Она вообще не умела обижаться Ц ни на людей
, ни на природу, которая создала ее пухленькой, а не тонкой-звонкой. Настро
ение ее могло исправиться в один миг из-за какой-нибудь мелочи.
Ко всему прочему, Верочка с десяти лет писала стихи. До четырнадцати она и
х не показывала никому, только маме. И вот однажды мама потихоньку от нее о
тнесла несколько стихотворений в популярный молодежный журнал. Маме ск
азали, что у девочки есть кое-какие способности, стихи не напечатали, но В
ерочку пригласили в литературное объединение при журнале.
Теперь раз в неделю она приходила вечером в редакцию, где в зале заседани
й собирались мрачные длинноволосые или бритые наголо молодые люди, надм
енные барышни в широких свитерах, пожилые сумасшедшие гении обоего пола.

Возглавлял литобъединение известный советский поэт, добродушный, силь
но пьющий, с крайне запутанной личной жизнью и парой тоненьких сборничко
в лирики. Сборнички были изданы давно, в конце шестидесятых. Никто бы не за
метил этих двух книжек, если бы не хлесткий фельетон партийного критика,
опубликованный в газете «Правда». Поэт был объявлен чуть ли не запрещенн
ым, встал в почетные ряды пострадавших от советской власти и тут же просл
авился на многие годы вперед. Даже стихов ему писать с тех пор не надо было
. Он и не писал.
На занятиях обсуждалась какая-нибудь очередная поэма или подборка стих
ов. Каждый слушал только себя. Каждый приходил для того, чтобы раз в три ме
сяца «обсудиться». Это была болезненная словесная эквилибристика, взро
слые люди тратили вечера и силы на восхваление, а чаще Ц на уничтожение в
итиеватых, пустых опусов, спорили о каждой строке, издевались друг над др
угом с изысканным садо-мазохистским кайфом.
Пятнадцатилетняя Верочка Салтыкова была самой юной и незаметной из все
х завсегдатаев литобъединения. Надменные барышни с сигаретками в зубах
снисходительно называли ее «деточка», молодые люди вообще не смотрели в
ее сторону. Но она чувствовала себя причастной к чему-то значительному, в
озвышенно-духовному. Творения непризнанных гениев казались ей действи
тельно гениальными, злобные взаимные подколки членов литобъединения о
на воспринимала как образцы утонченности мысли, шедевры остроумия.
До обсуждения Верочкиных детских стихотворений очередь, к счастью, так и
не дошла…
Один из завсегдатаев ЛИТО, двадцатитрехлетний студент Полиграфическог
о института, пригласил небольшую компанию к себе на дачу. Стоял очень теп
лый май.
Ц И ты, малышка, давай с нами! Ц сказал он, мельком взглянув на розовое, кр
углое личико под желтой челкой.
Ц Я только позвоню маме!
Ц Тебя кто-нибудь потом проводит домой? Ц спросила мама по телефону.
Ц Конечно, мамуль, не волнуйся.
Надежда Павловна действительно не слишком волновалась. Ей, детскому вра
чу, человеку, далекому от прилитературной среды, все эти сложные непризн
анные гении представлялись людьми чистыми, высокодуховными и абсолютн
о порядочными.
Пустая двухэтажная дача находилась в пятидесяти километрах от Москвы. В
электричке Вера смотрела в окно, прислушивалась к разговорам, в которых
Пушкина панибратски именовали Сашей, Лермонтова Ц Мишей, Мандельштама
Ц Осей, Пастернака Ц Борей и так далее, словно все реальные гении русско
й поэзии были своими людьми в этом склочном табунке.
В саду на деревянном столе стояла пятилитровая бутыль мутного самогона.
Вера, ни разу в жизни не бравшая в рот спиртного, залпом, зажмурившись, вып
ила почти полный стакан, любезно предложенный ей наравне со всеми. Ее ник
то не остановил. Проглотив жгучую гадость, она небрежно вытянула сигарет
у из чьей-то пачки и закурила. Ей хотелось быть, как они, бесшабашно-утонче
нной, искушенной, сложной.
Еды на столе было мало, только хлеб, плавленые сырки и толстые куски одесс
кой колбасы. Вера выпила еще полстакана самогона, не закусывая.
Потом был сплошной тошнотворный туман, стремительное головокружение. О
на запомнила только бреньканье расстроенного фортепьяно на темной вер
анде, мутные пятна смеющихся лиц, какой-то самолетный гул в ушах.
