Нанесенные городу Ленинграду жестокие раны взывали к возмездию.
И это возмездие приближалось. Готовились к наступлению войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов.
Против наших войск под Ленинградом стояли немецкие соединения группы армий «Север», которые за длительный период блокады создали мощную, глубоко эшелонированную оборону, глубиной до 250 километров, с железобетонными и дерево-земляными огневыми точками, с минными полями и проволочными заграждениями. Чтобы взломать такую оборону и обеспечить захват долговременных оборонительных сооружений с наименьшими потерями, в помощь нашим наземным войскам привлекались артиллерия кораблей, фортов, железнодорожных батарей, авиация Краснознаменного Балтийского флота, 13-я, 14-я и частично 15-я воздушные армии, истребительная авиация ПВО и часть сил авиации дальнего действия. На ленинградских аэродромах кроме нашего соединения были сосредоточены части соединений генералов Георгиева и Счетчикова. Управлял боевыми действиями наших соединений командующий АДД А. Е. Голованов.
Началась всесторонняя кропотливая подготовка к боевым вылетам на новом, очень сложном для полетов театре военных действий. Действовать мы должны были на виду у героических защитников и населения Ленинграда, ударить в грязь лицом было недопустимо. А погода все еще стояла нелетная — все тот же дождь вперемежку со снегом, серые низкие облака, туман.
Все нелетные дни мы использовали для подготовки материальной части, изучали линию фронта и район предстоящих боевых действий, вероятные цели, противовоздушную оборону противника, а когда случалось кратковременное улучшение погоды, тренировали командиров кораблей взлету вслепую (при ограниченной видимости и за шторками), летали в районе базирования, садились на соседние аэродромы. К этому времени молодые летчики полка стали хорошими командирами кораблей. Такие офицеры, как Маркирьев, Дедухов, Сычев, Кочеманов, Гришин, Минин, Киселев, Федосеев и Другие, совершили до ста и более боевых вылетов. Им, правда, недоставало еще опыта полетов в сложных погодных условиях.
К началу боевых действий все имевшиеся в полку самолеты (тридцать пять Ли-2 и два С-47) находились в полной боевой готовности. Учитывая, что наша взлетно-посадочная площадка длиной была всего 1200 метров и шириной 80 метров, мы тренировали всех командиров кораблей взлету и посадке на ней на максимально загруженном самолете. Из тридцати восьми подготовленных командиров кораблей (некоторые из них летали вторыми пилотами) двадцать семь могли выполнять боевые задания в сложных условиях погоды, ночью.
В дни нелетной погоды мы приглашали из Ленинграда лекторов, пропагандистов, историков, военных моряков, командиров истребительных частей, педагогов, прослушали много интересных для нас лекций и бесед о Ленинграде-центре русской культуры, его истории и славе, о героической борьбе его защитников с врагом, о зверствах немецко-фашистских захватчиков.
Партийно-политическая работа, увязанная с жизнью и буднями ленинградцев, с непосредственными задачами фронта, в высокой степени воодушевляла весь коллектив полка. Мы с большим нетерпением ожидали того часа, когда полетим в бой и сторицей отплатим врагу за все его злодеяния.
В нашем полку были ленинградцы: гвардии лейтенант Ваха, гвардии старшина Босова, молодой командир корабля гвардии лейтенант Сычев, гвардии майор Готин и еще несколько офицеров и сержантов. Многие из них побывали у родных или родственников и видели, что сделал враг с их любимым городом, с ленинградцами. Возвращались они, переполненные горем, гневом и ненавистью к гитлеровцам. От их бесхитростных рассказов даже нам, воинам постарше, много повидавшим, становилось не по себе. Лучшего способа мобилизации на борьбу с коварным и жестоким врагом, чем рассказы наших боевых товарищей, не было.
Борис Ваха сразу после прилета полка в Левашове навестил в Ленинграде своих мать и сестру, перенесших страшные дни блокады.
