На некоторое время в эфире наступила тишина.
– А кто заказчик? – не подумав, ляпнул Рихан.
– Рехнулся? – тут же осадил его Игорь. – Или решил на тот свет пораньше отправиться? Кто заказчик – я и сам не знаю... и тебе знать не советую. Факт – ему мешает мальчишка. По каким причинам – понятия не имею. По-моему, он готов смириться с его «освобождением» за круглую сумму, но при упрямстве папаши наш работодатель готов заплатить за физическое устранение пацана.
– А не «кинет»? – хмуро поинтересовался Стивен.
– Деньги уже на счете, – успокоил его Золотцев. – В банке Ганио. Так что ситуация для нас беспроигрышная. Сидим сутки, и если выкуп не заплатят – я сам все сделаю.
– А команду тогда зачем набирал? – пробурчал Рихан. – Украсть мальчишку ведь было совсем несложно. На Грюнверке вообще народ странный, как будто не знает, что в Галактике существует преступность.
– Насчет Грюнверка – согласен. Там я бы справился и в одиночку. А вот тут вы мне еще можете пригодиться. Во-первых, если мне удалось тогда сбежать через древние, наверное, еще инсектами построенные порталы, то где гарантия, что о них до сих пор неизвестно конфедератам? Не факт, верно? Ну и реликтовых кибермеханизмов тут, полагаю, в избытке. Короче, хватит болтать. Отдохнули? А теперь по постам.
Разговор оборвался, но Гюнтеру в конкретной ситуации уже все было ясно.
Пехотный сервомеханизм времен Галактической войны, получив подобную информацию, не стал бы вмешиваться в дела людей. Боевому вариатору целей достаточно того, что группа подонков, укравшая ребенка, не классифицируется как «противник».
Однако в системе дройда возобладал рассудок Гюнтера.
Вспышка возрождающейся памяти рванула, будто огненный всплеск оборонительной плазменной гранаты: на миг помутилось сознание, зрение стало нечетким, фантомные ощущения звона в ушах и солоноватого вкуса крови на губах ворвались в раздираемый противоречиями рассудок.
Та война сначала убивала души, а уж затем уничтожала людей.
Но случалось и так, что в череде бесконечных схваток возвращались порывы чувств, словно шквалистый ветер вздымал и уносил прах бесконечной усталости, морального истощения, порожденные буднями техногенного противостояния.
Ребенок...
Это случилось, когда Гюнтер уже командовал взводом серв-машин, незадолго до рокового штурма укрепрайона силами Флота Свободных Колоний.
Между капитаном Шрейбом и тем молодым человеком без определенного рода занятий, которого в возрасте девятнадцати лет призвали в армию, лежала неодолимая пропасть. На призывной пункт он явился по принуждению, имея за плечами лишь сомнительный опыт выживания в трущобах одного из мегаполисов Земли, без твердых принципов, без понимания цели жизни, – все как-то скользило мимо, не цепляло, но ад, в который попал Гюнтер, мгновенно сжег все напускное, жизнь перевернулась, – за первые месяцы боев он пережил столько, что не уместила бы и целая эпоха прозябания в мегаполисе.
Он сгорел дотла и стал другим.
Из пепла возродилась иная личность. Капитан Шрейб упал на самое дно, познал все – и мгновения нечеловеческого, животного ужаса перед лицом неотвратимой смерти, и неодолимую ярость боя, горечь невосполнимых утрат, и редкие, бережно хранимые в памяти эпизоды, когда стихало все, отступало горячечное напряжение непрекращающихся боев, и вдруг... приходила пустота. Отдых, о котором так мечталось, начинал тяготить, казалось, что и та, возродившаяся из праха личность погибла – она несостоятельна вне войны, из жизни в минуты затишья вдруг исчезал смысл, оставалась лишь непомерная усталость да напряженное ожидание грядущего...
...Взвод капитана Гюнтера Шрейба отступал к укрепрайону, когда им выпала негаданная передышка.
Прогорклый дым сносило ветром от позиции двух «Фалангеров» и трех «Хоплитов».
Серв-машины, изрядно потрепанные, казались чудовищами, выбравшимися на поверхность планеты из недр мифического Аида. Их броню покрывали шрамы от лазерных ожогов, асимметричными россыпями темнели глубокие выщербины от попадания снарядов и крупных осколков, открытые пусковые стволы ракетных установок почернели от частых запусков, на компенсаторах отдачи электромагнитных импульсных орудий фиолетовой радугой змеились цвета побежалости – немое свидетельство предельно допустимого нагрева, возникающего в моменты ведения непрерывного огня.
