана маленький стеклянный пузырек и отвинтил пробку. Он вдохнул знакомый растительный запах зеленой жидкости и затем опять закрыл пузырек.
Мистер Рональд Даниэлс страдал от боли. Он страдал за свои прегрешения. Но недостаточно. Совершенно недостаточно!
Глава 21
— Помогите!
Рон только что задремал. Будь проклят этот ублюдок. Стоило ему погрузиться в сон, как тут же начинал орать.
«Только такой везунчик, как я, мог попасть в палату с тремя придурками. — Он локтем нажал кнопку вызова сестры. — Ну где же эта чертова медсестра? Хочу укол!»
Его боль была живая, она вгрызалась в руки, беспощадно рвала их до самых плеч. Он желал только одного — уснуть. Но боль не пускала его в сон. Боль и один из трех ископаемых, тот, что лежал у окна, которого сестра называла Томми. Его храп периодически прерывался таким воплем, что от него грохотали стекла в окнах.
Рон снова нажал локтем кнопку. Из-за гипса на руках он не мог дотянуться до кнопки у изголовья, и сестра перенесла ее набок. Он беспрестанно умолял сделать ему еще один болеутоляющий укол, но все они твердили как заведенные: «Извините, мистер Даниэлс но доктор приказал вам делать уколы не чаще, чем раз в четыре часа. Вам придется подождать».
«Мистер Даниэлс!» На это он мог только улыбнуться: по-настоящему его зовут Рональд Даниэл Саймс, для друзей — просто Рон. В приемной он дал вымышленное имя и адрес и наврал, что забыл страховой полис дома в портмоне. А когда они предложили послать кого-нибудь к нему домой, он сказал, что живет один и некому открыть дверь. И они купились. По крайней мере, сейчас у него есть пристанище с кондиционером, трехразовой кормежкой, а когда лечение закончится, пусть возьмут свой счет и подотрутся.
Все было бы просто великолепно, если бы не эта жуткая боль.
— Помогите! Боль и Томми.
Он снова нажал кнопку. Четыре часа, должно быть, уже прошли! Ему необходим укол!
Открылась дверь, и кто-то вошел. Но не медсестра. Какой-то парень. Но одет в белое. Может быть, медбрат. Грандиозно! Не хватало еще, чтобы какой-нибудь остолоп потащил его мыться среди ночи.
Но мужчина только наклонился к его постели и протянул одну из этих крошечных медицинских мензурок, наполовину заполненную какой-то цветной жидкостью.
— Что это?
— Болеутоляющее. — Мужчина был цветным и говорил с акцентом.
— Мне нужен укол, шут гороховый!
— Еще не время. А это поможет вам протянуть до него.
— Тогда идет.
Рон позволил мужчине влить жидкость себе в рот.
У этого лекарства был странный вкус. Когда он проглотил его, то заметил, что у мужчины нет левой руки. Он отвернулся.
— Эй, слушай, — сказал Рон, чувствуя неожиданное желание покуражиться — в конце концов, он ведь здесь пациент. — Скажи им там, я не хочу, чтобы... ко мне присылали всяких калек.
Даже в темноте Рон заметил улыбку на склонившемся над ним лице.
— Конечно, мистер Даниэлс. Я присмотрю, чтобы у вашего следующего посетителя были... на месте обе руки.
— Отлично. А теперь — пшел отсюда!
— Очень хорошо.
Рон решил, что ему нравится быть пациентом. Можно отдавать приказания, и его должны слушаться. А почему бы и нет? Он ведь болен и...
— Помогите!
Если бы он только мог приказать Томми заткнуться.