Из первой поездки в Ленинград Ваха вернулся и радостным, и удрученным. Он радовался, что его мать и сестра живы, дом, в котором он родился, провел детство и вырос, цел. Потрясен Борис был видом своих близких. И мать и сестра стали удивительно похожи друг на друга — обе очень худые и желтые, только кости да кожа, трудно было поверить, что в них еще теплится жизнь; Были они и одинаково одеты — ватники, на головах темные платки. Их комната, в памяти Бориса всегда такая светлая, теплая и уютная, была теперь почти пустой, холодной и очень черной. Мать объяснила, что это от копоти печки и разнообразных светильников. Сначала жгли керосиновую лампу, потом свечи, коптилку, лучину. Вся мебель и даже обеденный стол пошли на дрова, сгорели в буржуйке.
Но, несмотря на пережитое, все трое были счастливы, что живы, что встретились вновь.
И вот Борис Ваха снова поехал навестить свою мать и сестру. Его снаряжала вся 2-я эскадрилья. Вещевой мешок Вахи был наполнен продуктами, какие только нашлись у товарищей: сгущенное молоко, несколько плиток шоколада, тушенка, консервированная американская колбаса, несколько буханок хлеба. На попутной машине он добрался до города, дальше пошел пешком. Спешил, не чувствуя тяжести вещевого мешка с бесценными продуктами, способными поставить на ноги изможденных длительным голодом его мать и сестру…
Начался обстрел города дальнобойными немецкими орудиями. Но, не обращая внимания на разрывы снарядов, Ваха ускорял шаг, и когда он был почти у порога своего дома, от разрыва снаряда большого калибра дом на его глазах разломился и рухнул, превратившись в огромную кучу щебня с торчащими из нее обломками кирпичных стен. Его родной дом, где он родился, рос, во дворе которого играл со своими сверстниками, где жили его мать и сестра…
Он не верил тому, что произошло. Ошеломленный, бросился он к дымящимся обломкам, туда, где, по его мнению, должна была быть их квартира, поспешно, с невероятной силой принялся разбрасывать кирпичи, переворачивать глыбы, разгребать руками щебень. Изодрав в кровь руки поняв, что бессилен что-либо сделать, чтобы спасти родных, он опустился на битый кирпич и в первый раз, с тех пор как стал взрослым, заплакал…
Однополчане были потрясены рассказом своего товарища. Долго мы все находились под впечатлением от, случившегося несчастья. На бомбах, подготовленных к подвеске и лежащих под самолетами, мотористы писали: «За смерть матери лейтенанта Вахи!», «Смерть убийцам сестры Бориса Вахи!», «За гибель ленинградцев!»
О варварских обстрелах врагом Ленинграда мы все, конечно, знали сначала из газет и сводок Совинформбюро, потом, прилетев под Ленинград, стали их очевидцами. Не раз мы слышали страшный вой выпущенного мортирой снаряда и его раскатистый, мощный разрыв где-то в центре города. Мы знали, что в воронке от разрыва такого снаряда поместилось бы двухэтажное здание. Знали огромные цифры жертв ленинградцев от обстрелов — эти цифры не укладывались в сознании. Горько и тяжело было все это… Но еще горше и тяжелее стало на душе, когда пришел наш товарищ, еще несколько часов назад радостный и веселый, а теперь с неизбывным и тяжелым горем в глазах. Ненависть к врагу жгла наши души, она требовала действий, возмездия сейчас же, сию минуту…
Облака прижимались к земле, закрывали небо, закрывали пути и дороги, по которым могли мы проникнуть в стан врага. Казалось, что погода держит нас на земле только чтобы еще больше переполнить наши сердца гневом и ненавистью.
В начале января командир дивизии гвардии полковник Божко позвонил мне из Левашове:
— Богданов, надо срочно слетать в район Луги и сбросить ленинградским партизанам четырнадцать тонн оружия и боеприпасов. Все данные о местонахождении площадки партизан и опознавательных сигналах получите в штабе.
— Товарищ гвардии полковник! Плохая погода, все кругом закрыто туманом, лететь сегодня невозможно.
— Я и не приказываю лететь сегодня. Если нет погоды, полетите завтра. На ваш полк и ваших летчиков я рассчитываю. И надеюсь, задание будет выполнено.
— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник. Задание выполним!
После этих моих слов Божко повесил трубку. Он не любил много говорить.
