Леха застучал камнем чаще, а сосед Азамат даже стал что-то напевать.
– Две пятьсот! – крикнул Окуркин, утирая со лба пот. «Обувщик» снова атаковал, и трибуны гудели от дружного рёва.
«Сегодня будет рекорд, – подсказал Серёге внутренний голос. А затем добавил: – А в деревню ты бы лучше не ездил».
Наконец «Обувщик» сравнял счёт, и банки обрушились настоящим цунами. У Серёги от напряжения стали подрагивать коленки, а Леха выдыхал воздух с каким-то хрипом, однако не сдавался и лишь время от времени нервно похохатывал.
– Три семьсот двадцать семь! – торжественно объявил он, когда марафон наконец закончился и болельщики стали покидать трибуны.
Серёга помог другу уложить все заготовки и попробовал приподнять раздувшийся мешок. Это оказалось не так легко.
Мимо, словно стая волков, прошли бритоголовые. Они недобро покосились на Азамата, однако раскрасневшееся лицо Лехи Окуркина отпугнуло их.
– А вон и Сайд! – заметил бежевую «шестёрку» Тютюнин, и Азамат приветливо помахал брату рукой.
В последнее время Сайд подвозил Леху с Сергеем, вместе с их товаром. Алюминий они тоже сдавали вместе, в подпольном пункте какого-то земляка Сайда и по более высоким ценам.
Пока грузили добычу, неподалёку происходила драка. Точнее, не драка, а избиение. Били букмекера, который за время матча успел пропить все доверенные ему ставки.
Неподалёку стоял милицейский сержант и со скучающей физиономией наблюдал за процессом. Его тоже угораздило поставить на результат, и теперь он мстил букмекеру чужими руками и ногами.
Видимо, решив, что тому уже хватит, он вяло разогнал народных мстителей и, махнув рукой, подозвал машину с клеткой.
– Хорошо денёк прошёл, – сказал довольный Леха, когда они погрузились в «шестёрку» Сайда.
– Да, неплохо, – согласился Серёга. – Очень неплохо.
7
Домой Тютюнин пришёл в одиннадцатом часу. Не очень поздно, да к тому же трезвый.
Каково же было его удивление, когда жена встретила его потоком бранных слов и своей любимой скалкой.
Натренированный Серёга увернулся от пары ударов, опрокинул стул и журнальный столик, однако в лоб все же получил.
– Ты что! – завопил он. – Я же трезвый!
– Не важно! – наступала Люба, на практике отрабатывая выпады и развороты.
Пробегая мимо софы, Тютюнин подхватил подушку и что есть силы швырнул её в жену. От неожиданности Люба потеряла равновесие и со всего маху грохнулась задом об пол.
В шкафу зазвенели рюмки, а снизу шваброй в потолок застучали соседи.
– Сволочь ты, Тютюнин! – крикнула Люба и поползла за обронённой скалкой.
– Да ты объясни, в чем дело?!
– В чем? Ещё спрашиваешь, харя твоя бесстыжая?! А любовницу себе кто завёл?
– Какую ещё любовницу? – опешил Сергей.
– Такую… – Люба шмыгнула носом и достала из кармана кусочек серого картона с телефоном. – Вот, у тебя в кармане нашла…
– А где тут написано, что это любовница?
– Не написано, зато духами пахнет… Ты нюхай, нюхай!
Тютюнин понюхал. Действительно, врачиха Света злоупотребила духами.
– А ты звонить по этому телефону пробовала?
– Это зачем ещё?
Люба поднялась с пола, однако Серёга на всякий случай все ещё держался от неё на безопасном расстоянии.
– Затем, что проверить бы следовало, прежде чем на человека с дубиной бросаться. Тебе это в голову не приходило?
– Не-а, – призналась Люба. – Я маме позвонила, а она сразу сказала – бей его…
Решив не откладывать проверку в долгий ящик, Люба сейчас же набрала указанный номер и, когда ей ответили, переспросила:
– Куда, вы говорите, я попала? В морг?!
В испуге бросив трубку, она отскочила не середину комнаты и уставилась на Сергея широко раскрытыми глазами.
– Говорят – морг, Серёж. Откуда у тебя в брюках морг?
– Да в чьей-то шубе в кармане валялся. Я выбросить хотел, да, видать, забыл.
Чувствуя за собой вину, Люба собрала мужу поздний ужин и, глядя, как он ест, тяжело вздыхала.
