Пока Иван сходит на эту войну, пока вернется - и дай бог, чтоб вернулся. Тьфу-тьфу-тьфу, постучать по тюбингу и сплюнуть. Много времени пройдет. Для кого-то даже - вечность…
Интересно все-таки, ходила она к Трубному дереву или нет? Иван моргнул.
Все они ходят.
Хозяин Тоннелей.
- Ладно, как знаешь. У меня дел полно, - объявила Таня, повернулась и пошла по платформе.
Иван посмотрел ей вслед. Обиделась, что ли?
Он прошел в палатку - времени в обрез. Собрать вещи и пару часов поспать. Все. Иван сел на койку, закрыл глаза, откинулся на подушку и заложил руки за голову. Резко открыл.
Нет, не все.
Он услышал за спиной звук расстегиваемого клапана палатки и шелест ткани.
Вернулась все-таки. Не выдержала.
- Не надо мне вещи помогать собирать, - сказал Иван, не оборачиваясь. - Я лучше сам.
- Ваня, - сказала она. Как-то очень значительно.
- Что? - Иван выпрямился. Повернулся… о, черт.
На него словно в один миг обрушился весь сегодняшний день. К мОнтерам день! Весь прошедший год. Таня, Таня, что же ты наделала?
Я не верю в приметы.
- Зачем? - Иван замолчал.
Таня стояла перед ним в белоснежном подвенечном платье с открытыми плечами. Бешено, невозможно красивая… Волосы собраны вверх, в высокую прическу, выбившаяся прядь падает на изгиб ключицы.
Невеста.
Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты…
- Зачем?
Она подошла к нему и встала рядом. Ивана вдруг пробил озноб, колени дрогнули. Молчаливая Таня. Сосредоточенная. Все для себя решившая.
- Зачем? - повторил Иван. - Черт!
- Так надо, - сказала Таня. Взяла его ладонь и положила себе на талию. Иван почувствовал под пальцами рисунок ткани. Тепло женского тела…
- У тебя руки ледяные, - сказал он.
* * *
На служебной платформе горел единственный фонарь. Иван уверенно направился туда, обходя по пути завалы из мешков с закаменевшим цементом, пустые катушки для кабелей, кучи строительного мусора и торчащие из бетона ржавые арматурины.
- В бой идут одни старики, - сказал Евпат, поднимая голову. - Здорово, Иван! Ну что, герои-мордовцы, покажем молодежи, как зажигали в наше время? - он оглянулся. - Что притихли, а? Не слышу!
Иван посмотрел. За спиной дяди было пусто. Только ветер шевелил привязанную к ржавому флагштоку белую тряпку. Дядин флаг одиночества. Евпат сам выбрал переселение на заброшенную служебную платформу, куда даже племянник не всегда заходил. А точнее сказать - довольно редко.
Иногда Ивану казалось, что дядя слегка не в себе. А может, и не слегка. Впрочем, у всех свои недостатки…
- Здорово, дядя, - Иван без сил опустился на сломанную кабельную катушку. - Я посижу у тебя минутку, ладно?
- Сиди уж… гнать не буду.
Дядя шумно зевнул, почесал ухо. Оба помолчали. С потолка срывались капля за каплей, падали в жестяной таз. Звонко барабанили брызги об оцинкованные стенки. Уютно горела карбидная горелка, над ее пламенем закипала закопченная кастрюля - скоро будет чай. Подземная идиллия. Дядя Евпат достал из футляра и надвинул на нос очки (пластиковые дужки перемотаны скотчем), посмотрел сквозь стекла на племянника. Пауза.
- Плохо, Иван? - спросил Евпат.
Иван пожал плечами. Бывало и хуже…
- Нормально.
Дядя кивнул.
- Понятно. Ты посиди пока, я сейчас кипяточку сварганю…
Грея ладони о помятую железную кружку, Иван слушал дядину болтовню. Евпат был единственный оставшийся в живых его родственник - дальний, правда, но все равно.
Иногда нужно оставить компанию женщин и компанию мужчин, чтобы выслушать одного уродливого старика.
- А историю про ангелов ты слышал? - говорил Евпат. - Нет? Тогда слушай, больше поймешь, что в метро происходит. Слышал когда-нибудь про ошибку Саддама Великого? В те дни народу на станциях набилось столько, что скоро должен был начаться голод, если бы дети продолжали рождаться. Многое взяли в метро люди, но не гандоны, уж извини за грубость…
И тогда Саддам Великий собрал детей с одной из станций и под видом школьных занятий отправил в дальний тупик, там, мол, безопаснее (тогда крысы совсем обнаглели). Где деток усыпили и обработали. Всех до единого мальчиков. Несколько даже померло. А потом дети очнулись. Матери, когда поняли, что произошло, начали бунт. Это как у Нерона, который доигрался в бога. Именно женщины скинули Саддама с трона, никто другой. Да они его разорвали просто, клочка от него потом нельзя было найти. Охрана пыталась стрелять - куда там! Разве баб остановишь? Порвали только в путь. Так и закончилась власть Саддама. Но что делать дальше?
