Эти две танковые клешни должны были замкнуть кольцо внешнего охвата в районе Ногинска.
Принимая это решение и ставя такие задачи, фельдмаршал фон Бок учел недостаток своего, предыдущего решения, когда его части, ввязавшись в бой с окруженными советскими армиями под Вязьмой, вынуждены были отражать активные действия тех, кто пытался вырваться из кольца, и одновременно получали в спину удары контратакующих советских войск, находившихся вне кольца. Теперь, создавая двойное окружение, фон Бок хотел надежно обеспечить соединения, непосредственно окружающие и врывающиеся в Москву. Они могли, по его представлению, спокойно осуществить поставленную задачу, так как их тылы будут обеспечены вторым внешним кольцом окружения.
Подготовку и проведение этой операции надо было вести ускоренными темпами, чтобы не дать советским частям опомниться и организовать оборону. Надо было бить, пока брешь, созданная из-за окружения наших армий под Вязьмой, ничем еще, по сути дела; не была заполнена.
Отдадим должное организованности и опыту гитлеровских штабов и войск: они сумели в короткое время подготовить эту новую сложную операцию, успели подтянуть резервы и доукомплектовать части людьми и танками и, главное, создать большое превосходство сил на узких участках, там, где наносились главные удары.
В общей сложности, фон Бок сосредоточил на московском направлении пятьдесят одну дивизию, в том числе тридцать одну пехотную, тринадцать танковых и семь механизированных. Кроме этих наземных войск группу армий «Центр» поддерживал 2-й воздушный флот, в котором было более 650 боевых самолетов. Силы немалые! Опасность удара такой огромной армады была очень велика. Фон Бок и главнокомандующий сухопутными войсками Браухич с полным основанием считали, что разработанная ими операция «Московские Канны» должна пройти успешно, сил вполне достаточно, чтобы нанести четыре стремительных удара, окружить и захватить Москву, тем более что, по их представлению, советская сторона не имела реальных возможностей противостоять этому новому мощному наступлению.
К 15 ноября гитлеровские армии готовы были ринуться вперед.
Командующий Западным фронтом Жуков тоже не терял времени. Все, что можно было найти из частей, не попавших в окружение, а также несколько дивизий народного ополчения, сформированных в Москве, специальные части, военные училища — все он сосредоточивал и ставил на тех направлениях, где ожидал удара противника.
Случаются в жизни полководца неприятности, которые приносит ему не противник, а свой более высокий по рангу начальник. Георгий Константинович уже пережил не одну такую неприятность, вплоть до снятия с должности начальника Генерального штаба. Не одну неприятную ситуацию пришлось пережить ему и в битве за Москву.
Когда дело касалось личных затруднений, незаслуженной обиды, это скрепя сердце он мог перенести, но когда от непонимания его планов могло рухнуть то, что уже сделано, а от этого зависела судьба не только его, Жукова, но и Москвы, тут переживания были особенно тягостны.
Когда Жуков с таким трудом, почти из ничего, слепил оборону на главных направлениях, ему позвонил Сталин. Он звонил нередко и прежде, поэтому Жуков и этот разговор начал в обычном деловом тоне, но когда он понял, что затевает Верховный, то разволновался и тон разговора стал напряженным.
— Как ведет себя противник? — спросил Сталин.
— Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.
— Где вы ожидаете главный удар?
— Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.
— Мыс Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами, Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой — из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
— Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.
— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.
— Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
— Ваш фронт имеет шесть армий, Разве этого мало?
— Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта,
— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, — недовольно отрезал Сталин.
Минут через пятнадцать к Жукову зашел Булганин и сказал:
— Ну и была мне сейчас головомойка!
— За что?
— Сталин сказал: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!» Он потребовал от меня, чтобы я сейчас же шел к тебе и мы немедленно организовали контрудары.