Из имеющихся в полку экипажей мы выбрали десять — опытных, способных летать ночью в самых сложных погодных условиях. Утром следующего дня в полк приехал М. Н. Никитин, начальник Ленинградского областного штаба партизанского движения, и привез с собой на нескольких машинах оружие, боеприпасы, взрывчатку, упакованные в 120 мягких мешков. Их можно было сбрасывать с малой высоты без парашютов. Это упрощало выполнение задания.
Поздоровавшись, Никитин сразу перешел к делу:
— Товарищи летчики, задание нужно выполнить как можно скорее, от этого зависят успешные действия партизан. Им предстоит очень важная и ответственная задача: не только сорвать подвоз к фронту резервов противника, но и не дать фашистам уйти самим и увезти боевую технику с ленинградской земли. Партизаны сейчас крайне нуждаются в боеприпасах и взрывчатке, только вы можете доставить им все необходимое. На вас, гвардия, вся наша надежда.
Прогноз погоды на ночь не обещал ничего хорошего, начальник метеослужбы полка гвардии старший техник-лейтенант Серафима Свистова, проконсультировавшись со специалистами метеослужбы соединения, сказала, что надежды на улучшение погоды нет. Возможно, во второй половине ночи туман рассеется, но облачность не поднимется выше двухсот метров.
И все же, несмотря на плохой прогноз, мы подготовились к вылету и уехали на аэродром. Учитывая, что полет предстоял недолгий, решили использовать даже самое кратковременное улучшение погоды.
Как только видимость немного улучшилась, мы послали в полет разведчика погоды — самолет с экипажем гвардии старшего лейтенанта Ильи Земляного. На его борту полетели старший метеоролог гвардии старшина Ксения Босова, очень смелая девушка, и заместитель штурмана полка гвардии капитан Павел Шидловский. Его задача состояла в том, чтобы при обнаружении местонахождения партизан передать нам их точные координаты.
Дважды вылетал Земляной и дважды на своем пути встречал стену облачности, соединявшуюся нижней кромкой с верхней границей тумана. Уже после полуночи, когда мы потеряли надежду «поймать погоду», стали получать от него радиограммы: «Облачность 10 баллов, высотой 100—150 метров, видимость 2-3 километра…»
Подаю команду:
— По самолетам! По зеленой ракете запуск моторов — и поочередно на взлет.
Экипажи спешат к машинам. Проходит десять, двадцать минут: Земляной молчит. Нервы у нас на пределе. Посылаю Маковского, начальника связи полка, выяснить, почему нет донесений от Земляного, но тут раздается телефонный звонок и начальник оперативного отдела гвардии майор Кирпатый сообщает радиограмму, полученную от Земляного: «Нахожусь над целью, облачность 10 баллов, высотой 150—200 метров, видимость 2-3 километра, цель обозначена условным сигналом хорошо, расположена в 20 километрах северо-западнее Луги, задание выполнил, возвращаюсь на базу».
Даю зеленую ракету и выезжаю на старт. Командиры кораблей один за другим запускают моторы. Вздымая снежную пыль, Борис Тоболин, Николай Готин, Александр Крюков, Михаил Бурин, Михаил Майоров, Дмитрий Кузнецов, Иван Кулаков, Григорий Винарский и Владимир Ярошевич улетают в темную ночь.
Полет к партизанам занимает менее часа, а сколько напряжения, сколько тревоги за исход полета, и все потому, что погода вот-вот может покуражиться над нами, измениться к худшему, — где тогда посадить корабли? Всюду погода «на пределе», может не хватить десяти минут, и судьба экипажей боевых кораблей будет в опасности. Ох, не подвела бы ленинградская коварная погода…
К счастью, в эту ночь все кончилось хорошо. Экипажи, выполнив задание, благополучно произвели посадку. Об этом тотчас докладываю командованию.
Рано утром получаем сообщение, что партизаны получили всего 84 мешка с боеприпасами и вооружением, а 36 мешков пропали.
Провожу расследование, опрашиваем каждый экипаж: где, на какие сигналы сбрасывали партизанам груз? Все утверждают, что сбрасывали на площадку среди леса, где горели пять костров, выложенные конвертом, по диагонали которого стреляли ракетами зеленого и красного цветов. Звоним в Ленинградский штаб партизанского движения: пусть партизаны хорошенько поищут — им были сброшены все 120 мешков.