Дети- то искалечены. И стали их учить петь. Кастраты. Фаринелли, бля, все. Как на подбор.
До сих пор поют. А я ведь их слышал, Иван, представляешь? Жутко. Словно тоннель вибрирует. Голоса чистые и мощные, прозрачные, как кристалл.
Они поют, как ангелы.
Дядя помолчал, поправил кастрюлю.
- А кто-то говорит, что Саддаму Великому было плевать на рождаемость. Саддам хотел на небо живым. И для этого ему были нужны ангелы.
- То есть? - Иван не договорил.
- Верно, племяш, - Евпат усмехнулся. - Саддам делал ангелов, а не уродов. Хотел как лучше, мудак эдакий. А его не поняли. Это вообще проблема человечества, не находишь?
Иван помолчал.
- А со станцией что? - спросил он наконец. - С Елизаровской?
- А что со станцией? - Евпат поднял брови.
- Ну… после этого? Вымерла?
Дядя пожал плечами.
- С какого бодуна? Других нарожали. Долго что ли? Бабы они и есть бабы, им только волю дай. Выполнили демографическую программу за одну ночь. Теперь тем балбесам лет по двадцать уже…
* * *
Проводы бойцов.
Сначала намечалась свадьба, затем война. Потом решили совместить.
- В общем так, - Постышев обвел взглядом собравшихся. - Если кто еще не в курсе. Мы начинаем войну с Площадью Восстания - с бордюрщиками. Причины вы знаете: убийство, кража, нарушение границ… Все станции Альянса выделят бойцов для этого дела. Но основная тяжесть все равно наша, это понятно. Это наш крест и мы его понесем.
В толпе хмыкнули зло:
- Ну еще бы!
Постышев посмотрел на Ивана, устало прикрыл глаза, опять посмотрел на собрание. Вздохнул. Сказал негромко:
- Надеюсь, я доживу до момента, когда генератор вернется на свое место. Надеюсь на вас, ребятки. Не подведите. Маэстро, марш!
Солоха нажал кнопку. Заиграла музыка. Бодро, слегка хрипя на высоких нотах, запел динамик старого японского музыкального центра:
Вставай, буржуй, настал твой смертный час
Против тебе весь бедный люд поднялся…
Звуки летели над платформой, задорный голос обещал милой многое.
Ничего, ничего, ничего…
Сабли, пули, штыки, все равно.
Ты, любимая, да ты дождись меня
И я… вер… вер…
Хлопок, синяя вспышка. Звук оборвался. Мимо замолчавшего центра угрюмо шли василеостровцы, спускались на рельсы, исчезали в глотке тоннеле. Пахло горелой изоляцией. Иван посмотрел на толпу провожающих - женщины, дети, старики, слишком старые, чтобы держать оружие. Многие плакали. Со станции уходили почти все мужчины - даже профессор Водяник шел на войну. Оставался дядя Евпат, куда ему с его ногой. Оставался Постышев - без коменданта нельзя…
Иван огляделся. Н-да, тоска. Никуда не годится такое прощание.
Прощаться надо весело.
- А ну, - Иван повернулся к Гладышу. - Запевай!
- Какую?
- Нашу.
Тот мгновенно сообразил, растянул рожу в ухмылке. Заорал, зарокотал хриплой глоткой:
- Когда напиваюсь я пьяный, тогда я мотор торможу,
Давай, друг, поехали к дому, а дорогу сейчас покажу!
И вдруг сладилось, припев орали уже хором:
Вэ- Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ, точка ру!
Вэ- Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ…
* * *
Иван остановился, подсветил фонарем. Пашка притормозил, обернулся…
- Иди, - сказал Иван. - Я догоню.
Трубным деревом или Деревом желаний называлось ржавое переплетение труб, из-за сырости отделившееся от стены тоннеля и опасно нависающее над проходом. Иван покачал головой. Действительно напоминает дерево. Жутковатая штука.
На каждой «ветке» трубного дерева, на каждом стволе висят цветные ленточки - белые и красные. Сквозняк треплет их, от каждого порыва ветра ржавый металл уныло скрипит.
По поверьям Василеостровской, чтобы желание исполнилось, нужно прийти сюда ночью, загадать желание и повязать цветную ленточку.
Главное: желать яростно, страстно, до потери сознания.
И Хозяин Тоннелей исполнит твое желание.
Если захочет.
Интересно, приходила ли сюда Таня? Иван покачал головой. Не твое дело, Одиссей.
Одиссей и Пенелопа - это была их с Катей игра, когда у них все только начиналось. Странно…
Пенелопой он назвал одну, а ждать его будет другая.
