Но пока
приходилось говорить то, что заставляют.
- Вот и молодец. - Хватка на горле ослабла. - И не вздумай
таскаться за Аминевой, она моя.
- А может, она не хочет? - На этот раз Зверев попытался повысить
голос и двумя руками отпихнул от себя одноклассника. Тут же голова
дернулась назад от сильного удара в правую скулу.
- Тебя не спросили, - хмыкнул Страхов и ударил еще раз, но уже не
так сильно.
Андрей рванулся на него - и вдруг его скрутило резкой болью под
ребрами справа. Зверев застонал, сполз по стенке на пол.
- Уже и заплакал, сосунок, - подвел итог Ганус. - Смотри, рядом с
Аминевой еще раз увижу - вообще урою. Ладно, пошли, пусть утрется.
Боль не отпускала, однако постепенно притуплялась, сменяясь
подташниванием. Когда зазвенел звонок, он даже смог подняться и дойти
до класса, сесть на свое место. Географичка с ходу понесла что-то про
население южной Африки, но Зверев ее не слушал, пытаясь сдержать
непрерывные рвотные позывы. А когда стало невмоготу - сорвался с
места, кинулся из класса к питьевому фонтанчику в рекреации, склонился
над ним и… Тошнота тут же отпустила.
- Эй, Зверев, что за фокусы? - окликнула его от дверей класса
курносая географичка со втянутой в плечи, словно вбитой сильным
ударом, головой.
- Кажется, съел чего-то не то, Марья Ивановна, простите. - Он
отпил немного воды, медленно выпрямился. Боль не отпускала, но
оставалась на терпимом уровне. Тошнота прошла совсем. - Я сейчас…
- Ты, Зверев, коли болен - иди в медпункт, коли прикидываешься -
тогда к директору А на уроке не фокусничай.
- Я сейчас… - Он медленными шагами вошел в класс, сел за парту.
- А зубрилка наш со страху совсем сбрендил, - громко сказали
сзади.
Андрей резко повернулся на голос - и в глазах потемнело от боли.
Кажется, он даже застонал.
- Зверев, Зверев… - Географичка подошла ближе, наклонилась.
Положила руку ему на лоб. - Э-э, Зверев, да у тебя температура! Ну-ка,
давай бегом в медкабинет! Нечего нам тут рассадник гриппа устраивать.
Отвечать у Андрея сил не было. Стараясь не делать резких движений,
он поднялся, вышел из класса и отправился на первый этаж.
К счастью, медичка оказалась на месте. Похожая на школьницу
блондинка в белом халате, с маленьким носиком и огромными, вечно
удивленными глазами над розовыми, как у новорожденного поросенка,
щеками сидела за укрытым толстым стеклом письменным столом и, сделав
губки бантиком, напряженно читала малоформатную книжонку в мягкой
потрепанной обложке. Наверное, какой-то женский любовный роман.
- Чего тебе? - не отрываясь от книги, спросила она. Видать, у
больших глаз обзор хороший.
- Под ребрами болит.
- Сверху, снизу? - Она перелнстнула страницу.
- Здесь, - показал Андрей.
- Снимай пиджак, рубашку, садись на топчан. Кашель есть?
- Нет… - Он начал раздеваться.
Медичка, кивая головой, сочувственно вздохнула, сунула меж
страницами иглу от одноразового шприца и захлопнула книжку. Поднялась,
вставила в уши черные наконечники стетоскопа:
- Давай, дыши… - Она быстрыми движениями попереставляла чашку
своего инструмента в разные места грудной клетки, потом повесила
стетоскоп на шею. - Рот открой. К окну повернись… Нет, все в порядке.
Хрипов у тебя никаких, горло не красное. Так что одевайся и топай на
уроки. Здоров.
- У меня здесь болит… - опять показал на нижние ребра Андрей. -
Очень сильно.
- Ладно… - вздохнула блондинка, открыла шкаф, достала градусник: -
Вот, держи.
Она глянула па часы и снова уселась за книгу. Зверев сунул
градусник под мышку, откинулся назад, к стене - боль ослабла. Он
замер, боясь упустить удобное положение, а мысли сами собой
перескочили к Вике. Что у нее было с Ганусом? Она с ним встречалась?
Может быть, уже… Уже целовалась? Почему она ничего не сказала? Или это
Ганус все врет? Хотя - а чего бы ей это говорить? Ведь он всего лишь
отнес ее портфель!
Так и прошло несколько минут, пока медичка, злобно вонзив в книжку
иглу, не выдернула у него термометр:
- Та-ак… - задумчиво протянула она, глядя на ртутный столбик. -
Ну, и что скажем?