Жуков был мастером по контрударам, он это показал особенно ярко в обороне Ленинграда. Может быть, помня об этих успешных действиях, Сталин и Шапошников решили под Москвой применить такую же тактику? Но давно известно: любые тактические приемы приносят успех только при соответствующих условиях. При малых силах и при полном отсутствии резервов, как это было в те дни под Москвой, решиться на контрудары было не только неправильно, но и весьма рискованно.
Жуков выполнил приказ Сталина: удары состоялись. Вот каково мнение Рокоссовского, Командовавшего 16-й армией, по поводу контрудара:
«Неожиданно был получен приказ Командующего Западным фронтом — нанести удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось, враг сам готов двинуться на нас. Моя просьба хотя бы продлить срок подготовки не была принята во внимание. Как и следовало ожидать, частный контрудар, начатый 16 ноября по приказу фронта, принес мало пользы. На первых порах, пользуясь неожиданностью, нам удалось даже вклиниться километра на три в расположение немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии. Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться…»
Как вы думаете, что лучше: отражать наступление противника, находясь на позициях, подготовленных к обороне, или выйти ему навстречу в «чисто поле»? В обороне перед траншеями — мины, в боевых порядках пехоты окопались противотанковые пушки, а в тылу — артиллерия, пристрелявшая все подступы к обороне. В траншеях подготовлены гранаты, патроны, бутылки с горючей смесью. Здесь все обжито, здесь, как говорится, и стены помогают. А войска, вышедшие из оборудованных позиций, все эти преимущества потеряли, оставили за спиной и при своей малочисленности, конечно, были обречены на неуспех.
«Поспешно возвращались», — пишет Рокоссовский. А сколько не вернулось, легло в землю, ослабив тем самым и без того малые силы обороняющихся?! В общем, ой как тяжело слово Верховного! Многих он уложил в братские могилы понапрасну и в этом вот случае. А Рокоссовский, увы, всю ответственность возлагает в своих воспоминаниях на Жукова: «…мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ».
Итак, 16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы! Вот что пишет Жуков о создавшемся критическом положении:
«С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не оказалось, так как они по приказу Ставки (читай: Сталина. — В. К.) были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы противником».
Несмотря на упорное сопротивление дивизий генерала И. В. Панфилова, полковника А. П. Белобородова, генерала П. Н. Чернышева, курсантского полка С. И. Младенцева, танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова, противник, имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.
Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам генерал Панфилов.
Противник, несмотря на превосходство в силах, все же почувствовал, что ему не удастся пробиться на волоколамском направлении. Поэтому, продолжая наступать здесь, он перенес направление своего главного удара южнее Волжского водохранилища.
Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих, он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих воспоминаниях Рокоссовский:
«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами… Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову. — В. К.) в просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище».
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты, когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский, настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке не устоят, то путь на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова:
«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не Отступать. Генерал армии Жуков».
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска не удержали подступы к водохранилищу, противник отбросил их и, как предвидел Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не совсем военное выражение «на плечах». Что же это означает в действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в этом случае наступающая сторона чаще всего даже опережает отступающую и выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
«Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же — в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются… К сожалению, командующий нашим Западным фронтом не всегда учитывал это».
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери, которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее, там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва — Волга в районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику удалось преодолеть водный рубеж, на который опиралась оборона 16-й армии Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина. Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А Дедовск — это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно позвонил Жукову:
— Вам известно, что занят Дедовск?
— Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
Сталин сказал раздраженно:
— Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на других участках идут такие напряженные бои.
— Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли осмотрительно, — произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
— Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось, что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего общего с Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить, что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего не хотел слышать и, рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому. Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков, Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
— Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще и деревней Дедово. Белобородов ответил:
— Есть поставить более глубокую задачу!
Но по лицу его было видно, что он не уверен в том, что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
— Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и 145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для Селиванихи?
— Вполне! — продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил Белобородов.
— И для Дедово хватит?