Придурок ты, Одиссей, правильно Катя сказала.
В тоннеле поднялся ветер. Разноцветные ленточки на трубном дереве зашелестели, застрекотали. Ржавым голосом завыл металл.
«Ты не вернешься. Никогда».
Глава 4
Генерал
Сначала они долго шли за дрезиной, что везла их вещи. Старая дрезина уныло скрипела, стирая катки о ржавый металл. Уклон тоннеля здесь был не то, чтобы сильный, но вполне ощутимый. «Адмиралтейская» зеленой линии - самая глубокая станция ленинградского метрополитена. Тоннель шел под заметным уклоном вниз. Иван понимал, что они спускаются все глубже под землю, может, даже в самый центр мира. В преисподнюю.
Впрочем, никакой нежности к Адмиралтейской он не испытывал.
Так что можно и так: в приемную ада.
Воды под ногами становилось все больше. Чем дальше они заходили, тем глубже сапоги погружались в темную, хлюпающую жидкость. Сначала воды стало по щиколотку. Затем по колено. Фонари освещали лишь малую часть пути, конец тоннеля терялся в темноте.
Иван оступился на скользкой шпале, скривился. М-мать. Не делай резких движений, вспомнилось Катино напутствие.
Это что - мне теперь на всю жизнь такой лозунг?
- Болит? - спросил Пашка.
Уже второй час они вышагивали по шпалам в темноту тоннеля. Дрезина натужно скрипела, подпрыгивала и дребезжала на неровных, ржавых рельсах. Ее несколько раз пришлось переносить на руках - местами дорога совершенно испортилась. Иван попытался помочь, но его отогнали. «Иди, иди, инвалид детства!». В одном месте полотно железной дороги было прорвано - словно из-под земли вылезло нечто, вывернуло шпалы (одна из них лежала в паре метров от разрыва, другая переломилась пополам) и уползло. То ли вниз по туннелю, то ли вообще в потолок.
Иван покачал головой.
- Не болит? - продолжал допрос Пашка. Станционная контрразведка, елки-палки.
Иван там, на разрыве полотна, запрокинул голову и подсветил диодом. Какая-то выемка там действительно была, дыра фактически, но это могли сделать и грунтовые воды.
- Отвали, Пашка, - сказал Иван устало. - Ты это уже в сотый раз спрашиваешь. Не веди себя, как моя жена, я тебя прошу. Во-первых, я не женат, а во-вторых…
- …сам такой! - обиделся Пашка и утопал назад, к замыкающему маленький караван Солохе.
Еще через полчаса василеостровцы дошли до лодочного причала.
Здесь стояли «адмиральцы» с калашами - почетный караул, блин. Иван пригляделся. Автоматы были новенькие… ну, или прекрасно сохранившиеся. Блестели радостно. А вот адмиральцы глазели на пришлых без всякого энтузиазма.
Спасибо, Сазоныч. Слава о твоих подвигах… н-да.
Встречающие были в одинаковых зеленых бушлатах, словно солдаты. Парочка в танковых шлемах. Минус еще один армейский пост, мысленно отметил Иван.
Где он был, интересно? На Английской набережной?
В день Катастрофы погибли все, кто остался наверху. А в Питере солдат было прилично - дядя Евпат говорил, тогда целую дивизию загнали на улицы.
Хотя что такое дивизия для Питера?
Минимум три сотни пулеметов НСВ и «Корд», подсчитал Иван в уме, несколько тысяч калашей - сто третьих и семьдесят четвертых, патроны, сух. пайки (искать в танках и бмп, у которых защита от оружия массового поражения), дозиметры и даже гранаты.
Да и вообще много интересного. Только поблизости от станций метро уже все разграблено диггерами и гнильщиками, продано, перепродано, изношено и съедено.
Но один пост, видимо, где-то затерялся. И там, судя по шлемам, был танк.
Навстречу Ивану выступил человек в черной шинели.
- Иван Данилыч, рад видеть, - он протянул руку.
- Взаимно, - сказал Иван, откровенно разглядывая незнакомца. Так вот ты какой, каплей Кмициц, про которого говорил Сазон. Приятное волевое лицо, слегка восточные черты, темные глаза, русые волосы.
- Все готово. Лодки ждут, - сказал Кмициц. - сколько у вас людей?
- У меня пятеро, - Иван хмыкнул. - Диггеры. У Кулагина, - он мотнул головой: там, сзади. - Тридцать один.
Кмициц кивнул.
- Обернемся в два захода. Прошу на борт.
Лодки прошли по узкому коридору вдоль столбов. Кое-где были привязаны лампы, освещавшие черную, словно нефтяную воду. От воды шел резкий, выворачивающий желудок, запах аммиака. Иван опустил весло в воду и плавно повел - и раз. И два… блин! Прихватило под ребрами. Стало трудно дышать, и все вокруг словно отдалилось.
