А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Михаил Ахманов
Солдат удачи



Михаил АХМАНОВ
СОЛДАТ УДАЧИ

Часть 1
ОСТРОВ

Глава 1

Мрак был глубоким, безбрежным, непроницаемым; знакомая тьма Инферно, объявшая Дарта в десятый или двадцатый раз. В точности он этого не знал – ментоскопирование, которому его подвергали на Анхабе, ликвидировало часть воспоминаний. Помнились основные факты – те, что могли считаться драгоценным опытом, полезным в дальнейших странствиях; но от многого остались лишь смутные проблески, скользившие меж явью и сном, туманные картины, странные пейзажи, призраки действий и привидения слов. Эйзо, Растезиан, Лугут, Буит-Занг, Конхорум, Йелл Оэк… Звуки-символы, олицетворявшие миры, все еще не были позабыты. Но что он там отыскал? Какие подвиги совершил? И как вернулся? С позором или увенчанный славой?.. Ни Джаннах, его сеньор и господин, ни тем более Констанция не говорили на эти темы, но странствия Дарта продолжались – значит, поиск был пока безрезультатным.
Возможно, на сей раз…
Мрак отхлынул, сменившись неярким мерцанием стен Марианны, и Дарт перекрестился. Символический жест, почти бессознательная реакция, наследие прежней жизни… Такое же, как шпага и кинжал в магнитных креплениях его скафандра, как странное словечко «сир» и как его собственное имя…
Подпространственный скачок в Инферно был завершен. После давящей тьмы и ощущения холодных, леденящих кровь объятий рубка системного корабля казалась уютным прибежищем; мягкий зеленоватый свет успокаивал, шелест гравиметра и генераторов дисторсионного поля напоминал о трепете листвы под ветром, налетевшим с горных пиков. Их названий не сохранилось в памяти Дарта, но временами ему снились каменистые кручи, дуб у обрыва – огромный, величественный, с черной морщинистой корой, синее небо и облако, похожее на птицу, парившую над неприступной вершиной.
Он вздохнул и снова перекрестился, царапнув перчаткой о лицевой щиток скафандра. Что поделаешь, привычка! Хотя после этих бесконечных лет он не верил ни в дьявола, ни в бога и полагался лишь на собственную удачу.
Колпак кабины, внезапно мигнув, стал прозрачным. Дарт запрокинул голову.
Знакомый вид, такой же, как в мнемонических картинах Джаннаха… Два безымянных светила, голубое и алое, таившиеся во тьме и пустоте: голубой гигант в обрамлении протуберанцев и его покорный спутник – красное солнце, остывающий уголек, будто унесенный вихрем из звездного костра Галактики. Две драгоценности из королевской короны: тускловатый, припорошенный пылью рубин, а рядом – сапфир, сверкающий победным блеском…
Прищурившись, Дарт поглядел на голубую звезду, затем веки его опустились, не выдержав яростного сияния. Он пробормотал:
– Мон дьен!.. Горит, будто око Люцифера в преисподней… Ну и зрелище, клянусь Создателем!
Марианна пробудилась, будто вырванная его голосом из сладкой дремоты. Мир за прозрачным колпаком дрогнул, голубое солнце поплыло назад, откатываясь за спину Дарта, кресло, в котором он сидел, повернулось – так, чтобы овальная панель гравиметра была перед глазами. В ее глубине скользили мглистые тени, эхо ветров и бурь, ярившихся в пространстве, – привычный Дарту образ, более ясный, чем формулы и чертежи анхабских математиков. Впрочем, знания формул и чертежей от него не требовалось: зачем они разведчику, наемному солдату-кондотьеру? Он был всего лишь пассажиром, частью системного корабля – правда, самой важной и совершенно незаменимой.
Кабина наполнилась звуками. Генераторы смолкли, зато начал посвистывать корректор траектории и шелест гравиметра стал громче; к ним добавились рык планетарных ускорителей, отчетливые щелчки биотелеметрии и грозное, нараставшее с каждой секундой гудение дисперсора – его экран с семиконечной пентаграммой вдруг ожил, наполнился светом и глубиной, бросая серебристые отблески на скафандр Дарта. Потом что-то грузное заворочалось в дальнем конце кабины, запыхтело, зашаркало, и он услышал гулкий бас Голема-ираза:
– Функционирую нормально, мой капитан. Готов служить.