Похоже, дерьмо, которое дал ему калека, совершенно не помогло. Что ж, остается одно — попытаться заснуть. Он задумался о том сволочном копе, который сломал ему сегодня руки. Он заявил, что это личные счеты, но Рон всегда хорошо распознавал свиней. Он поклялся себе найти этого садиста, даже если ему придется до зимы обходить все полицейские участки Нью-Йорка. А уж потом он проследит за этим ублюдком до самого его дома. Нет, он не будет нападать на него самого. С ним лучше не связываться, не хотел бы он оказаться поблизости, когда этот парень действительно разозлится. Но возможно, у него есть жена и дети...
Добрых сорок минут Рон пролежал в полусне, наслаждаясь планами будущей мести. Он уже засыпал... засыпал... засыпал...
— Помогите!
От неожиданности Рон привстал на постели, его левая рука сорвалась с перевязи и ударилась об ограждение постели. Невероятная боль пронзила плечо. Из глаз брызнули слезы, дыхание с шумом вырвалось сквозь сжатые зубы.
Когда боль немного утихла, он решил действовать.
Этот старый пердун Томми должен умереть.
Рон высвободил из перевязи правую руку и спустил ноги с кровати. Пол оказался ужасно холодным. Он захватил подушку своими гипсовыми повязками и заковылял к постели Томми. Единственное, что нужно сделать, — положить ему на лицо подушку, навалиться на нее и... Всего несколько минут и — пф! Никаких стонов, воплей, храпа. Нет больше Томми.
Когда он проходил мимо окна, то заметил, что за окном что-то движется. Он вгляделся. Тень, тень от головы и плеч. Тень кого-то очень большого.
Но ведь это же пятый этаж!
Наверное, у него начались галлюцинации. Должно быть, эта жидкость в стаканчике оказалась сильнее, чем ему показалось. Рон подошел поближе к окну, чтобы получше рассмотреть. То, что он увидел, повергло его в дикий ужас: лицо из ночных кошмаров, нет, хуже, все ночные кошмары, соединившиеся воедино. И эти сверкающие желтые глаза...
Рон отпрянул от окна, крик застрял у него в горле. И прежде чем он смог разжать губы, через двойную раму окна проникла трехпалая рука с длинными когтями и начала судорожно сжиматься у самого его горла. Затем она с такой силой сдавила его дыхательное горло, что ему показалось — оно уперлось прямо в шестые позвонки.
То, что безжалостно влилось в него, было прохладным, влажным, чуть ли не скользким, с отвратительным запахом гнили. Длинная тонкая мускулистая рука протянулась через разбитое стекло к... К чему? Он прогнулся и вцепился в ухватившие его пальцы, но они были как стальной воротник на его шее. Он тщетно пытался вздохнуть, его зрение меркло. Затем какое-то легкое, неуловимое движение — и он почувствовал, что его выдернули сквозь окно, посыпались осколки стекла, острые края больно вцепились в его плоть. И перед тем как его мозг, в который перестал поступать кислород, окончательно погас, он смутно увидел ужасный и леденящий душу облик нападающего на него.
А когда весь этот шум и грохот затих, в комнате опять установилась тишина. Двое оставшихся больных, ворочаясь в своих постелях, продолжали парить на крыльях Морфея. Томми, лежавший у окна, выкрикнул свое «Помогите!» — и снова захрапел.
Часть вторая
Бхаргпур, западная Бенгалия, Индия
Среда, 24 июня 1857 г.
«Все не так. Ничего, черт подери, не получается».
Сэр Альберт Вестфален — капитан Бенгальских европейских стрелков стоял в тени навеса между двумя рыночными прилавками и попивал из кувшина холодную свежую, только что из колодца, воду. Короткое мгновение передышки от палящих прямых лучей индийского солнца, от которого все равно не спрячешься. Оно отражалось от песчаных улиц, от белых стен домов, даже от бледных шкур этих горбатых быков, свободно бродящих по рынку. Жара проникала через глаза в самую глубину мозга. Хорошо бы взять и вылить содержимое кувшина себе на голову, чтобы вода стекала по всему телу.
