- Дело совсем простое, мой мальчик, - обронил старший сыщик, поглаживая седую остроконечную бородку. - Через три минуты после того как вы по просьбе мистера Ройса отправились за священником, вся история стала ясна, как день. Вы знаете одутловатого лакея в черных перчатках, того самого, который остановил поезд?
- Как не знать. При виде его у меня мурашки поползли по коже.
- Итак, - промолвил Гилдер, - когда поезд исчез из виду, человек этот тоже исчез. Вот уж поистине хладнокровный преступник! Удрал на том самом поезде, который должен был вызвать полицию, ведь ловко?
- Стало быть, вы совершенно уверены, - заметил младший сыщик, - что он действительно убил своего хозяина?
- Да, сынок, совершенно уверен, - ответил Гилдер сухо, - уже хотя бы по той пустяковой причине, что он прихватил двадцать тысяч фунтов наличными из письменного стола хозяина. Нет, теперь единственное затруднение, если только это вообще можно так назвать, состоит в том, чтобы выяснить, как именно он его убил. Похоже, что череп проломлен каким-то тяжелым предметом, но поблизости тяжелых предметов не обнаружено, а унести оружие с собой было бы для убийцы обременительно, разве что оно очень маленькое и потому не привлекло внимания.
- Возможно, оно, напротив, очень большое и потому не привлекло внимания, - произнес маленький священник со странным, отрывистым смешком.
Услышав такую нелепость, Гилдер повернулся и сурово спросил отца Брауна, как понимать его слова.
- Я сам знаю, что выразился глупо, - сказал отец Браун со смущением. Получается как в волшебной сказке. Но бедняга Армстронг убит дубиной, которая по плечу только великану, большой зеленой дубиной, очень большой и потому незаметной, ее обычно называют землей. Он расшибся насмерть вот об эту зеленую насыпь, на которой мы сейчас стоим.
- Куда это вы клоните? - с живостью спросил сыщик.
Отец Браун обратил круглое, как луна, лицо к фасаду дома и поглядел вверх, близоруко сощурив глаза. Проследив за его взглядом, все увидели на самом верху этой глухой части дома, в мезонине, распахнутое настежь окно.
- Разве вы не видите, - сказал он, указывая на окно пальцем с какой-то детской неловкостью, - что он упал вон оттуда?
Гилдер, насупясь, глянул на окно и произнес:
- Да, это вполне вероятно. Но я все-таки не понимаю, откуда у вас такая уверенность.
Отец Браун широко открыл серые глаза.
Ну как же, - сказал он, - ведь на ноге у трупа обрывок веревки. Разве вы не видите, что вон там из окна свисает другой обрывок?
На такой высоте все предметы казались крохотными пылинками или волосками, но проницательный старый сыщик остался доволен объяснением.
- Вы правы, сэр, - сказал он отцу Брауну. - Очко в вашу пользу.
Едва он успел вымолвить эти слова, как экстренный поезд, состоявший из единственного вагона, преодолел поворот слева от них, остановился и изверг из себя целый отряд полисменов, среди которых виднелась отталкивающая рожа Магнуса, беглого лакея.
- Вот это ловко, черт возьми! Его уже арестовали! - вскричал Гилдер и устремился вперед с неожиданной живостью.
- А деньги были при нем? - крикнул он первому полисмену.
Тот посмотрел ему в лицо несколько странным взглядом и ответил:
- Нет. - Помолчав, он добавил. - По крайней мере, здесь их нету.
- Кто будет инспектор, осмелюсь спросить? - сказал меж тем Магнус.
Едва он заговорил, все сразу поняли, почему его голос остановил поезд. Внешне это был человек мрачного вида, с прилизанными черными волосами, с бесцветным лицом, чуть раскосыми, как у жителей Востока, глазами и тонкогубым ртом. Его происхождение и настоящее имя вряд ли были известны с тех пор, как сэр Арон "спас" его от работы официанта в лондонском ресторане, а также (как утверждали некоторые) заодно и от других, куда более неблаговидных обстоятельств. Но голос у него был столь же впечатляющий, сколь лицо казалось бесстрастным. То ли из-за тщательности, с которой он выговаривал слова чужого языка, то ли из предупредительности к хозяину (который был глуховат) речь Магнуса отличалась необычайной резкостью и пронзительностью, и когда он заговорил, окружающие чуть не подскочили на месте.