Вмешался секретарь обкома партии, и только тогда выяснилось, что соседний отряд, находившийся в 10— 15 километрах от того, которому предназначался груз, выложил такие же опознавательные знаки и «незаконно» получил 36 мешков вооружения и боеприпасов. Хитрецам за это попало от начальства, а перед нами извинились за недоразумение.
Доказав, что мы способны выполнять боевые задания в плохую погоду, в течение первой половины января мы еще несколько раз летали к ленинградским партизанам, доставляли им боеприпасы и вооружение. Все задания мы выполняли успешно.
Хотя полеты по обеспечению боевой деятельности партизанских отрядов были очень важными и полезными для Ленинградского фронта, для нас это было не основной, а дополнительной боевой работой. Наш полк предназначался для бомбардировочных ударов, для разрушения мощных долговременных оборонительных сооружений противника, и к этому мы не переставали тщательно готовиться.
Проверявшая нас комиссия во главе с главным инженером авиации дальнего действия генералом Марковым отметила полную готовность летного состава и всех самолетов полка к боевым действиям. Это же подтверждалось полетами к партизанам, это было отмечено в приказе командующего АДД.
В канун наступления, 13 января, мы получили приказ: готовиться к участию в авиационной подготовке прорыва войсками Ленинградского фронта укрепленных позиций противника.
Весь день с утра до вечера на аэродроме шли последние приготовления в боевому вылету. Бортовые техники опробовали двигатели, дозаправляли горючим самолеты, вооруженцы с помощью лебедок подвешивали под фюзеляжами двухсотпятидесятикилограммовые и полутонные фугаски, способные разрушать мощные подземные сооружения с железобетонными перекрытиями толщиной более одного метра, и трехсоткилограммовые термитные бомбы, при взрыве которых горит земля и плавится металл. Фюзеляжи самолетов загружались мелкими осколочными и зажигательными бомбами для уничтожения солдат противника, укрывавшихся в легких сооружениях и окопах. Расчищалась и укатывалась взлетно-посадочная полоса. На аэродроме царили подъем и оживление. Одно лишь небо хмурилось и было по-прежнему закрыто низкими — рукой достать-облаками. Все с надеждой всматривались в подветренную часть горизонта: не разорвутся ли там облака, не появится ли светлая полоска…
К концу дня, когда все работы по подготовке к боевому вылету были закончены, на командный пункт позвонил гвардии полковник Божко.
— Богданов, в первую половину ночи ожидается временное улучшение погоды, прежняя задача отменяется. Всеми самолетами с экипажами, летающими в сложных условиях погоды ночью, в течение тридцати минут, с двадцати двух до двадцати двух часов тридцати минут, нанести удар по цели «муха». Маршрут полета, заход на цель и высоту получите по телетайпу.
«Муха» — наша старая, знакомая цель. Мы ее ожесточенно бомбили еще в августе 1943 года. Это артиллерийские позиции дальнобойных орудий на территории бывшего совхоза «Беззаботнинский», в районе деревень Разбегай и Райкузы, в десяти километрах южнее Петродворца. Отсюда гитлеровцы систематически обстреливали Ленинград.
Приглашаю командиров, объявляю им полученную задачу.
— Вот и настал час расплаты за гибель семьи штурмана Вахи, — подал реплику Анатолий Константинович Пешков.
— Михаил Иванович, — обратился я к начальнику штаба полка гвардии майору Лопаткину, — поставьте головным самолет Земляного, пусть штурман Ваха первым нанесет бомбовый удар по врагу.
Все одобрили такое решение.
Никогда не наблюдал я у личного состава полка такого проявления энтузиазма, готовности идти в бой, как в дни нашей работы на Ленинградском фронте. Не говоря уже о летчиках, офицеры и сержанты технической службы и службы вооружения, штабные работники просили, буквально умоляли разрешить им лететь на боевое задание, каждый хотел своими руками сбрасывать ящики с малокалиберными бомбами на головы врага. И такие разрешения пришлось давать — только как поощрение за, отличную службу. Те, кому пришлось отказать, были очень обижены…
К вечеру рваная облачность приподнялась, в ее разрывах можно было увидеть кусочки темного неба с ярко сверкавшими звездами. Но метеослужба предупреждала: улучшение погоды временное, с вылетом на боевое задание тянуть нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
И это возмездие приближалось. Готовились к наступлению войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов.
