Невозможно описать все запахи; легче сказать, чем здесь не пахло. Слитки золота лежали на столах, словно масло в бакалейной лавке – среди алхимиков высшего разряда модно было демонстрировать презрение к золоту, дабы отвести упрёк в корыстных мотивах. Не для всех операций требовались печи; были ещё столы, обитые кованой медью. Горящие на них масляные лампы бросали жёлтые отблески на круглые донышки колб и реторт.
К Даниелю обратились закопчённые лица; на сведённых бровях блестели капельки пота. Он сразу узнал Роберта Бойля и Джона Локка, членов Королевского общества. Однако были тут и некоторые господа, имевшие обыкновение заявляться в неурочное время, прячась под капюшоном – нелепая предосторожность в стране, где сам король практиковал алхимическое искусство. Глядя на их нетерпеливые лица в отблесках пламени, Даниель подумал, что лучше б им оставаться под капюшонами. Увы, это были не халдейские маги, не воинствующие монахи-иезуиты и не кудесники-друиды – всего лишь мелкие аптекари, скучающие дворяне и сумасшедшие с физиономиями либо тупыми, либо чересчур дерганными. Один из них выделялся своей молодостью – Даниель узнал Роджера Комстока из Золотых Комстоков; он учился вместе с Исааком, Даниелем, Апнором, Монмутом, и Джеффрисом. Исаак поставил его раздувать мехи; Роджер покраснел от натуги, но не жаловался. Еще был очень маленький и ладный седой старик с хищным орлиным профилем. Даниель узнал мсье Лефевра, который приобщил к алхимии Джона Комстока, Томаса Мора Англси и других, включая короля, в сен-жерменском изгнании во времена Кромвеля.
Однако все они были сателлиты или (как луны Юпитера) спутники сателлитов. Солнце стояло за конторкой в центре лаборатории, с пером в руке, и спокойно делало пометки в огромной пожелтелой книге. На нём был прожжённый до дыр грязный халат, из-под которого, правда, выглядывала алая мантия, а на голове – что-то вроде кожаного мешка с окошком. На стекле лежал отблеск пламени из открытой дверцы печи, и вместо глаз навыкате Даниель видел дрожащую завесу огня. В мешок была вшита трубка – сегменты полого тростника, соединённые кишками какого-то животного. Исаак перекинул её через плечо; дальше она тянулась к Роджеру Комстоку, который мехами закачивал в неё свежий воздух. Исаак обнаружил, что ртуть, попадая в организм, действует на него как кофе или табак, если не хуже, поэтому пользовался дыхательным аппаратом, когда руки у него начинали дрожать особенно сильно.
На столе остывал продукт какого-то опыта: тигель тускло светился во тьме, словно планета Марс. Даниель решил, что сейчас вполне можно вмешаться. Он вышел на середину комнаты и поднял окровавленную тряпицу.
– Менструальные выделения женщины, – объявил он, – всего лишь пятиминутной давности!
Несколько мелодраматично. Однако эти люди жили мелодрамой – иначе зачем бы они прятали лица под колдовскими капюшонами, а знания – за оккультными знаками? На некоторых, во всяком случае, слова произвели сильное впечатление. Ньютон повернулся и выразительно глянул на Роджера Комстока; тот, съежившись, принялся снова качать мехи. Мешок на голове Исаака раздулся и зашипел. Исаак глянул снова. Кто-то из мелкой сошки подбежал с лабораторным стаканом, Даниель опустил в него тряпицу. Мсье Лефевр подошёл и принялся отпускать какие-то спокойные замечания на смеси французского с латынью. Бойль и Локк вежливо слушали, алхимики рангом пониже образовали внешний круг и мучительно силились расшифровать слова королевского аптекаря.
Даниель повернулся к Исааку. Тот стянул с головы мокрый мешок и приподнял седые волосы, чтобы остудить шею. Разумеется, он знал, что тряпица – всего лишь отвлекающий манёвр, но его это никак не затрагивало.
– Есть ещё время посмотреть второе действие пьесы, – сказал Даниель. – Мы оставили вам свободные места, хотя оборонять их пришлось практически пиками и мушкетами.
– Так ты полагаешь, что Господь отправил меня на землю и в Своей неизреченной мудрости наделил различными дарованиями, дабы я прерывал работу и тратил часы на мерзкое богопротивное зрелище?
– Разумеется, нет, Исаак, не приписывай мне таких взглядов даже наедине.
Они беседовали в соседней комнате, которая в доме поприличней звалась бы гостиной, но здесь была мастерской: на полу валялись опилки и стружки с верстака, хрустели стёкла от неудачно выдутой посуды – стеклодувная лаборатория располагалась на соседнем столе – и лежали разбросанные инструменты. Исаак молчал, только выжидательно смотрел на Даниеля.