Очнулась она от резкой боли в паху и собственного крика. Открыв глаза, она
увидела над собой бородатое чужое лицо, успела подумать, что совершенно
голый человек с бородой выглядит как-то особенно дико и непристойно. Пре
жде чем что-либо сообразить, она изо всех сил вмазала своим маленьким кул
ачком по этой темной бороде и только потом узнала хозяина дачи, Стаса Зел
инского.
Ц Я люблю тебя, не бойся, все хорошо, не бойся, Ц шептал он, пытаясь поймат
ь ее руки.
Она вырвалась, дрожа и захлебываясь слезами, стала искать свою одежду в т
емноте на полу. Он тоже стал одеваться, бормоча, что влюбился в нее с перво
го взгляда, жить без нее не может и теперь они вовек не расстанутся.
До первой электрички осталось полтора часа. В доме было тихо, гости то ли р
азъехались, то ли заснули. Зелинский плелся за ней на станцию, продолжая б
ормотать признания и извинения. Он ни разу не обратился к ней по имени, и В
ера поняла, что он даже не помнит, как ее зовут.
Но самое ужасное заключалось в том, что из всех завсегдатаев литобъедине
ния именно на этого бородатого Стаса Верочка заглядывалась с первого за
нятия. Не то чтобы он ей нравился, просто хотелось на него смотреть. Он счи
тался в поэтическом табунке самым талантливым, и собой был недурен, и уме
л говорить хлестко, смешно, почти афоризмами.
Всю дорогу до Москвы Верочка молчала, старалась не встретиться глазами с
о своим протрезвевшим жалким провожатым. Когда они вышли из метро, он поп
росил у нее телефон.
Ц У женщины в твоем возрасте уже должен быть мужчина, Ц сказал он, Ц ран
о или поздно это все равно бы произошло. Если не я, так кто-то другой… Так по
чему не я? Ты мне действительно очень нравишься, и все случилось не по пьян
и. Ты похожа на рембрандтского херувима, у нас все будет хорошо.
Она тогда не дала ему номера телефона, вошла в подъезд, тихонько прикрыла
за собой дверь. Он остался стоять на улице.
Выйдя из лифта, Вера взглянула в окно на лестничной площадке и обнаружил
а, что он так и стоит у подъезда курит и, задрав бородатое лицо, глядит ввер
х.
«А может, он и вправду полюбил меня? Ц подумала она. Ц Я ведь не знаю, как э
то должно происходить на самом деле…»
Ц Интересно тебе было? Ц спросила мама за завтраком. Ц Я, честно говоря
, стала волноваться. Ты ведь впервые не ночевала дома.
Ц Да, мамуль, было очень интересно, Ц ответила Верочка, отвернулась и гу
сто покраснела.
Ц Много было народу?
Ц Человек десять, Ц пожала плечами Вера.
Ц Чем же вы там занимались всю ночь? Стихи читали?
Ц Да, стихи… Ц эхом отозвалась дочь. «Наверное, Верочке кто-то очень нра
вится из этих талантливых молодых людей. Хорошо, что девочка сразу попал
а в интеллигентную среду и нет возле нее жутких дворовых компаний», Ц по
думала мама и не стала больше задавать вопросов.
На следующий день, возвращаясь из школы, Верочка увидела у своего подъез
да Стаса Зелинского с белой гвоздикой в руке.
Ц Вот видишь, я уже по тебе соскучился, Ц сообщил он и, наклонившись, нежн
о поцеловал ее в щеку. Ц Ты что-нибудь рассказала родителям?
Ц У меня только мама, я ничего ей не говорила…
Ц Умница, Ц он еще раз поцеловал ее. На этот раз она продиктовала ему сво
й телефонный номер.
Ни у кого из одноклассниц не было романа с таким взрослым двадцатитрехле
тним молодым человеком. Вере было жутковато и приятно, когда он встречал
ее у школы.
Ц Ну ты даешь. Ватрушка! Ц качали головами одноклассницы.
Верочка сама не заметила, как по уши влюбилась в Зелинского. Если он исчез
ал на несколько дней, она не находила себе места. Но он появлялся, вел к себ
е домой. У него была комната в коммуналке на Самотеке, доставшаяся от бабу
шки. Он жил там один, отдельно от родителей.
Попадая в прокуренную пыльную клетушку, Вера прежде всего наводила там ч
истоту, мыла посуду в общей раковине на коммунальной кухне, подметала по
л, стирала в тазу в общей ванной рубашки своего драгоценного Стаса. Потом
готовила какую-нибудь еду. После тихого совместного ужина он не спеша, ле
ниво, притягивал ее к себе, целовал, раздевал. У нее кружилась голова от пр
икосновений его больших теплых рук, от звука его голоса.
