Все это ребята разглядели, приближаясь к машине, в то время как водитель, то есть та самая дама, в свою очередь, пристально их разглядывала.
– Скажите, эта дорога ведет в Макклесфилд? – спросила она, когда ребята подошли к машине.
– К сожалению, мы не знаем, – сказал Колин. – Мы только что сюда приехали.
– Да? Давайте я вас подвезу. Залезайте в машину.
– Спасибо, – сказал Колин. – Мы уже почти дошли.
– Садитесь на заднее сиденье.
– Нет, что вы. Нам пройти-то всего ничего.
– Садитесь!!!
– Но мы…
Глазки толстой дамы вспыхнули злобой, краска бросилась в лицо.
– Вы… сейчас же… сядете… в машину!
– Да не беспокойтесь! Мы вас только задержим. Дама втянула в себя воздух сквозь сжатые зубы. Глаза ее закатились куда-то под лоб, веки спустились так, что на виду осталась только полосочка белка. Она начала что-то про себя нашептывать. Колину сделалось не по себе.
Было не совсем вежливо просто повернуться и уйти, но она так странно себя вела, что ему очень захотелось уйти прочь, чтобы не видеть этих странностей.
– Омптатор, – сказала женщина.
– Что, простите?
– Лампидатор.
– Что вы сказали?
– Сомниатор.
– Как?
– Ква либергар опера фацитис…
– Я не очень-то силен в латыни…
Теперь Колину захотелось просто поскорее убежать. Она, должно быть, ненормальная. Ничего нельзя было понять из ее речей. У Колина взмок лоб. Ему сделалось нехорошо.
Затем где-то поблизости и весьма кстати залаяла собака. Дама издала яростный вопль и резко повернулась. Напряжение спало. Колин с удивлением увидел, что он держится за ручку задней дверцы машины, которая уже наполовину распахнута.
– Заткнись-ка, Скэмп, – послышался сердитый голос Гаутера. Он переходил дорогу, направляясь к своим воротам. Тем временем Скэмп отбежал от него и, ощерившись, рычал на машину.
– А ну, ко мне! – скомандовал Гаутер. Скэмп нехотя повернулся, а Гаутер помахал ребятам и показал рукой на дом, давая понять, что чай уже на стопе.
– Это мистер Моссок. Он сможет указать вам дорогу на Макклесфилд.
– Не сомневаюсь, – огрызнулась дамочка и, не говоря больше ни слова, плюхнулась в машину и дала газ. При этом лицо ее выглядело точно грозовая туча.
– Ну, – сказал Колин, – что бы это все значило? У нее явно не все дома. Я ждал, что она вот-вот закатит нам истерику. Как ты думаешь, что это с ней?
Сьюзен не ответила. Она улыбнулась вымученной улыбкой и пожала плечами. И только когда они подошли к своим воротам, проговорила:
– Не знаю. То ли это от жары, или потому что мы перегуляли, но все время, пока ты разговаривал с этой теткой, мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Но страннее всего то, что моя слезка замутилась.
Сьюзен очень любила свою слезку – кусочек горного хрусталя, отшлифованный в виде капли. Хрусталь был оправлен в серебро и прикреплен к серебряному браслету-цепочке. Мамин подарок. Сьюзен его никогда не снимала. В общем-то обычный камешек, но Сьюзен заметила давно, еще когда была поменьше, если камешек повернешь особым образом, ну так, чтобы на него прямо падал луч света, тогда… тогда удавалось разглядеть в самой глубине, в самой сердцевине хрусталика столб колеблющегося голубого пламени, оно подрагивало, шевелилось, двигалось, было живым и очень красивым.
Бесс Моссок захлопала в ладоши, когда увидела Слезку на запястье у Сьюзен.
– О, да это же Брайдстоун! Подумать только, что он сохранился в целости столько времени!
Сьюзен ничего не поняла, но Бесс продолжала говорить.
Выяснилось, что эта капелька, как она сказала, досталась ей от матери, а той – от ее матери, и так дальше, и почему камень назывался Брайдстоун, все позабыли, но он всегда, всегда переходил от матери к дочери, и происхождение камня потерялось где-то в отдаленные времена. И Бесс подарила его их маме, потому что этот камешек всегда нравился детям, и «твоя мама не была исключением», добавила Бесс.
Лицо у Сьюзен вытянулось.
– Но тогда я должна вернуть его тебе, раз это фамильная драгоценность…
– Да ничего подобного! Пусть он будет у тебя. У меня же нет своих детей, а мама твоя была мне все равно что дочь. Я вижу, камешек попал в хорошие руки.