Но нет. Ведь он джентльмен в форме армии ее величества, и вокруг его подчиненные. Он не имеет права делать что-то, что может подорвать его авторитет. Ему оставалось только стоять здесь, в тени, в куполообразном шлеме на голове, в вонючей форме, застегнутой под самое горло, с пятнами пота под мышками, и делать вид, что ему плевать на жару. Он старался не обращать внимания на пот, который медленно стекал из-под шлема на лицо, впитывался в черные усы — утром он аккуратно причесал и нафабрил их, — собирался на подбородке в капли, которые периодически падали на воротник.
«О, хоть бы какой-нибудь ветерок. А еще лучше — дождь». Но дождей не было уже второй месяц. Капитан Вестфален слышал, что, когда летний муссон в июле начинает дуть с юго-запада, жди обильных дождей. А до тех пор он сам и его люди должны жариться на солнце.
Но могло быть и хуже.
Его ведь могли послать отбивать Мирут и Дели у повстанцев, и пришлось бы тогда маршировать вдоль Ганга в полном обмундировании с выкладкой, лицом к лицу сталкиваться с ордами орущих сипаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Кусуму от радости хотелось петь, хотелось увлечь в танце удивленную медсестру. Но вместо этого он выпихнул ее за дверь и подскочил к постели. Защелка оказалась сломанной, поэтому он просто обернул ожерелье вокруг шеи умирающей.
— Теперь все будет хорошо! — прошептал он на их родном языке. — Я с тобой — все будет хорошо!
Кусум вышел в коридор и увидел медсестру.
— Где он?
Она кивнула в конец коридора:
— На посту медсестры. Вообще-то ему не положено там находиться, но он был очень настойчив.
«Кто бы в этом сомневался».
Кусум махнул рукой в сторону палаты.
— Приглядите за ней, — сказал он медсестре и поторопился к посту.
Джек, одетый в обрезанные джинсы и рубашку не по размеру — даже слуги, идущие на калькуттский базар, одевались куда приличнее, — стоял, прислонившись к конторке, и о чем-то спорил с дородной большеголовой медсестрой, которая повернулась к Кусуму, как только тот подошел.
Мистер Бхакти, вам позволили здесь остаться, потому что ваша бабушка находится в критическом состоянии. Но это вовсе не означает, что ваши друзья могут ходить туда-сюда всю ночь!
Кусум едва взглянул в ее сторону.
— Он на минуту. Занимайтесь своим делом.
Кусум повернулся к Джеку, который выглядел разгоряченным, усталым и потным. О, как бы ему хотелось иметь обе руки, чтобы обнять этого человека, хотя от него пахло, как от всех в этой стране, — бифштексами. Несомненно, это выдающаяся личность. О, милостивая Кали, благодарю тебя за всех выдающихся людей, невзирая на их расу и кулинарные предпочтения.
— Похоже, я успел? — спросил Джек.
— Да. Как раз вовремя. Теперь с ней все будет хорошо.
Брови американца удивленно взметнулись.
— Что, это поднимет ее?
— Нет, конечно нет. Но понимание того, что ожерелье возвращено, поможет ей здесь, — сказал Кусум, дотронувшись до виска. — Потому что здесь и происходит исцеление.
— Конечно, — сказал Джек с нескрываемым скептицизмом. — Как скажете.
— Полагаю, вы желали бы получить вторую часть гонорара.
Джек кивнул:
— Прекрасная идея.
Кусум вытащил из туники толстый конверт и протянул его Джеку. Хотя Кусум был почти уверен, что украденное ожерелье никогда не будет возвращено, он все же взял с собой деньги. Это было выражением надежды и веры в божество, которому он молился.
— Я хотел бы заплатить вам еще больше. Даже не знаю, как выразить свою благодарность. Никакими словами не передать, насколько сильно...
— Да ладно, — прервал его Джек. Этот поток благодарности смущал его.