Повернувшись, Дарт оглядел массивную серую тушу на четырех ногах и произнес:
– Время службы не пришло. Спи, мон петит!
Шарканье стихло.
Далекие звезды тронулись в путь за прозрачным колпаком, алое солнце переместилось в его центр – Марианна маневрировала, покачивалась среди гравитационных приливов и отливов, словно рыбачья лодка на волнах прибоя. Она была на удивление молчаливой, и Дарт мог бы пересчитать по пальцам те случаи, когда он слышал ее голос, грудное, теплое и мягкое контральто. Редкостный талант для дамы! Молчать и говорить по делу – свойство, которым господь наградил скорее мужчин, чем женщин… Он понимал, что Марианна – всего лишь мыслящий анхабский механизм, такой же, как Голем-ираз, но, тем не менее, корабль ассоциировался у него с женщиной. Даже не просто с женщиной, а с благородной принцессой или герцогиней, хранящей своего верного рыцаря в пути и вдохновляющей его на подвиг.
Рыцарь, принцесса, герцогиня… Эти слова тоже пришли из его прошлого, и смысл их оставался неясным, но волнующим, как мимолетная улыбка Констанции. Она была очаровательной! Темноволосая, с голубыми глазами, чуть-чуть вздернутым носиком и белоснежной кожей, отливавшей розовым опалом… Дарт не знал, почему она приняла такую внешность – может быть, затем, чтобы напомнить ему о прошлом и расположить к сотрудничеству. Этого она достигла: когда он видел ее улыбку, то чувствовал, как замирает сердце и тянется к шпаге рука, дабы пронзить неведомых соперников. В такие мгновения он был готов отринуть обещанную награду, забыть земные сны и жить в летающих дворцах Анхаба, остаться в хрупкой колыбели, баюкавшей последних из его хозяев. Остаться навсегда! Лишь бы видеть ее, касаться тонких пальцев и шелковых прядей волос, любоваться ее улыбкой…
Он заворочался в кресле, потом, вздрогнув, расширил глаза: над ним, заслоняя алое солнце, медленно полз туманный диск. Даже с большого расстояния чувствовалось, как он огромен – гигантская линза величиной с планету, загадочная конструкция Ушедших Во Тьму, целый мир с горами и океанами, с речными долинами и лесами; возможно, мир населенный, что делало его еще опаснее. Этот искусственный планетоид вращался по орбите вокруг голубой звезды, обращенный к ней выпуклой стороной, тогда как другая, вогнутая, смотрела на алое солнце. Так было с момента его сотворения Темными: чудовищный диск кружил в пространстве век за веком, не зная ни восходов, ни закатов, не ведая о мраке ночи и звездных небесах, всегда купаясь в голубом и алом свете. Как полагали Ищущие на Анхабе, его кружение длилось пару миллионов лет – быть может, немного больше или меньше. В общем, достаточный срок, чтобы внушить уважение и трепет любому смертному существу.
Дарт сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле. Его повелители-анхабы являлись древней расой, Давно клонившейся к упадку; их и землян разделяло сто или двести тысячелетий, немалый период времени, который он не мог по-настоящему осмыслить. Но этот планетоид был еще древней. Гораздо древней! И он хранил секреты, какое-то знание, неведомое анхабам, то, что не первую тысячу лет искали их слуги – искали долго и упорно, в чужих мирах, у самых дальних звезд. Дарт тоже относился к этим слугам, если оставить в стороне соображения вежливости и пиетета. Древняя тайна была ценой его свободы и возвращения на родину.
Планетоид неторопливо приближался; его вогнутую поверхность, обращенную к красному солнцу, окутывали облака. Изображение на панели гравиметра сделалось четким, контрастным, затем чудовищный диск перевалился на ребро – будто серебряное блюдо, желавшее похвастать тем, какие узоры выбиты на нем с той и другой стороны. Дарт терпеливо ждал, пока Марианна не закончит пару витков вокруг гигантской линзы; наконец, над его головой раскрылись лепестки коммуникатора, и узкий стремительный луч затанцевал в воздухе, рисуя символы и цифры.