– Время от времени – примерно раз в день – я уговариваю тебя что-нибудь съесть, – сказал тот. – Следует ли из этого, будто я думаю, что Господь отправил тебя на землю с целью набивать брюхо? Однако, чтобы исполнить труд, ради которого, полагаю, Господь тебя создал, ты должен питаться.
– Ты правда считаешь, что смотреть «Снова в портах» равнозначно употреблению пищи?
– Для работы тебе потребны ресурсы, и еда – только один из них. Стипендия, мастерская, инструменты, утварь – откуда они у тебя?
– Смотри! – Исаак обвёл рукой царство орудий и печей. При движении край мантии выглянул из-под халата; заметив это, Исаак другой рукой отвернул засаленный рукав и продемонстрировал алое одеяние лукасовского профессора математики. Со стороны кого-то другого такой жест был бы невыносимым и ненужным бахвальством, однако Исаак лишь самым простым способом ответил на вопрос Даниеля.
– Членство в совете… жильё… лаборатория… Лукасовская кафедра – предел твоих мечтаний. У тебя есть всё потребное для работы – на сегодняшний день. Однако кто тебе всё это дал, Исаак?
– Промысел.
– Ты хочешь сказать, Божественный Промысел. Но как?
– Тебя интересует, как действует воля Божия в мире? Рад слышать, ибо такова и моя единственная цель. Ты мешаешь мне ей следовать – идём в соседнюю комнату и вместе поищем ответ.
– Отвлекшись от тиглей – на несколько часов, – ты лучше поймёшь и полнее оценишь дарованное тебе Провидением. – Даниелю пришлось напрячь все силы, чтобы сочинить эту фразу, однако результат был налицо: ему по крайней мере удалось поставить Исаака в тупик.
– Если я просмотрел что-то важное, просвети меня.
– Вспомни конкурс в совет несколько лет назад. Ты усердно исполнял то, ради чего создал тебя Господь, пренебрегая тем, чего ждал от тебя колледж; соответственно, перспективы твои были отнюдь не радужными – ведь так?
– Я всегда уповал на…
– На Господа, разумеется. Только не говори, будто ты не тревожился, что придется уезжать восвояси и до конца дней возделывать землю в Вулсторпе. Были другие кандидаты. Люди, искавшие милости в высоких сферах и затвердившие всю ту средневековую дребедень, которую нам положено знать. Помнишь, Исаак, что сталось с твоими соперниками?
– Один повредился в уме, – отвечал Исаак тоном скучающего ученика. – Другой в сильном подпитии заснул на улице, простудился и умер. Третий, будучи сильно нетрезв, упал с лестницы и вынужден был удалиться отдел по причине полученных увечий. Четвёртый… – Тут Исаак осёкся, что с ним случалось нечасто. Даниель воспользовался паузой, чтобы подойти ближе и сделать наивно-заинтересованное лицо.
Исаак отвёл глаза и промолвил:
– Четвёртый тоже в пьяном виде упал с лестницы и вынужден был удалиться отдел! Однако если ты хочешь сказать, что это крайне невероятное стечение обстоятельств, то я уже дал тебе мой ответ: Промысел.
– Однако как именно явил себя Промысел? Посредством неведомого действия на расстоянии? Или земной механикой соударяющихся тел?
– Я тебя не понимаю.
– Считаешь ли ты, что Господь простёр с небес длань и сбросил этих двоих с лестницы? Или Он отправил на землю кого-то, кто всё это устроил?
– Даниель… не мог же ты…
Даниель рассмеялся.
– Нет, я не сталкивал их с лестницы. Однако, кажется, знаю, кто это сделал. У тебя есть средства для работы, Исаак, благодаря кое-каким влиятельным силам. Не исключено, что Промысел действует через них. Однако из этого следует , что ты должен время от времени оставлять труды и тратить несколько часов на поддержание дружбы с названными силами.
Покуда Даниель говорил, Исаак расхаживал по комнате со скептическим выражением на лице. Несколько раз он открывал рот, чтобы возразить. Однако к концу речи Исаак вроде бы что-то заметил. Даниель подумал, что это какая-то статья или черновая запись из множества разбросанных на столе. Так или иначе, Исаак резко изменил решение. Лицо его обмякло, как будто внутри притушили пламень. Он принялся снимать халат.
– Отлично. Скажи остальным, что мы идём.
Остальные уже выжали тряпицу в реторту и пытались возгонкой получить тот порождающий дух, который якобы присутствует в женском лоне. Роджер Комсток и другие прихлебатели пришли в отчаяние, узнав, что профессор Ньютон их покидает, однако Локк, Бойль и Лефевр и бровью не повели. Ньютон подготовился к выходу за несколько минут (вот потому-то учёные любили мантии, а щеголи – ненавидели). Пять членов Королевского общества – Бойль, Локк, Лефевр, Уотерхауз и Ньютон – двинулись через Большой двор Тринити-колледжа. Все были в длинных чёрных мантиях и академических шапочках, за исключением Ньютона, который возглавлял процессию, словно кардинал, сопровождаемый свитой черноризцев, – яркое алое пятно на зелёном газоне Тринити.