– Я завтра с Лешкой и Ленкой его в деревню еду, – сообщил Тютюнин между пирожком и киселём.
– Я знаю, – снова вздохнула Люба. – Лена мне звонила. Говорит, они с Лешкой наследство получили.
– Ничего, и мы когда-нибудь получим, – усмехнулся Тютюнин. – Двухкомнатную квартиру, бывшую кооперативную, и старый проржавелый автомобиль «москвич».
8
Наутро пришедшего на кухню Серёгу ожидал небольшой сюрприз. На столе стоял начищенный до блеска самовар. Тот самый, который он притащил, чтобы сдать на цветной лом.
– Удивился, да, Серёж? – лучась радостью, спросила Люба. – Это я до двух ночи драила медяшку, чтобы тебе приятное сделать.
– Ну чего… – Сергей пожал плечами, не зная, что сказать. Самовар, хотя одна ручка у него отсутствовала, а на корпусе красовались несколько глубоких вмятин, действительно смотрелся очень нарядно.
– И крантик, Серёж, работает! – похвалилась Люба. – А воду я кипятильником закипятила. Садись чай пить.
Серёга сел и попил. А перед уходом поцеловал жену, показывая, что за вчерашнее недоразумение зла на неё не держит.
Едва он открыл дверь на лестничную площадку, как на пороге показался любимец его жены – кот Афоня, который отсутствовал дома двое суток.
– О, нашлась пропажа! – всплеснула руками Люба и, подхватив Афоню, потащила его в ванную – купать.
«Ну и хорошо», – неизвестно почему подумал Серёга и прикрыл дверь.
Возле подъезда его уже ждал Леха на своём «запорожце» канареечного цвета, с женой Леной на заднем сиденье. Весила она немало, оттого жёлтая машинка, казалось, вот-вот встанет на дыбы.
– Когда-нибудь я куплю себе другой автомобиль, – бывало, говорил Леха, сидя за стаканом. – Но «запорожца» этого я не продам ни за какие деньги. Веришь, Серёг?
– Верю, – обычно говорил Тютюнин, поскольку из личного опыта знал, что не соглашаться с Окуркиным, когда он в таком состоянии, нельзя. В противном случае Леха либо лез в драку, либо начинал рыдать и рвать на себе рубаху. И неизвестно, что было хуже.
– Вот веришь ли, миллион баксов мне давай – не возьму. В руки пихай, а я не продам. Веришь?
В принципе, Леху можно было понять. Он в этот «запорожец» вложил больше сил, чем завод-изготовитель. Окуркин даже взялся лудить весь его кузов, однако, сточив за полгода четыре паяльника, ограничился только днищем.
– Привет, Мишка Квакин! – басом поздоровалась с Сергеем Елена. Она всегда называла его Квакиным, поскольку её любимой и единственной в жизни книгой была «Тимур и его команда».
Она повсюду таскала её с собой и даже теперь, сидя на заднем сиденье «запорожца», перелистывала страницы с полуистершимися буквами.
– Пассажирам пристегнуться! – громко объявил Леха, пролезая на своё место. – Начинаем заезд для иномарок в классе «Формулы-1», до деревни Гуняшкино!
Мотор машины задребезжал, застучал, затрясся и, дёрнув коробку с пассажирами, тяжело поволок её по асфальту.
9
До Гуняшкина доехали довольно быстро – часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.
– А чего это твоя помойка так свистит? – спросил он.
– Так это турбина, – просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошёл «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.
– А правда, Леха, чего у тебя там свистело? – поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.
– Да свисток он в трубу запихал, – пояснила Елена. – Взрослый человек, а туда же.
Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.
– Ты на дом не гляди, – предупредил Окуркин, выбираясь из машины. – Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли – поместье, е-моё.
– И речка близко, – добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. – Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.
– Аче делать-то надо? – спросил Серёга, вдыхая полной грудью чистый воздух.
– Сначала погреб разберём. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем – и все, отработали, – сообщил Леха.
– Зачем лебеду-то сшибать? Может, её косить надо?
– Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.
– Каких ещё работ?
– Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.
– В июне?
– А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.
– А в зиму разве закапывают? – усомнился Тютюнин.
– Конечно закапывают, – уверенно заявил Леха. – Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают – все просто. Ну, пошли в погреб.
– Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? – напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.
Глядя на неё, Сергей подумал, что работу по сшиба-нию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксёра-тяжеловеса.
– Ладно, сама разожжёшь, не маленькая, – отмахнулся Окуркин. – И вообще, давай лучше печку в доме растопим.
– Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом – меня там жуть пробирает.
«Жуть пробирает», – мысленно повторил Тютюнин и ещё раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.
Его пробирала жуть.
10
Внутри дома было прохладно, если не сказать – холодно. Бревенчатые почерневшие стены не держали тепло и больше напоминали отсыревший камень.
Под потолком, тут и там висели пучки каких-то трав. По углам лежали на полу отшлифованные, похожие на гальку камешки.
– А свет здесь где включается? – поинтересовался Серёга.
– Да нет здесь никакого света. Электричество сюда три раза проводить пытались. Сначала после революции, потом в тридцать седьмом и ещё в пятьдесят третьем году.
– И что?
– Не дошли. Говорят, болота забирали к себе монтёров.
– Что значит забирали?
– Ну, утопли все.
– Ничего себе сказочки. – Серёга нервно засмеялся.
– Да ладно, – успокоил его Леха, – у меня здесь лампа есть керосиновая. Пойдём, она возле печки осталась.
Во второй, довольно просторной, однако такой же мрачной комнате стояла большая печь. Пожалуй, даже очень большая, хотя выросший в городе Серёга никогда печей не видел.
– Какая здоровая печка, Лех. Зачем она такая? – спросил Тютюнин, в то время как Окуркин ожесточённо встряхивал лампу, чтобы пропитать фитиль керосином.
– Откуда я знаю – я че, Пушкин? Наверно, здесь эти пекли.., караваи.
Среди ухватов и кочерёг, стоявших возле печи, особенно выделялась широкая лопата. Такая широкая, что, если бы Тютюнин на неё сел и обхватил коленки, его запросто можно было бы задвинуть в жерло огромной печи. Серёга хотел убрать заслонку, чтобы заглянуть внутрь печи, но побоялся.
– Ну вот, – бодро произнёс Леха, когда ему удалось наконец разжечь керосиновую лампу. – Теперь полезли в погреб.
– Слушай, а фонарика у тебя нет?
– Фонарика? – Окуркин почесал макушку и хмыкнул. – Действительно, нужно было фонарик прихватить. Но тут уж ничего не поделаешь. Пока попользуемся лампой.
– А это что такое? – спросил Тютюнин, указывая на ржавую цепь, которая одним концом крепилась к вбитой в стену скобе, а вторым заканчивалась на ржавом ошейнике с клёпкой вместо замка.
– Да хрен его знает. Может, старушка здесь собачку держала.
– На такой цепи не то что собачку, медведя можно держать, – заметил Тютюнин.
– Слушай, Серёг, остынь. Откуда я знаю – я ж не Пушкин. Пошли лучше в погреб.
В погреб пришлось спускаться по скрипучей лестнице, которая, казалось, вот-вот обрушится.
– Не бойся, я уже на земле стою! – крикнул откуда-то снизу Леха, и в темноте заметался огонёк его лампы.
Вскоре и Тютюнин закончил долгий спуск, а когда посмотрел вверх, то не обнаружил там светлого квадрата.
– Неожиданно, да? – спросил довольный Леха. – Я когда здесь первый раз был, так чуть не обделался. Это обманный эффект такой.
– Оптический? – уточнил Серёга, у которого по физике в школе случались четвёрки.
– Ну ты спросил! Пойдём лучше, я тебе магазин покажу.
Леха повернулся и пошёл по какому-то туннелю. Тютюнин, чтобы не отстать, поспешил за ним.
– Вот, смотри! – Леха осветил лампой старые деревянные полки, на которых стояло множество склянок с самым разным содержимым.
– И что же это такое? На варенье не похоже.
– Конечно не похоже. Это бабулины притирки, мази, настойки и прочая природная аптека.
– А зачем ей так много нужно было? Она что, сильно болела?
– Ты, Серёг, в не правильном направлении мыслишь, – с наставительными интонациями произнёс Окуркин. – Ты бы лучше поинтересовался, на чем эти травки настаивались.
– Неужели все это? – От промелькнувшей догадки Тютюнину стало теплее.
– Да, Серёг, все это или почти все настояно на чистейшей деревенской самогонке. Так что нам тут работы непочатый край.
– Здорово! Вот только закуски нет.
– Закуски нет – тут ты прав. Но если б Ленка заметила, что мы с собой харчи потащили, расправа была бы скорой и жестокой.
Леха приподнялся на цыпочки и снял с полки приглянувшуюся ему трехлитровую бутыль.
