Она снова принялась вежливо обсуждать с кем-то из сотрудников лаборатории и журналистами причины, приведшие ее сюда. Большинство ее высказываний, особенно ответы на вопросы, были лишь повторением ранее сказанного.
Похоже, теперь специалистка по связям с общественностью решила взять часть беседы на себя, так, чтобы Женевьеве оставалось лишь поддакивать в нужных местах. Это у супруги премьера получалось вполне убедительно.
Но все же вид у леди Женевьевы по-прежнему оставался потерянным — по крайней мере, по мнению некоторых наблюдателей.
Ховелер продолжал потихоньку наблюдать за гостьей. Поскольку он был биоинженером, ход его мыслей постепенно изменился. Возможно, это выражение лица следовало назвать не потерянным, а как-то иначе. Леди Женевьева явно чувствовала себя неуютно, но это не было беспомощностью. Она выглядела очень привлекательно — вот уж чего не отнимешь. Ее грациозность и женственность бросались в глаза с первого же взгляда. Во внешности этой миниатюрной юной женщины чудилось что-то эльфийское. Если судить по чертам лица и цвету кожи, в жилах леди Женевьевы смешалась кровь чуть ли не всех рас старушки-Земли, но преобладала явно индонезийская.
Но действительно ли леди Женевьева была рада оказаться в этой лаборатории? В самом ли деле это доставляло ей такое удовольствие, какое она изо всех сил старалась продемонстрировать, — оказаться в лучшем — без всякого преувеличения! — в этой части Галактики учреждении, занимающемся вопросами предродового развития человеческого организма? Вправду ли леди так радовала возможность сделать этот вклад от лица ее мужа и от нее лично?
Ну, не исключено. Леди Женевьева явно была умна, и у Ховелера сложилось впечатление, что заставить ее делать то, чего ей делать не хочется, не так-то просто. Возможно, хотя бы отчасти этот дар объяснялся нежеланием брать на себя ответственность, связанную с самостоятельным воспитанием ребенка.
В лаборатории к гулу работающей медицинской аппаратуры добавилось и шарканье ног: зрители старались занять места поудобнее. Наконец из медотсека появилась доктор Задор, еще даже не снявшая маски хирурга. Впрочем, сейчас эта маска была чистой воды проформой, данью традиции. Вероятно, доктор Задор надела ее исключительно по просьбе кого-то из журналистов. В руках Анюта Задор держала статгласовую пробирку. Предположительно, теперь в этой пробирке находился будущий колонист — или, точнее, протоколонист, — закапсулированный и подготовленный к длительному хранению. Пробирка представляла из себя почти плоский синий прямоугольник размером с ладонь, с узкими цветными ленточками идентификационных кодов. По настойчивой просьбе журналистов госпожа Задор еще раз показала закапсулированный образец, на этот раз подняв пробирку повыше, чтобы ее могли заснять.
И именно в этот самый момент, когда казалось, что все самое существенное уже позади, центральная коммуникационная система станции подала негромкий сигнал. Этот сигнал не привлек особого внимания присутствующих, но доктор Ховелер заметил, что на ближайшем голографическом экране — устройстве, торчащем из палубы, словно электронный пенек с плоским спилом, — пульсирует сигнал вызова. Биоинженер огляделся и обнаружил, что в настоящий момент он стоит к экрану ближе всех. И похоже было, что никто не торопится ответить на звонок.
Пришлось Ховелеру самому этим заняться. Когда он подошел к экрану, к нему обратился Связист — одна из граней компьютерного разума, управляющего кораблем-лабораторией. Связист вежливо сообщил, что на имя их высокопоставленной гостьи, леди Женевьевы, поступило важное послание.
— А оно не может немного подождать?
— Я уверен, что этот звонок следует считать чрезвычайно важным, — заявил электронный голос. Такое — пусть робкое — проявление упрямства со стороны Связиста заставляло предположить, что на связь пытается выйти кто-то из приближенных премьера Дирака, а то и сам Дирак. Во всяком случае, Ховелеру это показалось очевидным.
— Тогда подожди минутку.