Новостей оказалось немного; повторялись данные первой разведки, выполненной беспилотным анхабским зондом, обнаружившим планетоид. Его диаметр, в привычных Дарту мерах, равнялся четырем тысячам лье, толщина – восьмидесяти шести <Соответственно 18 000 км, 200 и 100 км; лье составляет 4,44 км.> , а превышение выпуклости над краем – сорока двум. Рельеф обеих поверхностей, голубой и алой, был идентичен: тут и там центральную – или полярную – часть занимали океаны в ожерельях горных хребтов с изрезанными краями, похожие на расплывшихся медуз, а по периметру материки были охвачены кольцевыми водными пространствами, которые тоже полагалось бы счесть океанами – не очень широкими, зато огромной протяженности в двенадцать с половиной тысяч лье. Полярные и периферийные эстуарии соединялись могучими реками по дюжине с каждой стороны, и потому континенты напомнили Дарту круглый пудинг, разрезанный на треугольные дольки.
Затем пошла информация полюбопытней. Беспилотный зонд, предшественник Марианны, просканировав поверхность диска, определил, что горные массивы тянутся на глубину двух лье – где-то побольше, а где-то поменьше, особенно под океанским дном. Ниже, под слоем базальтов и гранитов, располагалось нечто странное – сплошной и, вероятно, прочный монолит, служивший основой всей конструкции; он не пропускал никаких излучений, даже нейтрино, и был абсолютно инертен. Другие его особенности казались столь же загадочными: так, например, генерация поля тяготения, всегда направленного к плоскости диска и менявшегося с периодом в тридцать часов, благодаря чему влага циркулировала в атмосфере между периферийными и полярными океанами.
Исследование этого материала и являлось ближайшей целью Дарта, а чтобы докопаться до него, Марианну снабдили молекулярным дисперсором и оборудованием для быстрого и эффективного каротажа. «Возможно, зря, – подумал Дарт, взирая с напряженной усмешкой то на панель гравиметра, то на поток значков и цифр, исторгнутых коммуникатором. – Кажется, в горных массивах имелись полости… определенно имелись… очень большие пустоты, если не сказать – гигантские… – Гравиметр обозначил их темными кляксами на голубой поверхности Диска: одна, самая обширная – на острове в центральном океане, и три поменьше, среди береговых хребтов. Особый оптимизм вселяло то, что с красной стороны нашлись такие же каверны и в тех же местах. – Значит, – решил Дарт, – они связаны шахтами, насквозь пронизывающими монолит…»
Это было большой удачей. Вскрыть такую полость дисперсором, послать вперед ираза, потом спуститься самому, проникнуть в шахту, взять пробы… Дело несложное и безопасное. Можно сказать, подарок судьбы.
На миг он ощутил удивление, затем подумал, что удивляться нет причин. Собственно, из-за таких «подарков» его и выбрали. Избрали сейчас, для этой миссии, избрали в прошлом, после смерти. Фантастическое везение! Его вторая жизнь была сплошной удачей – как, вероятно, и первая. Способность уцелеть во всевозможных передрягах являлась столь же важным качеством его натуры, как дух авантюризма, толкавший к приключениям.
Он шевельнул рукой, подавая команду Марианне, и символы тут же сменились видом с высоты на горный хребет, причудливо изогнувшийся у побережья. Темно-бурые каменные стены были рассечены потоком – видимо, одной из речных артерий, соединявших океаны. Ее ширина казалась поразительной – десять-пятнадцать лье, а в некоторых местах – до двадцати! Не река, а морской пролив с медленным плавным течением… Или все-таки река?
Дарт нахмурился и снова пошевелил пальцами, заставив приблизиться один из речных берегов. Он был каменистым, обрывистым, сложенным из серого песчаника; на косогоре, в сотне шагов от воды пластались приземистые деревья с сине-зелеными кронами, лезли на прибрежные холмы, карабкались по скалистым отрогам. Новое движение пальца, и картина внизу изменилась: теперь он летел над предгорьями, всматриваясь в темные провалы ущелий, оглядывая россыпи камней, крутые склоны и утесы, торчавшие всюду, словно гигантские черные пни. Они мелькали перед Дартом, как лесная пустошь, опаленная огнем, – хаотический, мрачный, но величественный вид, совершенно невероятный для Анхаба. Уже давным-давно, с эпохи Среднего Плодоношения, Анхаб являлся миром неги и порядка; на его семнадцати континентах все было приглажено и расчищено, ручьи текли среди пологих берегов, горы не превышали четверти лье в высоту, и на их склонах травинка росла к травинке. Возможно, в других мирах и на Земле пейзажи выглядели иными, более дикими и естественными, чем на Анхабе, но Дарт не мог довериться памяти; память была одним из тех излишеств, которые не полагались реанимированным кондотьерам.
