– Разве? Я был готов поклясться, что складываются. Тогда откуда тебе известно, что его зовут Кролик?– Ты сам так его назвал, Рэй.– Не называл. Я сказал – Джордж.– Верно. Первый раз ты назвал его Джорджем, а второй – Кроликом.Рэй покачал головой:– Не было такого. Наоборот, я специально не называл его Кроликом. Проверял, знаешь ли ты его прозвище.– Значит, нечаянно проговорился.– Да, кто-то проговорился. – Рэй взял шляпу, расправил и надел ее. – Ну, мне пора домой. Можешь выпускать свою знакомую из заключения. Могла бы и не прятаться, в наше-to время. – Он вздохнул. – У воров и барыг и виды из окна красивые, и женщины. У меня в ванной только мою бабу и найдешь. А из окна я вижу одну лишь веревку с бельем, а если белья нет, то саму миссис Халихен. Первое даже предпочтительнее. Да, никакого тебе удовольствия в жизни, не то что некоторым.– Представляю.– Да уж. Знаешь, Берни, чертовски не хочется видеть тебя в тюряге по делу Колкэннонов. Кролика загребли, и хорошо. Тебе-то зачем страдать? Улавливаешь?– Договаривай.– Кое-какую ниточку я нащупал. Но если мне обломится за старания, я могу о ней и позабыть. Теперь улавливаешь?..Еще бы не уловить!.. * * * Я закрыл за Рэем дверь, выждал минутку, потом приоткрыл ее – так, чтобы просматривался коридор до самого лифта. Ушел. Если только не прячется за углом.Я снова запер дверь на все замки, подошел к ванной и крикнул, что на горизонте чисто. Мэрилин, конечно, слышала весь наш разговор и, очевидно, окончательно убедилась, что я не имею отношения к убийству Ванды Колкэннон. Но она знала, что ее брат тоже к нему не причастен, и теперь ей хотелось одного – вызволить его из беды.– Кто еще работал с Кроликом? – спросил я.– Один парень.– Вы его знаете?– Да, но я – не трепло какое-нибудь.– Я тоже. Очень может быть, что полиции уже известно, кто это.– Кролик – не доносчик.– Его могут заставить. Самый твердый орешек, и тот в конце концов раскалывается. Кроме того, полиция может и без Кролика обойтись. Позвонит какой-нибудь стукач – и готово.– А тебе зачем его знать?– Объясняю. Где гарантия, что после дележа добычи этот самый парень опять не полез к Колкэннонам? Чтобы еще разок поколдовать над сейфом? Да еще с собой кого-нибудь прихватил.– А-а... – Она приложила палец к подбородку, задумалась. «И зачем она лепит столько краски на глаза, – подумал я, – они у нее и без того большущие». – Вряд ли, Харлан на это не способен.– Значит, Харлан?– Да, Харлан Риз, они вместе там были. Говоришь опять полез к Колкэннонам? Нет, он бы сказал брату.– А может, они вдвоем... по второму разу?– Ты все еще думаешь, что это Кролик убил?– Я этого не говорю. Но откуда у вас такая уверенность насчет Харлана Риза?– Кролик был там только один раз. Я в этом уверена.Я не стал больше допытываться. Потом зашел разговор о возможности существования третьей группы грабителей. По мере изложения этой гипотезы, родившейся у меня с Каролин, я все больше чувствовал ее зыбкость, как зыбок, непонятен загадочный Третий убийца в «Макбете». Двое юных варваров шляются ночью по крышам в поисках добычи, неожиданно натыкаются на разбитое окно-фонарь, залезают в дом, обшаривают уже разграбленное жилище и, уходя, на всякий случай убивают хозяйку. Раньше я допускал такую возможность. Теперь же эта версия заняла место на шкале вероятностей где-то между волшебной сказкой и сказочной легендой.Рэй Киршман прав, подозревая связь между двумя убийствами – Крау и Колкэннон, – хотя его подозрение основывалось на ложных посылках. Кролик избежит наказания за убийство, только если кто-нибудь найдет настоящего убийцу. Полиция в этом смысле палец о палец не ударит, так как следствие убеждено, что преступник уже схвачен.