– А как же ты за руль потом сядешь? – вспомнил Тютюнин.
– Да пока мы с тобой траву рубить будем, все выветрится. А когда пообедаем, вообще следа не останется. И потом, чего бояться – у меня ж в «запорожце» турбина!
11
При свете керосиновой лампы содержимое трехлитровки светилось как янтарное. Леха открыл пластмассовую крышку и дал Серёге понюхать.
– О-о! – протянул Тютюнин. Он был приятно удивлён тонким фруктовым запахом, поскольку ожидал чего-то совершенно другого. Им с Лехой приходилось пить такие вещи, что врачи из «скорой помощи» только удивлялись, как пациенты к их приезду ещё оставались живы. А тут – сюрприз. Дивный фруктовый аромат.
– Из банки, что ли, будем? – спросил Тютюнин.
– Ну зачем из банки? Это харчи принести сложно, а стаканчики – вот они!
С этими словами Леха движениями фокусника открыл с лёгким щелчком два раскладных стаканчика.
– Попрошу наполнить, – сказал он, подставляя стаканы, и Серёга налил из банки по первой порции. Затем вернул её на полку и принял от Лехи стопочку.
– За что пьём?
– За удачное начало рабочего дня! – провозгласил Леха. – И чтобы Ленка не дозналась. Ну, поехали…
Оба друга одновременно опрокинули свои порции и, следуя традициям школы, выдохнули пары.
– Хорошо пошла, – заметил Тютюнин.
– Лучше не бывает. И закуски никакой не надо.
– По второй?
– Не возражаю…
– Стоп! А где банка? И где полки? Где все, Леха?
Тютюнин огляделся и понял, что находится в ярко освещённом помещении с неясно очерченными стенами. Они как будто состояли из утреннего тумана.
– Какая-то хреновина, Серёг, – подал голос Окуркин.
– О, и ты здесь! А я думал, это только мой глюк.
– Видать, общий, – сделал вывод Леха.
Неожиданно прямо из туманной стены выплыл какой-то размытый осьминог. Он подплыл к Серёге с Лехой поближе и издал нечто похожее на «бу-бу-бу».
– Мама родная! Кажись, опять «белая» началась! – страшным шёпотом произнёс Леха.
– Не болтай. Одновременно у двоих «белая» не бывает, – не слишком уверенно заметил Сергей.
Между тем осьминог принял обличье шара, и вокруг него закрутились шарики поменьше, которые теснили друг друга и обступали Леху и Сергея со всех сторон.
– Бу-бу-бу-бу? – пробубнил самый большой шар.
– Он чего-то спрашивает, Серёг.
– Вроде да, – согласился Тютюнин. А затем его осенило:
– Так это ж инопланетяне, Леха! Собратья по разуму!
– А как мы к ним попали? – спросил Окуркин, испуганно косясь на наплывавший прямо на него шарик. Лехе даже показалось, что он слышит смех.
В прошлом году, когда его забрали прямо с попойки в гараже и отвезли в «дурку», он тоже слышал смех.
«Неужели опять „белая“? – в страхе думал Окуркин. – Завяжу! Честное слово завяжу!»
Большой шар попытался сказать что-то ещё, а затем превратился в красный пластмассовый стул. Из стула перетёк в зеленое яблоко с синими листочками и, наконец, принял обличье толстого китайца в шёлковом малиновом халате.
Маленькие шарики сейчас же превратились в дюжину шумных китайчат, и те забегали по дощатому полу просторной беседки, стенами которой теперь служили увитые плющом деревянные решётки.
– Как сложна аднака на вас настроица. Уй как сложна! – произнёс китаец и, подойдя к Серёге, потрепал его по щеке. – Хароший панарепа!
1 2 3 4 5 6
– Две пятьсот! – крикнул Окуркин, утирая со лба пот. «Обувщик» снова атаковал, и трибуны гудели от дружного рёва.
«Сегодня будет рекорд, – подсказал Серёге внутренний голос. А затем добавил: – А в деревню ты бы лучше не ездил».
Наконец «Обувщик» сравнял счёт, и банки обрушились настоящим цунами. У Серёги от напряжения стали подрагивать коленки, а Леха выдыхал воздух с каким-то хрипом, однако не сдавался и лишь время от времени нервно похохатывал.
– Три семьсот двадцать семь! – торжественно объявил он, когда марафон наконец закончился и болельщики стали покидать трибуны.