Тоннель начал заваливаться набок.
- Держи его! Дер… да держи ты его, наконец! - отдаленные голоса. Словно он куда-то бежал.
Очнулся Иван от странного ощущения спокойствия. Они плыли по тоннелю между заросших путевых столбов, сделанных, видимо, из станционных шпал. Белесые пятна грибов на влажном дереве казались неопрятными.
Дальше тоннель выходил к платформе. Нижняя Адмиралтейская - недостроенная станция, там даже отделку только-только собирались делать, когда все началось. Станция закрытого типа, как и Василеостровская. Только размерами побольше. Ну и зарыта на сорок метров глубже.
- Миша, - окликнул он Кузнецова, почему-то оказавшегося в одной с ним лодке. - Где все?
- Все? - Миша вдруг улыбнулся. Какой-то совершенно чужой, растягивающейся, словно каучук, улыбкой. - Все умерли, командир. Обвал случился в тоннеле, тебя завалило. А все остальные погибли.
- И ты?
- И я, командир, - согласился Кузнецов. - Ты что-нибудь помнишь?
- У нас украли генератор…
Чужой, незнакомый Миша засмеялся. Лающий смех, в котором грохотало ржавое железо и падали черные птицы, пошел отражаться от тюбингов, от темной воды, улетел вдаль, в обе стороны тоннеля. И где-то вдали, совсем далеко, Иван услышал, как глухо и страшно смеется еще один чужой Миша.
- Нет, командир, - сказал чужой Миша, который сидел рядом. - Это тебе привиделось.
- То есть… - Иван помолчал. - Генератор у нас не крали?
- Нет.
- А Ефиминюк?
Чужой Миша покачал головой.
- Единственные мертвые люди здесь - это ты и я, командир. Извини. Карбид на Приморской… помнишь?
Иван подался вперед:
- Ацетилена было слишком много?
- Нет, - сказал чужой Миша. - Ацетилена было достаточно. Ты уничтожил тварь. Но ты забыл про потолок, командир. Он держался на соплях. Потолок обвалился, и тебя накрыло. Так бывает. Мне очень жаль.
Иван обдумал ситуацию.
- Я мертв? - спросил он наконец.
- Не совсем. На самом деле ты сейчас лежишь под завалом, но еще жив. Скоро кислород перестанет поступать к мозгу и ты умрешь окончательно. На самом деле, - чужой Миша улыбнулся. - Он уже перестает. То, что ты сейчас видишь - это умирание твоих мозговых клеток. Меня на самом деле здесь нет. Есть кислородная смерть твоего мозга, командир. Все это длится доли секунды.
- Таня? Что с ней?
- С ней все будет в порядке, - сказал чужой Миша. - Она оплачет тебя и скоро выйдет замуж.
- За кого?
Чужой Миша поднял брови, посмотрел на Ивана - в темных глазах таяли искорки.
- Ты действительно хочешь это знать?
- Да.
- Как хочешь. Нам осталась нано-секунда. Это будет…
Что чужой Миша хотел сказать, Иван так и не узнал. Потому что вдруг проснулся по-настоящему.
Лежать было удобно. Кто-то подложил ему под голову свернутое одеяло. Пашка?
Иван полежал, сердце частило. Спокойно, велел он сердцу. Все будет хорошо. Всего лишь очередной глупый сон…
Они плыли между столбов. Лодки беззвучно резали чернильную, плотную как мокрый асфальт, воду.
«Адмиралтейская-2» встретила их деловым гулом и - равнодушием, как ни странно. Ступая по бетонным ступеням, выщербленным, сбитым, затем по коридору - сбойка от нижней станции к верхней, Иван не мог избавиться от мысли, что все кончено. Мирная золотая пора миновала. Раньше семейное тушеночно-консервное будущее представлялось Ивану скучным до изжоги - мне-то оно зачем? Но теперь, когда беда встала перед носом - очень захотелось обратно. И чтобы опять впереди маячила долгая скучная жизнь…
За следующим поворотом оказалась гермодверь, часовой с помповым дробовиком выпрямился. Увидев Кмицица, выпрямился еще сильнее (хотя и так был как струна) и резко бросил ладонь к виску.
- Вольно, - сказал Кмициц.
Иван посмотрел на серое одеяние «адмиральца» и промолчал. Интересные у них тут порядки.
- Как доехали? - к ним шел комендант Адмиралтейской, видимо, вызванный тем же часовым.
- Гречников, Трофим Петрович, - представился комендант, словно его кто-то не знал. - Представляете, ваши припасы еще не готовы! Что может быть хуже бардака на войне?