* * *

– Я этой пьесы не видел, – сказал Локк, – однако присутствовал на одной или двух, из которых её герои и сюжет…
Ньютон:
– Украдены.
Бойль:
– Переняты.
Лефевр:
– Позаимствованы.
Локк:
– Приспособлены, и могу вам сообщить, что корабль в бурю сел на мель возле замка, принадлежащего придворному щеголю по имени Персиваль Форс или Реджинальд Буф.
– Франсис Андрофил, согласно программе, – вставил Даниель.
Исаак обернулся и строго посмотрел на него.
– Ещё лучше, – сказал Локк. – Однако, разумеется, щеголь в Лондоне и никогда не наезжает в поместье. Поэтому бродяга по имени Роджер Наскок или Джудд Наггл…
– Том Беггл.
– И его подружка Мадлен Шерамур или…
– Мисс Ножкиврозь в данном случае.
– …незаконно поселились в замке. Увидев потерпевших крушение, бродяги переодеваются в хозяйское платье и представляются сэром Франсисом Андрофилом и его нынешней пассией – к большому изумлению вышедшего на сцену пуританского святоши…
– Преподобного Иеговы Трясогуза, – сказал Даниель.
– Остальное вы можете видеть сами.
– Почему этот старик весь чёрный? – спросил Бойль, глядя на одного из актеров.
– Это негр, – объяснил Даниель.
– Кстати, – вставил Локк. – Надо написать брокеру – кажется, пора продавать акции Гвинейской компании.
– Нет, нет! – воскликнул Бойль. – Я имел в виду чёрный, в смысле прокопчённый, и из волос у него валит дым.
– В версии, которую я видел, такого не было, – заметил Локк.
– В предыдущей сцене имело место забавное происшествие с участием пороха, – сообщил Даниель.
– Э… комедия написана недавно?
– После… хм… событий?
– Можно только предполагать, – сказал Даниель.
Поглаживание подбородков и хмыканье со стороны нескольких членов Королевского общества (за исключением Ньютона), которые, усаживаясь на свои места, украдкой поглядывали на графа Эпсомского.

ЛИДИЯ; Нам предстоит идти или плыть?
ВАН УНД: Отличная грязь, отличный ураган. Добавить сюда дамбу, туда – ветряную мельницу, и я смогу присоединить это место к своим владениям в Нидерландах.
ЛИДИЯ: Но, папенька, оно не ваше.
ВАН УНД: Легко поправимо. Как оно зовётся?
ЛИДИЯ: Душка-боцман сказал, что мы сели на мель неподалёку от замка Глухомань.
ВАН УНД: Выбрось боцмана из головы – в таком месте наверняка обитают знатные люди… да вон они! Эгей!
ТОМ БЕГГЛ: Видишь, мисс Ножкиврозь, нас уже приняли за придворных. Несколько краденых тряпок ничем не хуже титула и родословной.
МИСС НОЖКИВРОЗЬ: Да, Том, верно, покамест мы на расстоянии выстрела. Однако мало хорошо начать, надо ещё хорошо кончить.
ТОМ ( глядя в подзорную трубу ): Это я завсегда. Вижу одну подходящую особу.
НОЖКИВРОЗЬ: Эта девица из воспитанных. Она запрезирает тебя, мой ветреный Том, как только услышит твой голос…
ТОМ: Я могу говорить что твой лорд.
НОЖКИВРОЗЬ:…и увидит твои мужицкие манеры.
ТОМ: Разве ты не знаешь, что грубость сейчас в моде?
НОЖКИВРОЗЬ: Ну уж!
ТОМ: Истинная правда: знатные люди оскорбляют друг друга с утра до вечера и зовут это остроумием! Потом тычут друг в друга шпагой и зовут это честью!
НОЖКИВРОЗЬ: Ну, коли у них такое остроумие и такая честь, сокровища с корабля, почитай, у нас в кармане.
ВАН УНД: Эй, сударь! Бросьте нам трос! Мы утопаем в вашем саду!
ТОМ: Вот деревянная башка! Принял болото за сад!
НОЖКИВРОЗЬ: Деревянная башка или деревянный башмак?
ТОМ: Ты хочешь сказать, он голландец? Коли так, я ввожу сбор за карабканье по веревке.
НОЖКИВРОЗЬ: И что в таком случае о тебе подумает его дочь?
ТОМ: Тоже верно…

Бросает верёвку.