Но если Кролик не выйдет сухим из воды, то мне грозит беда. Беда, потому что сестра Кролика знает, что я был в доме Колкэннонов после него, и потому, что я проговорился, назвав Джорджа Маргейта Кроликом до того, как Рэй упомянул его прозвище, и Рэй Киршман не успокоится, пока его подозрения не подтвердятся или не рассеятся. Ясное дело, он досконально обыщет квартиру Абеля, как это сделал я сам. Не знаю, найдет ли он деньги в телефоне или марки в книгах, но часы и сережки в коробке с сигарами он не пропустит. Находка непременно наведет его на мысль еще раз проверить отпечатки пальцев на месте преступления. Тогда мне крышка. Конечно, процедура с отпечатками пальцев уже проводилась – сразу же после того, как был обнаружен труп Абеля. Именно по этой причине я не запасся перчатками, а также, увы, по причине элементарной забывчивости. В результате теперь там на каждом шагу мои пальчики. Это обстоятельство не уличит меня в убийстве, поскольку при первой экспертизе моих отпечатков там не было, но послужит весомым доказательством того, что я нанес Абелю визит после его гибели. Интересно, как я смогу это объяснить?Я позвонил Каролин. Протяжные гудки. Позвонил Дениз и узнал от Джареда, что она еще не вернулась. Видно, что-то происходит с телефонами. Я звоню людям, люди звонят мне, а разговора не получается. Моя жизнь превращалась в нелепую метафору невозможности человеческого общения в Век отчуждения.Оставалось набрать номер 246-4200, что я и сделал. После нескольких гудков мне ответили, и минуты полторы я слушал, что мне говорят. Потом, не проронив ни слова, я положил трубку и обернулся к Мэрилин, удивленно смотревшей на меня.– Ты так ничего и не сказал... – неуверенно произнесла она.– Да, не сказал, но я помогу вам.– Чем?– Сделаю так, что они выпустят Кролика.– Как ты можешь это сделать?– Найду этого третьего грабителя. Узнаю, кто в самом деле убил Ванду Колкэннон.Я боялся, что Мэрилин спросит, как мне это удастся, потому что я бы не знал, что ответить. Вместо этого она спросила, зачем мне это нужно.– Знаете, куда я сейчас позвонил? В службу «Молитва по телефону».– Не смешно.– Нет, я серьезно. Сегодняшняя молитва звучала примерно так: «Господи, сподоби меня сегодня сделать что-нибудь такое, чего я не делал прежде. Наставь меня на путь истинный, дабы я мог служить ближнему своему». Там еще много слов было, но смысл такой.Она приподняла наведенные брови.– "Молитва по телефону"?– Позвоните сами, если не верите.– И поэтому вы хотите помочь Кролику?– Да, поэтому. Что-нибудь не так?– Да нет, все так, – сказала она. – Должно быть, так. Глава 15 Мэрилин хотела сразу же уйти. Ей надо было встретиться с адвокатом, чтобы с его помощью Кролика выпустили под залог. Не знаю, увенчалась бы успехом эта попытка. Потом она сказала, что хочет повидаться с Харланом Ризом. Я предупредил, чтобы она была осторожна. Не исключено, что Рэй засел в вестибюле или прячется на другой стороне улицы. Мэрилин мгновенно переменила планы.– Боже ты мой! Тогда, может быть, мне лучше остаться здесь?Я смотрел на нее, живую картинку в ronge et noir Красное и черное (фр.).
, вдыхал ее духи и вдруг с удивлением услышал собственный голос, говоривший, что лучше этого не делать.– У вас куча дел, – говорил голос, – и у меня куча дел. Вдобавок я не ручаюсь за Рэя. Может прийти снова, прихватив ордер на арест и ломик. А когда ордер, то и ванная комната не святилище. Но вот пистолетик вам лучше оставить здесь.Она покачала головой:– Это не мой. Я у хозяйки стащила. Она купила на случай налета. Хотя кому нужен косметический кабинет?– Так вы работаете в косметическом кабинете?Мэрилин кивнула.– Да, «Волос великолепие» называется. Нас там четверо и Магда – хозяйка. Мне завтра выходить, вот и положу пистолет на место.– Очень правильно. Потому что если полиция найдет его в вашей сумочке...– Я знаю.Мы вышли из квартиры, и я уже запирал последний замок, как у меня зазвонил телефон. Я стиснул зубы. Пока отопру замки, пока подбегу к аппарату... Нет, не успею. Если и успею, то наверняка это какой-нибудь прохиндей, предлагающий подписку на нью-йоркские «Звездные листы» с бесплатной доставкой на дом. Черт с ним!