- Сколько там? - спросил Андрей.
- Чем греем, мальчик?
- Что?
- Ты меня совсем за дуру считаешь? У тебя ни кашля, ни чиха, ни
хрипа, гланды не опухшие - а на градуснике температура! Чем грел?
- Ничем… - Зверев даже не шевельнулся в ответ - боялся, что боль
под ребрами снова вернется.
- Ну да, ты больной, а я римский папа… - Медичка профессиональными
движениями прощупала его бока, топчан за спиной, школьный пиджак,
рубашку. - Ну что, сознаваться будешь или к директору пойдем?
Андрей промолчал.
- Нехорошо… - подумав, кивнула блондинка. - Ты домой хотел,
освобождение получить? Будет тебе сейчас освобождение, но полной
программе… - Она сняла трубку с телефона, набрала номер из двух цифр.
- Здравствуйте. Это тридцать пятая школа, медицинский пункт. У меня
подозрение на воспаление легких у учащегося, в тяжелой форме. Нужна
срочная госпитализация. Да, жду.
У Зверева начали затекать плечи - все же поза его была не очень
удобная. Он качнулся вперед - боль тут же напомнила о себе. Попытался
откинуться в левую сторону - стало хуже. Качнулся вправо - вроде
ничего. Тогда он полностью завалился на правый бок и замер, сложив
руки на груди.
- Будет тебе освобождение, - тем временем злорадно пообещала
медичка. - Полное освобождение. С такой температурой тебе не телевизор
дома на диване, а полная госпитализация положена. Поколют витамины
пару дней в задницу большим шприцем, клизму сделают, бромчиком попоят
- быстренько поймешь, как здоровье беречь надо.
Единственное, чего не успела пообещать блондинистая врачевательца
за те двадцать минут, которые они ждали «скорую», - так это того, что,
если он не перестанет болеть, его обязательно «забреют» в армию.
Наконец дверь распахнулась, вошел усатый круглолицый мужчина с
грузинским горбатым носом, и комнатенка наполнилась запахом свежего
хлеба. Из-под руки гостя выглядывала невысокого роста женщина в халате
и в белой косынке, с кожаным саквояжем в руке.
- Добрый день, где больной, на что жалуется?
- Подозреваю воспаление легких, - подпрыгнула на стуле медичка. -
Жалуется на боли в грудине, температура высокая. Шумов в легких нет,
горло не покраснело…
- И давно он в такой позе лежит? - прищурился гость, подошел
ближе. - Тошнота есть? Что скажешь, герой? Тошнило, рвало?
- Тошнило, - тихо подтвердил Андрей.
- Ты попытайся сесть, мой мальчик. Только осторожно. Вы о симптоме
Ситковского слышали, милочка? - повернулся мужчина к блондинке. -
Учились где-нибудь, или мама сюда пристроила?
- Я? - запнулась медичка. - Училась, конечно…
- Тогда ответьте, почему он на левый бок не поворачивается?
- Неудобно, наверное…
- Ну-ка, мальчик… - Мужчина присел перед Андреем, мягко нажал
пальцами куда-то ниже пупка, и буквально все тело отозвалось резкой
болью.
Зверев громко охнул.
- Все, все, больше не трогаю, - пообещал врач. - Ты правую ногу
только выпрями и осторожно попытайся поднять. Не торопись!
Андрей стал выполнять команду - но опять его старания пресек
приступ боли.
- Все, опускай. Вика, носилки. И предупреди диспетчерскую, что у
нас «острый».
- Я сам дойду, - предложил Зверев. Но мужчина махнул рукой:
- Лежи! Мне только перфорации отростка не хватает.
- Аппендицит! - наконец-то дошло до блондинки.
- Вот именно, милочка, - кивнул врач. - Вы при таких признаках
обязаны немедленно антибиотики прокалывать на случай перитонита, а вы
книжонки глупые читаете. Рад был знакомству. А ты лежи, мой мальчик,
все нормально будет. Чай, не шестнадцатый век на дворе, у нас из-за
аппендикса не умирают. Сегодня его из тебя выдернут, а дня через
четыре на своих двоих домой уйдешь. Тебе сейчас главное мышцы не
напрягать, чтобы нарыв не лопнул. Ага, вот и носилки. Ну, герой,
поехали.
Через минуту Андрей Зверев, укрытый рубашкой и пиджаком, мчался в
холодном салоне медицинской «ГАЗели», а еще через полчаса его на этих
же носилках уже катили по длинному больничному коридору Перед дверьми
с надписью «Операционная» медсестры с помощью врача переложили его на
другие носилки, убрали сложенную на груди одежду и принялись стягивать
носки.