ЛОРД ЖУПЕЛ: Кто этот француз на пристани? Неужто Англия завоёвана? Храни нас Небеса!
ЛЕДИ Ж.: Никакой он не француз, милорд, а добрый английский джентльмен в современном наряде – скорее всего граф Глухомань, а его спутница – знатная куртизанка.
ЛОРД Ж.: Картезианка? ( мисс Ножкиврозь ): Мадам, мне сказали, вы картезианка?
НОЖКИВРОЗЬ: Кто-кто?
ЛОРД Ж.: Поклонница Декарта? Когито эрго сум?
НОЖКИВРОЗЬ: Что верно, то верно, до карт я большая охотница. И до сумм тоже, особенно до круглых. ( Тому ): Я правильно говорю?
ТОМ: Отлично сыграно, моя птичка.
ЛЕДИ Ж.: Эта шлюха весьма неучтива.
ЛОРД Ж.: Не будь вульгарной, дорогая, – это просто значит, что она признала в нас ровню.


С противоположной стороны сцены появляется преподобный Иегова Трясогуз. В руках у него Библия и лопата.

ТРЯСОГУЗ: Вот доказательство того, что пути Господни неисповедимы. Я ожидаю увидеть разбитый корабль и тела утопших, нуждающихся в захоронении, – услуга, которую я за небольшую мзду всегда готов оказать (оптом дешевле), и что вижу? Придворную сцену! Куда там Сент-Джеймскому парку в солнечное майское утро!
ТОМ: У голландского купца и английского лорда наверняка есть чем поживиться. Если ты отвлечёшь их в замке, я переговорю с нашими весёлыми дружками – они украдут шлюпку и похитят сокровища.
НОЖКИВРОЗЬ: А ты тем временем похитишь девственность голландской красотки?
ТОМ: Боюсь, её похитили до меня.

На сцене меняли декорации: теперь они должны были представлять замок Глухомань. Ольденбург тем временем наклонился к Даниелю и спросил:
– Это он?
– Да, это Исаак Ньютон.
– Отлично. Доволен будет не только Англси. Как вам удалось вытащить его на свет Божий?
– Сам с трудом понимаю.
– А что статья о касательных?
– Не всё сразу, сэр.
– Зачем такая скрытность!
– За всю жизнь он опубликовал только одну работу.
– О цветах?! Это было два года назад!
– Для вас – два года невыносимого ожидания. Для Исаака два года войны – с Гуком на одном фланге, с иезуитами на другом.
– Может быть, если бы вы только рассказали ему, как провели последние два месяца…
Даниель с трудом удержался, чтобы не рассмеяться Ольденбургу в лицо.

На сцене интрига закручивалась в тугую спираль. Мисс Ножкиврозь, которую играла Тесс, обольщала Юджина Кунштюка, примчавшегося из Лондона на выручку родителям. Том Беггл по меньшей мере один раз переспал с Лидией ван Ундердеватер. Сэр Франсис Андрофил прибыл инкогнито и теперь домогался Нзинги в надежде проверить слухи о необычайных достоинствах африканцев.
Исаак Ньютон пощипывал себя за переносицу и выказывал лёгкое отвращение. Ольденбург поглядывал на Даниеля, а некоторые высокопоставленные особы – на Ольденбурга.
Начался пятый акт. Скоро пьеса должна была завершиться, и вступал в действие план, задуманный Ольденбургом: представить Исаака Ньютона королю и Королевскому обществу в целом. Если статья о касательных не будет прочитана сегодня, его запомнят лишь как алхимика, который когда-то изобрёл телескоп. Поэтому Даниель встал и снова пошёл через двор.
Гуляющих там стало меньше, или он больше не обращал на них внимания – решимость дала ему свободу, впервые за несколько месяцев, поднять голову и посмотреть на звёзды.
Как выяснилось, Гук, затевая проект с телескопом, рассчитывал не только посрамить нескольких педантичных иезуитов. Сидя в темной дыре посреди Грешем-колледжа, он излагал Даниелю зачатки большой теории: во-первых, все небесные тела притягиваются к другим, находящимся в сфере их влияния, посредством гравитации; во-вторых, всякое тело, получив толчок, движется по прямой, если только на него не действует какая-либо сила, и, в-третьих, сила притяжения возрастает при приближении к центру тела, её порождающего.
Ольденбург не осознавал всех масштабов ньютонова дарования. Не по глупости – уж глупцом-то Ольденбург не был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42