Лифт провез нас мимо вестибюля в цокольный этаж. Мы прошли тускло освещенным коридором мимо прачечной к служебному входу. Я постоял у двери, пока Мэрилин не процокала каблучками по короткому лестничному маршу и, раскрыв красно-черный зонтик, не исчезла во мраке. * * * Вернувшись домой, я подошел к телефону, гадая, сколько раз он звонил, пока я провожал Мэрилин. Сейчас телефон молчал, и мне было поздно звонить кому бы то ни было. Правда, один номер я все-таки набрал и ничуть не удивился, когда Каролин не ответила.Кофеин, принятый с четырьмя чашечками «эспрессо», начал рассасываться, и чтобы ускорить процесс, я налил себе рюмку виски и, не разбавляя, выпил. Потом плеснул граммов тридцать виски в обычный стакан, налил туда молока и хорошенько размешал. Лучшего питья на сон грядущий не придумано: пока виски разъедает вам печень, молоко защищает желудок.Зазвонил телефон.Я кинулся к аппарату, но прежде чем взять трубку, заставил себя сделать глубокий вдох. Мужской голос, тот самый, что я слышал приблизительно двадцать два часа назад, сказал:– Роденбарр? Мне нужен никель.– Всем нужен.– Что, что?– То, что слышали. Никель всем нужен. Я и сам не прочь его заиметь.– Бросьте свои шуточки! Мне известно, что монета у вас.– Была. Была да сплыла.Последовала пауза. Я подумал, что нас разъединили, потом услышал:– Врете.– Не вру. Я еще не настолько спятил, чтобы таскать монету в кармане вместе с ключами и брелоком святого Кристофера. И не настолько, чтобы держать ее дома, когда кругом только и слышишь о грабежах.Ожидаемого смешка не последовало.– А раздобыть монету можете?– Она там, откуда я могу ее взять.– Тогда валяйте действуйте. – Голос звучал настойчиво. – Вы называете цену, и мы встречаемся. В моем распоряжении вся ночь и...– Боюсь, не могу сказать то же самое о себе. Когда я не высплюсь, у меня плохое настроение и я ужасно несговорчивый. Кроме того, в такой поздний час я туда при всем желании не попаду, даже если бы и хотел. Придется отложить до завтра.– В котором часу завтра?– Трудно сказать. Оставьте мне свой телефон.На этот раз я услышал наконец смешок.– Нет уж, Роденбарр, я сам буду вам звонить. Прикиньте, сколько вам понадобится, чтобы взять монету, и отправляйтесь домой. Я позвоню в назначенный час.Другими словами, будь в определенный час в определенном месте, имея при себе монету.– Нет, это не подходит, – возразил я. – Я дам вам другой телефон, по которому буду днем в два часа.– Говорите телефон.Я дал ему номер Каролин. В целях экономии она снимала свою квартиру у основного квартиросъемщика некоего Натана Аренау, и каждый месяц аккуратно перечисляла домовладельцу квартплату от его имени. (Половина населения Нью-Йорка прибегает к этой маленькой хитрости. Другой половине приходится платить по пятьсот долларов за однокомнатную дыру.) Телефон соответственно значился за Натаном Аренау. По номеру он навряд ли сможет узнать имя и адрес, а если и узнает, то каким образом он разыщет Натана Аренау? Насколько нам с Каролин известно, его давно, несколько лет назад, смыло во время наводнения.Незнакомец повторил номер.– Да, вот что, – сказал он. – Кто еще знает, что она у вас?– Никто.– У вас что, нет сообщника?– Я всегда один работаю.– И ни с кем не говорили?– Со многими говорил. Но не о монете.– Значит, никто не знает, что она у вас?– Насколько мне известно, никто. Никто даже не подозревает, что она пропала, за исключением вас, меня и Герберта Франклина Колкэннона. Конечно, он сам мог сказать кому-нибудь, но вряд ли. Думаю, он не включил ее в список пропавших вещей, потому что она, наверное, не застрахована, и у него есть свои причины...– Уверен, что не включил.– С другой стороны, Кролик мог проболтаться...– Какой Кролик?