Обычно слезка всегда поблескивала на руке у Сьюзен, но в минуты, проведенные возле машины, камень вдруг затуманился и сделался цвета молочной сыворотки.
– Пошли, Сью! Попьешь чаю, может, тебе и полегчает. Где Гаутер?
– Но Колин! – воскликнула она, протягивая руку с браслетом. Она уже приготовилась сказать «посмотри же», но слова замерли у нее на губах, потому что хрусталь подмигнул ей, прозрачный и чистый, как всегда.
Паршивое племя из Имира
– А что эта баба, Селина Плейс, к вам вязалась? – спросил Гаутер за чаем.
– Селина Плейс? – переспросил Колин. – Кто это?
– Но вы же разговаривали с ней, когда шли домой. Ее, между прочим, не часто застанешь, чтоб она с кем говорила.
– Откуда ты ее знаешь? Она же нездешняя. Она ведь и остановилась, чтобы спросить дорогу на Макклесфилд.
– Что-что? Обалдеть можно! Селина Плейс живет в Олдерли столько, сколько я себя помню.
– Да?!
– Точно говорю. Она живет в одном из больших домов. Такой дурацкий, как сарай, домище. Торчит с другой стороны холма. Она ТАМ одна. Говорят, у нее три собаки. Если бы меня спросили – не собаки это, а волки. Я, правда, их не видал, она их никогда не выводит. Только я сам слыхал, как они зимними ночами так завывают, что не враз забудешь. И больше она ни про что не говорила? Только спросила дорогу на Макклесфилд?
– Только, – сказала Сьюзен. – И еще она подумала, раз мы здесь недавно появились, надо нас подвезти на машине. Но как тебя увидела – прыг в машину и рванула от нас. По-моему, у нее не все дома.
– Ты бы с ней поговорил, – сказала Бесс Гаутеру. – Что-то это все как-то подозрительно. Чего-то она затевает.
– Да брось ты! Дик Торникрофт всегда говорит, что она маленечко того. Видать, так оно и есть. Но все равно, от таких, как она, надо держаться подальше. И я бы на вашем месте ни в какие чужие машины не садился. Ну, а теперь, как я понял, вы порядком походили по местности, давайте я вам расскажу, что тут и где, чтобы вы не плутали. То местечко, откуда, вы говорите, вид такой красивый, называется Грозовая Вершина, а пещера с дырой наверху – это Чертова Могила. Если обежать ее три раза против часовой стрелки, говорят, сам нечистый может из нее выскочить.
И все время, пока пили чай, Гаутер развлекал ребят рассказами о том, что они сегодня видели. Точно поддразнивая их, он не касался самого главного. Но, наконец, настал черед рассказа о чародее.
– Я нарочно приберег разговор о нем на самый конец. Это длинная история. Но теперь чай допит, и я могу поведать вам все без помех.
И Гаутер рассказал Колину и Сьюзен легенду Олдерли Эдж.
– Говорят, жил на свете фермер в Моберли, и был у него белый как молоко конь…
– …и с тех пор больше никто никогда не видел ни чародея, ни железных ворот.
– И это все правда? – спросил Колин.
– Некоторые думают, что так. Но если даже это и случилось, то так давно, что никто не может вспомнить, где же искать эти железные ворота. Я думаю, это просто легенда. Но ее приятно рассказать, напившись чайку.
– Верно, – согласилась Сьюзен. – Но наш папа всегда говорит, что дыма без огня не бывает.
– Да, в этом что-то есть, – засмеялся Гаутер. После чая Колин и Сьюзен пошли вместе с Гаутером отнести яичек бедной вдове, которая жила в маленьком домике чуть повыше, сразу же за межой. Когда они возвращались домой через Риддингс – так называлось поле, круто спускающееся с холма, – Гаутер заметил огромную черную птицу, кружившую в воздухе как раз над их двором.
– Надо же! Ворон-стервятник. Интересно, чего это он высматривает? Если он не уберется, схожу за своим ружьем. Нам такие гости не нужны, они ягнят таскают. Привечер Колин предложил сестре еще одну прогулку. На него легенда произвела сильное впечатление, и ему захотелось сделать попытку отыскать железные ворота.
– Ну, удачи вам, – сказал Гаутер. – Не вы первые, мыслю, не вы и последние.
Колин и Сьюзен исходили всю Грозовую Вершину и поднялись даже чуть выше, но там торчало столько скал и было столько навалено огромных валунов, что каждый из них мог бы таить железные ворота. Устав выкликать «абракадабра» и «сезам, откройся», они прилегли отдохнуть на поросшем травой земляном валу как раз под гребнем одного из уступов Эджа и стали глядеть на солнце, садившееся за край долины.