– Граф, остаешься в охранении. Сканируешь. – Гюнтер выбрался из прочных объятий сложного каркаса пилот-ложемента, по ходу дела отдавая распоряжения. – Гасанов, ставь «Фалангер» с расчетом отражения внезапной атаки. Остальным – запустить режим смены боекомплекта. Графа и Гасанова меняют Блейз и Сашка-Хоплит. Смена через час.
Он открыл люк и по тонкой «веревочной» лестнице спустился с десятиметровой высоты, оказавшись меж исполинских согнутых ступоходов своего «Фалангера».
– Сфера сканирования чиста, – доложил Граф. – Видно, выдохлись штурмовые группы.
– Не обольщайся, – предупредил его Гюнтер, отойдя в сторону. Земля, изрытая ступоходами машин, рыжела металлом и желтела выступами старых, давно разбитых стеклобетонных укреплений, сохранившихся с той поры, когда Альянс отбил планету у колонистов.
Тишина стояла ватная, ненатуральная.
Вдали высились горы, на участке равнины, по которой, отбиваясь от штурмовых групп Флота Колоний, третьи сутки подряд отступал взвод серв-машин, когда-то рос лес. Сейчас об усилиях терраформирования напоминали лишь редкие, каким-то чудом уцелевшие деревья да скопления пожелтевших, выгоревших на солнце кустарников.
Взгляд нигде не находил отдыха, Шрейб мгновенно поймал себя на том, что напряженно осматривает прилегающую местность в поисках демаскирующих признаков противника.
Рассудок уже не принимал тишины, если раньше Гюнтер в моменты затишья пытался ответить себе на вопрос: за кого и ради чего мы воюем? – то теперь уже не осталось важных вопросов и глобальных проблем. Все. Он дошел до края пропасти и знал, что следующий шаг увлечет его в бездну.
Даже если выживем, вырвемся, что дальше?
Мы все давно и неизлечимо больны. Гюнтер не строил иллюзий, думая о себе и немногих окружающих его людях. Война сожрала наши души. Что мы умеем? Только профессионально драться за пяди земли или кубические объемы космического пространства? Кто из нас способен на что-то иное?..
Осматриваясь, капитан Шрейб заметил группу деревьев: небольшая по размерам рощица, в тени которой густо разросся кустарник.
Он пошел туда, чтобы размять ноги и не стоять в томительном ожидании, пока поступит очередной приказ или будет выяснена причина внезапного затишья.
Еще не ступив под сень крон, он услышал странный звук.
Вода. Так журчали ручьи на Кассии – одной из немногих планет, захваченных Альянсом без яростного сопротивления со стороны колонистов.
Гюнтер проходил там подготовку, еще будучи курсантом центра ускоренной подготовки пилотов серв-машин. Воспоминание, вырвавшееся на волю, относилось к той далекой поре, когда он, дитя мегаполиса Земли, с трепетным удивлением познавал настоящую природу – дремучие леса Кассии казались тогда ему настоящим чудом, иной реальностью...
...Он не ошибся, в тени деревьев среди кустарников бил родник, дающий начало небольшому ручейку, пересыхающему или вновь уходящему под землю на границе между оазисом зелени и перепаханной воронками равниной.
Подле родника сидел ребенок лет пяти. Из-за спутанных, давно не стриженных волос и чумазого личика было невозможно определить, кто перед ним – мальчик или девочка, да это и не заботило Гюнтера в тот момент.
Он растерялся.
Рядом с ребенком застыло лохматое животное, отдаленно напоминающее непородистую собаку. Пес (Гюнтер мысленно окрестил животное наиболее подходящим по смыслу словом) смотрел на внезапно появившегося Шрейба с молчаливым предупреждением – еще шаг и...
Их взгляды встретились.
Пес привстал. Шерсть на загривке встала дыбом, но Гюнтера пронзила внезапная жалость, резанувшая по сердцу: у животного не было задних ног, однако пес-калека ни на миг не изменил своей решимости защищать маленького хозяина или хозяйку.
Мы чем-то похожи с ним... – с саднящей горечью подумал Гюнтер, переведя взгляд с собаки на ребенка.