- Я так и знал, что это случится, - произнес он во всеуслышание, вызывающе и невозмутимо. - Мой покойный хозяин потешался надо мной, потому что я ношу черную одежду, но я всегда говорил, что зато мне не надо будет надевать траур, когда наступит время идти на его похороны.
Он сделал быстрое, выразительное движение руками в черных перчатках.
- Сержант, - сказал инспектор Гилдер, с бешенством уставившись на черные перчатки. - Почему этот негодяй до сих пор гуляет без наручников? Ведь сразу видно, что перед нами опасный преступник.
- Позвольте, сэр, - сказал сержант, на лице которого застыло бессмысленное удивление. - Я не уверен, что мы имеем на это право.
- Как прикажете вас понимать? - резко спросил инспектор. - Разве вы его не арестовали?
Тонкогубый рот тронула едва уловимая презрительная усмешка, и тут, словно вторя этой издевке, раздался свисток подходящего поезда.
- Мы арестовали его, - сказал сержант серьезно, - в тот самый миг, когда он выходил из полицейского участка в Хайгейте, где передал все деньги своего хозяина в руки инспектора Робинсона.
Гилдер поглядел на лакея с глубочайшим изумлением.
- Чего ради вы это сделали? - спросил он у Магнуса.
- Ну, само собой, чтоб деньги не попали в руки преступника, а были в целости и сохранности, - ответил тот с невозмутимым спокойствием.
- Без сомнения, сказал Гилдер, - деньги сэра Арона были бы в целости и сохранности, если б вы передали их его семейству.
Последние слова потонули в грохоте колес, и поезд, лязгая и подрагивая, промчался мимо, но этот адский шум, то и дело раздававшийся подле злополучного дома, был перекрыт голосом Магнуса, чьи слова прозвучали явственно и гулко, как удары колокола.
- У меня нет оснований доверять семейству сэра Арона.
Все присутствующие замерли на месте, ощутив, что некто, бесшумно, как призрак, появился рядом, и Мертон ничуть не удивился, когда поднял голову и увидел поверх плеча отца Брауна бледное лицо дочери Армстронга. Она была еще молода и хороша собою, вся светилась чистотой, но каштановые ее волосы заметно поблекли и потускнели, а кое-где в них даже просвечивала седина.
- Будьте поосторожней в выражениях, - сердито сказал Ройс, - вы напугали мисс Армстронг.
- Смею надеяться, что мне это удалось, - отозвался Магнус своим зычным голосом.
Пока девушка непонимающе глядела на него, а все остальные предавались удивлению, каждый на свой лад, он продолжал:
- Я как-то привык к тому, что мисс Армстронг частенько трясется. Вот уже много лет у меня на глазах ее время от времени бьет дрожь. Одни говорили, будто она дрожит от холода, другие утверждали, что это со страху, но я-то знаю, что дрожала она от ненависти и низменной злобы - этих демонов, которые сегодня утром наконец восторжествовали. Если бы не я, ее след бы уже простыл, сбежала бы со своим любовником и со всеми денежками. С тех самых пор как мой покойный хозяин не позволил ей выйти за этого гнусного пьянчугу...
- Замолчите, - сказал Гилдер сурово. - Все эти ваши выдумки или подозрения о семейных делах нас не интересуют. И если у вас нет каких-либо вещественных доказательств, то голословные утверждения...
- Ха! Я представлю вам вещественные доказательства, - прервал его Магнус резким голосом. - Извольте, инспектор, вызвать меня в суд, и я не премину сказать правду. А правда вот она: через секунду после того, как окровавленного старика вышвырнули в окно; я бросился в мезонин и увидел там его дочку, она валялась в обмороке на полу, и в руке у нее был кинжал, красный от крови. Позвольте мне заодно передать властям вот эту штуку.
Тут он вынул из заднего кармана длинный нож с роговой рукояткой и красным пятном на лезвии и вручил его сержанту. Потом он снова отступил в сторону, и щелки его глаз почти совсем заплыли на пухлой китайской физиономии, сиявшей торжествующей улыбкой.
При виде этого Мертона едва не стошнило; он сказал Гилдеру вполголоса:
- Надеюсь, вы поверите на слово не ему, а мисс Армстронг?
Отец Браун вдруг поднял лицо, необычайно свежее и розовое, словно он только что умылся холодной водой
- Да, - сказал он, источая неотразимое простодушие. - Но разве слово мисс Армстронг непременно должно противоречить слову свидетеля?