Ховелер напустил на себя самый деловой вид, на который он только был способен, и, осторожно, но настойчиво пользуясь своими внушительными габаритами, протолкался через толпу. Это было не так уж просто, поскольку все собравшиеся ревниво старались придвинуться поближе к знатной гостье. Но все же Ховелер сумел приблизиться к леди Женевьеве настолько, чтобы спокойно передать эту новость, а не орать на всю лабораторию, словно неотесанный мужлан.
Когда Ховелер обратился к леди, она повернулась и впервые за все время визита взглянула прямо на него. Вблизи эта женщина выглядела еще более привлекательной. Леди негромко пробормотала что-то в том духе, что вряд ли этот вызов исходит непосредственно от ее супруга; насколько было известно леди Женевьеве, премьер Дирак сейчас находится на расстоянии нескольких световых лет отсюда.
Леди поспешно извинилась перед теми, кто стоял рядом с ней, и быстро подошла к ближайшему голографическому экрану.
Ховелер увидел, что на экране неожиданно возникло изображение человека — точнее, только голова и плечи, но они казались настолько реальными и осязаемыми, словно человек и вправду присутствовал здесь. Это был довольно молодой мужчина с хорошей выправкой. Одет он был в форму космонавта и, судя по знакам различия на воротнике, являлся пилотом. Заметив леди Женевьеву, мужчина небрежно кивнул ей. Откровенно говоря, его поведение казалось высокомерным.
— Николас Хоксмур, архитектор и пилот, к вашим услугам, моя госпожа, — неприятным, скрежещущим голосом представился он.
Его имя показалось Ховелеру знакомым. Где-то ему попадалось мимолетное упоминание об этом Хоксмуре. Кажется, тот был при Дираке чем-то вроде агента по особым поручением. Но видеть его Ховелеру никогда прежде не доводилось Судя по изображению на экране, Хоксмура можно было назвать довольно красивым мужчиной. Похоже, леди Женевьева не была знакома с Хоксмуром Во всяком случае, поздоровалась она с Хоксмуром как-то нерешительно, словно узнав его лишь по имени.
Ховелер посмотрел на присутствующих, но никто, кроме него — и самой леди Женевьевы, конечно, — в настоящий момент не обращал особого внимания на эту беседу. Хоксмур тем временем выдал несколько изящно закрученных фраз. Суть его речи сводилась к тому, что он, Хоксмур, всего несколько дней назад, уже после отлета леди, виделся с ее мужем и вот теперь привез леди Женевьеве привет от Дирака.
— Ну что ж, Николас Хоксмур, я благодарю вас за любезность. У вас есть ко мне еще какое-нибудь дело?
— О да, моя госпожа, и очень важное, на мой взгляд, — невозмутимо-дерзко произнес Хоксмур — Вы интересуетесь архитектурой? Ну хоть в какой-нибудь степени? Леди Женевьева растерянно моргнула:
— Ну, лишь слегка. А в чем дело?
— Да нет, ничего особенного Просто я прибыл сюда, в эту планетарную систему, по приказу премьера, естественно, для того чтобы изучить здешнюю архитектуру и машиностроение. Я надеюсь сыграть ведущую роль в окончательном проектировании колонизационных судов, когда этот великий проект наконец-то вступит в стадию осуществления
— Да, это очень важно.
— Совершенно верно.
— Пилот на мгновение задумчиво прикусил губу, потом небрежно поинтересовался:
— Премьер не говорил вам обо мне?
— О, конечно, говорил, — несколько нерешительно отозвалась леди Женевьева — Как ваши дела, Ник? Я могу называть вас так же, как он, — просто Ник?
— Конечно, можете, моя госпожа. — Теперь его манеры сделались менее дерзкими. Выглядело это так, словно врожденное высокомерие уступило место какому-то более глубокому чувству.
Ник сообщил леди Женевьеве, что в настоящий момент он управляет маленьким кораблем, который обычно водит сам и который использует в своей работе.
Леди Женевьева заинтересовала Ховелера с первого момента своего появления в лаборатории — что, впрочем, было неудивительно, — и интерес этот все креп. И потому Ховелер продолжал наблюдать за ней Ему как-то не пришло в голову, что это не очень вежливо — так таращиться на практически незнакомого человека. А этот выскочка Николас — кто бы там он ни был — и юная леди Женевьева все продолжали смотреть друг на друга! Они словно ощущали нечто, возникающее в этот миг между ними. И тут в лаборатории раздался первый сигнал тревоги Ховелер, с его даром — или бременем, тут уж как посмотреть — врожденной способности к глубокому сосредоточению, краем сознания отметил этот отдаленный шум, но далеко не сразу осознал его значение. А леди Женевьева, похоже, и вовсе его не заметила Для леди это мог быть всего лишь еще один приглушенный звук, затерявшийся среди непривычного для нее негромкого шума лаборатории. Кроме того, Иматранская система считалась безопасным местом, а некоторые даже полагали, что она безопасна до отупения. На первой стадии тревоги ее сигнал звучал приглушенно — во всяком случае, в этой части станции.