Пожали руки. Иван посмотрел в лицо Гречникова и подумал, что видит перед собой несчастного человека.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Питер'
1 2 3 4 5 6 7 8
Интересно все-таки, ходила она к Трубному дереву или нет? Иван моргнул.
Все они ходят.
Хозяин Тоннелей.
- Ладно, как знаешь. У меня дел полно, - объявила Таня, повернулась и пошла по платформе.
Иван посмотрел ей вслед. Обиделась, что ли?
Он прошел в палатку - времени в обрез. Собрать вещи и пару часов поспать. Все. Иван сел на койку, закрыл глаза, откинулся на подушку и заложил руки за голову. Резко открыл.
Нет, не все.
Он услышал за спиной звук расстегиваемого клапана палатки и шелест ткани.
Вернулась все-таки. Не выдержала.
- Не надо мне вещи помогать собирать, - сказал Иван, не оборачиваясь. - Я лучше сам.
- Ваня, - сказала она. Как-то очень значительно.
- Что? - Иван выпрямился. Повернулся… о, черт.
На него словно в один миг обрушился весь сегодняшний день. К мОнтерам день! Весь прошедший год. Таня, Таня, что же ты наделала?
Я не верю в приметы.
- Зачем? - Иван замолчал.
Таня стояла перед ним в белоснежном подвенечном платье с открытыми плечами. Бешено, невозможно красивая… Волосы собраны вверх, в высокую прическу, выбившаяся прядь падает на изгиб ключицы.
Невеста.
Отчего не бросилась, Марьюшка, в реку ты…
- Зачем?
Она подошла к нему и встала рядом. Ивана вдруг пробил озноб, колени дрогнули. Молчаливая Таня. Сосредоточенная. Все для себя решившая.
- Зачем? - повторил Иван. - Черт!
- Так надо, - сказала Таня. Взяла его ладонь и положила себе на талию. Иван почувствовал под пальцами рисунок ткани. Тепло женского тела…
- У тебя руки ледяные, - сказал он.
* * *
На служебной платформе горел единственный фонарь. Иван уверенно направился туда, обходя по пути завалы из мешков с закаменевшим цементом, пустые катушки для кабелей, кучи строительного мусора и торчащие из бетона ржавые арматурины.
- В бой идут одни старики, - сказал Евпат, поднимая голову. - Здорово, Иван! Ну что, герои-мордовцы, покажем молодежи, как зажигали в наше время? - он оглянулся. - Что притихли, а? Не слышу!
Иван посмотрел. За спиной дяди было пусто. Только ветер шевелил привязанную к ржавому флагштоку белую тряпку. Дядин флаг одиночества. Евпат сам выбрал переселение на заброшенную служебную платформу, куда даже племянник не всегда заходил. А точнее сказать - довольно редко.
Иногда Ивану казалось, что дядя слегка не в себе. А может, и не слегка. Впрочем, у всех свои недостатки…
- Здорово, дядя, - Иван без сил опустился на сломанную кабельную катушку. - Я посижу у тебя минутку, ладно?
- Сиди уж… гнать не буду.
Дядя шумно зевнул, почесал ухо. Оба помолчали. С потолка срывались капля за каплей, падали в жестяной таз. Звонко барабанили брызги об оцинкованные стенки. Уютно горела карбидная горелка, над ее пламенем закипала закопченная кастрюля - скоро будет чай. Подземная идиллия. Дядя Евпат достал из футляра и надвинул на нос очки (пластиковые дужки перемотаны скотчем), посмотрел сквозь стекла на племянника. Пауза.
- Плохо, Иван? - спросил Евпат.
Иван пожал плечами. Бывало и хуже…
- Нормально.
Дядя кивнул.
- Понятно. Ты посиди пока, я сейчас кипяточку сварганю…
Грея ладони о помятую железную кружку, Иван слушал дядину болтовню. Евпат был единственный оставшийся в живых его родственник - дальний, правда, но все равно.
Иногда нужно оставить компанию женщин и компанию мужчин, чтобы выслушать одного уродливого старика.
- А историю про ангелов ты слышал? - говорил Евпат. - Нет? Тогда слушай, больше поймешь, что в метро происходит. Слышал когда-нибудь про ошибку Саддама Великого? В те дни народу на станциях набилось столько, что скоро должен был начаться голод, если бы дети продолжали рождаться. Многое взяли в метро люди, но не гандоны, уж извини за грубость…
И тогда Саддам Великий собрал детей с одной из станций и под видом школьных занятий отправил в дальний тупик, там, мол, безопаснее (тогда крысы совсем обнаглели). Где деток усыпили и обработали. Всех до единого мальчиков. Несколько даже померло. А потом дети очнулись. Матери, когда поняли, что произошло, начали бунт. Это как у Нерона, который доигрался в бога. Именно женщины скинули Саддама с трона, никто другой. Да они его разорвали просто, клочка от него потом нельзя было найти. Охрана пыталась стрелять - куда там! Разве баб остановишь? Порвали только в путь. Так и закончилась власть Саддама. Но что делать дальше?