Против наших войск под Ленинградом стояли немецкие соединения группы армий «Север», которые за длительный период блокады создали мощную, глубоко эшелонированную оборону, глубиной до 250 километров, с железобетонными и дерево-земляными огневыми точками, с минными полями и проволочными заграждениями. Чтобы взломать такую оборону и обеспечить захват долговременных оборонительных сооружений с наименьшими потерями, в помощь нашим наземным войскам привлекались артиллерия кораблей, фортов, железнодорожных батарей, авиация Краснознаменного Балтийского флота, 13-я, 14-я и частично 15-я воздушные армии, истребительная авиация ПВО и часть сил авиации дальнего действия. На ленинградских аэродромах кроме нашего соединения были сосредоточены части соединений генералов Георгиева и Счетчикова. Управлял боевыми действиями наших соединений командующий АДД А. Е. Голованов.
Началась всесторонняя кропотливая подготовка к боевым вылетам на новом, очень сложном для полетов театре военных действий. Действовать мы должны были на виду у героических защитников и населения Ленинграда, ударить в грязь лицом было недопустимо. А погода все еще стояла нелетная — все тот же дождь вперемежку со снегом, серые низкие облака, туман.
Все нелетные дни мы использовали для подготовки материальной части, изучали линию фронта и район предстоящих боевых действий, вероятные цели, противовоздушную оборону противника, а когда случалось кратковременное улучшение погоды, тренировали командиров кораблей взлету вслепую (при ограниченной видимости и за шторками), летали в районе базирования, садились на соседние аэродромы. К этому времени молодые летчики полка стали хорошими командирами кораблей. Такие офицеры, как Маркирьев, Дедухов, Сычев, Кочеманов, Гришин, Минин, Киселев, Федосеев и Другие, совершили до ста и более боевых вылетов. Им, правда, недоставало еще опыта полетов в сложных погодных условиях.
К началу боевых действий все имевшиеся в полку самолеты (тридцать пять Ли-2 и два С-47) находились в полной боевой готовности. Учитывая, что наша взлетно-посадочная площадка длиной была всего 1200 метров и шириной 80 метров, мы тренировали всех командиров кораблей взлету и посадке на ней на максимально загруженном самолете. Из тридцати восьми подготовленных командиров кораблей (некоторые из них летали вторыми пилотами) двадцать семь могли выполнять боевые задания в сложных условиях погоды, ночью.
В дни нелетной погоды мы приглашали из Ленинграда лекторов, пропагандистов, историков, военных моряков, командиров истребительных частей, педагогов, прослушали много интересных для нас лекций и бесед о Ленинграде-центре русской культуры, его истории и славе, о героической борьбе его защитников с врагом, о зверствах немецко-фашистских захватчиков.
Партийно-политическая работа, увязанная с жизнью и буднями ленинградцев, с непосредственными задачами фронта, в высокой степени воодушевляла весь коллектив полка. Мы с большим нетерпением ожидали того часа, когда полетим в бой и сторицей отплатим врагу за все его злодеяния.
В нашем полку были ленинградцы: гвардии лейтенант Ваха, гвардии старшина Босова, молодой командир корабля гвардии лейтенант Сычев, гвардии майор Готин и еще несколько офицеров и сержантов. Многие из них побывали у родных или родственников и видели, что сделал враг с их любимым городом, с ленинградцами. Возвращались они, переполненные горем, гневом и ненавистью к гитлеровцам. От их бесхитростных рассказов даже нам, воинам постарше, много повидавшим, становилось не по себе. Лучшего способа мобилизации на борьбу с коварным и жестоким врагом, чем рассказы наших боевых товарищей, не было.
Борис Ваха сразу после прилета полка в Левашове навестил в Ленинграде своих мать и сестру, перенесших страшные дни блокады.