Кусум тоже был несколько поражен волной эмоций, накатившей на него. Но это и естественно: ведь он практически утратил надежду. Он вынужден был обратиться к этому мужчине, чужаку, он просил его о невыполнимом, и тот сделал это! Кусум не любил проявлять свои чувства, но его способность контролировать себя исчезла в тот момент, как медсестра вручила ему ожерелье.
— Где вы его нашли?
— Я нашел парня, который его украл, и убедил его отдать мне ожерелье.
Кусум почувствовал, как непроизвольно сжался его кулак и напряглись мускулы шеи.
— Вы убили его, как я просил?
Джек покачал головой:
— Не-а. Но поверьте, по крайней мере некоторое время он не будет избивать старых женщин. На самом деле я уверен, что скоро он появится здесь в приемном покое, чтобы получить какое-нибудь болеутоляющее для своих рук. Не волнуйтесь. Он получил сполна. Я уж позаботился об этом.
Кусум молча кивнул, сдерживая порыв ярости, поднявшейся в нем. Никакой, даже самой страшной боли недостаточно! Человек, совершивший подобное преступление, должен искупить вину только ценой своей жизни!
— Хорошо, мистер Джек. Моя... семья и я в неоплатном долгу перед вами. Если я могу чем-нибудь помочь вам, пожалуйста. Сделаю все, что в пределах человеческих возможностей... — здесь он не смог сдержать улыбку, — а возможно, и за пределами оных.
— Спасибо, — сказал Джек с улыбкой и слегка поклонился. — Надеюсь, этого не понадобится... Думаю, сейчас я отправлюсь домой.
— Да, конечно. У вас усталый вид.
Но, внимательно вглядевшись в Джека, Кусум почувствовал не только большую физическую усталость — в нем поселилась внутренняя боль, которой не было при их утренней встрече. Похоже на духовную истощенность. Что мучает этого человека? Кусум надеялся, что ничего особенного. Это было бы настоящей трагедией. Ему хотелось спросить, в чем дело, но он чувствовал, что не имеет на это права.
— Отдыхайте.
Кусум подождал, пока двери лифта закрылись за американцем, и вернулся в палату. Медсестра встретила его в дверях.
— Похоже, она оживает, мистер Бхакти! Дыхание стало глубже. Кровяное давление повысилось!
Отлично! — Напряжение двадцати четырех часов начало отступать. Она будет жить. Теперь он был в этом уверен. — У вас не найдется булавки?
Медсестра удивленно посмотрела на него, затем порылась в своей сумочке на подоконнике и протянула ему булавку. Кусум взял ее, вставил в ожерелье вместо защелки и повернулся к медсестре.
— Ни под каким видом не снимайте с нее это ожерелье.
Сестра покорно кивнула:
— Да, сэр. Понятно.
— Я буду где-нибудь в больнице, — сказал он, направляясь к двери. — Если я вам понадоблюсь, позвоните по пейджеру.
Кусум спустился на лифте на первый этаж и по указателям нашел приемный покой. Он знал, что это крупнейшая больница в центре Вест-Сайда. Джек сказал, что сломал бандиту руки, значит, если мерзавец будет искать медицинской помощи, то окажется именно здесь.
Кусум уселся в приемном покое. Множество людей всех размеров и цветов кожи проходили мимо него в смотровой кабинет и возвращались обратно к конторке. Запахи, а также и компания, в которой он оказался, вызывали у Кусума отвращение, но он решил сидеть здесь сколько потребуется. Он лишь смутно сознавал, что служит объектом пристального внимания окружающих — он к этому привык. Однорукий человек, одетый так, как он, в обществе западных людей всегда привлекает любопытствующие взгляды. Но он не обращал на них внимания. Эти люди недостойны этого.
Не прошло и получаса, как появился тот человек, которого поджидал Кусум. У него было рассечено левое веко, а обе руки распухли так, что стали в два раза больше.