Серёга помог другу уложить все заготовки и попробовал приподнять раздувшийся мешок. Это оказалось не так легко.
Мимо, словно стая волков, прошли бритоголовые. Они недобро покосились на Азамата, однако раскрасневшееся лицо Лехи Окуркина отпугнуло их.
– А вон и Сайд! – заметил бежевую «шестёрку» Тютюнин, и Азамат приветливо помахал брату рукой.
В последнее время Сайд подвозил Леху с Сергеем, вместе с их товаром. Алюминий они тоже сдавали вместе, в подпольном пункте какого-то земляка Сайда и по более высоким ценам.
Пока грузили добычу, неподалёку происходила драка. Точнее, не драка, а избиение. Били букмекера, который за время матча успел пропить все доверенные ему ставки.
Неподалёку стоял милицейский сержант и со скучающей физиономией наблюдал за процессом. Его тоже угораздило поставить на результат, и теперь он мстил букмекеру чужими руками и ногами.
Видимо, решив, что тому уже хватит, он вяло разогнал народных мстителей и, махнув рукой, подозвал машину с клеткой.
– Хорошо денёк прошёл, – сказал довольный Леха, когда они погрузились в «шестёрку» Сайда.
– Да, неплохо, – согласился Серёга. – Очень неплохо.
7
Домой Тютюнин пришёл в одиннадцатом часу. Не очень поздно, да к тому же трезвый.
Каково же было его удивление, когда жена встретила его потоком бранных слов и своей любимой скалкой.
Натренированный Серёга увернулся от пары ударов, опрокинул стул и журнальный столик, однако в лоб все же получил.
– Ты что! – завопил он. – Я же трезвый!
– Не важно! – наступала Люба, на практике отрабатывая выпады и развороты.
Пробегая мимо софы, Тютюнин подхватил подушку и что есть силы швырнул её в жену. От неожиданности Люба потеряла равновесие и со всего маху грохнулась задом об пол.
В шкафу зазвенели рюмки, а снизу шваброй в потолок застучали соседи.
– Сволочь ты, Тютюнин! – крикнула Люба и поползла за обронённой скалкой.
– Да ты объясни, в чем дело?!
– В чем? Ещё спрашиваешь, харя твоя бесстыжая?! А любовницу себе кто завёл?
– Какую ещё любовницу? – опешил Сергей.
– Такую… – Люба шмыгнула носом и достала из кармана кусочек серого картона с телефоном. – Вот, у тебя в кармане нашла…
– А где тут написано, что это любовница?
– Не написано, зато духами пахнет… Ты нюхай, нюхай!
Тютюнин понюхал. Действительно, врачиха Света злоупотребила духами.
– А ты звонить по этому телефону пробовала?
– Это зачем ещё?
Люба поднялась с пола, однако Серёга на всякий случай все ещё держался от неё на безопасном расстоянии.
– Затем, что проверить бы следовало, прежде чем на человека с дубиной бросаться. Тебе это в голову не приходило?
– Не-а, – призналась Люба. – Я маме позвонила, а она сразу сказала – бей его…
Решив не откладывать проверку в долгий ящик, Люба сейчас же набрала указанный номер и, когда ей ответили, переспросила:
– Куда, вы говорите, я попала? В морг?!
В испуге бросив трубку, она отскочила не середину комнаты и уставилась на Сергея широко раскрытыми глазами.
– Говорят – морг, Серёж. Откуда у тебя в брюках морг?
– Да в чьей-то шубе в кармане валялся. Я выбросить хотел, да, видать, забыл.
Чувствуя за собой вину, Люба собрала мужу поздний ужин и, глядя, как он ест, тяжело вздыхала.
– Я завтра с Лешкой и Ленкой его в деревню еду, – сообщил Тютюнин между пирожком и киселём.
– Я знаю, – снова вздохнула Люба. – Лена мне звонила. Говорит, они с Лешкой наследство получили.
– Ничего, и мы когда-нибудь получим, – усмехнулся Тютюнин. – Двухкомнатную квартиру, бывшую кооперативную, и старый проржавелый автомобиль «москвич».
8
Наутро пришедшего на кухню Серёгу ожидал небольшой сюрприз. На столе стоял начищенный до блеска самовар. Тот самый, который он притащил, чтобы сдать на цветной лом.
– Удивился, да, Серёж? – лучась радостью, спросила Люба. – Это я до двух ночи драила медяшку, чтобы тебе приятное сделать.