Из первой поездки в Ленинград Ваха вернулся и радостным, и удрученным. Он радовался, что его мать и сестра живы, дом, в котором он родился, провел детство и вырос, цел. Потрясен Борис был видом своих близких. И мать и сестра стали удивительно похожи друг на друга — обе очень худые и желтые, только кости да кожа, трудно было поверить, что в них еще теплится жизнь; Были они и одинаково одеты — ватники, на головах темные платки. Их комната, в памяти Бориса всегда такая светлая, теплая и уютная, была теперь почти пустой, холодной и очень черной. Мать объяснила, что это от копоти печки и разнообразных светильников. Сначала жгли керосиновую лампу, потом свечи, коптилку, лучину. Вся мебель и даже обеденный стол пошли на дрова, сгорели в буржуйке.
Но, несмотря на пережитое, все трое были счастливы, что живы, что встретились вновь.
И вот Борис Ваха снова поехал навестить свою мать и сестру. Его снаряжала вся 2-я эскадрилья. Вещевой мешок Вахи был наполнен продуктами, какие только нашлись у товарищей: сгущенное молоко, несколько плиток шоколада, тушенка, консервированная американская колбаса, несколько буханок хлеба. На попутной машине он добрался до города, дальше пошел пешком. Спешил, не чувствуя тяжести вещевого мешка с бесценными продуктами, способными поставить на ноги изможденных длительным голодом его мать и сестру…
Начался обстрел города дальнобойными немецкими орудиями. Но, не обращая внимания на разрывы снарядов, Ваха ускорял шаг, и когда он был почти у порога своего дома, от разрыва снаряда большого калибра дом на его глазах разломился и рухнул, превратившись в огромную кучу щебня с торчащими из нее обломками кирпичных стен. Его родной дом, где он родился, рос, во дворе которого играл со своими сверстниками, где жили его мать и сестра…
Он не верил тому, что произошло. Ошеломленный, бросился он к дымящимся обломкам, туда, где, по его мнению, должна была быть их квартира, поспешно, с невероятной силой принялся разбрасывать кирпичи, переворачивать глыбы, разгребать руками щебень. Изодрав в кровь руки поняв, что бессилен что-либо сделать, чтобы спасти родных, он опустился на битый кирпич и в первый раз, с тех пор как стал взрослым, заплакал…
Однополчане были потрясены рассказом своего товарища. Долго мы все находились под впечатлением от, случившегося несчастья. На бомбах, подготовленных к подвеске и лежащих под самолетами, мотористы писали: «За смерть матери лейтенанта Вахи!», «Смерть убийцам сестры Бориса Вахи!», «За гибель ленинградцев!»
О варварских обстрелах врагом Ленинграда мы все, конечно, знали сначала из газет и сводок Совинформбюро, потом, прилетев под Ленинград, стали их очевидцами. Не раз мы слышали страшный вой выпущенного мортирой снаряда и его раскатистый, мощный разрыв где-то в центре города. Мы знали, что в воронке от разрыва такого снаряда поместилось бы двухэтажное здание. Знали огромные цифры жертв ленинградцев от обстрелов — эти цифры не укладывались в сознании. Горько и тяжело было все это… Но еще горше и тяжелее стало на душе, когда пришел наш товарищ, еще несколько часов назад радостный и веселый, а теперь с неизбывным и тяжелым горем в глазах. Ненависть к врагу жгла наши души, она требовала действий, возмездия сейчас же, сию минуту…
Облака прижимались к земле, закрывали небо, закрывали пути и дороги, по которым могли мы проникнуть в стан врага. Казалось, что погода держит нас на земле только чтобы еще больше переполнить наши сердца гневом и ненавистью.
В начале января командир дивизии гвардии полковник Божко позвонил мне из Левашове:
— Богданов, надо срочно слетать в район Луги и сбросить ленинградским партизанам четырнадцать тонн оружия и боеприпасов. Все данные о местонахождении площадки партизан и опознавательных сигналах получите в штабе.
— Товарищ гвардии полковник! Плохая погода, все кругом закрыто туманом, лететь сегодня невозможно.
— Я и не приказываю лететь сегодня. Если нет погоды, полетите завтра. На ваш полк и ваших летчиков я рассчитываю. И надеюсь, задание будет выполнено.
— Слушаюсь, товарищ гвардии полковник. Задание выполним!
После этих моих слов Божко повесил трубку. Он не любил много говорить.