— И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
— О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Принимая это решение и ставя такие задачи, фельдмаршал фон Бок учел недостаток своего, предыдущего решения, когда его части, ввязавшись в бой с окруженными советскими армиями под Вязьмой, вынуждены были отражать активные действия тех, кто пытался вырваться из кольца, и одновременно получали в спину удары контратакующих советских войск, находившихся вне кольца. Теперь, создавая двойное окружение, фон Бок хотел надежно обеспечить соединения, непосредственно окружающие и врывающиеся в Москву. Они могли, по его представлению, спокойно осуществить поставленную задачу, так как их тылы будут обеспечены вторым внешним кольцом окружения.
Подготовку и проведение этой операции надо было вести ускоренными темпами, чтобы не дать советским частям опомниться и организовать оборону. Надо было бить, пока брешь, созданная из-за окружения наших армий под Вязьмой, ничем еще, по сути дела; не была заполнена.
Отдадим должное организованности и опыту гитлеровских штабов и войск: они сумели в короткое время подготовить эту новую сложную операцию, успели подтянуть резервы и доукомплектовать части людьми и танками и, главное, создать большое превосходство сил на узких участках, там, где наносились главные удары.
В общей сложности, фон Бок сосредоточил на московском направлении пятьдесят одну дивизию, в том числе тридцать одну пехотную, тринадцать танковых и семь механизированных. Кроме этих наземных войск группу армий «Центр» поддерживал 2-й воздушный флот, в котором было более 650 боевых самолетов. Силы немалые! Опасность удара такой огромной армады была очень велика. Фон Бок и главнокомандующий сухопутными войсками Браухич с полным основанием считали, что разработанная ими операция «Московские Канны» должна пройти успешно, сил вполне достаточно, чтобы нанести четыре стремительных удара, окружить и захватить Москву, тем более что, по их представлению, советская сторона не имела реальных возможностей противостоять этому новому мощному наступлению.
К 15 ноября гитлеровские армии готовы были ринуться вперед.
Командующий Западным фронтом Жуков тоже не терял времени. Все, что можно было найти из частей, не попавших в окружение, а также несколько дивизий народного ополчения, сформированных в Москве, специальные части, военные училища — все он сосредоточивал и ставил на тех направлениях, где ожидал удара противника.
Случаются в жизни полководца неприятности, которые приносит ему не противник, а свой более высокий по рангу начальник. Георгий Константинович уже пережил не одну такую неприятность, вплоть до снятия с должности начальника Генерального штаба. Не одну неприятную ситуацию пришлось пережить ему и в битве за Москву.
Когда дело касалось личных затруднений, незаслуженной обиды, это скрепя сердце он мог перенести, но когда от непонимания его планов могло рухнуть то, что уже сделано, а от этого зависела судьба не только его, Жукова, но и Москвы, тут переживания были особенно тягостны.
Когда Жуков с таким трудом, почти из ничего, слепил оборону на главных направлениях, ему позвонил Сталин. Он звонил нередко и прежде, поэтому Жуков и этот разговор начал в обычном деловом тоне, но когда он понял, что затевает Верховный, то разволновался и тон разговора стал напряженным.
— Как ведет себя противник? — спросил Сталин.
— Заканчивает сосредоточение своих ударных группировок и, видимо, в скором времени перейдет в наступление.
— Где вы ожидаете главный удар?
— Из района Волоколамска. Танковая группа Гудериана, видимо, ударит в обход Тулы на Каширу.
— Мыс Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника своими упреждающими контрударами, Один контрудар надо нанести в районе Волоколамска, другой — из района Серпухова во фланг 4-й армии немцев. Видимо, там собираются крупные силы, чтобы ударить на Москву.
— Какими же силами, товарищ Верховный Главнокомандующий, мы будем наносить эти контрудары? Западный фронт свободных сил не имеет. У нас есть силы только для обороны.
— В районе Волоколамска используйте правофланговые соединения армии Рокоссовского, танковую дивизию и кавкорпус Доватора. В районе Серпухова используйте кавкорпус Белова, танковую дивизию Гетмана и часть сил 49-й армии.