– Ну чего… – Сергей пожал плечами, не зная, что сказать. Самовар, хотя одна ручка у него отсутствовала, а на корпусе красовались несколько глубоких вмятин, действительно смотрелся очень нарядно.
– И крантик, Серёж, работает! – похвалилась Люба. – А воду я кипятильником закипятила. Садись чай пить.
Серёга сел и попил. А перед уходом поцеловал жену, показывая, что за вчерашнее недоразумение зла на неё не держит.
Едва он открыл дверь на лестничную площадку, как на пороге показался любимец его жены – кот Афоня, который отсутствовал дома двое суток.
– О, нашлась пропажа! – всплеснула руками Люба и, подхватив Афоню, потащила его в ванную – купать.
«Ну и хорошо», – неизвестно почему подумал Серёга и прикрыл дверь.
Возле подъезда его уже ждал Леха на своём «запорожце» канареечного цвета, с женой Леной на заднем сиденье. Весила она немало, оттого жёлтая машинка, казалось, вот-вот встанет на дыбы.
– Когда-нибудь я куплю себе другой автомобиль, – бывало, говорил Леха, сидя за стаканом. – Но «запорожца» этого я не продам ни за какие деньги. Веришь, Серёг?
– Верю, – обычно говорил Тютюнин, поскольку из личного опыта знал, что не соглашаться с Окуркиным, когда он в таком состоянии, нельзя. В противном случае Леха либо лез в драку, либо начинал рыдать и рвать на себе рубаху. И неизвестно, что было хуже.
– Вот веришь ли, миллион баксов мне давай – не возьму. В руки пихай, а я не продам. Веришь?
В принципе, Леху можно было понять. Он в этот «запорожец» вложил больше сил, чем завод-изготовитель. Окуркин даже взялся лудить весь его кузов, однако, сточив за полгода четыре паяльника, ограничился только днищем.
– Привет, Мишка Квакин! – басом поздоровалась с Сергеем Елена. Она всегда называла его Квакиным, поскольку её любимой и единственной в жизни книгой была «Тимур и его команда».
Она повсюду таскала её с собой и даже теперь, сидя на заднем сиденье «запорожца», перелистывала страницы с полуистершимися буквами.
– Пассажирам пристегнуться! – громко объявил Леха, пролезая на своё место. – Начинаем заезд для иномарок в классе «Формулы-1», до деревни Гуняшкино!
Мотор машины задребезжал, застучал, затрясся и, дёрнув коробку с пассажирами, тяжело поволок её по асфальту.
9
До Гуняшкина доехали довольно быстро – часа за три. И за всю дорогу Леху только один раз остановил гаишник.
– А чего это твоя помойка так свистит? – спросил он.
– Так это турбина, – просто ответил Окуркин, не моргнув глазом. Автоинспектор обошёл «запорожец» вокруг, однако проверять турбину не стал. Так отпустил.
– А правда, Леха, чего у тебя там свистело? – поинтересовался Тютюнин, когда они уже въезжали в Гуняшкино.
– Да свисток он в трубу запихал, – пояснила Елена. – Взрослый человек, а туда же.
Прокравшись по заросшим лебедой обочинам, «запорожец» остановился напротив скособоченной избы, стены которой поросли мхом, а кирпичная труба, казалось, вот-вот должна была завалиться.
– Ты на дом не гляди, – предупредил Окуркин, выбираясь из машины. – Дом я новый отстрою. Ты смотри, сколько здесь земли – поместье, е-моё.
– И речка близко, – добавила Лена, с кряхтеньем пролезая через узковатую дверь. – Давайте выгружать продукты и лопаты, и сразу приступайте к делу, а то, если вас, алкоголиков, сразу работать не заставить, потом толку мало будет.
– Аче делать-то надо? – спросил Серёга, вдыхая полной грудью чистый воздух.
– Сначала погреб разберём. Там у прабабки каких-то солянок понаставлено. А потом лебеду в огороде палками посшибаем – и все, отработали, – сообщил Леха.
– Зачем лебеду-то сшибать? Может, её косить надо?
– Не надо косить. Просто мне нужно масштаб будущих работ определить.
– Каких ещё работ?
– Ну, картошку мы с Ленкой решили посадить.
– В июне?
– А почему нет? Но если не успеем, то в зиму закопаем.
– А в зиму разве закапывают? – усомнился Тютюнин.
– Конечно закапывают, – уверенно заявил Леха. – Слово «озимые» слышал? Осенью сажают, а по весне выкапывают – все просто. Ну, пошли в погреб.