Шрейб вздрогнул всем телом, как не вздрагивал даже в бою, глядя в пустые глаза смерти.
На чумазом личике ребенка серые, настороженные глаза казались огромными, но Шрейб не заметил в них страха, только опасение, вызванное, скорее всего, реакцией пса на появление Гюнтера.
Ужас увиденного сдавил горло. Удавка непроизвольного спазма медленно сжималась, дикая, ни с чем не сравнимая горечь заполняла рассудок и душу, сознание мгновенно нарисовало яркую картину: еще пять-десять минут, и их группу обнаружат, начнется новая схватка, опять в безоблачном небе появятся штурмовики Флота Колоний, а со стороны равнины начнут наступление потерявшие цель наземные сервомеханизмы.
Здесь все сровняют с землей.
И ничья душа не вздрогнет, никто не увидит и не узнает, что вместе с вырванными взрывами деревьями в клочья разорвет двух беззащитных, неповинных, но причастных к этой проклятой войне существ – искалеченную собаку и пятилетнего ребенка.
Он мог помочь им только одним способом.
Гюнтер медленно, стараясь не делать резких движений, развернулся и пошел прочь, потом, когда его скрыли кусты, побежал к своему «Фалангеру», отдавая короткие, категоричные приказы по каналу связи:
– Снимаемся с позиции! Все – по машинам! Уходим!
– В чем дело, командир? – раздался озадаченный голос Графа. – На сканерах чисто.
– Исполнять! – не узнавая собственного внезапно осипшего голоса, рявкнул Гюнтер.
Он так и не рассказал никому из ребят, почему они тогда ушли, спешно отступив в предгорья, где уже на подступах к укрепрайону пришлось принять недолгий бой со штурмовиками Колоний.
Взрывообразная вспышка памяти, поначалу ввергшая Гюнтера в шок, нашла объяснение в виде краткой справки, извлеченной из блока технической информации.
Модуль «Одиночка» обладал ограниченным количеством нейрочипов. Однако система независимого поведения боевой машины старалась запомнить как можно больше, взять от прямого нейросенсорного контакта с разумом пилота, как говорится, «по максимуму». Простое решение (или ухищрение обладающей интеллектом системы) заключалось в архивировании части данных и размещении их не в нейросетях, а на обыкновенных запоминающих устройствах.
Сейчас произошло следующее: Гюнтер сосредоточился на ребенке, которого в его понимании нужно спасти, и «Одиночка» (в нейромодулях которой размещалась в данный момент большая часть личности Шрейба) востребовала аналогичную информацию, разархивировала воспоминание.
Гюнтер после внезапного, вспышечного откровения еще несколько секунд находился в состоянии, которое для машины справедливо назвать сбоем, а для человека – замешательством.
Глаза того ребенка, его образ, как и образ искалеченной собаки, стояли перед внутренним взором, будто живые.
Беззащитный огонек жизни посреди безумия войны.
Удалось ли им отсидеться в своем укрытии, переждать последнюю схватку машин?
Гюнтер надеялся, что удалось.
Многие понятия возрождались сейчас в его формирующемся заново рассудке. Чувства по-прежнему захлестывали разум, проносились по искусственным нейросетям импульсами возбуждения, вновь и вновь возрождая частицы человеческой души.
* * *
Кое-как справившись с нахлынувшими чувствами, он отступил на несколько шагов от люка, двигаясь вдоль борта транспортного корабля, затем остановился, задумавшись, одновременно сканируя окружающее его нагромождение различных, пострадавших в большей или меньшей степени конструкций.
Его все сильнее раздирали противоречия.
Шрейб никогда не стрелял в беззащитных. У офицеров той войны тоже существовали свои понятия чести, выкованные в боях, оплаченные кровью, невыносимой душевной болью, и сейчас он с горечью мысленно перебирал имена друзей, которых, вероятно, уже не встретит никогда.
Граф... Гасанов... Санька-Хоплит... Блейз...
Что бы вы сказали, что сделали, ребята?
А о чем ты задумался, Гюнтер?
Ярость всколыхнулась мутной волной, словно призыв к немедленному действию.
Я уже не человек, но и они – не люди, – подумал Шрейб, подразумевая членов банды, похитивших и намеревающихся хладнокровно убить беззащитного ребенка.