– Ну, Джордж Эдвард Маргейт. Разве не ради монеты вы навели этого молокососа на дом Колкэннона? Надо было кого другого выбрать, кто умеет вскрывать сейфы. А никель – это ваш гонорар за наводку.Я снова заслужил смешок.– Неплохо, – сказал он. – Мне надо было с вами договариваться.– Факт, со мной. Кстати, не худо бы знать, с кем я имею дело.– Может быть. Итак, звоню завтра в два. Судя по номеру, вы будете в Деревне.– У меня книжный магазин на Восточной Одиннадцатой. Там два телефона, один из них есть в справочнике. Я дал тот, которого нет в книге.– Я мог бы просто прийти к вам в магазин.– Нет, звоните в два.Я положил трубку и взял свое молоко с виски. Молоко было тепловатое, и это даже хорошо, когда укладываешься на покой. Я сел в кресло и стал потягивать адскую смесь. Да, чтобы вывернуться, пришлось наврать с три короба. Ну ничего, в «Молитве по телефону» ничего о правдивости не говорилось. Только о том, что надо помогать ближнему. А чем я занимаюсь, как не этим?Зазвонил телефон. Это была Каролин.– Весь вечер тебе звоню. Что там с твоим телефоном, Берни? То никто не отвечает, то занято, то вообще не туда попадаю. Что там у тебя было?– Спроси, чего не было.– Придется носить очки?– Очки? При чем тут очки?– Ты же говорил, что идешь к глазнику.– Ах, да, конечно...– И как, наденешь очки?– Нет. Он посоветовал не читать при слабом свете.– Это и без доктора известно. Слушай, с тобой все в порядке? У тебя голос какой-то странный.У самой Каролин голос был полупьяный, но я промолчал.– Все в порядке, – ответил я. – Устал, как собака, вот и все. А тут еще новостей подвалило. Но я не могу сейчас долго говорить.– Ты не один?– Да, – сказал я и спохватился: хватит врать, а то нос вытянется. – Нет.– Так как же все-таки?– Один я, один!.. Просто у меня какая-то каша в голове. Ты у себя?– Нет. Решила прошвырнуться. А что?– Вернешься домой?– Вернусь, если только не подвернется что-нибудь подходящее. Но пока непохоже, чтобы повезло. А что?– Но утром-то будешь дома? Или в салон пойдешь?– Я по субботам теперь не работаю, забыл, что ли? Ни к чему мне это. С тех пор, как пошла вместе с тобой по скользкой дорожке, свожу концы с концами.– Может, сходила бы все-таки в свою контору, когда встанешь? – настаивал я. – Забери свой автоответчик и подключи к домашнему телефону.– Зачем мне это?– Я буду у тебя примерно в десять и все объясню.– О Господи, надеюсь. Ну, будь. * * * Едва я положил трубку, как телефон зазвонил снова. Это была Дениз, возвратившаяся наконец домой. Я спросил, как она, не против, если я составлю ей компанию где-нибудь в половине второго.– Сейчас почти половина второго, – сказала она.– Я имею в виду завтра днем. Не возражаешь, если я заскочу на несколько минут?– Не возражаю. Всего на несколько минут?– Может быть, на час. Самое большее.– Давай заскакивай. Это что, новый виток в наших постоянно эволюционирующих отношениях, Берни? Резервируешь пятиминутку в постели?– Вовсе нет. Итак, я буду у тебя в половине второго, от силы без четверти два и все объясню.– Жду не дождусь. * * * Я положил трубку и разделся. Сидя на кровати, я снял носки и осмотрел ноги. Прежде никогда этим не занимался. Мне и в голову не приходило, что у меня узкая стопа. Сейчас я смотрел на свои бедные ноги: действительно узкие, длинные, костлявые – словом, дурацкое зрелище. И главное: вторые пальцы действительно длиннее больших, это бесспорно. Я попытался вдавить те, что торчали, и вытянуть большие пальцы, но безуспешно. Пальцы не желали меня слушаться.Мортонова нога, никуда не денешься. Спасибо еще, что не положительная реакция Вассермана, но все равно радости мало.И тут опять зазвонил телефон.Я взял трубку. Женский голос с английским акцентом сказал:– Прошу прощения...– Слушаю вас.– Это Бернард Роденбарр?– Он.– Я думала, что опять попала в бюро погоды. Вы сказали: «Дождь не идет, он льет как из ведра».– Не помню, чтобы я сказал это вслух.