– Сначала костерок мне разожгите, работяги. А то как же я вам обед приготовлю? – напомнила Лена, стоя над узелками со снедью.
Глядя на неё, Сергей подумал, что работу по сшиба-нию лебеды стоило бы поручить ей, поскольку по телосложению супруга Лехи походила на начинающего боксёра-тяжеловеса.
– Ладно, сама разожжёшь, не маленькая, – отмахнулся Окуркин. – И вообще, давай лучше печку в доме растопим.
– Нет уж, лучше я здесь. Ну его, этот дом – меня там жуть пробирает.
«Жуть пробирает», – мысленно повторил Тютюнин и ещё раз взглянул на скособоченную избушку. Теперь он понял, что чувствовал с самого утра или даже со вчерашнего вечера. Пусть не так явно, как сейчас, но это были те же ощущения.
Его пробирала жуть.
10
Внутри дома было прохладно, если не сказать – холодно. Бревенчатые почерневшие стены не держали тепло и больше напоминали отсыревший камень.
Под потолком, тут и там висели пучки каких-то трав. По углам лежали на полу отшлифованные, похожие на гальку камешки.
– А свет здесь где включается? – поинтересовался Серёга.
– Да нет здесь никакого света. Электричество сюда три раза проводить пытались. Сначала после революции, потом в тридцать седьмом и ещё в пятьдесят третьем году.
– И что?
– Не дошли. Говорят, болота забирали к себе монтёров.
– Что значит забирали?
– Ну, утопли все.
– Ничего себе сказочки. – Серёга нервно засмеялся.
– Да ладно, – успокоил его Леха, – у меня здесь лампа есть керосиновая. Пойдём, она возле печки осталась.
Во второй, довольно просторной, однако такой же мрачной комнате стояла большая печь. Пожалуй, даже очень большая, хотя выросший в городе Серёга никогда печей не видел.
– Какая здоровая печка, Лех. Зачем она такая? – спросил Тютюнин, в то время как Окуркин ожесточённо встряхивал лампу, чтобы пропитать фитиль керосином.
– Откуда я знаю – я че, Пушкин? Наверно, здесь эти пекли.., караваи.
Среди ухватов и кочерёг, стоявших возле печи, особенно выделялась широкая лопата. Такая широкая, что, если бы Тютюнин на неё сел и обхватил коленки, его запросто можно было бы задвинуть в жерло огромной печи. Серёга хотел убрать заслонку, чтобы заглянуть внутрь печи, но побоялся.
– Ну вот, – бодро произнёс Леха, когда ему удалось наконец разжечь керосиновую лампу. – Теперь полезли в погреб.
– Слушай, а фонарика у тебя нет?
– Фонарика? – Окуркин почесал макушку и хмыкнул. – Действительно, нужно было фонарик прихватить. Но тут уж ничего не поделаешь. Пока попользуемся лампой.
– А это что такое? – спросил Тютюнин, указывая на ржавую цепь, которая одним концом крепилась к вбитой в стену скобе, а вторым заканчивалась на ржавом ошейнике с клёпкой вместо замка.
– Да хрен его знает. Может, старушка здесь собачку держала.
– На такой цепи не то что собачку, медведя можно держать, – заметил Тютюнин.
– Слушай, Серёг, остынь. Откуда я знаю – я ж не Пушкин. Пошли лучше в погреб.
В погреб пришлось спускаться по скрипучей лестнице, которая, казалось, вот-вот обрушится.
– Не бойся, я уже на земле стою! – крикнул откуда-то снизу Леха, и в темноте заметался огонёк его лампы.
Вскоре и Тютюнин закончил долгий спуск, а когда посмотрел вверх, то не обнаружил там светлого квадрата.
– Неожиданно, да? – спросил довольный Леха. – Я когда здесь первый раз был, так чуть не обделался. Это обманный эффект такой.
– Оптический? – уточнил Серёга, у которого по физике в школе случались четвёрки.
– Ну ты спросил! Пойдём лучше, я тебе магазин покажу.
Леха повернулся и пошёл по какому-то туннелю. Тютюнин, чтобы не отстать, поспешил за ним.
– Вот, смотри! – Леха осветил лампой старые деревянные полки, на которых стояло множество склянок с самым разным содержимым.
– И что же это такое? На варенье не похоже.
– Конечно не похоже. Это бабулины притирки, мази, настойки и прочая природная аптека.