Дети- то искалечены. И стали их учить петь. Кастраты. Фаринелли, бля, все. Как на подбор.
До сих пор поют. А я ведь их слышал, Иван, представляешь? Жутко. Словно тоннель вибрирует. Голоса чистые и мощные, прозрачные, как кристалл.
Они поют, как ангелы.
Дядя помолчал, поправил кастрюлю.
- А кто-то говорит, что Саддаму Великому было плевать на рождаемость. Саддам хотел на небо живым. И для этого ему были нужны ангелы.
- То есть? - Иван не договорил.
- Верно, племяш, - Евпат усмехнулся. - Саддам делал ангелов, а не уродов. Хотел как лучше, мудак эдакий. А его не поняли. Это вообще проблема человечества, не находишь?
Иван помолчал.
- А со станцией что? - спросил он наконец. - С Елизаровской?
- А что со станцией? - Евпат поднял брови.
- Ну… после этого? Вымерла?
Дядя пожал плечами.
- С какого бодуна? Других нарожали. Долго что ли? Бабы они и есть бабы, им только волю дай. Выполнили демографическую программу за одну ночь. Теперь тем балбесам лет по двадцать уже…
* * *
Проводы бойцов.
Сначала намечалась свадьба, затем война. Потом решили совместить.
- В общем так, - Постышев обвел взглядом собравшихся. - Если кто еще не в курсе. Мы начинаем войну с Площадью Восстания - с бордюрщиками. Причины вы знаете: убийство, кража, нарушение границ… Все станции Альянса выделят бойцов для этого дела. Но основная тяжесть все равно наша, это понятно. Это наш крест и мы его понесем.
В толпе хмыкнули зло:
- Ну еще бы!
Постышев посмотрел на Ивана, устало прикрыл глаза, опять посмотрел на собрание. Вздохнул. Сказал негромко:
- Надеюсь, я доживу до момента, когда генератор вернется на свое место. Надеюсь на вас, ребятки. Не подведите. Маэстро, марш!
Солоха нажал кнопку. Заиграла музыка. Бодро, слегка хрипя на высоких нотах, запел динамик старого японского музыкального центра:
Вставай, буржуй, настал твой смертный час
Против тебе весь бедный люд поднялся…
Звуки летели над платформой, задорный голос обещал милой многое.
Ничего, ничего, ничего…
Сабли, пули, штыки, все равно.
Ты, любимая, да ты дождись меня
И я… вер… вер…
Хлопок, синяя вспышка. Звук оборвался. Мимо замолчавшего центра угрюмо шли василеостровцы, спускались на рельсы, исчезали в глотке тоннеле. Пахло горелой изоляцией. Иван посмотрел на толпу провожающих - женщины, дети, старики, слишком старые, чтобы держать оружие. Многие плакали. Со станции уходили почти все мужчины - даже профессор Водяник шел на войну. Оставался дядя Евпат, куда ему с его ногой. Оставался Постышев - без коменданта нельзя…
Иван огляделся. Н-да, тоска. Никуда не годится такое прощание.
Прощаться надо весело.
- А ну, - Иван повернулся к Гладышу. - Запевай!
- Какую?
- Нашу.
Тот мгновенно сообразил, растянул рожу в ухмылке. Заорал, зарокотал хриплой глоткой:
- Когда напиваюсь я пьяный, тогда я мотор торможу,
Давай, друг, поехали к дому, а дорогу сейчас покажу!
И вдруг сладилось, припев орали уже хором:
Вэ- Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ, точка ру!
Вэ- Вэ-Вэ, Ленинград! Эс-Пэ-Бэ…
* * *
Иван остановился, подсветил фонарем. Пашка притормозил, обернулся…
- Иди, - сказал Иван. - Я догоню.
Трубным деревом или Деревом желаний называлось ржавое переплетение труб, из-за сырости отделившееся от стены тоннеля и опасно нависающее над проходом. Иван покачал головой. Действительно напоминает дерево. Жутковатая штука.
На каждой «ветке» трубного дерева, на каждом стволе висят цветные ленточки - белые и красные. Сквозняк треплет их, от каждого порыва ветра ржавый металл уныло скрипит.
По поверьям Василеостровской, чтобы желание исполнилось, нужно прийти сюда ночью, загадать желание и повязать цветную ленточку.
Главное: желать яростно, страстно, до потери сознания.
И Хозяин Тоннелей исполнит твое желание.
Если захочет.
Интересно, приходила ли сюда Таня? Иван покачал головой. Не твое дело, Одиссей.
Одиссей и Пенелопа - это была их с Катей игра, когда у них все только начиналось. Странно…
Пенелопой он назвал одну, а ждать его будет другая.