— Считаю, что этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет тогда подкрепить оборону войск армий, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
— Ваш фронт имеет шесть армий, Разве этого мало?
— Но ведь линия обороны войск Западного фронта сильно растянулась, с изгибами она достигла в настоящее время более 600 километров. У нас очень мало резервов в глубине, особенно в центре фронта,
— Вопрос о контрударах считайте решенным. План сообщите сегодня вечером, — недовольно отрезал Сталин.
Минут через пятнадцать к Жукову зашел Булганин и сказал:
— Ну и была мне сейчас головомойка!
— За что?
— Сталин сказал: «Вы там с Жуковым зазнались. Но мы и на вас управу найдем!» Он потребовал от меня, чтобы я сейчас же шел к тебе и мы немедленно организовали контрудары.
Жуков был мастером по контрударам, он это показал особенно ярко в обороне Ленинграда. Может быть, помня об этих успешных действиях, Сталин и Шапошников решили под Москвой применить такую же тактику? Но давно известно: любые тактические приемы приносят успех только при соответствующих условиях. При малых силах и при полном отсутствии резервов, как это было в те дни под Москвой, решиться на контрудары было не только неправильно, но и весьма рискованно.
Жуков выполнил приказ Сталина: удары состоялись. Вот каково мнение Рокоссовского, Командовавшего 16-й армией, по поводу контрудара:
«Неожиданно был получен приказ Командующего Западным фронтом — нанести удар из района севернее Волоколамска по волоколамской группировке противника. Срок подготовки определялся одной ночью. Признаться, мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ. Сил мы могли выделить немного, времени на подготовку не отводилось, враг сам готов двинуться на нас. Моя просьба хотя бы продлить срок подготовки не была принята во внимание. Как и следовало ожидать, частный контрудар, начатый 16 ноября по приказу фронта, принес мало пользы. На первых порах, пользуясь неожиданностью, нам удалось даже вклиниться километра на три в расположение немецких войск. Но в это время они начали наступление на всем фронте армии. Нашим выдвинувшимся вперед частям пришлось поспешно возвращаться…»
Как вы думаете, что лучше: отражать наступление противника, находясь на позициях, подготовленных к обороне, или выйти ему навстречу в «чисто поле»? В обороне перед траншеями — мины, в боевых порядках пехоты окопались противотанковые пушки, а в тылу — артиллерия, пристрелявшая все подступы к обороне. В траншеях подготовлены гранаты, патроны, бутылки с горючей смесью. Здесь все обжито, здесь, как говорится, и стены помогают. А войска, вышедшие из оборудованных позиций, все эти преимущества потеряли, оставили за спиной и при своей малочисленности, конечно, были обречены на неуспех.
«Поспешно возвращались», — пишет Рокоссовский. А сколько не вернулось, легло в землю, ослабив тем самым и без того малые силы обороняющихся?! В общем, ой как тяжело слово Верховного! Многих он уложил в братские могилы понапрасну и в этом вот случае. А Рокоссовский, увы, всю ответственность возлагает в своих воспоминаниях на Жукова: «…мне было непонятно, чем руководствовался командующий, отдавая такой приказ».
Итак, 16 ноября войска Западного фронта, выполняя приказ Сталина нанесли контрудары. Выбиваясь из последних сил, вступили они в схватку с противником. И в это же утро перешли в наступление гитлеровцы! Вот что пишет Жуков о создавшемся критическом положении:
«С утра 16 ноября вражеские войска начали стремительно развивать наступление из района Волоколамска на Клин. Резервов в этом районе у нас не оказалось, так как они по приказу Ставки (читай: Сталина. — В. К.) были брошены в район Волоколамска для нанесения контрудара, где и были скованы противником».
Несмотря на упорное сопротивление дивизий генерала И. В. Панфилова, полковника А. П. Белобородова, генерала П. Н. Чернышева, курсантского полка С. И. Младенцева, танковой бригады генерал-майора М. Е. Катукова, противник, имея большие силы на узком участке, продолжал продвигаться вперед.
