дескать, теперь
ярмо?
- Отбегалась, Васенька! Отбегалась! - Она неистово стала будто
целовать чистую морду Васькиного вожака.
- Меня лучше поцелуй, - Васька был не пьян.
- Хай тебя черти целуют! - засмеялась Галина.
- У-у, какой злой! Русский баба миня никогда не любил!
- Тебя и ненка разлюбила.
И подлила, видно, масла в огонь. Может, и не думал он в этот раз
стрелять. Волов же сам напоролся. Он шел поначалу к директору, вдруг
вернулся, заглянул на свою квартиру: жил еще у Маши-хозяйки, жил с
беременной Наташей, хотя ему предложили к весне отсюда мигом выбраться...
Васька стрелял в упор, сразу из двух стволов. Одна пуля попала в
сердце, а другая пробила насквозь горло. Васька будто бы так и стоял, не
шелохнувшись. Он дал Мамокову себя разоружить, потом долго и горько
плакал, валяясь у порога, где лежал поблекший и очень похудевший в
последнее время Волов. Больше всех, говорят, убивался в первые часы
Сережка. Успокаивал его в прошлом убийца Вениаминыч. Он заранее знал, что
этим все и кончится.
Похоронили Волова рядом с ветеранами: Ерофеичем и дядей Колей. Дядя
Коля умер под новый год. Тоже, рассказывают, было дело. Будто и он
приходил к Прошину не как к начальнику почты, а как к общественному
деятелю. Возмутило его будто, что Витька, спьяна, когда дядя Коля упрекнул
его за то, что тот стрелялся с отцом, вызвал и его на дуэль, чтобы
прикончить всех стариков в поселке.
Слезы обильно катились по лицу дяди Коли.
- Заголимся! - говорил он вместо "здравствуйте". - Ну, что же вы
стоите, Прошин? Заголимся! Заголимся! - уже кричал он. - Вы не читали
рассказ... Это у Достоевского... По-моему, "Колобок"... Нет, "Бобок"...
Там покойники выскакивают из могил с неожиданным кличем: "Заголимся!" Они,
они! - Он показывал в сторону Витькиного дома. - Они кричат: "Заголимся!"
Мода! Заголимся! Всех стариков, как собак, убить грозят. Умер Вакула,
кузнец всей планеты. Неужели вы станете остальных умертвлять, Прошин?
Прошин, как всегда, что-то чертил к какой-то сессии. Он смеялся над
чудачеством старика, который близко к сердцу воспринимает брехню Витькину.
Это же бред сивой кобылы!
Ваське дали пять лет. Условно. Его завезли сначала за сто верст от
отцовского чума. Но в первые же пять дней он прибежал. А потом стал бегать
чаще и чаще. Мамоков махнул рукой.
- Чё с ним поделаешь? Их и так мало, - отвечал он на упреки русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
ярмо?
- Отбегалась, Васенька! Отбегалась! - Она неистово стала будто
целовать чистую морду Васькиного вожака.
- Меня лучше поцелуй, - Васька был не пьян.
- Хай тебя черти целуют! - засмеялась Галина.
- У-у, какой злой! Русский баба миня никогда не любил!
- Тебя и ненка разлюбила.
И подлила, видно, масла в огонь. Может, и не думал он в этот раз
стрелять. Волов же сам напоролся. Он шел поначалу к директору, вдруг
вернулся, заглянул на свою квартиру: жил еще у Маши-хозяйки, жил с
беременной Наташей, хотя ему предложили к весне отсюда мигом выбраться...
Васька стрелял в упор, сразу из двух стволов. Одна пуля попала в
сердце, а другая пробила насквозь горло. Васька будто бы так и стоял, не
шелохнувшись. Он дал Мамокову себя разоружить, потом долго и горько
плакал, валяясь у порога, где лежал поблекший и очень похудевший в
последнее время Волов. Больше всех, говорят, убивался в первые часы
Сережка. Успокаивал его в прошлом убийца Вениаминыч. Он заранее знал, что
этим все и кончится.
Похоронили Волова рядом с ветеранами: Ерофеичем и дядей Колей. Дядя
Коля умер под новый год. Тоже, рассказывают, было дело. Будто и он
приходил к Прошину не как к начальнику почты, а как к общественному
деятелю. Возмутило его будто, что Витька, спьяна, когда дядя Коля упрекнул
его за то, что тот стрелялся с отцом, вызвал и его на дуэль, чтобы
прикончить всех стариков в поселке.
Слезы обильно катились по лицу дяди Коли.
- Заголимся! - говорил он вместо "здравствуйте". - Ну, что же вы
стоите, Прошин? Заголимся! Заголимся! - уже кричал он. - Вы не читали
рассказ... Это у Достоевского... По-моему, "Колобок"... Нет, "Бобок"...
Там покойники выскакивают из могил с неожиданным кличем: "Заголимся!" Они,
они! - Он показывал в сторону Витькиного дома. - Они кричат: "Заголимся!"
Мода! Заголимся! Всех стариков, как собак, убить грозят. Умер Вакула,
кузнец всей планеты. Неужели вы станете остальных умертвлять, Прошин?
Прошин, как всегда, что-то чертил к какой-то сессии. Он смеялся над
чудачеством старика, который близко к сердцу воспринимает брехню Витькину.
Это же бред сивой кобылы!
Ваське дали пять лет. Условно. Его завезли сначала за сто верст от
отцовского чума. Но в первые же пять дней он прибежал. А потом стал бегать
чаще и чаще. Мамоков махнул рукой.
- Чё с ним поделаешь? Их и так мало, - отвечал он на упреки русских.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14