Он! Несомненно он! Кусум еле сдержался, чтобы не наброситься на этого мерзавца. Но остался сидеть на месте, наблюдая, как медсестра заполняет карту — сам парень не мог заполнить ее. У человека, который ломал кости других, были сломаны руки. Кусум наслаждался такой символикой.
Он подошел и встал рядом с парнем. Наклонившись к конторке, как бы желая что-то спросить, Кусум заглянул в карту. «Даниэлс Рональд, кв. 359, 53-я улица». Кусум уставился на Рональда Даниэлса, который был слишком занят процедурой заполнения формы, чтобы обратить на это внимание. Отвечая на вопросы медсестры, он не переставая стонал от боли. На вопрос, как он получил травму, парень сказал, что, когда чинил машину, сорвался домкрат, и машина придавила ему руки.
Улыбаясь, Кусум вернулся на свое место и опять стал ждать. Рональда Даниэлса отвели в смотровой кабинет, затем повезли в кресле-каталке в рентгеновский кабинет. Прошло немало времени, прежде чем Рональд Даниэлс появился опять — на этот раз в гипсе до кончиков пальцев. И за все это время он ни разу не заткнулся, изводя окружающих дикими воплями, стонами и жалобами.
Еще одно путешествие к конторке, и Кусум выяснил, что мистера Даниэлса оставляют в больнице на обследование. Кусум забеспокоился. Это осложняет дело. Он надеялся поймать мерзавца на нейтральной территории и разобраться с ним с глазу на глаз. А впрочем, можно свести счеты с Рональдом Даниэлсом и другим способом.
Кусум вернулся в палату к бабушке, где был встречен изумленными возгласами медсестры:
— Она прекрасно держится, даже разговаривала со мной! Какая сила духа!
— Спасибо за помощь, мисс Вайлс, — сказал Кусум. — Но не думаю, что нам и дальше понадобятся ваши услуги.
— Но...
— Не пугайтесь: вам будет оплачено за всю восьмичасовую смену. — Он подошел к подоконнику, взял ее сумочку и протянул ей. — Вы прекрасно потрудились. Благодарю вас.
Не обращая внимания на ее смущенные протесты, Кусум выпроводил медсестру за дверь. Убедившись, что чувство не до конца выполненного долга не заставит ее вернуться обратно, он подошел к телефону и набрал номер регистратуры.
— Я хотел бы узнать номер палаты одного пациенту — сказал он, когда оператор подняла трубку. — Его зовут Рональд Даниэлс. Он только что поступил.
После короткой паузы ему ответили:
— Рональд Даниэлс в левом крыле, палата 547.
Кусум повесил трубку и откинулся в кресле. Что же дальше? Он знал, где находится ординаторская, там, вероятно, можно разжиться медицинским халатом или чем-нибудь вроде того. А надев халат и сняв тюрбан, он сможет более свободно передвигаться по больнице.
Продумав план действий, Кусум достал из кармана маленький стеклянный пузырек и отвинтил пробку. Он вдохнул знакомый растительный запах зеленой жидкости и затем опять закрыл пузырек.
Мистер Рональд Даниэлс страдал от боли. Он страдал за свои прегрешения. Но недостаточно. Совершенно недостаточно!
Глава 21
— Помогите!
Рон только что задремал. Будь проклят этот ублюдок. Стоило ему погрузиться в сон, как тут же начинал орать.
«Только такой везунчик, как я, мог попасть в палату с тремя придурками. — Он локтем нажал кнопку вызова сестры. — Ну где же эта чертова медсестра? Хочу укол!»
Его боль была живая, она вгрызалась в руки, беспощадно рвала их до самых плеч. Он желал только одного — уснуть. Но боль не пускала его в сон. Боль и один из трех ископаемых, тот, что лежал у окна, которого сестра называла Томми. Его храп периодически прерывался таким воплем, что от него грохотали стекла в окнах.
