Что же произошло, лейтенант?– Два священника и распятый мальчик, – откликнулся Киндерман. – Мне кажется, здесь прослеживается религиозная связь. Но какая именно? Я сам не знаю, что ищу, святой отец, я двигаюсь на ощупь. Кроме того, что Бермингэм и Дайер были священниками, что еще между ними общего? Какая здесь кроется связь? Может быть, вы мне поможете?– Конечно, – отозвался Райли. – А разве вы сами не знаете?– Нет. И что же это?– Вы сами и есть эта связь. Сюда же можно включить мальчонку Кинтри. Вы знали всех троих. Неужели вам это ни разу не приходило в голову?– В общем, да, – признался следователь. – Но ведь это, конечно же, простое совпадение. К тому же распятие Томаса Кинтри уж точно не имеет ко мне никакого отношения. – Киндерман развел руками.– Да, вы правы, – согласился Райли. Он повернул голову и сейчас внимательно смотрел в окно. Урок закончился, и студенты переходили из корпуса в корпус на следующую лекцию. – Возможно, это связано с изгнанием дьявола.– С каким изгнанием, святой отец? Я вас не понимаю.Райли отвернулся от окна и посмотрел Киндерману прямо в глаза.– Бросьте, лейтенант, кое-что об этом вы знаете.– Ну, самую малость.– Обманываете.– Там участвовал и отец Каррас.– Да, если смерть можно назвать участием, – возразил Райли. Он снова взглянул в окно. – Дэмьен являлся тогда одним из изгоняющих. Джо Дайер был знаком с семьей жертвы. А Кен Бирмингэм давал Дэмьену разрешение на расследование, а потом помог ему найти и главного изгоняющего. Я, конечно, не знаю, какие отсюда можно сделать выводы, но в какой-то степени это объясняет связь, вы не находите?– Да, конечно, – согласился Киндерман. – Все это очень загадочно. Но все равно Кинтри выпадает из логической цепочки.Райли повернулся к следователю.– Неужели? Его мать преподает в институте лингвистики. Дэмьен приносил туда пленку, которую просил прослушать и дать заключение. Ему не терпелось узнать, что означала запись, сделанная на пленке, – был ли это какой-то неизвестный ему язык или же просто набор случайных звуков. Он стремился доказать, что жертва способна разговаривать на языке, который дотоле не изучала.– И получилось?– Нет. Это оказался английский, но все слова произносились наоборот. А обнаружила это мать Кинтри.Киндерман почувствовал, как спокойствие и безопасность покидают его. Эта тоненькая ниточка уводила его во мрак.– Послушайте, святой отец, тот случай одержимости... вы в самом деле считаете, что он был настоящим?– Я не могу позволить себе долгих размышлений о бесах, – усмехнулся Райли. – Вокруг столько несчастных. О них-то об одних думать мне не хватает времени. – Он приподнял рюмку и начал крутить ее в руках, рассматривая на свет. – Как же они это сделали, лейтенант? – еле слышно спросил он.Киндерман молчал, раздумывая, стоит ли об этом говорить, а потом, наконец, так же тихо произнес:– При помощи катетера.Райли продолжал вертеть в руках рюмку.– Может быть, и вам следует поискать дьявола? – пробормотал он вполголоса.– Меня вполне устроит врач, – отрезал Киндерман.Киндерман вышел из кабинета и поспешил на улицу. Покидая университетскую территорию, он надрывно дышал. Наконец лейтенант зашагал по 36-й улице.Дождь только-только закончился, и кирпичная мостовая блестела от воды. На углу Киндерман свернул направо и уверенно двинулся в сторону небольшого каркасного дома, принадлежавшего Амфортасу. Еще издали лейтенант заметил, что все ставни были плотно закрыты. Он поднялся по ступенькам на крыльцо и позвонил. Медленно тянулись минуты. Лейтенант позвонил снова, но и на этот раз ему никто не открыл. Отчаяние охватило Киндермана. Повернувшись, он вновь поспешно отправился в больницу. Мысли его разбегались, но он шел очень быстро, словно надеялся, что эта стремительность поможет ему сосредоточиться и выработать определенный план действий.Разыскать в больнице Аткинса тоже не удалось. Никто из полицейских так толком и не мог сказать, где тот сейчас находится. Тогда Киндерман заглянул в отделение невропатологии и, приблизившись к дежурному столику, за которым восседала медсестра Джейн Харгаден, спросил у нее об Амфортасе:– Вы не подскажете, где можно его найти?– Нет. Он больше у нас не работает, – объявила Харгаден.