Именно в этот день совершили свой подвиг 28 панфиловцев, отражая удар врага. А через два дня здесь же, на этом направлении, 18 ноября погиб и сам генерал Панфилов.
Противник, несмотря на превосходство в силах, все же почувствовал, что ему не удастся пробиться на волоколамском направлении. Поэтому, продолжая наступать здесь, он перенес направление своего главного удара южнее Волжского водохранилища.
Генерал Рокоссовский, на 16-ю армию которого ринулась мощная 4-я танковая группа Гепнера, заметил некоторое ослабление действий противника вдоль Волоколамского шоссе и не сомневался, что противник ищет и обязательно ударит где-то в новом месте. Оценивая местность и группировку наступающих, он предвидел, что, вероятнее всего, они нанесут удар южнее водохранилища, а там положение наших войск может быть очень устойчивым. Как пишет в своих воспоминаниях Рокоссовский:
«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами… Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками, я доложил наш замысел командующему фронтом (то есть Жукову. — В. К.) в просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не ожидая, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище».
Жуков не посчитался с мнением Рокоссовского и приказал не отходить ни на шаг и удерживать занимаемый рубеж. Как видим, и у Жукова бывали моменты, когда он мог закусить удила и вопреки здравому смыслу, не считаясь с предложением такого опытного командующего, каким был Рокоссовский, настаивать на своем.
Понимая, что если части 16-й армии на этом участке не устоят, то путь на Москву будет открыт, и это возлагает на него как командующего армией огромную ответственность, Рокоссовский решил послать телеграмму начальнику Генерального штаба Шапошникову, мотивировав в ней свое предложение. Вскоре он получил ответ, что Генеральный штаб разрешает ему осуществить принятое решение. Однако не успели Рокоссовский и его штаб отдать соответствующие распоряжения частям, как пришел грозный письменный приказ Жукова:
«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не Отступать. Генерал армии Жуков».
В этих коротких строках наглядно проявился жуковский характер: его темперамент и его крутость. Но в данном случае он оказался не прав. Войска не удержали подступы к водохранилищу, противник отбросил их и, как предвидел Рокоссовский, на плечах отступающих переправился на восточный берег реки Истры и захватил там плацдармы.
Вы, наверное, не раз встречали в военной литературе это образное и не совсем военное выражение «на плечах». Что же это означает в действительности? А это значит, что войска отходят или даже бегут, противник их давит танками, расстреливает из пулеметов, артиллерией, врывается прямо в боевые порядки, в гущу вот этих бегущих людей, когда они находятся вне траншей, не имеют на огневых позициях пулеметов и артиллерии. Практически в этом случае наступающая сторона чаще всего даже опережает отступающую и выходит на следующий рубеж раньше, чем его успеет занять отходящий.
Такое положение сложилось и в районе водохранилища. А если бы Жуков согласился с Рокоссовским, то потерь было бы меньше: войска, переправившись на восточный берег канала, успели бы там закрепиться и оттуда, из-за водной преграды, скорее всего остановили бы врага.
Рокоссовский по этому поводу пишет:
«Не только мы, но и весь Западный фронт переживал крайне трудные дни. И мне была понятна некоторая нервозность и горячность наших непосредственных руководителей. Но необходимым достоинством всякого начальника является его выдержка, спокойствие и уважение к подчиненным. На войне же — в особенности. Поверьте старому солдату: человеку в бою нет ничего дороже сознания, что ему доверяют, в его силы верят, на него надеются… К сожалению, командующий нашим Западным фронтом не всегда учитывал это».
В этих словах звучит явный упрек Георгию Константиновичу за те потери, которые понесли войска, и боль за дело, которому повредила вспыльчивость Жукова.
