Ее последний приятель попался на рынке полтора года назад, во время кражи жалкого мерзлого яблока, и был убит торговцем прямо на месте преступления, а детей у Марии не осталось. Все четверо погибли один нелепей другого, и последний – месяц назад, когда заплыл слишком далеко в море и утонул. Сейчас во дворе именно Мария, как самая старшая, принимала все роды.
Молодые мамаши с разномастными колясками, обычно наполняющие двор и его окрестности, как видно, укатили со своими чадами поближе к берегу, чтобы не пропустить самое интересное.
Заметив двоих ребят, Мария оживилась и крикнула Максиму:
– Тебя сестра искала, хотела на пристань позвать!
– Я там и был, – отозвался он, кивнул Еванфии и поспешил проскользнуть мимо старухи в дверь своего парадного. Нашла когда сообщить новость! Ну да ладно, Марии простительно – поговорить ей не с кем, потому что девчонкам с ней скучно.
Квартира Максима находилась на третьем, предпоследнем этаже. Оно и к лучшему, не так заливает во время осенней непогоды и почти не беспокоят толпы гуляющих людей, которые возвращаются с частых праздников в гавани. Ведь от Моховой до порта – всего квартал. Правда, “дорога” – точнее, довольно крутая лестница – тянется между складов Колониального общества, стены у них глухие и кабачков там совсем нет. То ли дело Дворцовая, уж там-то есть где развернуться веселому люду.
Максим тщательно смыл кровь с одежды и рук, не забыл и про кусок арматуры. Обтерев его полотенцем, он затолкал “оружие” в кладовку. В печном шкафу отыскалась корзина с остатками сухих кукурузных лепешек, а за ней кувшин с размазанной по стенкам простоквашей. Максим вздохнул и принялся отскабливать лепешкой стенки кувшина. Тут на лестнице застучали шаги, с улицы также донеслись громкие голоса, явно довольные – народ дружно повалил с войны.
– Ага, – нахмурилась Дуклида, статным силуэтом возникая в дверном проеме. Сильной рукой она сжимала обломок какой-то палки с растрепанным красно-бурым концом. – Питаешься, значит. Где ты был, позволь спросить, когда весь город сражался с дольменцами? – Не дожидаясь ответа, она сбросила с плеча котомку, брякнувшую тяжестью, и ушла в ванную. – И воду всю вылил?
Максим отправился следом за ней. Раздосадованная сестра стояла посреди чугунной лохани и размахивала пустым ковшом, указывая им на мятый чан, подвешенный к стене. В другой руке у нее была пропыленная майка, которую она успела стянуть с себя и небрежно прижимала к груди. На краю лохани лежал ее любимый кухонный нож, вымазанный вражеской кровью. Максиму показалось, что ее живот уже не такой плоский, как раньше – похоже, возраст и однообразная пища дают себя знать.
– Не кипятись, – хмыкнул он. – Ну, вылил, что с того? Мне тоже надо было отмыться. Чего скрываешься? Титьки у тебя что надо.
Дуклида внезапно прекратила возмущенно шипеть и заметно смутилась, однако красоваться перед братом, конечно, не спешила. И он ее понимал, снисходительно скалясь и выливая в чан воду из последнего ведра – ей уже пятнадцать, самое время задуматься о ребенке.
– Хватит уже пялиться!… – вдруг воскликнула она и схватила полотенце, замахнулась им и стукнула брата по макушке. Максим лишь рассмеялся и потянул за край ее майку, в результате заработав чувствительный тычок в ребра. – Иди-ка сумку распакуй, да за водой сходи. – Дуклида подтолкнула Максима к выходу. – Я сегодня бляху срезала.
– Ух ты! – вскинулся Максим. Он бы не отказался послушать ее боевой рассказ, но лучше отложить беседу до вечернего чая.
Он подхватил оба ведра и выбежал из ванны. Бросив жестянки у входа, Максим поволок котомку сестры в кухню, цепляя ремешком за неровности дощатого пола, давно не крашеного и потрескавшегося. Внутри лежали две буханки довольно свежего хлеба, правда слишком черного, с какими-то мелкими, запеченными в тесте щепками, два кружка слегка позеленевшего сыра, шесть картофелин, две луковки и разные мелочи – бруски шершавого, крошащегося мыла, пара обернутых газетой леденцов… Максим вспомнил, как они с Софией, самые младшие в семье, постоянно ругались из-за конфет и старались отнять их друг у друга.