– Да, я знаю, но он иногда заходит сюда. Вы его случайно не видели?– Нет. Подождите, я позвоню ему в лабораторию, – вызвалась медсестра. Она сняла трубку и набрала номер. Но на другом конце провода никто не отвечал. Девушка повесила трубку и вздохнула: – Жаль, но там тоже никого.– Может быть, он поехал куда-нибудь отдохнуть? – поинтересовался Киндерман.– Я не могу вам ответить. У нас уже скопилось для него несколько писем. Я вам их сейчас покажу. – Девушка подошла к почтовым ячейкам и вынула из одной пачку писем. Она просмотрела их и вручила Киндерману. – Вот, взгляните сами.– Спасибо, – Киндерман внимательно пролистал корреспонденцию. Одно письмо пришло из магазина медицинского оборудования. Они просили подтвердить заказ на лазерный зонд. Все же остальные письма – от некоего доктора Эдварда Коффи. Киндерман взял один конверт и протянул его медсестре. – Тут уйма одинаковых, – сказал он. – Можно мне это оставить себе?– Конечно, – ответила девушка.Киндерман сунул письмо в карман, а остальную корреспонденцию передал медсестре.– Я вам очень признателен, – поблагодарил он. – Если вы увидите доктора Амфортаса, – добавил лейтенант, – или как-нибудь свяжетесь с ним, передайте, пожалуйста, чтобы он сразу же позвонил мне. – Он вручил медсестре свою визитку с рабочим телефоном. – Вот по этому номеру, хорошо?– Конечно, сэр.– Спасибо.Киндерман повернулся и направился к лифтам. Он нажал кнопку «вниз». Лифт остановился, из него вышла медсестра, и следователь шагнул в кабинку. Медсестра вдруг вернулась в лифт, и Киндерман внезапно вспомнил ее. Это ее странный взгляд он поймал на себе сегодня утром.– Лейтенант... – неуверенно обратилась к нему девушка. Она хмурилась. Очевидно, она не знала, с чего начать разговор. Сложив на груди руки, девушка нервно теребила белую кожаную сумочку.Киндерман снял шляпу:– Чем могу помочь?Медсестра отвернулась. Она все еще колебалась:– Я не знаю... Это ерунда какая-то... Прямо не знаю...Они спустились в вестибюль.– Пойдемте, отыщем где-нибудь укромный уголок и поболтаем, – предложил следователь.– Я себя чувствую ужасно глупо. Видите ли, дело s том... – Девушка пожала плечами. – Ну, я просто не знаю...Дверцы лифта разошлись. Лейтенант проводил медсестру за угол, где они расположились в удобных, обтянутых голубой искусственной кожей креслах.– Все это, наверное, глупости... – начала сестра.– Ничего под этой луной не может быть глупо, – возразил следователь, подбадривая ее. – Если бы мне сейчас кто-нибудь заявил, что «мир – это апельсин», я бы поинтересовался, какой именно сорт апельсина, а дальше будь что будет. В самом деле. Сейчас, по-моему, уже никто не может точно ответить, что есть что. – Киндерман мельком взглянул на табличку, прикрепленную к халату медсестры: КРИСТИНА ЧАРЛЬЗ – Так что вы хотели мне рассказать, мисс Чарльз? Она тяжело вздохнула.– Все в порядке, – успокоил ее следователь. – Ну, так что же?Девушка подняла голову, и их взгляды встретились.– Я работаю в психиатрическом отделении, – сообщила она. – А точнее, в отделении для буйных. У нас там есть один пациент. – Кристина снова пожала плечами. – Когда его доставили, я еще здесь не работала. Это было очень давно, много лет тому назад. Десять, а может быть, двенадцать. Я видела его историю болезни. – Она раскрыла сумочку, порылась в ней и достала пачку сигарет. Вытряхнула одну и, несколько раз чиркнув по коробку, зажгла спичку. Потом отвернулась и выпустила струйку серого дыма. – Простите, – тихо пробормотала она.– Продолжайте, пожалуйста.– Ну так вот, про этого больного. Полицейские подобрали его в районе М-стрит. Он бродил по улицам и ничего не помнил. Он не разговаривал, к тому же у него не обнаружили никаких документов. Ну, в конце концов, он так и остался в больнице. – Медсестра нервно затянулась сигаретой. – Ему поставили диагноз «кататония», хотя кто его знает, чем он на самом деле страдает. Я с вами буду откровенна. В общем, он так и не заговорил, и все эти годы его держали в обычной палате. До недавнего времени. Сейчас я об этом расскажу. Мы не знали, как его зовут, и сами придумали ему имя. Мы окрестили его Томми Подсолнух. В комнате для отдыха он весь день перебирался из кресла в кресло, чтобы сидеть на солнце. Он