Из имеющихся в полку экипажей мы выбрали десять — опытных, способных летать ночью в самых сложных погодных условиях. Утром следующего дня в полк приехал М. Н. Никитин, начальник Ленинградского областного штаба партизанского движения, и привез с собой на нескольких машинах оружие, боеприпасы, взрывчатку, упакованные в 120 мягких мешков. Их можно было сбрасывать с малой высоты без парашютов. Это упрощало выполнение задания.
Поздоровавшись, Никитин сразу перешел к делу:
— Товарищи летчики, задание нужно выполнить как можно скорее, от этого зависят успешные действия партизан. Им предстоит очень важная и ответственная задача: не только сорвать подвоз к фронту резервов противника, но и не дать фашистам уйти самим и увезти боевую технику с ленинградской земли. Партизаны сейчас крайне нуждаются в боеприпасах и взрывчатке, только вы можете доставить им все необходимое. На вас, гвардия, вся наша надежда.
Прогноз погоды на ночь не обещал ничего хорошего, начальник метеослужбы полка гвардии старший техник-лейтенант Серафима Свистова, проконсультировавшись со специалистами метеослужбы соединения, сказала, что надежды на улучшение погоды нет. Возможно, во второй половине ночи туман рассеется, но облачность не поднимется выше двухсот метров.
И все же, несмотря на плохой прогноз, мы подготовились к вылету и уехали на аэродром. Учитывая, что полет предстоял недолгий, решили использовать даже самое кратковременное улучшение погоды.
Как только видимость немного улучшилась, мы послали в полет разведчика погоды — самолет с экипажем гвардии старшего лейтенанта Ильи Земляного. На его борту полетели старший метеоролог гвардии старшина Ксения Босова, очень смелая девушка, и заместитель штурмана полка гвардии капитан Павел Шидловский. Его задача состояла в том, чтобы при обнаружении местонахождения партизан передать нам их точные координаты.
Дважды вылетал Земляной и дважды на своем пути встречал стену облачности, соединявшуюся нижней кромкой с верхней границей тумана. Уже после полуночи, когда мы потеряли надежду «поймать погоду», стали получать от него радиограммы: «Облачность 10 баллов, высотой 100—150 метров, видимость 2-3 километра…»
Подаю команду:
— По самолетам! По зеленой ракете запуск моторов — и поочередно на взлет.
Экипажи спешат к машинам. Проходит десять, двадцать минут: Земляной молчит. Нервы у нас на пределе. Посылаю Маковского, начальника связи полка, выяснить, почему нет донесений от Земляного, но тут раздается телефонный звонок и начальник оперативного отдела гвардии майор Кирпатый сообщает радиограмму, полученную от Земляного: «Нахожусь над целью, облачность 10 баллов, высотой 150—200 метров, видимость 2-3 километра, цель обозначена условным сигналом хорошо, расположена в 20 километрах северо-западнее Луги, задание выполнил, возвращаюсь на базу».
Даю зеленую ракету и выезжаю на старт. Командиры кораблей один за другим запускают моторы. Вздымая снежную пыль, Борис Тоболин, Николай Готин, Александр Крюков, Михаил Бурин, Михаил Майоров, Дмитрий Кузнецов, Иван Кулаков, Григорий Винарский и Владимир Ярошевич улетают в темную ночь.
Полет к партизанам занимает менее часа, а сколько напряжения, сколько тревоги за исход полета, и все потому, что погода вот-вот может покуражиться над нами, измениться к худшему, — где тогда посадить корабли? Всюду погода «на пределе», может не хватить десяти минут, и судьба экипажей боевых кораблей будет в опасности. Ох, не подвела бы ленинградская коварная погода…
К счастью, в эту ночь все кончилось хорошо. Экипажи, выполнив задание, благополучно произвели посадку. Об этом тотчас докладываю командованию.
Рано утром получаем сообщение, что партизаны получили всего 84 мешка с боеприпасами и вооружением, а 36 мешков пропали.
Провожу расследование, опрашиваем каждый экипаж: где, на какие сигналы сбрасывали партизанам груз? Все утверждают, что сбрасывали на площадку среди леса, где горели пять костров, выложенные конвертом, по диагонали которого стреляли ракетами зеленого и красного цветов. Звоним в Ленинградский штаб партизанского движения: пусть партизаны хорошенько поищут — им были сброшены все 120 мешков.