– Я думаю, нам пора, Колин, – сказала Сьюзен, когда солнце совсем уже скрылось. – Если мы не выйдем на дорогу до темна, недолго и заблудиться.
– Ну, ладно. Только давай вернемся к Грозовой Вершине по другой стороне этого гребня, для разнообразия, а? Мы там еще не ходили.
Он повернулся и пошел, а Сьюзен двинулась следом через гребень и – к деревьям.
Перебравшись через хребет, они оказались в лощине, где между валунов рос папоротник, а по краям выступали скалы, на которых виднелись глубокие трещины, расщелины и пещерки. А дальше – высокий сводчатый буковый лес точно шагал с холма вниз и терялся в вечерней дымке. В воздухе стояла гнетущая тишина, точно в ожидании грозы. Единственный звук, который улавливало ухо, был комариный писк, и всюду распространялся густой, сладковатый запах папоротника.
– Мне… мне не нравится здесь, Колин, – сказала Сьюзен. – Я чувствую, что кто-то за нами наблюдает.
Колин не посмеялся над ней, как он сделал бы это в другое время. У него тоже гнездилось какое-то ежистое чувство где-то между лопаток. И действительно, вроде что-то крадучись двигалось в глубокой тени скал, что-то такое, что никак не попадало в поле зрения. Он с охотой повернул назад, чтобы выйти на знакомую тропу.
Но они не успели пройти и ярда, как Колин остановился и засмеялся.
– Гляди! За нами действительно наблюдают! Прямо перед ними на высокой скале сидела птица. Она вытянула шею и, не мигая, глядела на ребят.
– Это тот ворон-стервятник, который летал возле фермы после чая!
– Не говори глупостей. Как ты сумеешь узнать его, может, их тут десятки летают!
Тем не менее и Колину не понравилась эта птица. Она неподвижно, сгорбатившись, маячила на скале и глядела именно на них, да еще и с явным интересом. Детям было не миновать идти мимо нее, раз они решили вернуться на тропу. Колин сделал шаг, стал махать руками и кричать «шу-у-у!» каким-то жалким и нестрашным голоском.
Птица не шевельнула ни одним перышком.
Колин и Сьюзен медленно продвигались. Им очень хотелось побежать. Но злые глаза ворона словно удерживали их. Как только ребята достигли середины лощины, птица громко и резко закаркала. И мгновенно со стороны скалы ей ответил пронзительный вопль, и из густой тени с обеих сторон выскочило десятка два странных существ. Были они ростом всего в три фута и напоминали людей, тощеньких и тонконогих, с большими плоскими ладонями и ступнями. Головы их были несоразмерно велики, остроухие, с глазами круглыми, как блюдца, рты с отвисшей нижней губой, откуда выглядывали остренькие, как иголочки, зубы. Кожа большинства из них отливала мертвенной бледностью, но некоторые были смуглыми, и почти все – совсем лысы. Кое-кто из них держал в руках мотки тонкой черной бечевы, а из одной из пещерок вывалилась целая орава, которая тащила сеть, сплетенную в виде паутины.
На мгновение ребята точно вросли в землю. Но только на мгновение. Их потрясенный мозг отказывался работать, но зато включился инстинкт. Они помчались вдоль лощины и сквозь прогал ринулись в буковый лес. Когтистые пальцы разжались, и вслед им, как змея, зашипела черная бечева, но ребята успели скрыться за деревьями и уже спускались по склону, проваливаясь в толщу прошлогодних листьев.
– Стой, Сью! – завопил Колин.
Он вдруг ясно понял, что спастись они могут только попав на тропу, которая ведет к дороге: на твердой земле их длинные ноги давали им тонюсенький шанс убежать.
– Стой, Сью! Нам… не надо… спускаться… дальше. Надо… как-нибудь попасть… на Грозовую Вершину!
Все это время Колин старался увидеть хоть какую-нибудь примету тропинки, но в сумерках, да и от страха, должно быть, он ничего не мог разглядеть. Колин сознавал только, что их путь должен идти вверх, им не надо спускаться с холма. И вот, наконец, сквозь деревья он увидел то, что требовалось. Вверху, на расстоянии ста футов, на фоне неба высился похожий на зуб валун. Колин приметил его раньше, когда они шли по дорожке, которая вела их как раз от Грозовой Вершины.