- Успеха, герой, - подмигнул ему мужчина и покатил носилки
обратно.
Андрея тем временем лишили брюк, в голом виде закатили за дверь,
где оказалось весьма прохладно.
- Зверев? С матерью твоей из школы уже созвонились, скоро приедет.
- Полуобнаженный старикан в белой бандане и мясницком фартуке, но в
очках и с благообразной бородкой пробежал пальцами по его животу,
кивнул: - Настя, сполосни его хлоргексидином и спиртом протри. Вы как
относитесь к новокаину, молодой человек?
- Не знаю, не пробовал, - ответил Андрей.
- Значит, попробуешь, - пообещал старикан. - Как закончишь - на
второй стол его клади. Тут ничего сложного, не задержим.
- У него свежий шрам на правой скуле, Михаил Сергеевич.
- Да? - Врач наклонился к его лицу. - Думаешь, нервный мальчишка
попался?
- Вы же знаете, Михаил Сергеевич, сейчас проще такого, нежели
нормального встретить.
- Ладно, Настя, скажешь анестезиологу - под общим работать будем.
Оно и с новокаином меньше риска. Все, я руки мыть пошел, готовьте его…
Андрею обильно полили живот какой-то жидкостью, протерли бинтом,
опять полили, но на этот раз потерли ватным тампоном. Носилки
дрогнули, покатились дальше, еще за одну дверь. Зверев увидел
большущий плафон с фарами - как в зубоврачебном кабинете. Его
переложили на нечто, формой напоминающее распятие, причем руки тут же
развели в стороны и прихватили бинтами. Сестра, которую называли
Настей, подкатила капельницу, стала прицеливаться иглой в вену.
- А как же наркоз? - забеспокоился Андрей, опасаясь укола не
столько из-за боли, сколько из-за ощущения полной беспомощности.
Наверное, именно так чувствует себя приготовленная для препарирования
лягушка.
- Все будет, все будет, - пообещал старик, невесть как оказавшийся
у его бедра. - Здесь болит? А здесь?
По животу опять побежали холодные пальцы. В какой-то момент тело
ответило на прикосновение болью, и старик кивнул:
- Давайте! Ты, кстати, в каком классе учишься?
- В девятом, - ответил Андрей. - У нас десятилетка, как раньше.
- Это хорошо, - кивнул старик. - Считать, надеюсь, научился?
- Да.
- Сколько пальцев? - выставил он свою пятерню.
- Пять.
- А так?
- Четыре.
- Верю, мальчик, учишься хорошо, - улыбнулся старик, и на лицо
Андрея легла маска. - Но давай попробуем еще раз. Сколько пальцев?
Старшеклассник напрягся, пытаясь разглядеть руку, но перед глазами
стремительно сгустилось какое-то красно-коричневое марево.
Андрей тряхнул головой, шире открыл глаза. Марево рассеялось. Он
увидел светло-коричневые, плотно подогнанные доски, но которым скакали
разноцветные зайчики. Тело ощущало приятную легкость, плавало в чем-то
теплом и ласковом.
«Это я чего, вниз головой над полом вишу? - подумалось Звереву. -
Хотя полы тут, в больнице, должны быть с линолеумом».
Он попытался перевернуться, взмахнул руками, хлопнул по чему-то
мягкому и сел в постели, опершись на выставленные назад руки. Его
взору открылась обширная палата с бревенчатыми стенами, ломаным
витражным, но одноцветным окном. Да и коечка у него была явно не
казенная - размером с половину домашней спальни.
- Андрюшенька, дитятко мое! Очнулся, исцелился, миленький!
Вернулся, вернулся ко мне, кровинушка! - Рассмотреть комнату подробнее
он не смог, поскольку его сгребла в объятия какая-то тетка и принялась
тискать, словно кусок пластилина. - Радость моя, солнышко
единственное, чадо мое любое! Да ты, вестимо, голоден, что зверь
лесной? Почитай, неделю росинки маковой во рту не бывало. Я сей же
час, стряпухам крикну. Принесут чего быстренько…
Тетка вышла, оставив Андрея одного, и он смог осмотреться еще раз.
Палата была обширной, не меньше двадцати метров. Дощатый пол,
такой же дощатый потолок. Стены срублены из бревен в пол-обхвата, но
за изголовьем шла широкая полоса изразцов. Окно собрано из небольших
кусочков неправильной формы, вклеенных в светлую оправу - то ли из
олова, то ли из свинца. Скорее, олово - свинец ведь мягкий слишком.