Придурок ты, Одиссей, правильно Катя сказала.
В тоннеле поднялся ветер. Разноцветные ленточки на трубном дереве зашелестели, застрекотали. Ржавым голосом завыл металл.
«Ты не вернешься. Никогда».
Глава 4
Генерал
Сначала они долго шли за дрезиной, что везла их вещи. Старая дрезина уныло скрипела, стирая катки о ржавый металл. Уклон тоннеля здесь был не то, чтобы сильный, но вполне ощутимый. «Адмиралтейская» зеленой линии - самая глубокая станция ленинградского метрополитена. Тоннель шел под заметным уклоном вниз. Иван понимал, что они спускаются все глубже под землю, может, даже в самый центр мира. В преисподнюю.
Впрочем, никакой нежности к Адмиралтейской он не испытывал.
Так что можно и так: в приемную ада.
Воды под ногами становилось все больше. Чем дальше они заходили, тем глубже сапоги погружались в темную, хлюпающую жидкость. Сначала воды стало по щиколотку. Затем по колено. Фонари освещали лишь малую часть пути, конец тоннеля терялся в темноте.
Иван оступился на скользкой шпале, скривился. М-мать. Не делай резких движений, вспомнилось Катино напутствие.
Это что - мне теперь на всю жизнь такой лозунг?
- Болит? - спросил Пашка.
Уже второй час они вышагивали по шпалам в темноту тоннеля. Дрезина натужно скрипела, подпрыгивала и дребезжала на неровных, ржавых рельсах. Ее несколько раз пришлось переносить на руках - местами дорога совершенно испортилась. Иван попытался помочь, но его отогнали. «Иди, иди, инвалид детства!». В одном месте полотно железной дороги было прорвано - словно из-под земли вылезло нечто, вывернуло шпалы (одна из них лежала в паре метров от разрыва, другая переломилась пополам) и уползло. То ли вниз по туннелю, то ли вообще в потолок.
Иван покачал головой.
- Не болит? - продолжал допрос Пашка. Станционная контрразведка, елки-палки.
Иван там, на разрыве полотна, запрокинул голову и подсветил диодом. Какая-то выемка там действительно была, дыра фактически, но это могли сделать и грунтовые воды.
- Отвали, Пашка, - сказал Иван устало. - Ты это уже в сотый раз спрашиваешь. Не веди себя, как моя жена, я тебя прошу. Во-первых, я не женат, а во-вторых…
- …сам такой! - обиделся Пашка и утопал назад, к замыкающему маленький караван Солохе.
Еще через полчаса василеостровцы дошли до лодочного причала.
Здесь стояли «адмиральцы» с калашами - почетный караул, блин. Иван пригляделся. Автоматы были новенькие… ну, или прекрасно сохранившиеся. Блестели радостно. А вот адмиральцы глазели на пришлых без всякого энтузиазма.
Спасибо, Сазоныч. Слава о твоих подвигах… н-да.
Встречающие были в одинаковых зеленых бушлатах, словно солдаты. Парочка в танковых шлемах. Минус еще один армейский пост, мысленно отметил Иван.
Где он был, интересно? На Английской набережной?
В день Катастрофы погибли все, кто остался наверху. А в Питере солдат было прилично - дядя Евпат говорил, тогда целую дивизию загнали на улицы.
Хотя что такое дивизия для Питера?
Минимум три сотни пулеметов НСВ и «Корд», подсчитал Иван в уме, несколько тысяч калашей - сто третьих и семьдесят четвертых, патроны, сух. пайки (искать в танках и бмп, у которых защита от оружия массового поражения), дозиметры и даже гранаты.
Да и вообще много интересного. Только поблизости от станций метро уже все разграблено диггерами и гнильщиками, продано, перепродано, изношено и съедено.
Но один пост, видимо, где-то затерялся. И там, судя по шлемам, был танк.
Навстречу Ивану выступил человек в черной шинели.
- Иван Данилыч, рад видеть, - он протянул руку.
- Взаимно, - сказал Иван, откровенно разглядывая незнакомца. Так вот ты какой, каплей Кмициц, про которого говорил Сазон. Приятное волевое лицо, слегка восточные черты, темные глаза, русые волосы.
- Все готово. Лодки ждут, - сказал Кмициц. - сколько у вас людей?
- У меня пятеро, - Иван хмыкнул. - Диггеры. У Кулагина, - он мотнул головой: там, сзади. - Тридцать один.
Кмициц кивнул.
- Обернемся в два захода. Прошу на борт.
Лодки прошли по узкому коридору вдоль столбов. Кое-где были привязаны лампы, освещавшие черную, словно нефтяную воду. От воды шел резкий, выворачивающий желудок, запах аммиака. Иван опустил весло в воду и плавно повел - и раз. И два… блин! Прихватило под ребрами. Стало трудно дышать, и все вокруг словно отдалилось.