– Нет, правда, сказали, и на дворе действительно дождь, и... Извините, что беспокою вас так поздно. Раньше не могла дозвониться. Меня зовут Джессика Гарланд. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь мое имя...– С ходу не припомню. Правда, я сейчас плохо соображаю. Совсем голова не варит, если в ответ на телефонный звонок говорю пароль из шпионского фильма.– Знаете, это и правда было похоже на пароль... Я вот зачем звоню. Мой дед не говорил вам обо мне?– Дед?– Абель Крау.У меня отвисла челюсть. Я сказал:– Не знал, что у Абеля есть внучка. Я даже не знаю, был ли он женат.– И я не знаю, на моей бабке точно не был. Она в Будапеште жила, а познакомились они в Вене перед войной. Когда в тридцать восьмом немцы аннексировали Австрию, ей удалось уехать оттуда в одном пальтишке и с мамой на руках. На прощание дед подарил ей несколько редких марок, она их в подкладке пальто спрятала. Бабушка приехала в Антверпен, продала марки и перебралась в Лондон. Там ее и убило во время воздушного налета. А дед попал в концлагерь – и, представьте, выжил.– А ваша мама?– Маме было около пяти лет, когда бабушка погибла. Ее взяла к себе соседская семья, и мама росла как английская девочка. Она рано вышла замуж, скоро родила меня. О своем отце она ничего не знала, думала, что его убили в лагере или на фронте. И только лет шесть назад выяснилось, что он жив и здоров. Но я вас, кажется, совсем заговорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
, вдыхал ее духи и вдруг с удивлением услышал собственный голос, говоривший, что лучше этого не делать.– У вас куча дел, – говорил голос, – и у меня куча дел. Вдобавок я не ручаюсь за Рэя. Может прийти снова, прихватив ордер на арест и ломик. А когда ордер, то и ванная комната не святилище. Но вот пистолетик вам лучше оставить здесь.Она покачала головой:– Это не мой. Я у хозяйки стащила. Она купила на случай налета. Хотя кому нужен косметический кабинет?– Так вы работаете в косметическом кабинете?Мэрилин кивнула.– Да, «Волос великолепие» называется. Нас там четверо и Магда – хозяйка. Мне завтра выходить, вот и положу пистолет на место.– Очень правильно. Потому что если полиция найдет его в вашей сумочке...– Я знаю.Мы вышли из квартиры, и я уже запирал последний замок, как у меня зазвонил телефон. Я стиснул зубы. Пока отопру замки, пока подбегу к аппарату... Нет, не успею. Если и успею, то наверняка это какой-нибудь прохиндей, предлагающий подписку на нью-йоркские «Звездные листы» с бесплатной доставкой на дом. Черт с ним!Лифт провез нас мимо вестибюля в цокольный этаж. Мы прошли тускло освещенным коридором мимо прачечной к служебному входу. Я постоял у двери, пока Мэрилин не процокала каблучками по короткому лестничному маршу и, раскрыв красно-черный зонтик, не исчезла во мраке. * * * Вернувшись домой, я подошел к телефону, гадая, сколько раз он звонил, пока я провожал Мэрилин. Сейчас телефон молчал, и мне было поздно звонить кому бы то ни было. Правда, один номер я все-таки набрал и ничуть не удивился, когда Каролин не ответила.Кофеин, принятый с четырьмя чашечками «эспрессо», начал рассасываться, и чтобы ускорить процесс, я налил себе рюмку виски и, не разбавляя, выпил. Потом плеснул граммов тридцать виски в обычный стакан, налил туда молока и хорошенько размешал. Лучшего питья на сон грядущий не придумано: пока виски разъедает вам печень, молоко защищает желудок.Зазвонил телефон.Я кинулся к аппарату, но прежде чем взять трубку, заставил себя сделать глубокий вдох. Мужской голос, тот самый, что я слышал приблизительно двадцать два часа назад, сказал:– Роденбарр? Мне нужен никель.– Всем нужен.– Что, что?– То, что слышали. Никель всем нужен. Я и сам не прочь его заиметь.– Бросьте свои шуточки! Мне известно, что монета у вас.– Была. Была да сплыла.Последовала пауза. Я подумал, что нас разъединили, потом услышал:– Врете.