Девушка испустила испуганный, отрывистый крик; все взгляды обратились на нее. Она окаменела, словно разбитая параличом, только лицо, обрамленное тонкими каштановыми волосами, оставалось живым, потрясенное и недоумевающее. Она стояла с таким видом, как будто на шее у нее затягивалась петля.
- Этот человек, - веско промолвил мистер Гилдер, - недвусмысленно заявляет, что застал вас с ножом в руке, без чувств, сразу же после убийства.
- Он говорит правду, - отвечала Элис.
Когда присутствующие опомнились, они увидели, что Патрик Ройс, пригнув массивную голову, вступил в середину круга, после чего произнес поразительные слова:
- Ну что ж, если мне все равно пропадать, я сперва хоть отведу душу.
Его широкие плечи всколыхнулись, и железный кулак нанес сокрушительный удар по благодушной восточной физиономии мистера Магнуса, который тотчас же распростерся на лужайке плашмя, словно морская звезда. Несколько полисменов немедленно схватили Ройса, остальным же от растерянности почудилось, будто все разумное летит в тартарары и мир превращается в сцену, на которой разыгрывается нелепое шутовское зрелище.
- Бросьте эти штучки, мистер Ройс, - властно сказал Гилдер. - Я арестую вас за оскорбление действием.
- Ничего подобного, - возразил ему Ройс голосом, гулким, как железный гонг. - Вы арестуете меня за убийство.
Гилдер с тревогой взглянул на поверженного, но тот уже сел, вытирая редкие капли крови с почти не поврежденного лица, и потому инспектор только спросил отрывисто:
- Что это значит?
- Этот малый сказал истинную правду, - объяснил Ройс. - Мисс Армстронг лишилась чувств и упала с ножом в руке. Но она схватила нож не для того, чтобы совершить покушение на своего отца, а для того, чтобы его защитить.
- Защитить! - повторил Гилдер серьезно. - От кого же?
- От меня, - отвечал Ройс.
Элис взглянула на него ошеломленно и испуганно, потом проговорила тихим голосом:
- Ну что ж, в конце концов я рада, что вы не утратили мужества.
Мезонин, где была комната секретаря (довольно тесная келья для такого исполинского отшельника), хранил все следы недавней драмы. Посреди комнаты, на полу, валялся тяжелый револьвер, по-видимому, кем-то отброшенный в сторону; чуть левее откатилась к стене бутылка из-под виски, откупоренная, но не допитая. Тут же лежала скатерть, сорванная с маленького столика и растоптанная, а обрывок веревки, такой же самой, какую обнаружили на трупе, был переброшен через подоконник и нелепо болтался в воздухе. Осколки двух разбитых вдребезги ваз усеивали каминную полку и ковер.
- Я был пьян, - сказал Ройс; простота, с которой держался этот преждевременно состарившийся человек, выглядела трогательно, как первое раскаяние нашалившего ребенка.
- Все вы слышали про меня, - продолжал он хриплым голосом. - Всякий слышал, как началась моя история, и теперь она, видимо, кончится столь же печально. Некогда я слыл умным человеком и мог бы быть счастлив. Армстронг спас остатки моей души и тела, вытащил меня из кабаков и всегда по-своему был ко мне добр, бедняга! Только он ни в коем случае не позволил бы мне жениться на Элис, и надо прямо признать, что он был прав. Ну, а теперь сами делайте выводы, не принуждайте меня касаться подробностей. Вон там, в углу, моя бутылка с виски, выпитая наполовину, а вот мой револьвер на ковре, уже разряженный. Веревка, которую нашли на трупе, лежала у меня в ящике, и труп был выброшен из моего окна. Вам незачем пускать по моему следу сыщиков, чтобы проследить мою трагедию, она не нова в этом проклятом мире. Я сам обрекаю себя на виселицу, и, видит бог, этого вполне достаточно!
Инспектор сделал едва уловимый знак, и полисмены окружили дюжего человека, готовясь увести его незаметно; но им это не вполне удалось ввиду поразительного появления отца Брауна, который внезапно переступил порог, двигаясь по ковру на четвереньках, словно он совершал некий кощунственный обряд. Совершенно равнодушный к тому впечатлению, которое его поступок произвел на окружающих, он остался в этой позе, но повернул к ним умное круглое лицо, похожий на забавное четвероногое существо с человеческой головою.
- Послушайте, - сказал он добродушно, - право же, это ни в какие ворота не лезет, согласитесь сами. Сначала вы заявили, что не нашли оружия. Теперь же мы находим его в избытке: вот нож, которым можно зарезать, вот веревка, которой можно удавить, и вот револьвер, а в конечном итоге старик разбился, выпав из окна. Нет, я вам говорю, это ни в какие ворота не лезет. Это уж слишком.