Тоннель начал заваливаться набок.
- Держи его! Дер… да держи ты его, наконец! - отдаленные голоса. Словно он куда-то бежал.
Очнулся Иван от странного ощущения спокойствия. Они плыли по тоннелю между заросших путевых столбов, сделанных, видимо, из станционных шпал. Белесые пятна грибов на влажном дереве казались неопрятными.
Дальше тоннель выходил к платформе. Нижняя Адмиралтейская - недостроенная станция, там даже отделку только-только собирались делать, когда все началось. Станция закрытого типа, как и Василеостровская. Только размерами побольше. Ну и зарыта на сорок метров глубже.
- Миша, - окликнул он Кузнецова, почему-то оказавшегося в одной с ним лодке. - Где все?
- Все? - Миша вдруг улыбнулся. Какой-то совершенно чужой, растягивающейся, словно каучук, улыбкой. - Все умерли, командир. Обвал случился в тоннеле, тебя завалило. А все остальные погибли.
- И ты?
- И я, командир, - согласился Кузнецов. - Ты что-нибудь помнишь?
- У нас украли генератор…
Чужой, незнакомый Миша засмеялся. Лающий смех, в котором грохотало ржавое железо и падали черные птицы, пошел отражаться от тюбингов, от темной воды, улетел вдаль, в обе стороны тоннеля. И где-то вдали, совсем далеко, Иван услышал, как глухо и страшно смеется еще один чужой Миша.
- Нет, командир, - сказал чужой Миша, который сидел рядом. - Это тебе привиделось.
- То есть… - Иван помолчал. - Генератор у нас не крали?
- Нет.
- А Ефиминюк?
Чужой Миша покачал головой.
- Единственные мертвые люди здесь - это ты и я, командир. Извини. Карбид на Приморской… помнишь?
Иван подался вперед:
- Ацетилена было слишком много?
- Нет, - сказал чужой Миша. - Ацетилена было достаточно. Ты уничтожил тварь. Но ты забыл про потолок, командир. Он держался на соплях. Потолок обвалился, и тебя накрыло. Так бывает. Мне очень жаль.
Иван обдумал ситуацию.
- Я мертв? - спросил он наконец.
- Не совсем. На самом деле ты сейчас лежишь под завалом, но еще жив. Скоро кислород перестанет поступать к мозгу и ты умрешь окончательно. На самом деле, - чужой Миша улыбнулся. - Он уже перестает. То, что ты сейчас видишь - это умирание твоих мозговых клеток. Меня на самом деле здесь нет. Есть кислородная смерть твоего мозга, командир. Все это длится доли секунды.
- Таня? Что с ней?
- С ней все будет в порядке, - сказал чужой Миша. - Она оплачет тебя и скоро выйдет замуж.
- За кого?
Чужой Миша поднял брови, посмотрел на Ивана - в темных глазах таяли искорки.
- Ты действительно хочешь это знать?
- Да.
- Как хочешь. Нам осталась нано-секунда. Это будет…
Что чужой Миша хотел сказать, Иван так и не узнал. Потому что вдруг проснулся по-настоящему.
Лежать было удобно. Кто-то подложил ему под голову свернутое одеяло. Пашка?
Иван полежал, сердце частило. Спокойно, велел он сердцу. Все будет хорошо. Всего лишь очередной глупый сон…
Они плыли между столбов. Лодки беззвучно резали чернильную, плотную как мокрый асфальт, воду.
«Адмиралтейская-2» встретила их деловым гулом и - равнодушием, как ни странно. Ступая по бетонным ступеням, выщербленным, сбитым, затем по коридору - сбойка от нижней станции к верхней, Иван не мог избавиться от мысли, что все кончено. Мирная золотая пора миновала. Раньше семейное тушеночно-консервное будущее представлялось Ивану скучным до изжоги - мне-то оно зачем? Но теперь, когда беда встала перед носом - очень захотелось обратно. И чтобы опять впереди маячила долгая скучная жизнь…
За следующим поворотом оказалась гермодверь, часовой с помповым дробовиком выпрямился. Увидев Кмицица, выпрямился еще сильнее (хотя и так был как струна) и резко бросил ладонь к виску.
- Вольно, - сказал Кмициц.
Иван посмотрел на серое одеяние «адмиральца» и промолчал. Интересные у них тут порядки.
- Как доехали? - к ним шел комендант Адмиралтейской, видимо, вызванный тем же часовым.
- Гречников, Трофим Петрович, - представился комендант, словно его кто-то не знал. - Представляете, ваши припасы еще не готовы! Что может быть хуже бардака на войне?
Пожали руки. Иван посмотрел в лицо Гречникова и подумал, что видит перед собой несчастного человека.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Питер'
1 2 3 4 5 6 7 8