– Валун! – крикнул он. – Правь на тот валун! Сьюзен поглядела, куда он указывал, и кивнула. Они стали карабкаться вверх по склону, ногами и руками пытаясь нащупать твердую почву в море прошлогодних листьев, достигавшем почти что до колен. Тропинка, которую они искали, уводила прочь от лощины, и то, что ребята ринулись по диагонали холма, спасало их от преследователей. А те легонько скользили за ними по поверхности листьев, и поэтому им было непросто остановиться смаху, когда они заметили, что беглецы резко изменили направление. Но теперь преследователи ринулись ребятам наперерез, низко пригибаясь к земле.
Колин и Сьюзен удвоили усилия. Постепенно они отрывались от преследователей, вот они были уже выше их, и опасность, что их отрежут от дороги, миновала. Колин нащупал нечто твердое в ворохе листьев, судорожно схватил это, оказавшееся большой буковой веткой, и швырнул ее в передний отряд преследователей. Те покатились вверх тормашками и свалились на тех, что бежали позади с веревками и сетью.
Это дало ребятам несколько ярдов и несколько секунд выигрыша, хотя их бегство все еще походило на кошмарный сон; невидимые под палыми листьями ветки мешали бежать, толстый слой листьев гасил скорость. Но вот наконец они выбрались на тропу, сердца их колотились, дыхание прерывалось, воздух точно всхлипывал в легких.
– Скорей, Сью! – выдохнул Колин. – Бегом! Они… уже… недалеко!
Страх придавал силы, ребята изо всей мочи помчались по тропе. Высоко над их головами резко трижды прокричала птица, и мгновенно воздух наполнился быстрыми, торопливыми ударами гонга. Казалось, звуки доносятся откуда-то издалека, и вместе с тем они были вот здесь, рядом, возле них, в воздухе и под землей тоже.
Колин и Сьюзен выбежали из леса и ринулись к Грозовой Вершине. Но радость их прожила недолго. До сих пор они спасались примерно от двух десятков существ, а теперь перед ними возникли сотни, которые выплескивались из Чертовой Могилы целым потоком, как муравьи из муравейника.
Ребята остановились в полном отчаянии. Исчезла последняя надежда добраться до дороги, путь был отрезан и спереди, и сзади. Слева высился мрачный буковый лес, а справа почти голый склон, окаймленный редкими соснами, вел вниз, в долину. Но там, по крайней мере, не было видимой опасности, и они повернулись и побежали, скользя вниз по песчаной тропе, пока не плюхнулись в глубокую черную болотистую грязь, заплесневелую жижу из гниющих листьев. И конца этому болоту не было видно. Они сделали несколько шатких шагов, подгоняемые звуками уже совсем близкой погони, но тут Сьюзен, зашатавшись, рухнула на ствол поваленного дерева.
– Я больше не могу, – всхлипнула она. – Мои ноги больше не идут.
– Можешь, можешь! Еще немножечко! Колин приметил высокий валун: если они до него доберутся, им будет легче. Здесь, в трясине, их положение было хуже некуда. Он схватил сестренку за руку и потащил ее по чавкающей грязи к подножью валуна.
– Лезь! – скомандовал он.
И пока она карабкалась вверх к плоской вершине, Колин, прижавшись спиной к выступу, повернулся лицом к преследователям.
Край болота был весь покрыт шевелящимися телами. Луна взошла и освещала их белесую кожу и отражалась в их глазищах. Колин видел, как белые фигуры обтекают валун со всех сторон. Они не спешили, – теперь им было ясно, что у ребят пути к отступлению нет.
Колин взобрался на валун вслед за сестрой. У него каждый мускул дрожал от напряжения и усталости.
Плотно сомкнув кольцо вокруг валуна, страшные существа стали к нему приближаться. Они не проваливались в трясину, держась на своих широких, как ласты, ступнях. Толпа продвигалась все ближе и ближе, и вот уже камень стал тонуть в море ухмыляющихся физиономий.
Со всех сторон засвистели бечевки, извивающиеся в воздухе наподобие змей. Они были мягкие как щелк и крепкие как железо. Они прилипали к ребятам, точно были смазаны клеем. В мгновение ока Колин и Сьюзен оказались опутанными липкими веревками, и на них набросилась толпа – щипала их, тыкала в них палками, заламывала им руки, и вскоре ребята уже лежали скрученные, как коконы, только головы торчали наружу.
Враги уже начали поднимать их на свои костлявые плечи, как вдруг случилось чудо. Что-то ярко сверкнуло, и весь камень точно охватило голубое пламя. Оно не обжигало, но преследователи валились с ног и, шипя, падали в болото, а связывавшие ребят веревки обуглились и рассеялись в прах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20