Но можно понять и Жукова. Имея ограниченное количество войск и организовав оборону лишь на отдельных направлениях, он понимал: если противник разгадает его замысел, то может в любой момент отказаться от наступления на удобных танкодоступных направлениях и пойти правее и левее, там, где, по сути дела, войск у Жукова нет совсем. И тогда судьба Москвы была бы решена, тогда он, Жуков, не отстоял бы Москву. Этим объясняются его нервозность и его нетерпимость к каким бы то ни было отклонениям от его решения. А решение это звучало коротко: стоять насмерть на занимаемых позициях, там, где подготовлена оборона!
29 ноября гитлеровские войска прорвались через канал Москва — Волга в районе Яхромы. Это была очень серьезная опасность, так как противнику удалось преодолеть водный рубеж, на который опиралась оборона 16-й армии Рокоссовского. Надо было немедленно бросать все силы для того, чтобы отразить этот прорыв.
И вот в этот момент произошел очередной, так сказать, каприз Сталина. Кто-то ему доложил о том, что гитлеровцы овладели городом Дедовском. А Дедовск — это уже в непосредственной близости от Москвы. Сталин немедленно позвонил Жукову:
— Вам известно, что занят Дедовск?
— Нет, товарищ Сталин, неизвестно.
Сталин сказал раздраженно:
— Командующий должен знать, что у него делается на фронте. Немедленно выезжайте на место, лично организуйте контратаку и верните Дедовск.
Жуков понимал: очень не ко времени будет его отлучка из штаба, когда на других участках идут такие напряженные бои.
— Покидать штаб фронта в такой напряженной обстановке вряд ли осмотрительно, — произнес он. Но Сталин еще более раздраженно бросил:
— Ничего, мы как-нибудь тут справимся, а за себя оставьте на это время Соколовского.
Не понимая причин раздражения Верховного, почему его так взвинтило известие об оставлении Дедовска, Жуков позвонил Рокоссовскому. Выяснилось, что город Дедовск находится в наших руках, а Сталину, видимо, доложили о деревне Дедово, которая находится гораздо западнее и ничего общего с Дедовском не имеет. Жуков тут же позвонил Верховному и пытался объяснить, что его неправильно информировали. Но раздражение у Сталина, как это часто бывало и раньше, лишило его благоразумия, он уже ничего не хотел слышать и, рассвирепев еще больше, потребовал от Жукова немедленно выехать к Рокоссовскому, да еще прихватить с собой командующего артиллерией 5-й армии Говорова и предпринять все для того, чтобы отбить Дедовск.
Жуков понял, что разговоры напрасны, и, переживая, что в такое горячее время приходится оставлять командный пункт фронта, выехал к Рокоссовскому. Оттуда они вместе прибыли к А. П. Бедобородову, командиру 9-й гвардейской стрелковой дивизии, которая вела бои в районе Дедовска.
Как рассказывает генерал Белобородов, он сначала не мог понять, что произошло, когда вдруг в полночь к нему на командный пункт прибыли Жуков, Рокоссовский и другие высокие начальники. Он доложил обстановку на своем участке: ничего экстраординарного на фронте его дивизии в тот момент вроде бы не происходило. Далее он сказал, что утром намерен атаковать Селиваниху силами 40-й стрелковой бригады. Злополучное Дедово находилось дальше за Селиванихой, поэтому Жуков сказал:
— Поставьте 40-й бригаде более глубокую задачу, чтобы она овладела еще и деревней Дедово. Белобородов ответил:
— Есть поставить более глубокую задачу!
Но по лицу его было видно, что он не уверен в том, что бригада способна выполнить этот приказ: сил-то маловато.
Поняв его, Жуков усмехнулся и сказал:
— Я не как ревизор к вам приехал. В ваше подчинение передаю 17-ю и 145-ю танковые бригады, батальон 49-й стрелковой бригады. Хватит сил для Селиванихи?
— Вполне! — продолжая недоумевать по поводу происходящего, ответил Белобородов.
— И для Дедово хватит?
— И Дедово возьмем, конечно, с такими силами.
— О взятии этой деревушки лично доложите мне в штаб фронта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61