Изображение замерло, и сразу раздался мелодичный аккорд, похожий на звон соприкоснувшихся бокалов. Корабль завис неподвижно; от поверхности диска его отделяли четыре лье, и он парил сейчас над перевалом между двумя скалистыми вершинами. Одна – будто трезубец Нептуна, другая – шипастая рыцарская булава с нацеленным в зенит острием… Причину таких ассоциаций Дарт объяснить не мог. Слова будто рождались сами собой, то анхабские, то на другом языке, еще не потерянном, не позабытом, – в отличие от фактов и обстоятельств, от облика недругов и друзей и всего остального, что кануло в вечность, смытое ливнями времени.
Он покосился на экран дисперсора – целеуказатель-пентаграмма накрыла седловину между трезубцем и булавой. Здесь, под каменным щитом, был гигантский грот – полость, уходившая вниз как минимум на лье. «Будто котел сатаны, – подумалось Дар-ту. – Котел, где готовят адское варево, закрытый гранитной крышкой… Пробить ее дисперсором? Или отправиться на остров в океане? Тот, с самым большим подземельем?»
Предчувствия безмолвствовали, и он решил, что варианты равноценны.
– Голем! Проснись, мон rap.
Серая туша в дальнем углу кабины зашевелилась.
– Да, хозяин. Слушаю, мой господин.
– Бьен! Спустишься вниз и будешь ждать – вот тут, под скалой с тремя вершинами. Без команды не двигайся. Не хочу, чтоб ты попал под луч дисперсо-ра – жаркое из тебя получится неважное.
– Неважное, шевалье, – согласился ираз. На его голове и плечах вспыхнули щели видеодатчиков, над макушкой серебристым шлейфом развернулась антенна; Голем приподнял переднюю пару ног, потом – заднюю, согнул и выпрямил гибкие длинные конечности. Ираз, искусственный разум, являлся квазиживым разумным механизмом, слугой, оруженосцем, регистратором и складом всяческого имущества, необходимого в походе. Дарт был без него как без рук.
С минуту он наблюдал, как помощник проверяет системы ориентации и связи, затем негромко произнес:
– Извольте поторопиться, сударь! И повторите задание.
– Спуститься и ждать у скалы с тремя вершинами. Без команды не двигаться. – Гулкий бас раскатился в тесной кабине. – Готов выполнять, мой господин.
Рука Дарта описала в воздухе круг, панели обшивки разошлись и вновь сомкнулись, коммуникатор издал хрустальный звон. Серый контур с растопыренными конечностями, напоминающий морскую звезду, быстро опускался вниз, но вскоре его движение замедлилось, звезда вильнула к скале-трезубцу, превратилась в пятнышко, в черную точку и исчезла, слившись с камнем и темными древесными кронами. Дарт, проводив Голема взглядом, кивнул с довольной улыбкой. Пока что он не собирался приземляться – здесь, высоко над рекой и горами, в защитном коконе Марианны, он сохранял свободу маневра и чувствовал себя в безопасности. Пусть вскроется дьявольский котел, и пусть ираз ныряет в него первым… Пусть! Пусть лезет вниз, разнюхивает и докладывает…
Не очень рыцарское поведение – но, с другой стороны, Голем не являлся человеком, а значит, кодекс чести в данном случае был неприменим. Это Дарт усвоил твердо; об этом не раз твердили Джан-нах, Констанция и другие анхабы, его снисходительные наставники. Прошло немало месяцев, пока он смирился с идеей, что существа, говорящие и как бы мыслящие, вроде Голема и Марианны, не божьи создания, а неживые вещи, лишенные ментальной ауры и, разумеется, души – такие же, как его скафандр, Ручной дисперсор или шпага. Отличие заключалось лишь в том, что шпага, к примеру, была продолжением его руки, а Марианна и Голем – продолжением разума, и потому они помнили, знали и умели говорить. Впрочем, его клинок, хоть и казался неразговорчивым, тоже многое помнил и знал.
Выждав недолгое время, он покосился на экран дисперсора и сделал резкий жест, будто отбрасывая шпагу противника в сторону и нанося стремительный укол. Дегаже, любимый прием кого-то из спутников в прежней жизни… Кого?.. Ни лица, ни имени он вспомнить не смог и грустно скривил губы.
Гудение дисперсора сменилось пронзительным визгом, и Дарт очнулся. Сейчас невидимый дисперсионный луч тоже казался ему гигантской, невероятно длинной шпагой;
1 2 3 4 5 6 7