Рон снова нажал локтем кнопку. Из-за гипса на руках он не мог дотянуться до кнопки у изголовья, и сестра перенесла ее набок. Он беспрестанно умолял сделать ему еще один болеутоляющий укол, но все они твердили как заведенные: «Извините, мистер Даниэлс но доктор приказал вам делать уколы не чаще, чем раз в четыре часа. Вам придется подождать».
«Мистер Даниэлс!» На это он мог только улыбнуться: по-настоящему его зовут Рональд Даниэл Саймс, для друзей — просто Рон. В приемной он дал вымышленное имя и адрес и наврал, что забыл страховой полис дома в портмоне. А когда они предложили послать кого-нибудь к нему домой, он сказал, что живет один и некому открыть дверь. И они купились. По крайней мере, сейчас у него есть пристанище с кондиционером, трехразовой кормежкой, а когда лечение закончится, пусть возьмут свой счет и подотрутся.
Все было бы просто великолепно, если бы не эта жуткая боль.
— Помогите! Боль и Томми.
Он снова нажал кнопку. Четыре часа, должно быть, уже прошли! Ему необходим укол!
Открылась дверь, и кто-то вошел. Но не медсестра. Какой-то парень. Но одет в белое. Может быть, медбрат. Грандиозно! Не хватало еще, чтобы какой-нибудь остолоп потащил его мыться среди ночи.
Но мужчина только наклонился к его постели и протянул одну из этих крошечных медицинских мензурок, наполовину заполненную какой-то цветной жидкостью.
— Что это?
— Болеутоляющее. — Мужчина был цветным и говорил с акцентом.
— Мне нужен укол, шут гороховый!
— Еще не время. А это поможет вам протянуть до него.
— Тогда идет.
Рон позволил мужчине влить жидкость себе в рот.
У этого лекарства был странный вкус. Когда он проглотил его, то заметил, что у мужчины нет левой руки. Он отвернулся.
— Эй, слушай, — сказал Рон, чувствуя неожиданное желание покуражиться — в конце концов, он ведь здесь пациент. — Скажи им там, я не хочу, чтобы... ко мне присылали всяких калек.
Даже в темноте Рон заметил улыбку на склонившемся над ним лице.
— Конечно, мистер Даниэлс. Я присмотрю, чтобы у вашего следующего посетителя были... на месте обе руки.
— Отлично. А теперь — пшел отсюда!
— Очень хорошо.
Рон решил, что ему нравится быть пациентом. Можно отдавать приказания, и его должны слушаться. А почему бы и нет? Он ведь болен и...
— Помогите!
Если бы он только мог приказать Томми заткнуться.
Похоже, дерьмо, которое дал ему калека, совершенно не помогло. Что ж, остается одно — попытаться заснуть. Он задумался о том сволочном копе, который сломал ему сегодня руки. Он заявил, что это личные счеты, но Рон всегда хорошо распознавал свиней. Он поклялся себе найти этого садиста, даже если ему придется до зимы обходить все полицейские участки Нью-Йорка. А уж потом он проследит за этим ублюдком до самого его дома. Нет, он не будет нападать на него самого. С ним лучше не связываться, не хотел бы он оказаться поблизости, когда этот парень действительно разозлится. Но возможно, у него есть жена и дети...
Добрых сорок минут Рон пролежал в полусне, наслаждаясь планами будущей мести. Он уже засыпал... засыпал... засыпал...
— Помогите!
От неожиданности Рон привстал на постели, его левая рука сорвалась с перевязи и ударилась об ограждение постели. Невероятная боль пронзила плечо. Из глаз брызнули слезы, дыхание с шумом вырвалось сквозь сжатые зубы.
Когда боль немного утихла, он решил действовать.
Этот старый пердун Томми должен умереть.
Рон высвободил из перевязи правую руку и спустил ноги с кровати. Пол оказался ужасно холодным. Он захватил подушку своими гипсовыми повязками и заковылял к постели Томми. Единственное, что нужно сделать, — положить ему на лицо подушку, навалиться на нее и... Всего несколько минут и — пф! Никаких стонов, воплей, храпа. Нет больше Томми.