Вмешался секретарь обкома партии, и только тогда выяснилось, что соседний отряд, находившийся в 10— 15 километрах от того, которому предназначался груз, выложил такие же опознавательные знаки и «незаконно» получил 36 мешков вооружения и боеприпасов. Хитрецам за это попало от начальства, а перед нами извинились за недоразумение.
Доказав, что мы способны выполнять боевые задания в плохую погоду, в течение первой половины января мы еще несколько раз летали к ленинградским партизанам, доставляли им боеприпасы и вооружение. Все задания мы выполняли успешно.
Хотя полеты по обеспечению боевой деятельности партизанских отрядов были очень важными и полезными для Ленинградского фронта, для нас это было не основной, а дополнительной боевой работой. Наш полк предназначался для бомбардировочных ударов, для разрушения мощных долговременных оборонительных сооружений противника, и к этому мы не переставали тщательно готовиться.
Проверявшая нас комиссия во главе с главным инженером авиации дальнего действия генералом Марковым отметила полную готовность летного состава и всех самолетов полка к боевым действиям. Это же подтверждалось полетами к партизанам, это было отмечено в приказе командующего АДД.
В канун наступления, 13 января, мы получили приказ: готовиться к участию в авиационной подготовке прорыва войсками Ленинградского фронта укрепленных позиций противника.
Весь день с утра до вечера на аэродроме шли последние приготовления в боевому вылету. Бортовые техники опробовали двигатели, дозаправляли горючим самолеты, вооруженцы с помощью лебедок подвешивали под фюзеляжами двухсотпятидесятикилограммовые и полутонные фугаски, способные разрушать мощные подземные сооружения с железобетонными перекрытиями толщиной более одного метра, и трехсоткилограммовые термитные бомбы, при взрыве которых горит земля и плавится металл. Фюзеляжи самолетов загружались мелкими осколочными и зажигательными бомбами для уничтожения солдат противника, укрывавшихся в легких сооружениях и окопах. Расчищалась и укатывалась взлетно-посадочная полоса. На аэродроме царили подъем и оживление. Одно лишь небо хмурилось и было по-прежнему закрыто низкими — рукой достать-облаками. Все с надеждой всматривались в подветренную часть горизонта: не разорвутся ли там облака, не появится ли светлая полоска…
К концу дня, когда все работы по подготовке к боевому вылету были закончены, на командный пункт позвонил гвардии полковник Божко.
— Богданов, в первую половину ночи ожидается временное улучшение погоды, прежняя задача отменяется. Всеми самолетами с экипажами, летающими в сложных условиях погоды ночью, в течение тридцати минут, с двадцати двух до двадцати двух часов тридцати минут, нанести удар по цели «муха». Маршрут полета, заход на цель и высоту получите по телетайпу.
«Муха» — наша старая, знакомая цель. Мы ее ожесточенно бомбили еще в августе 1943 года. Это артиллерийские позиции дальнобойных орудий на территории бывшего совхоза «Беззаботнинский», в районе деревень Разбегай и Райкузы, в десяти километрах южнее Петродворца. Отсюда гитлеровцы систематически обстреливали Ленинград.
Приглашаю командиров, объявляю им полученную задачу.
— Вот и настал час расплаты за гибель семьи штурмана Вахи, — подал реплику Анатолий Константинович Пешков.
— Михаил Иванович, — обратился я к начальнику штаба полка гвардии майору Лопаткину, — поставьте головным самолет Земляного, пусть штурман Ваха первым нанесет бомбовый удар по врагу.
Все одобрили такое решение.
Никогда не наблюдал я у личного состава полка такого проявления энтузиазма, готовности идти в бой, как в дни нашей работы на Ленинградском фронте. Не говоря уже о летчиках, офицеры и сержанты технической службы и службы вооружения, штабные работники просили, буквально умоляли разрешить им лететь на боевое задание, каждый хотел своими руками сбрасывать ящики с малокалиберными бомбами на головы врага. И такие разрешения пришлось давать — только как поощрение за, отличную службу. Те, кому пришлось отказать, были очень обижены…
К вечеру рваная облачность приподнялась, в ее разрывах можно было увидеть кусочки темного неба с ярко сверкавшими звездами. Но метеослужба предупреждала: улучшение погоды временное, с вылетом на боевое задание тянуть нельзя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36