И он тряхнул опущенной головой, словно конь на пастбище.
Инспектор Гилдер открыл рот, преисполненный решимости, но не успел слова вымолвить, потому что забавный человек, стоявший на четвереньках, продолжал свои пространные рассуждения:
- И вот перед нами три немыслимых обстоятельства. Первое - это дыры в ковре, куда угодили шесть пуль. С какой стати кому-то понадобилось стрелять в ковер? Пьяный дырявит голову врагу, который скалит над ним зубы. Он не ищет повода ухватить его за ноги или взять приступом его домашние туфли. А тут еще эта веревка...
Оторвавшись от ковра, отец Браун поднял руки, сунул их в карманы, но продолжал стоять на коленях.
- В каком умопостижимом опьянении может человек захлестывать петлю на чьей-то шее, а в результате захлестнуть ее на ноге? И в любом случае Ройс не был так уж сильно пьян, иначе он сейчас спал бы беспробудным сном. Но самое явное свидетельство - это бутылка с виски. По-вашему, выходит, что алкоголик дрался за бутылку, одержал верх, а потом швырнул ее в угол, причем половину пролил, а ко второй половине даже не притронулся. Смею заверить, никакой алкоголик, так не поступит.
Он неуклюже встал на ноги и с явным сожалением сказал мнимому убийце, который оговорил сам себя:
- Мне очень жаль, любезнейший, но ваша версия, право же, неудачна.
- Сэр, - тихонько сказала Элис Армстронг священнику, - вы позволите поговорить с вами наедине?
Услышав эту просьбу, словоохотливый пастырь прошел через лестничную площадку в другую комнату, но прежде чем он успел открыть рот, девушка заговорила сама, и в голосе ее звучала неожиданная горечь.
- Вы умный человек, - сказала она, - и вы хотите выручить Патрика, я знаю. Но это бесполезно. Подоплека у этого дела прескверная, и чем больше вам удастся выяснить, тем больше будет улик против несчастного человека, которого я люблю.
- Почему же? - спросил Браун, твердо глядя ей в лицо.
- Да потому, - ответила она с такой же твердостью, - что я своими глазами видела, как он совершил преступление.
- Так! - невозмутимо сказал Браун. - И что же именно он сделал?
- Я была здесь, в этой самой комнате, объяснила она. - Обе двери были закрыты, но вдруг раздался голос, какого я не слыхала в жизни, голос, похожий на рев. "Ад! Ад! Ад!" - выкрикнул он несколько раз кряду, а потом обе двери содрогнулись от первого револьверного выстрела. Прежде чем я успела распахнуть эту и ту дверь, грянули три выстрела, а потом я увидела, что комната полна дыма и револьвер в руке моего бедного Патрика тоже дымится, и я видела, как он выпустил последнюю страшную пулю. Потом он прыгнул на отца, который в ужасе прижался к оконному косяку, сцепился с ним и попытался задушить его веревкой, которую накинул ему на шею, но в борьбе веревка соскользнула с плеч и упала к ногам. Потом она захлестнула одну ногу, а Патрик, как безумный, поволок отца. Я схватила с полу нож, кинулась между ними и успела перерезать веревку, а затем лишилась чувств.
- Понятно, - сказал отец Браун все с той же бесстрастной любезностью. Благодарю вас.
Девушка поникла под бременем тяжких воспоминаний, а священник спокойно ушел в соседнюю комнату, где оставались только Гилдер и Мертон с Патриком Рейсом, который в наручниках сидел на стуле. Отец Браун скромно сказал инспектору:
- Вы позволите мне поговорить с арестованным в вашем присутствии? И нельзя ли на минутку освободить его от этих никчемных наручников?
- Он очень силен, - сказал Мертон вполголоса. - Зачем вы хотите снять наручники?
- Я хотел бы, - смиренно произнес священник, - удостоиться чести пожать ему руку.
Оба сыщика уставились на отца Брауна в недоумении, а тот продолжал:
- Сэр, вы не расскажете им, как было дело?
Сидевший на стуле покачал взъерошенной головой, а священник нетерпеливо обернулся.
- Тогда я расскажу сам, - проговорил он. - Человеческая жизнь дороже посмертной репутации. Я намерен спасти живого, и пускай мертвые хоронят своих мертвецов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19