Когда он проходил мимо окна, то заметил, что за окном что-то движется. Он вгляделся. Тень, тень от головы и плеч. Тень кого-то очень большого.
Но ведь это же пятый этаж!
Наверное, у него начались галлюцинации. Должно быть, эта жидкость в стаканчике оказалась сильнее, чем ему показалось. Рон подошел поближе к окну, чтобы получше рассмотреть. То, что он увидел, повергло его в дикий ужас: лицо из ночных кошмаров, нет, хуже, все ночные кошмары, соединившиеся воедино. И эти сверкающие желтые глаза...
Рон отпрянул от окна, крик застрял у него в горле. И прежде чем он смог разжать губы, через двойную раму окна проникла трехпалая рука с длинными когтями и начала судорожно сжиматься у самого его горла. Затем она с такой силой сдавила его дыхательное горло, что ему показалось — оно уперлось прямо в шестые позвонки.
То, что безжалостно влилось в него, было прохладным, влажным, чуть ли не скользким, с отвратительным запахом гнили. Длинная тонкая мускулистая рука протянулась через разбитое стекло к... К чему? Он прогнулся и вцепился в ухватившие его пальцы, но они были как стальной воротник на его шее. Он тщетно пытался вздохнуть, его зрение меркло. Затем какое-то легкое, неуловимое движение — и он почувствовал, что его выдернули сквозь окно, посыпались осколки стекла, острые края больно вцепились в его плоть. И перед тем как его мозг, в который перестал поступать кислород, окончательно погас, он смутно увидел ужасный и леденящий душу облик нападающего на него.
А когда весь этот шум и грохот затих, в комнате опять установилась тишина. Двое оставшихся больных, ворочаясь в своих постелях, продолжали парить на крыльях Морфея. Томми, лежавший у окна, выкрикнул свое «Помогите!» — и снова захрапел.
Часть вторая
Бхаргпур, западная Бенгалия, Индия
Среда, 24 июня 1857 г.
«Все не так. Ничего, черт подери, не получается».
Сэр Альберт Вестфален — капитан Бенгальских европейских стрелков стоял в тени навеса между двумя рыночными прилавками и попивал из кувшина холодную свежую, только что из колодца, воду. Короткое мгновение передышки от палящих прямых лучей индийского солнца, от которого все равно не спрячешься. Оно отражалось от песчаных улиц, от белых стен домов, даже от бледных шкур этих горбатых быков, свободно бродящих по рынку. Жара проникала через глаза в самую глубину мозга. Хорошо бы взять и вылить содержимое кувшина себе на голову, чтобы вода стекала по всему телу.
Но нет. Ведь он джентльмен в форме армии ее величества, и вокруг его подчиненные. Он не имеет права делать что-то, что может подорвать его авторитет. Ему оставалось только стоять здесь, в тени, в куполообразном шлеме на голове, в вонючей форме, застегнутой под самое горло, с пятнами пота под мышками, и делать вид, что ему плевать на жару. Он старался не обращать внимания на пот, который медленно стекал из-под шлема на лицо, впитывался в черные усы — утром он аккуратно причесал и нафабрил их, — собирался на подбородке в капли, которые периодически падали на воротник.
«О, хоть бы какой-нибудь ветерок. А еще лучше — дождь». Но дождей не было уже второй месяц. Капитан Вестфален слышал, что, когда летний муссон в июле начинает дуть с юго-запада, жди обильных дождей. А до тех пор он сам и его люди должны жариться на солнце.
Но могло быть и хуже.
Его ведь могли послать отбивать Мирут и Дели у повстанцев, и пришлось бы тогда маршировать вдоль Ганга в полном обмундировании с выкладкой, лицом к лицу сталкиваться с ордами орущих сипаев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45