Сначала люди, находящиеся в лаборатории, абсолютно игнорировали предупреждающий сигнал. Затем, когда они все-таки заметили его, почти все решили, что он сработал случайно, только и всего.
Но на самом деле этот сигнал на полном серьезе предупреждал об идущем извне нападении. Кажется, первым это понял Хоксмур. Но даже он не сразу сообразил, что сигнал трагически запоздал и что теперь люди, находящиеся на станции, мало что успеют сделать для отражения атаки.
— Прошу прощения… — сказал Ник леди Женевьеве всего лишь через секунду после того, как прозвучал первый звонок. Но прежде чем истекла следующая секунда, изображение Хоксмура мигнуло и исчезло.
Слегка удивившись, леди подождала несколько мгновений. Она не поняла, что такое могло стрястись с кораблем молодого пилота, чтобы это повлекло за собой настолько внезапный обрыв связи. Через пару секунд леди обернулась и с безмолвным вопросом взглянула на Ховелера. Доктор понял, что леди Женевьева не понимает, что ей делать: подождать у экрана или вернуться к исполнению своих дипломатических обязанностей?
Но вскоре — не более чем через десять секунд после первого, всеми проигнорированного звонка — взвыла сирена, вдребезги разнося иллюзорный мир и спокойствие.
Этот звук уже нельзя было проигнорировать. Публика, с одной стороны, была раздражена, а с другой — начала наконец обращать внимание на происходящее.
— Это что — учебная тревога? Кто там такой умный, что придумал устраивать ее именно сейчас?
Ховелер услышал, как кто-то спокойно обронил:
— Нет, она не учебная.
Еще через секунду, словно подтверждая эти слова, совсем неподалеку от станции что-то взорвалось, причем взорвалось с такой силой, что ударная радиационная волна, шарахнув по прочному внешнему корпусу станции, заставила металл зазвенеть, подобно огромному гонгу. Даже расположенные внутри генераторы искусственной гравитации на долю секунды завибрировали, да так, что палуба дрогнула у людей под ногами.
Доктор Задор уже развернулась к интеркому и попыталась связаться с оптэлектронным мозгом станции. Когда она обернулась к своей знатной гостье, ее ослепительно синие глаза были до не правдоподобия расширены.
— Рядом со станцией взорвался корабль, — сообщила она. — Боюсь, это был ваш корабль. Должно быть, ваш пилот отчалил и попытался отойти подальше, когда увидел… — Доктор Задор запнулась и умолкла.
Леди Женевьева смотрела на нее, все еще продолжая улыбаться. Очевидно, она не поняла, что именно произошло.
Точнее говоря, этого, похоже, пока не понял никто из присутствующих. Люди, привыкшие посвящать свою жизнь другим заботам, просто не способны были мгновенно осознать ужасную правду. Осознание приходило к ним медленно, через долгие секунды. Когда же до них наконец дошло, что происходит, то все на мгновение оцепенели, а затем вспыхнула паника. Внезапная атака была неслыханным для Иматранской системы происшествием — и все же она произошла, угрожая существованию всего живого.
— Берсеркеры! — раздался чей-то одинокий голос. Ужасное слово было произнесено.
Точнее говоря, это был всего один берсеркер, как мгновение спустя уточнил Связист. Его доносящийся из громкоговорителей голос был невозмутим и сдержан, словно оптэлектронный мозг пытался на свой лад успокоить людей.
Но для людей количество и разновидность форм, несших смерть, не имело значения. И лаборатория наполнилась перепуганными криками.
Прежде чем леди Женевьева успела сдвинуться с места, на экране внезапно вновь возникло изображение Ника Хоксмура. Хоксмур взглянул на застывшую от ужаса женщину и заговорил — коротко, спокойно и четко. Видимо, он действительно был неплохим пилотом.