– Не вру. Я еще не настолько спятил, чтобы таскать монету в кармане вместе с ключами и брелоком святого Кристофера. И не настолько, чтобы держать ее дома, когда кругом только и слышишь о грабежах.Ожидаемого смешка не последовало.– А раздобыть монету можете?– Она там, откуда я могу ее взять.– Тогда валяйте действуйте. – Голос звучал настойчиво. – Вы называете цену, и мы встречаемся. В моем распоряжении вся ночь и...– Боюсь, не могу сказать то же самое о себе. Когда я не высплюсь, у меня плохое настроение и я ужасно несговорчивый. Кроме того, в такой поздний час я туда при всем желании не попаду, даже если бы и хотел. Придется отложить до завтра.– В котором часу завтра?– Трудно сказать. Оставьте мне свой телефон.На этот раз я услышал наконец смешок.– Нет уж, Роденбарр, я сам буду вам звонить. Прикиньте, сколько вам понадобится, чтобы взять монету, и отправляйтесь домой. Я позвоню в назначенный час.Другими словами, будь в определенный час в определенном месте, имея при себе монету.– Нет, это не подходит, – возразил я. – Я дам вам другой телефон, по которому буду днем в два часа.– Говорите телефон.Я дал ему номер Каролин. В целях экономии она снимала свою квартиру у основного квартиросъемщика некоего Натана Аренау, и каждый месяц аккуратно перечисляла домовладельцу квартплату от его имени. (Половина населения Нью-Йорка прибегает к этой маленькой хитрости. Другой половине приходится платить по пятьсот долларов за однокомнатную дыру.) Телефон соответственно значился за Натаном Аренау. По номеру он навряд ли сможет узнать имя и адрес, а если и узнает, то каким образом он разыщет Натана Аренау? Насколько нам с Каролин известно, его давно, несколько лет назад, смыло во время наводнения.Незнакомец повторил номер.– Да, вот что, – сказал он. – Кто еще знает, что она у вас?– Никто.– У вас что, нет сообщника?– Я всегда один работаю.– И ни с кем не говорили?– Со многими говорил. Но не о монете.– Значит, никто не знает, что она у вас?– Насколько мне известно, никто. Никто даже не подозревает, что она пропала, за исключением вас, меня и Герберта Франклина Колкэннона. Конечно, он сам мог сказать кому-нибудь, но вряд ли. Думаю, он не включил ее в список пропавших вещей, потому что она, наверное, не застрахована, и у него есть свои причины...– Уверен, что не включил.– С другой стороны, Кролик мог проболтаться...– Какой Кролик?– Ну, Джордж Эдвард Маргейт. Разве не ради монеты вы навели этого молокососа на дом Колкэннона? Надо было кого другого выбрать, кто умеет вскрывать сейфы. А никель – это ваш гонорар за наводку.Я снова заслужил смешок.– Неплохо, – сказал он. – Мне надо было с вами договариваться.– Факт, со мной. Кстати, не худо бы знать, с кем я имею дело.– Может быть. Итак, звоню завтра в два. Судя по номеру, вы будете в Деревне.– У меня книжный магазин на Восточной Одиннадцатой. Там два телефона, один из них есть в справочнике. Я дал тот, которого нет в книге.– Я мог бы просто прийти к вам в магазин.– Нет, звоните в два.Я положил трубку и взял свое молоко с виски. Молоко было тепловатое, и это даже хорошо, когда укладываешься на покой. Я сел в кресло и стал потягивать адскую смесь. Да, чтобы вывернуться, пришлось наврать с три короба. Ну ничего, в «Молитве по телефону» ничего о правдивости не говорилось. Только о том, что надо помогать ближнему. А чем я занимаюсь, как не этим?Зазвонил телефон. Это была Каролин.– Весь вечер тебе звоню. Что там с твоим телефоном, Берни? То никто не отвечает, то занято, то вообще не туда попадаю. Что там у тебя было?– Спроси, чего не было.– Придется носить очки?– Очки? При чем тут очки?– Ты же говорил, что идешь к глазнику.– Ах, да, конечно...– И как, наденешь очки?– Нет. Он посоветовал не читать при слабом свете.– Это и без доктора известно. Слушай, с тобой все в порядке? У тебя голос какой-то странный.У самой Каролин голос был полупьяный, но я промолчал.