Потом он провожал ее домой. С мамой знакомиться не хотел, со своими родите
лями тоже не знакомил.
Через год, после очередной уборки, ужина и порции любви, он закурил и, гляд
я в потолок, с какой-то глупой ухмылкой произнес:
Ц Ты, Верочка, можешь меня поздравить. Я женюсь.
Ц Поздравляю, Ц натягивая колготки, машинально ответила Вера.
Он посмотрел на часы и добавил:
Ц Ты знаешь, сегодня в девять ко мне придут, а сейчас половина девятого…

Вера ничего не ответила, быстро оделась и выбежала вон. Она бежала по вече
рним улицам, и ей казалось, что жизнь кончена, ничего хорошего больше не бу
дет.
Женитьба Зелинского, впрочем, оказалась весьма кстати. Вера заканчивала
десятый класс, надо было поступать в институт. Теперь ничто не отвлекало
ее от экзаменов. С первой попытки она поступила на филфак университета.
Но через год Стае развелся, и опять появилась в Верочкиной жизни грязная
комната в коммуналке на Самотеке… Потом он женился, разводился, находил
и терял работу, нищал, богател, менял любовниц, заводил детей, бросал их, пл
атил алименты.
Всякий раз, когда ему было худо или когда между женами и любовницами полу
чался перерыв, он звонил Вере. Она приходила, мыла посуду, стирала белье, г
отовила еду, ложилась с ним в постель. Если в ее жизни появлялись другие му
жчины, Зелинский тут же возникал призраком на горизонте, распушал хвост,
говорил нежные слова. Презирая себя, Вера забывала обо всем и снова мыла, с
тирала, готовила, ложилась в постель.
Какой-нибудь дошлый психоаналитик углядел бы в этих отношениях жуткий,
утробный садо-мазохистский подтекст. Но Верочка не посещала психоанали
тиков. Даже маме она почти ничего не рассказывала. Конечно, за эти годы Над
ежда Павловна имела честь познакомиться с Зелинским. Но не могла спокойн
о слышать его имени, не подзывала дочь к телефону, когда он звонил.
Дело было в том, что Верочка нежно и преданно любила его, только его одного
, и никто другой ей не был нужен.
Единственному человеку, самой близкой своей подруге Тане Соковниной он
а рассказала все, как было. Еще тогда, в девятом классе.
Ц Он ведь изнасиловал тебя! Ц всплеснула руками Таня. Ц Он скотина пос
ледняя, и все они там Ц скоты, ублюдки, ненавижу!
Ц А вдруг он меня все-таки хоть немного… Ц Верочка запнулась и покрасне
ла, Ц хоть немного любит?
Ц Знаешь что, Ц внимательно глядя в ее круглое личико, сказала Таня уже
мягче, Ц давай не будем воспринимать это ни как трагедию, ни как великую
любовь. Ну случилось, и ладно. Первый твой женский опыт, пусть не самый ром
антический, но опыт.
Потом, в двадцать, Таня говорила:
Ц Он разобьет тебе жизнь, на твоем месте любая нормальная баба послала б
ы его ко всем чертям давным-давно.
И сейчас, в тридцать, Верочка слышала от своей ближайшей подруги:
Ц Зелинский Ц скотина, бесчувственное животное… В общем, она и сама это
понимала. Она давно знала ему цену, но ничего не могла с собой поделать… На
самом донышке ее души жила слабенькая шальная надежда: а может быть, он и
правда любит меня? Просто он такой сложный, непредсказуемый, ни на кого не
похожий… Ей было стыдно признаться далее самой себе в том, что эта глупая
надежда все еще жила.
Сейчас, стоя перед зеркалом, она ругала себя последними словами за то, что
подкрашивает ресницы, обводит губы контурным карандашом, пудрится. Она д
аже решила не завтракать до его прихода. Все равно ведь придется поить ег
о кофе.
Потом она ужасно долго одевалась. Натянула джинсы и майку, повертелась п
еред зеркалом, джинсы поменяла на длинную пеструю юбку. Ей хотелось выгл
ядеть небрежно, по-домашнему, чтобы он не заметил ее стараний.
Ц Он и так не заметит, Ц усмехнулась Вера, опять влезая в джинсы и меняя м
айку на длинный тонкий свитер.
Все это время нестерпимо громко гавкал Мотя. Пес считал, что она одеваетс
я исключительно ради прогулки с ним. Он только не мог понять, почему так до
лго, и был искренне возмущен.
Наконец, пристегнув поводок, она отправилась с Мотей во двор. Шел мелкий г
рибной дождь, мягкое майское солнце проглядывало сквозь свежую листву т
ополей, капли дождя сверкали, маленькая, едва заметная радуга стояла вда
леке над крышами соседнего переулка.