Справа, в дальнем от окна углу, за небольшими занавесочками, стояла на
полке темная икона с болтающейся на окладе крохотной медной рукой. Или
золотой?
Еще на стене висел широченный, с ладонь, ремень с саблей, ножами и
еще какими-то мешочками и подсумками. Под ним - застеленный
красно-синим войлочным ковриком сундук, и под иконой - еще один. Возле
окна стоял полутораметровый деревянный пюпитр, чуть дальше имелся
высокий, но узкий темно-вишневый шкафчик с вычурной резьбой. На
подоконнике пылились два трехрожковых подсвечника без свечей, а на
пюпитре - масляная лампа с длинным носиком, из которого выглядывал
почерневший фитиль. С улицы доносились коровье мычание, кудахтанье
кур, блеянье, лай, гоготание - в общем, звуки живущей полной жизнью
сельской глубинки. А чего тут не имелось - так это люстры, розеток,
фонарей, ламп, компьютера, телевизора, магнитолы и стола со стопкой
учебников и тетрадей.
- Однако, - пробормотал Зверев, закончив осмотр, - классно меня
ширнули. Интересно, это у всех общий наркоз так проходит, или у меня
одного глюки? И главное, натурально все так… Не то что за фантомами
бессмертными по небу гоняться.
Мысль о том, что наркоз может вот-вот кончиться, заставила его
подняться, пройти по холодному влажному полу к окну. Ему хотелось
увидеть, что творится снаружи, за окном - но не тут-то было!
Вблизи выяснилось, что вместо стекол в окна вправлена тонкая
слоистая слюда, сквозь которую различались только полутона: справа
что-то темное, сверху светлое, слева опять темное.
Он попытался сдернуть крючки запора - и тут впервые обратил
внимание на свои руки. Смуглые мясистые пятерни украшали два крупных
золотых перстня, один из которых был к тому же с печаткой, а другой
имел посередине глубокую бороздку. Это были совсем не те пальчики,
которыми он стучал каждый вечер по клавиатуре, катал мышку и крутил
джойстик. Хотя и мозолей на ладонях он не нашел - Андрей из наркозного
сна тяжелым трудом все же не занимался.
Зверев торопливо ощупал себя, опустил глаза вниз. На нем висела
длинная, до колен, полотняная рубаха с разрезами по сторонам и
завязкой иод горлом. На шее болталась льняная нитка с нательным
серебряным крестиком.
- Зеркало, - закрутился он. - Зеркало хочу! Зеркала в палате не
было. Хотя какая же это палата? В больницах ничего подобного не
бывает. Даже в психлечебнииах - если его вместе с глюками занесло
именно туда. Андрей прыгнул к поясу на стене, дернул из пожен клинок.
Из полоски полированной стали глянули все те же карие глаза, которые
он каждое утро наблюдал в зеркале над умывальником. Каштановые волосы,
чуть приплюснутый нос, широкие губы, слегка ушедший назад подбородок -
мать все обещает в поликлинику отвезти, прикус правильный сделать.
Хотя клинок - это, конечно, не зеркало. Не такой ровный, не такой
большой. Картинку искажает.
- Никак, спала горячка, барчук? Ну и славно! А то дворня о
недобром бормотать ужо начала…
В дверь без стука заглянул похожий на сказочного лесовика мужичок.
Ростом с Андрея, одетый в похожую рубаху, но с красной оторочкой
понизу, он оброс торчащими во все стороны русыми с проседью волосами
так, что наружу выглядывали только глаза и кончик носа. Его борода,
сливаясь с усами в единое целое, плавно перетекала в лохматую
шевелюру, укрытую лишь небольшой тюбетейкой. Самым забавным в лице
незнакомца были тонкие, изящно изогнутые брови, словно украденные с
лица какой-то прелестницы.
- Ты как, подыматься надумал али еще отдохнуть мыслишь? Сил-то
опосля колик совсем, небось, не осталось?
- Каких еще колик? - не понял Зверев.
- Дык, на прошлой седмице слег ты, барчук, с коликами брюшными. Да
так занедужил, что вскорости и вовсе в беспамятство впал. Нешто не
помнишь? Хотя, коли в беспамятстве, може и не помнишь…
- А ты кто?
- Я? - Мужичок вздрогнул, склонил набок голову: - Дядька я твои,
Пахом Белый. То Белым на дворе кличут, то Пахомом… Боярин к тебе,
барчук, для воспитания приставил… Не прилечь ли тебе, сердешный?
1 2 3 4 5 6