Суждено ли ему выбраться с непонятного кладбища кораблей, сложится дальнейшая судьба или оборвется тут, под жутким, стылым сиянием энергетического сгустка, – по большому счету, Гюнтеру сейчас было все равно. Как в том последнем бою, внезапно вернулись обостренные до предела ощущения, когда понимаешь, что сейчас ты должен действовать, но он не поддался секундному порыву – слепой яростью мальчика не спасешь, а себя погубишь.
Помогли в этот жуткий момент боевые программы – их рационализм чуть остудил эмоциональный всплеск.
Сканирование.
Сигнатуры, разбредшиеся кто куда, по назначенным постам, просматривались достаточно четко.
Технические блоки Гюнтера, постоянно тестировавшие состояние внутренних систем, докладывали: долгого стремительного перемещения по труднопроходимой местности при существующем значении гравитации сервомоторы выдержат от силы минут двадцать.
Кроме того, реальную опасность представляло излучение странного энергетического сгустка: в сложном спектре присутствовали губительные для кибернетической системы формы излучений. До сих пор Гюнтера от пагубного воздействия, упомянутого в рассказе главаря банды, спасал экран из нагроможденных вокруг конструкций и специальное покрытие, нанесенное на бронированные кожухи.
Жаль, под рукой нет баллончика со спреем. Защитная пленка, предохраняющая от ЭМИ-излучения, местами пришла в негодность, но подниматься на борт штурмового носителя в поисках дополнительного оборудования Шрейб не счел разумным.
Сверившись с внутренним ощущением времени, он решил отложить операцию по спасению заложника. Что толку в освобождении мальчика, если им не удастся выбраться отсюда? Гюнтер был вынужден действовать с предельной осторожностью, заранее планируя каждый шаг, ведь он обладал лишь крохами информации, например, он понятия не имел, каков реальный ресурс скафандра, надетого на ребенка, какими из защитных свойств обладает его экипировка, работают ли сервомускулы?
Даже если сервомускулатура его скафандра отключена – донесу на руках. Главное – без лишнего шума снять охранение и найти способ добраться до отсека с пленником, не привлекая к себе внимания всей банды.
Так, значит, сначала проверить наличие порталов, о которых упоминал этот Игорь.
Информация, почерпнутая из прослушанного разговора, ставила перед ним выбор: каким из двух устройств внепространственной транспортировки следует воспользоваться?
Планета, представлявшая собой песчаную пустыню и населенная некими ганианцами, его не устраивала. Предпочтительнее неизвестный мир, где, по словам Золотцева, полно опасностей, но исходят они, как понял Гюнтер, не от людей, а от представителей местной флоры и фауны.
Со «зверушками» как-нибудь справлюсь. Да и уходить от преследования по пустыне гораздо сложнее, чем на пересеченной местности.
Постепенно в рассудке Гюнтера начал вырисовываться план действий. Кто такие «логриане» и «инсекты», он понятия не имел, зато (в рамках представлений двадцать седьмого века) знал теорию гиперсферы. В «его время» срыв на Вертикаль означал верную гибель. В современности, похоже, вертикальными линиями напряженности пользуются, как транспортными каналами. К тому же в разговоре прозвучало недвусмысленное упоминание о поселениях людей, расположенных на единственной планете системы, обладающей атмосферой.
Остальное я узнаю у мальчика, – мысленно продолжал рассуждать Гюнтер. – Где люди – там и техника, возможность связаться с другими населенными мирами, передать призыв о помощи, сообщить об освобождении заложника, ну, а если в отношении меня люди поведут себя враждебно – просто уйду. Там, судя по услышанному разговору, местность гористая, затеряться легко, да и голыми руками меня не возьмешь.
А мальчишку спасу. Не могу не спасти.
Пока в рассудке Гюнтера метались обрывочные мысли, постепенно систематизируясь в план дальнейших действий, он обогнул колониальный транспорт и действительно увидел странное сооружение из черных каменных блоков.
Похоже на Стонхендж, подумалось ему. Давным-давно он однажды видел на Земле подобное сооружение, только там каменные глыбы были обтесаны весьма примитивно, а здесь скорее отлиты из неизвестного материала, но принцип конструкции совпадал в деталях – глубоко вкопанные в землю опоры, на которых без видимых крепежных приспособлений расположены прямоугольные блоки.
1 2 3 4 5 6