никогда не оставался в тени, и, если где-то появлялось солнце, Томми сразу же устремлялся туда. – Она еще раз пожала плечами. – Было в нем что-то милое и безобидное. Но потом неожиданно все изменилось, как я уже говорила. В начале года он как будто стал понемногу выходить из своего замкнутого состояния. И мало-помалу начал издавать нечленораздельные звуки, словно хотел что-то сказать. Возможно, разум его и прояснился, но он так долго не пользовался речевым аппаратом, что из его горла вырывались только стоны и мычание. – Медсестра потянулась к пепельнице и потушила сигарету. – Боже мой, у меня из ничего прямо целая повесть получается. – Она виновато взглянула на следователя. – Короче, он вскоре заговорил, но у него начались приступы буйства, и мы поместили его в отдельную палату. Смирительная рубашка, стены, обитые войлоком, и все такое прочее. Он там находится с февраля. Так что не может иметь никакого отношения к этому делу. Но Томми утверждает, будто он и есть убийца «Близнец».– Не понял?..– Томми говорит, будто он и есть тот самый убийца «Близнец».– Но вы же сами сказали, что его держат взаперти.– Да, вот именно. Поэтому-то я и сомневалась, рассказывать ли вам про все это. Он ведь с такой же легкостью мог утверждать, будто он – Джек Потрошитель. Так что... Но вот только... – Она не договорила, и в глазах ее мелькнула тревога. – Видите ли, на прошлой неделе, когда я давала ему таблетки торазина, он произнес одно слово...– Что именно?– Он сказал – «священник».Посреди большого зала при входе в отделение для буйных стояла круглая стеклянная будка дежурной медсестры. Девушка нажала на кнопку – металлические двери, отделяющие больных от внешнего мира, раздвинулись. Киндерман и Темпл шагнули внутрь, и створки дверей так же беззвучно сомкнулись за их спинами.– Выбраться отсюда просто невозможно, – заявил Темпл. Находясь в раздражении, он вел себя бесцеремонно. – Сестра видит вас через стеклянную дверь и нажимает кнопку, чтобы выпустить наружу. Или вы Должны набрать шифр – а это комбинация из четырех Цифр, и к тому же она меняется каждую неделю. Вы все еще торопитесь увидеть его? – строго спросил он.– Хуже от этого не будет.Темпл, не поверив своим ушам, ошарашенно уставился на Киндермана.– Но его палата заперта на ключ. Он в смирительной рубашке, и у него связаны ноги.Следователь неопределенно пожал плечами.– Я просто посмотрю.– Это ваше право, лейтенант, – резко отрубил Темпл. Он стремительно зашагал вперед по тускло освещенному коридору, и Киндерман поспешил вслед за ним. – Не успеваем менять эти проклятые лампочки, – проворчал психиатр, – то и дело перегорают.– Это не только у вас. Во всем мире так. Темпл извлек из кармана огромное кольцо, на которое было нанизано множество разных ключей.– Он вон там, – указал доктор. – Палата номер двенадцать.Киндерман подошел к крошечному дверному оконцу и сквозь него принялся рассматривать обитую войлоком комнатку. Он заметил жесткий стул, раковину, унитаз и питьевой фонтанчик. В дальнем углу комнаты на кушетке сидел мужчина в смирительной рубашке. Лица его не было видно. Мужчина склонил голову на грудь, и его длинные черные волосы замасленными спутанными прядями свисали на лицо.Темпл отпер дверь и распахнул ее, жестом приглашая лейтенанта войти.– Будьте как дома, – съязвил он. – Когда закончите, нажмите кнопочку у двери палаты. Сестра вам откроет. А я буду у себя. Эту дверь я оставлю незапертой. – Темпл с отвращением посмотрел на следователя и чуть ли не бегом устремился к выходу.Киндерман вошел в палату и тщательно прикрыл за собой дверь. С потолка свисала голая лампочка. Она едва светилась, бросая зловещий красноватый отблеск на окружающие предметы. Киндерман взглянул на раковину. Кран подтекал, и стук разбивающихся капель отчетливо слышался в тишине. Киндерман подошел к кушетке и остановился.– Что-то уж больно долго ты сюда добирался, – раздался внезапно низкий и приглушенный голос пациента. Этот человек явно издевался над следователем.Киндерман вздрогнул. Голос показался ему знакомым. Интересно, где он мог его слышать?– Мистер Подсолнух? – обратился Киндерман к больному.Мужчина поднял голову и мельком взглянул на следователя.Киндерман чуть не задохнулся.