– А где спички? – крикнул он, запихивая за пазуху конфеты.
– Марш за водой, балбес! Я их в… Не твое дело! Спрятала, короче. Да попробуй дров принести!
Двор к этому времени уже наполнился обитателями соседних домов, их радостным гомоном и криками. С пристани вернулись многие – видимо, обстрел из вражеских корабельных мортир был не слишком точен, а десант с крейсера немногочислен, иначе потери были бы куда существеннее. А вообще-то много ли народу можно втиснуть в крейсер? Вот если бы они по суше напали на Ориен, тогда другое дело, полегли бы многие горожане. Да только от границы с Дольменом до Ориена не меньше пятисот миль, к тому же по дороге лежит столица Селавика, которую обороняют лучшие воины Королевства. Победить их каким-то жалким дольменцам вряд ли удастся.
Девчонки вовсю заигрывали с бравыми парнями, но не торопились уединиться с ними в квартирах. Того и гляди командование Королевской гвардии отпустит солдат, капралов и офицеров в краткосрочный отпуск, отпраздновать разгром десанта. Многие ополченцы теперь наверняка воспрянули духом и рассчитывают остаться в ориенском гарнизоне, где их натаскивали по части воинской службы весь последний месяц. Нечаянный десант с вражеского крейсера – приличный повод для того, чтобы держать в Ориене батальон солдат.
Белье с веревок успели снять, и стала видна древняя колонка, у которой уже толпился народ. Вокруг сновала малышня от года до десяти – ребята, которые следили за битвой издалека и сейчас жадно внимали бахвальству взрослых товарищей. Даже младенцы в колясках, и те высунули головки наружу, будто что-то понимали.
– Вышел-таки! – обрадовалась Еванфия, когда Максим пристроился за ней. Она успела переодеться, сменить рваное платье на новое, более нарядное, а на голову нахлобучила панаму с широкими полями. На ножках ее красовались белые туфли с модным квадратным носком.
– Эй, Макси, ты где пропадал? – стали окликать его приятели.
– Я на дальнем фланге бился, – сообщил он. – Возле Дворцовой.
– Там же вроде не было высадки, – удивился настырный Пров.
– Если Макс говорит, значит, была, – вступилась за него Еванфия. Она на минутку прижалась к нему горячим плечом. – Я сама видела, как он весь в крови возвращался.
– А где, кстати, Ефрем? – озаботилась Фекла. Она считалась его подругой, и Максим не раз слышал, как она предлагала Ефрему жить вместе. – Ты разве не с ним уходил?
– Он погиб, – хмуро сказал Максим.
– Жаль, – помрачнела девушка.
Все на какое-то время огорчились, а затем вновь стали с увлечением, перебивая друг друга, рассказывать о собственном участии в битве, перечислять имена знакомых и незнакомых героев, также сложивших головы за Короля и отечество. Только Фекла вдруг всхлипнула и убежала из очереди, стуча ведром по коленкам. Никто особенно не удивился и не бросился утешать ее – в самом деле, такое случается с каждым, рано или поздно. Хорошо еще, что Фекла не успела забеременеть.
– Ну, теперь на неделю только и разговоров будет, что о сражении, – с неожиданным раздражением выступила Еванфия. – Тоже мне, гвардейцы без копейца.
– Сама ты без копейца, – обиделся Пров. – У меня почти настоящая пика, с зеленым бантом! – И ушел, подволакивая свое огромное ведро и расплескивая рваные язычки ледяной воды.
– Ой-ой-ой! – закричала Еванфия задиристо. – У сестры бантик-то отнял! Пика у него. Смотри, как бы в казарму не переехать! – Но Пров только отмахнулся, не желая вступать в перепалку. Наверное, его с нетерпением ждали домашние.
Еванфия пристроила ведро на крючок, а Максим приналег на ручку. Вода потекла хилой струйкой, однако уверенно. Поди не кончится, иначе это будет жутким невезением, уже Смерть знает каким за день. А тот еще только перевалил за середину.
– А я бы хотел жить в казарме, – сказал он. – Так кормят хорошо, к тому же дают настоящее оружие и учат им владеть. Представляешь, гвардейцы скоро пойдут на границу с Дольменом! Целых пятьсот миль. Я бы не отказался по стране поездить, к тому же повоевать.