– А зачем ей так много нужно было? Она что, сильно болела?
– Ты, Серёг, в не правильном направлении мыслишь, – с наставительными интонациями произнёс Окуркин. – Ты бы лучше поинтересовался, на чем эти травки настаивались.
– Неужели все это? – От промелькнувшей догадки Тютюнину стало теплее.
– Да, Серёг, все это или почти все настояно на чистейшей деревенской самогонке. Так что нам тут работы непочатый край.
– Здорово! Вот только закуски нет.
– Закуски нет – тут ты прав. Но если б Ленка заметила, что мы с собой харчи потащили, расправа была бы скорой и жестокой.
Леха приподнялся на цыпочки и снял с полки приглянувшуюся ему трехлитровую бутыль.
– А как же ты за руль потом сядешь? – вспомнил Тютюнин.
– Да пока мы с тобой траву рубить будем, все выветрится. А когда пообедаем, вообще следа не останется. И потом, чего бояться – у меня ж в «запорожце» турбина!
11
При свете керосиновой лампы содержимое трехлитровки светилось как янтарное. Леха открыл пластмассовую крышку и дал Серёге понюхать.
– О-о! – протянул Тютюнин. Он был приятно удивлён тонким фруктовым запахом, поскольку ожидал чего-то совершенно другого. Им с Лехой приходилось пить такие вещи, что врачи из «скорой помощи» только удивлялись, как пациенты к их приезду ещё оставались живы. А тут – сюрприз. Дивный фруктовый аромат.
– Из банки, что ли, будем? – спросил Тютюнин.
– Ну зачем из банки? Это харчи принести сложно, а стаканчики – вот они!
С этими словами Леха движениями фокусника открыл с лёгким щелчком два раскладных стаканчика.
– Попрошу наполнить, – сказал он, подставляя стаканы, и Серёга налил из банки по первой порции. Затем вернул её на полку и принял от Лехи стопочку.
– За что пьём?
– За удачное начало рабочего дня! – провозгласил Леха. – И чтобы Ленка не дозналась. Ну, поехали…
Оба друга одновременно опрокинули свои порции и, следуя традициям школы, выдохнули пары.
– Хорошо пошла, – заметил Тютюнин.
– Лучше не бывает. И закуски никакой не надо.
– По второй?
– Не возражаю…
– Стоп! А где банка? И где полки? Где все, Леха?
Тютюнин огляделся и понял, что находится в ярко освещённом помещении с неясно очерченными стенами. Они как будто состояли из утреннего тумана.
– Какая-то хреновина, Серёг, – подал голос Окуркин.
– О, и ты здесь! А я думал, это только мой глюк.
– Видать, общий, – сделал вывод Леха.
Неожиданно прямо из туманной стены выплыл какой-то размытый осьминог. Он подплыл к Серёге с Лехой поближе и издал нечто похожее на «бу-бу-бу».
– Мама родная! Кажись, опять «белая» началась! – страшным шёпотом произнёс Леха.
– Не болтай. Одновременно у двоих «белая» не бывает, – не слишком уверенно заметил Сергей.
Между тем осьминог принял обличье шара, и вокруг него закрутились шарики поменьше, которые теснили друг друга и обступали Леху и Сергея со всех сторон.
– Бу-бу-бу-бу? – пробубнил самый большой шар.
– Он чего-то спрашивает, Серёг.
– Вроде да, – согласился Тютюнин. А затем его осенило:
– Так это ж инопланетяне, Леха! Собратья по разуму!
– А как мы к ним попали? – спросил Окуркин, испуганно косясь на наплывавший прямо на него шарик. Лехе даже показалось, что он слышит смех.
В прошлом году, когда его забрали прямо с попойки в гараже и отвезли в «дурку», он тоже слышал смех.
«Неужели опять „белая“? – в страхе думал Окуркин. – Завяжу! Честное слово завяжу!»
Большой шар попытался сказать что-то ещё, а затем превратился в красный пластмассовый стул. Из стула перетёк в зеленое яблоко с синими листочками и, наконец, принял обличье толстого китайца в шёлковом малиновом халате.
Маленькие шарики сейчас же превратились в дюжину шумных китайчат, и те забегали по дощатому полу просторной беседки, стенами которой теперь служили увитые плющом деревянные решётки.
– Как сложна аднака на вас настроица. Уй как сложна! – произнёс китаец и, подойдя к Серёге, потрепал его по щеке. – Хароший панарепа!
1 2 3 4 5 6