— Боюсь, моя госпожа, что вашего корабля больше нет. Но я нахожусь поблизости и могу через минуту пришвартоваться к станции, — и, повторяю, я очень хороший пилот.
— Моего корабля нет?
— Корабль, который доставил вас сюда, уничтожен. Но я иду, чтобы забрать вас.
— Уничтожен?
Хоксмур заговорил уверенно и настойчиво. Точнее сказать — он приказал леди Женевьеве бежать к определенному шлюзу и сжато объяснил, как добраться туда от того места, где она сейчас находится.
Леди огляделась по сторонам в поисках своих помощников, а потом беспомощно взглянула на Ховелера. Тот кивнул, поражаясь собственному спокойствию.
Тогда леди Женевьева снова повернулась к экрану и слабо произнесла:
— Хорошо, я иду.
Ник еще раз спокойно повторил свои инструкции. Он причалит к шлюзу даже раньше, чем леди Женевьева сможет до него добраться. Поэтому лучше бы ей отправиться сию секунду, не задерживаясь.
— Забирайте всех этих людей с собой, — подытожил, наконец, Хоксмур. — У меня на борту хватит места для всех. Забирайте всех, кто находится на станции; их там сейчас наверняка немного. За время этого короткого разговора Ховелер, хотя и пребывал в растерянности оттого, что внезапное нападение оказалось реальностью, вспомнил учебные тревоги — увы, не такие уж частые — и обязанности, которые ему следовало выполнять в соответствии с аварийным расписанием. Его задача во время тревоги или нападения заключалась в основном в присмотре за квазиразумными машинами, выполнявшими большую часть работ в лаборатории Точнее говоря, Ховелеру полагалось проследить за временной приостановкой текущих экспериментов и обеспечить должную сохранность оборудования и материалов.
И биоинженер, подчиняясь предписанию, принялся выполнять свою работу. Она была не слишком обременительна — во всяком случае, на этом этапе — и при этом позволяла наблюдать за тем, что происходило между молодой супругой премьера и его лучшим пилотом.
Наблюдая за леди Женевьевой, Ховелер все же время от времени урывал мгновение для беспокойного взгляда в сторону доктора Задор, которая внезапно обнаружила, что должна теперь командовать обороной лаборатории. Анюта явно не была готова к таким стрессам, и Ховелер серьезно опасался, что это станет для нее лишним поводом к панике. Во всяком случае, первое, что сделала госпожа Задор, — это отклонила предложение Хоксмура спасти их. А ведь пилот, по крайней мере, выглядел человеком, отвечающим за свои действия. Тем временем прибыло еще одно послание — для того, кто в данный момент отвечает за безопасность станции. Ховелер продолжал работать, но краем уха слышал это сообщение. Оно поступило с другого корабля, регулярного курьерского судна, пилотируемого человеком. Этот курьер как раз приближался к станции, и его пилот вызвался эвакуировать людей из лаборатории — поскольку она из-за своих размеров была практически не способна к маневру. Курьер должен был подлететь к станции с секунды на секунду.
— Мы принимаем ваше предложение, — решительно отозвалась доктор Задор. — Причаливайте к шлюзу номер три.
В следующую секунду доктор Задор положила пробирку с последним протоколонистом, каковому предстояло, наверное, стать самым знаменитым из них, на плоскую верхушку какого-то прибора, стоящего неподалеку от Ховелера, многозначительно взглянула на него, словно говоря: «Это твоя обязанность — возиться с ним», и помчалась следом за леди Женевьевой. Ховелер заметил, что Анюта схватила миниатюрную женщину за руку и вместо коридора, который посоветовал Ник, решительно направила леди Женевьеву в коридор, ведущий к шлюзу номер три. Тем временем вокруг творилось что-то несусветное. Люди бестолково метались по лаборатории и соседним коридорам. Кое-кто из гостей уже начал бегать кругами.
Еще через несколько мгновений госпожа Задор снова оказалась рядом с Ховелером. Ее внимание было приковано к центральному голографическому экрану.
— Хоксмур! — позвала она.
— Доктор Задор?
— Сейчас за безопасность станции отвечаю я.
— Да, мэм, я это понял.
— Не приближайтесь к станции. У нас есть под рукой другое судно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9