Еванфия, похоже, разозлилась от таких признаний товарища, потому что стиснула кулаки и открыла рот, чтобы накинуться на него с какими-то обвинениями. Но внезапно осеклась и отвернулась, уставившись на подрагивающую поверхность воды в своем ведре. Вообще она сегодня была какая-то нервная, бросалась на друзей со странными речами. Неужели ей не нравится, что славная королевская рать дала отпор захватчикам? “Проклятые дольменцы”, – разобрал Максим ее тихие слова.
– Точно, – поддакнул он. Тут же ему показалось, будто Еванфия буркнула себе под нос “дурак набитый”, точно как в школе, но он предпочел сделать вид, что ничего не слышал. – Чем скорее мы их разгромим, тем лучше… Жалко только, что я в этом совсем мало поучаствую. Ты не знаешь, где можно всяких ценных безделушек прикупить?
– Полно же магазинов! Я целых три знаю. Тебе зачем? – подозрительно поинтересовалась она. Такой неожиданный поворот в разговоре явно озадачил подругу.
– Ну… Может, я подарок хочу сделать? Тебе-то что за дело? Я бы не спрашивал, просто давно нигде не был толком. Может, их все позакрывали…
– На Дворцовой есть, но там дорого. Потом на Проезжей, рядом с заставой, и еще один далеко, за верфью. Даже не помню, как там улица-то называется. Один только раз и была, еще до войны.
Тут со стороны арки послышались возбужденный гам и топот – как будто множество ног разом кинулось на Моховую. Еванфия ахнула, прижав ладошки к щекам, и хотела схватить ведро, чтобы тоже бежать, но Максим подтолкнул ее, коснувшись талии:
– Давай уж так, я присмотрю.
Еванфия вдруг мимолетно, как бы случайно коснулась губами его щеки и бросилась вслед за всеми, ловко лавируя между мамашами, которые подхватили орущих детишек и образовали настоящую давку, торопясь вырваться за пределы двора. На ходу они извлекали мятые метрики, высоко поднимая их над головами.
– Спокойствие! – гулко закричали с улицы. Загрохотали массивные деревянные колеса, обитые хилой каучуковой полосой, протарахтел чадный двигатель, и в проеме арки остановился зеленый тарантас с треснувшим снизу доверху кузовом, наполовину забитым торфом и дровами. В небо взлетели клубы черного дыма, мобиль чихнул и замолк, прощально дрогнув металлическими суставами.
Из кабины выпрыгнуло трое гвардейцев, они моментально оттеснили толпу прикладами винтовок, а самый нервный пальнул для острастки в воздух. Образовалось подобие очереди, в которой визжали и брыкались детишки. Каждый норовил первым всучить свою метрику толстому королевскому интенданту в зеленой кепке. Утвердившись у кузова, тот пером отмечал в свитке гражданина или гражданку, а затем выдавал три полена. Претензии к качеству не принимались, к тому же за пустые пререкания с королевскими служащими патрульные имеют право застрелить болтуна.
Когда Максим смог поучаствовать в дележе топлива, вокруг мобиля оставалось всего несколько самых маленьких ребят. Они толкались и никак не могли решить, кто будет первым. Максим протиснулся между ними и протянул интенданту две метрики – свою и Ефремову.
– А где сам хозяин бумаги? – строго спросил интендант. Ближайший гвардеец оскалился и нацелил “магазинку” в грудь Максиму – хоть какое-то развлечение, если прикажут освободить преступника.
– У него живот заболел…
Толстяк сделал в ведомости какие-то пометки и молча выдал двойную порцию торфа. Максим поспешил скрыться под аркой, провожаемый заинтересованными взглядами оставшихся у драндулета детей. Он свалил добычу в углу кухни и крикнул Дуклиде, которая все еще плескалась в лохани:
– А там топливо дают!
Но сестра, похоже, не расслышала его и продолжала что-то вполголоса напевать. Максим спрятал Ефремову метрику за шкафом, распоров пальцами густую вязь из паутины, и достал из кармана серьгу. При внимательном осмотре ему показалось, что камень, вправленный в нее, может оказаться очень ценным. Никаких царапин или выбоин на нем видно не было, ну да разве без увеличительного стекла разглядишь? Нужно идти к ювелиру, и чем скорее, тем лучше. Правда, документа на украшение нет, и ушлый ювелир может заявить, что это дешевая подделка…
– Ну, обедать будем, что ли? – добродушно поинтересовалась Дуклида. Она вошла в кухню свежей и мокрой, словно сказочная морская дева – каштановые волосы, повинуясь деревянной расческе, послушно легли на плечи, цветастый халат с дыркой на боку подвязан пояском. – Разобрал котомку? Возле складов раздача была, все равно много товара поврежденного. На одну бляху столько надавали, представляешь?