– Боже мой! – прошептал он и, пошатнувшись, отступил назад. Сердце его бешено колотились. Пациент скривил рот в довольной ухмылке.– Жизнь прекрасна, – объявил он, искоса посмотрев на Киндермана, и осклабился. – Ты не находишь?Все поплыло у него перед глазами. Киндерман попятился к двери, споткнулся и с ходу нажал кнопку вызова дежурной сестры. Он выскочил из комнаты и, не помня себя, помчался в кабинет Фримэна Темпла.– Эй, приятель, что у вас там стряслось? – нахмурился Темпл, когда Киндерман без стука влетел к нему. Он развалился за столом и листал свежий номер журнала по психиатрии. Взглянув на запыхавшегося и побледневшего следователя, Темпл предложил ему стул.– Эй, ну-ка садитесь. Вы что-то неважно выглядите. Что случилось?Киндерман буквально рухнул на стул. Он никак не мог прийти в себя. Психиатр озабоченно склонился над следователем, внимательно заглядывая тому в глаза.– С вами все в порядке? Киндерман прикрыл глаза и кивнул.– Дайте мне воды, пожалуйста. – Он положил руку на грудь. Сердце не успокаивалось.Темпл налил из графина ледяной воды в пластмассовый стаканчик и протянул его Киндерману.– Вот, выпейте.– Спасибо. Да-а... – Киндерман взял стаканчик. Он сделал глоток, потом еще один, ожидая, когда же пульс, придет, наконец, в норму. – Ну вот, уже лучше, – вздохнул он. – Гораздо лучше. – Дыхание его выровнялось, и теперь следователь уже спокойно взглянул на сгорающего от нетерпения Темпла. – Подсолнух, – произнес он. – Я хочу посмотреть историю его болезни.– Для чего?– Мне это нужно! – внезапно взорвался следователь.Психиатр вздрогнул и отпрянул.– Хорошо-хорошо, приятель. Только не волнуйтесь. Я сейчас ее принесу. – Темпл выскочил из кабинета и чуть было не сбил с ног Аткинса.– Лейтенант? – Аткинс вошел внутрь. Киндерман обвел его отсутствующим взглядом.– Где ты был? – осведомился, наконец, Киндерман.– Выбирал обручальное кольцо, лейтенант.– Это здорово. Это понятно. Хорошо, Аткинс. Никуда не уходи.Киндерман перевел взгляд на стену. Аткинс не знал, как реагировать на слова лейтенанта. Нахмурившись, он прошел к дежурному столу и стал молча выжидать, что будет дальше. Никогда еще Аткинс не видел лейтенанта в таком состоянии.В этот момент вернулся Темпл и вручил Киндерману историю болезни. Следователь тут же углубился в чтение, а психиатр сидел рядом и наблюдал за ним. Он прикурил тонкую сигару и молча изучал лицо Киндермана. Затем Темпл перевел взгляд на руки, быстро перелистывающие страницы. Пальцы у лейтенанта дрожали.Наконец Киндерман поднял глаза.– Вы уже работали в больнице, когда доставили этого человека? – резко спросил он.– Да.– Тогда напрягите память, доктор Темпл. Во что он был одет?– Боже мой, столько лет прошло!..– Вы не помните?– Нет.– Имелись ли у него какие-нибудь следы повреждений? Синяки, раны, кровоподтеки?– Это все должно быть отмечено в истории болезни.– Но здесь ничего нет! Ничего нет! – Каждое «нет» сопровождал яростный удар папкой по столу.– Эй, потише, пожалуйста. Киндерман поднялся.– Сообщали ли вы или кто-нибудь из ваших сестер пациенту из палаты номер двенадцать об убийстве отца Дайера?– Лично я – нет. А с какой стати мы будем ему об этом рассказывать?– Опросите сестер, – мрачно скомандовал Киндерман. – Узнайте у них. Ответ должен быть готов к утру.Киндерман повернулся и торопливо покинул кабинет. Он сразу же отыскал Аткинса.– Наведи справки в Джорджтаунском университете, – приказал лейтенант. – Там был священник, отец Дэмьен Каррас. Узнай, сохранилась ли его медицинская карта. И еще. Позвони отцу Райли. Я хочу, чтобы он немедленно пришел сюда.Аткинс удивленно уставился на Киндермана. Словно прочитав его мысли, Киндерман отчеканил:– Отец Каррас был моим другом. Он умер двенадцать лет назад. Каррас скатился с лестницы Хичкока до самого низу. Я сам присутствовал на его похоронах. И вот я только что видел его. Он здесь, в больнице. В одной из палат. В смирительной рубашке. Глава двенадцатая В одной из вашингтонских ночлежек Карл Веннамун разливал бесплатную похлебку. Он двигался вдоль длинного дощатого стола, за которым сидели нищие, Несчастные благодарили его, а он неизменно тихим и вкрадчивым голосом отвечал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29