– Все в порядке, – ответил я. – Устал, как собака, вот и все. А тут еще новостей подвалило. Но я не могу сейчас долго говорить.– Ты не один?– Да, – сказал я и спохватился: хватит врать, а то нос вытянется. – Нет.– Так как же все-таки?– Один я, один!.. Просто у меня какая-то каша в голове. Ты у себя?– Нет. Решила прошвырнуться. А что?– Вернешься домой?– Вернусь, если только не подвернется что-нибудь подходящее. Но пока непохоже, чтобы повезло. А что?– Но утром-то будешь дома? Или в салон пойдешь?– Я по субботам теперь не работаю, забыл, что ли? Ни к чему мне это. С тех пор, как пошла вместе с тобой по скользкой дорожке, свожу концы с концами.– Может, сходила бы все-таки в свою контору, когда встанешь? – настаивал я. – Забери свой автоответчик и подключи к домашнему телефону.– Зачем мне это?– Я буду у тебя примерно в десять и все объясню.– О Господи, надеюсь. Ну, будь. * * * Едва я положил трубку, как телефон зазвонил снова. Это была Дениз, возвратившаяся наконец домой. Я спросил, как она, не против, если я составлю ей компанию где-нибудь в половине второго.– Сейчас почти половина второго, – сказала она.– Я имею в виду завтра днем. Не возражаешь, если я заскочу на несколько минут?– Не возражаю. Всего на несколько минут?– Может быть, на час. Самое большее.– Давай заскакивай. Это что, новый виток в наших постоянно эволюционирующих отношениях, Берни? Резервируешь пятиминутку в постели?– Вовсе нет. Итак, я буду у тебя в половине второго, от силы без четверти два и все объясню.– Жду не дождусь. * * * Я положил трубку и разделся. Сидя на кровати, я снял носки и осмотрел ноги. Прежде никогда этим не занимался. Мне и в голову не приходило, что у меня узкая стопа. Сейчас я смотрел на свои бедные ноги: действительно узкие, длинные, костлявые – словом, дурацкое зрелище. И главное: вторые пальцы действительно длиннее больших, это бесспорно. Я попытался вдавить те, что торчали, и вытянуть большие пальцы, но безуспешно. Пальцы не желали меня слушаться.Мортонова нога, никуда не денешься. Спасибо еще, что не положительная реакция Вассермана, но все равно радости мало.И тут опять зазвонил телефон.Я взял трубку. Женский голос с английским акцентом сказал:– Прошу прощения...– Слушаю вас.– Это Бернард Роденбарр?– Он.– Я думала, что опять попала в бюро погоды. Вы сказали: «Дождь не идет, он льет как из ведра».– Не помню, чтобы я сказал это вслух.– Нет, правда, сказали, и на дворе действительно дождь, и... Извините, что беспокою вас так поздно. Раньше не могла дозвониться. Меня зовут Джессика Гарланд. Не знаю, говорит ли вам что-нибудь мое имя...– С ходу не припомню. Правда, я сейчас плохо соображаю. Совсем голова не варит, если в ответ на телефонный звонок говорю пароль из шпионского фильма.– Знаете, это и правда было похоже на пароль... Я вот зачем звоню. Мой дед не говорил вам обо мне?– Дед?– Абель Крау.У меня отвисла челюсть. Я сказал:– Не знал, что у Абеля есть внучка. Я даже не знаю, был ли он женат.– И я не знаю, на моей бабке точно не был. Она в Будапеште жила, а познакомились они в Вене перед войной. Когда в тридцать восьмом немцы аннексировали Австрию, ей удалось уехать оттуда в одном пальтишке и с мамой на руках. На прощание дед подарил ей несколько редких марок, она их в подкладке пальто спрятала. Бабушка приехала в Антверпен, продала марки и перебралась в Лондон. Там ее и убило во время воздушного налета. А дед попал в концлагерь – и, представьте, выжил.– А ваша мама?– Маме было около пяти лет, когда бабушка погибла. Ее взяла к себе соседская семья, и мама росла как английская девочка. Она рано вышла замуж, скоро родила меня. О своем отце она ничего не знала, думала, что его убили в лагере или на фронте. И только лет шесть назад выяснилось, что он жив и здоров. Но я вас, кажется, совсем заговорила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20