Последнее жалованье, которое ей выдали в Приказе, оказалось урезанным на треть. И теперь любые продукты, которые удавалось добыть благодаря участию в разных военных работах – сборе пожертвований, штопке обмундирования и прочих, – вызывали чуть ли не животную радость. Да и Максиму обещали накинуть талеров в связи с новым военным заказом Правительства.
– Макси, братец. – Дуклида присела на табурет и принялась потирать пальцы. Лицо у нее стало каким-то жалким, словно обиженным. – Ты Гермогена не встречал? – Максим окаменел, и она заторопилась: – Только не надо начинать снова, прошу тебя. Просто скажи, видел ты его сегодня после битвы или нет?
– Ну, видел, – нехотя сказал он. “Он меня убить хотел!” – вертелось у него на языке, но он промолчал, а Дуклида, к счастью, не стала выпытывать у него подробностей. Глаза ее прояснились, и она стала выкладывать на стол припасы.
Максим пожевал корку хлеба с луковкой, макая ее в соль, бросил: “Я погулять!” и отправился в путь. Можно было, конечно, потерпеть и до завтра, но тогда не избежать трепа с друзьями и побасенок об их славных подвигах на пристани. Пришлось бы и самому сочинять что-то подобное, поэтому он предпочел покинуть двор, а заодно посмотреть на место высадки вражеского десанта и поднабраться достоверных сведений о сражении.
– Максим! – окликнула его Еванфия. Она раскачивала на качелях свою младшую сестренку, скучала и явно искала повод, чтобы смыться от нее. – Ты куда?
– Мне по делу.
– Можно я с тобой пойду?
Он на секунду замер. Конечно, с ней интересно, не то что с другими девчонками, и она участвовала в битве… Но тогда Максим может нечаянно выдать ей, что на самом деле ходил грабить покинутый дом. И он отрицательно помотал головой, крикнув что-то вроде: “Я скоро вернусь!” Еванфия, конечно, надулась, но он уже не видел этого, спеша выскочить на улицу, пока к нему еще кто-нибудь не привязался. Объясняй потом, почему не хочешь никого в попутчики.
Свернув налево, он зашагал под уклон в сторону залива, пытаясь рассмотреть через крышу склада Королевской Колониальной компании – коротко называвшейся как Три “К”, – что происходит в порту и его окрестностях. Но над водой стлался вязкий серый дым, и ничего не было видно. Чем ближе он подходил к морю, тем явственнее чувствовался запах гари. Очевидно, там что-то продолжало тлеть. По дороге ему то и дело попадались озабоченные всадники в форме королевских цветов и просто гуляющие люди, и большинство азартно вспоминало эпизоды схватки в порту. Вскоре мостовая резко пошла под уклон – в этом месте Моховая переходила в лестницу. Перепрыгивая через выщербленные, древние ступени, Максим быстро достиг берега и вывернул из-за угла склада.
И тут же понял, что пройти дальше будет непросто. Набережная во многих местах была сильно разрушена, а выступающие в залив деревянные пирсы по большей части в виде мусора усеивали поверхность воды. Среди них плавали и крупные обломки двух-трех парусных судов, что пали от снарядов крейсера в первую очередь. Наверное, это были суда с селавикскими флагами, поскольку прочие – пять или шесть торговых кораблей из Авака, обшитых медными листами – благополучно пережили битву и мирно покачивались у западных причалов. На них, кажется, даже возобновили погрузку товара.
Несколько молчаливых, сосредоточенных похоронных отрядов, поделив между собой территорию, собирали разбросанные повсюду трупы дольменцев и подданных Селавика. И тех и других было примерно поровну, причем среди соотечественников попадались не только гвардейцы, но и дети, и женщины. Матушка Смерть всех застигла с каким-нибудь, пусть самым простым оружием в руках… Помогая себе баграми, некоторые из служителей Смерти вылавливали утопленников из вод залива и буксировали их к берегу с помощью весельных лодок. Эти мертвые были сплошь дольменцами.
– Ты опоздал, малыш! – сообщил Максиму прыщавый гвардеец.
1 2 3 4 5 6