«Сегодня я наконец распрощаюсь с ним, Ц думала Вера, Ц я скажу ему что-ни
будь обидное, унизительное. Сегодня я увижу его в последний раз, и все. Пус
ть катится. А потом мне некогда будет страдать и рефлексировать. Я буду оч
ень занята, заработаю много денег, поеду с мамой на море…»
Через полчаса Зелинский явился. Как всегда Ц ни цветочка, ни шоколадки, т
олько дежурный поцелуй в щеку и папка с двумя страничками очередной рекл
амной мути, которую надо перевести на английский.
Ц Ты зажаришь для меня твой фирменный омлет с черными гренками и помидо
рами? Я специально не завтракал.
Она зажарила омлет, потом сварила кофе. Потом перевела на английский пла
менные тирады о волшебных свойствах новой косметической серии российс
кой фирмы «Дива».
Ц Стае, неужели американцы покупают нашу косметику?
Ц Наверное, да, Ц пожал он плечами, Ц по-моему, это чистой воды авантюра.
Но мне по фигу. Мне заказали буклеты.
Стае работал в маленьком издательстве, которое печатало всякие рекламн
ые брошюрки, гороскопы, книжечки о тайнах сексуальной совместимости, о ч
удодейственных диетах и гимнастиках, настенные календари с голыми деви
цами. Владельцем был его приятель, а он сам Ц единственным сотрудником. П
о сути дела, Вера Салтыкова тоже работала в этом издательстве. Она без кон
ца что-то переводила, вела переговоры по телефону, когда надо было это дел
ать по-английски. Телефонные счета она отдавала Зелинскому, он оплачива
л. А за свой труд она из рук драгоценного Стаса не получала ни копейки. Она
привыкла за пятнадцать лет делать для него все бескорыстно и с радостью.

Когда она закончила перевод и протянула ему отпечатанные на принтере ст
ранички английского текста, он спросил:
Ц Мама во сколько вернется?
Ц В пять. Ц Верочка посмотрела на часы, потом на Зелинского. Ц Знаешь чт
о, Стае, я хотела тебе сказать…
Но он уже подошел вплотную, его руки нырнули под свободный свитер и ловко
расстегнули лифчик.
Ц Я хотела тебе сказать, что больше не…
Ц Да, Верочка, я тебя внимательно слушаю, Ц и он зажал ей рот своими тонки
ми, сухими губами.
От его жесткой бороды на Верочкиной нежной коже иногда появлялась непри
ятная краснота. Раздражение долго потом не проходило.

Глава 3

Илья Андреевич Головкин попал под дождь в новом костюме. Он вообще терпе
ть не мог дождь, а тут еще зонтик забыл.
Когда Илья Андреевич обнаружил, что темно-синий пиджак линяет и на ворот
нике белоснежной рубашки появились омерзительные голубые разводы, ему
захотелось завыть от тоски. Он упорно убеждал себя, что выть ему хочется и
менно из-за этих дурацких разводов, из-за того, что бирка на красивом пидж
аке «Made in England» оказалась поддельной, как и весь костюм, такой элегантный, тем
но-синий, в редкую тонкую полосочку…
Эти разводы он заметил в зеркале в дешевой пиццерии, куда зашел поесть. Он
уже больше месяца не разговаривал с женой. Когда они ссорились, а случало
сь это в последнее время часто, Раиса Федоровна переставала покупать про
дукты и готовить, сама ела где придется, но зато и «этот стервец», муж ее Ил
ья Андреевич, вынужден был питаться в дешевых забегаловках.
Средства вполне позволяли Головкину пообедать и поужинать в хорошем ре
сторане. И костюм он мог бы приобрести не на вьетнамской барахолке в Лужн
иках, а в приличном магазине. При желании он мог бы давно уже не пользовать
ся городским транспортом, а ездить если не на «Мерседесе», то хотя бы на «Ж
игулях».
Нельзя сказать, что Илье Андреевичу было приятно каждое утро в час «пик»
втискиваться в переполненный вагон метро, гусиным шагом в душной сонной
толпе пробираться к эскалатору на переходе, где кто-нибудь обязательно
толкнет, пнет, обматерит.
Разумеется, ничего приятного не было и в должности начальника отдела сна
бжения маленькой макаронной фабрики. Но вот уже двадцать лет Илья Андрее
вич занимал эту странную и, в общем, довольно хлопотную должность. И жить о
н старался «по средствам», но не по тем, которые имел на самом деле.
1 2 3 4 5 6 7 8