– Ну как, легче?
Старик утвердительно наклонил голову под маской из пластикового мешка.
В коридоре послышались решительные шаги, и на пороге появился Питер Макдермотт. Его высокая фигура заполнила собою весь дверной проем.
– Мне передали вашу просьбу, – сказал он Кристине. И, взглядом указав на кровать, спросил:
– Обойдется?
– Надеюсь, хотя мне кажется, что мы в долгу перед мистером Уэллсом.
Поманив Питера, она вышла с ним в коридор и, со слов посыльного, рассказала ему, как старику поменяли номер. Видя, что Питер насупился, она добавила:
– Если он останется в отеле, надо перевести его в другую комнату, и, думается, мы без особых трудностей сумеем вызвать к нему медицинскую сестру.
Питер кивнул. Напротив, в комнате горничных, был внутренний телефон.
Питер снял трубку и вызвал портье.
– Я на четырнадцатом этаже, – сказал он ответившему клерку. – Есть здесь свободная комната?
Наступила долгая пауза. Портье, дежуривший этой ночью, был одним из давних служащих отеля, из тех, кого нанимал на работу еще сам Уоррен Трент. Он выполнял свои обязанности, ни с кем не советуясь, и мало кто пытался оспорить его решения. Макдермотту он уже дважды давал понять, что не потерпит помыканий со стороны всяких пришлых, особенно если они моложе его, да к тому же прибыли с Севера.
– Ну, так как же, – снова спросил Питер, – есть свободная комната на этаже или нет?
– Тысяча четыреста десятый свободен, – ответил наконец клерк, старательно подражая выговору плантаторов-южан, – но я уже размещаю в нем только что приехавшего джентльмена. – И добавил:
– Вы, видимо, еще не знаете, что отель почти полон.
Номер 1410 Питер отлично знал. Это была большая, просторная комната, окнами выходившая на авеню Сент-Чарльз.
– Если я займу тысячу четыреста десятый, – вполне резонно спросил он, – сможете вы предложить что-либо еще тому джентльмену?
– Нет, мистер Макдермотт. У меня остался лишь небольшой «люкс» на пятом этаже, а этот джентльмен не хочет платить так дорого.
– В таком случае пусть он сегодня переночует в «люксе», а заплатит, как за обычную комнату, – отрезал Питер. – Утром переселите его. А пока я занимаю тысяча четыреста десятый – перевожу туда Уэллса из тысяча четыреста тридцать девятого. Пожалуйста, сейчас же направьте сюда посыльного с ключом.
– Одну минуту, мистер Макдермотт. – Если раньше голос клерка звучал безразлично, то теперь в нем появилась откровенная наглость. – Мистер Трент всегда придерживался той точки зрения, что…
– Сейчас речь идет о моей точке зрения, – оборвал его Питер. – И еще одно: перед уходом с дежурства оставьте записку сменщику и сообщите ему, чтобы утром он представил мне объяснение, почему мистер Уэллс был переведен в тысяча четыреста тридцать девятый номер. Можете, кстати, добавить: пусть поищет причину повесомее.
Он положил трубку и подмигнул Кристине.
***
– Вы, должно быть, просто лишились рассудка, – сказала герцогиня Кройдонская. – Окончательно и бесповоротно. – Разговор этот происходил в гостиной президентских апартаментов, куда герцогиня вернулась после того, как выпроводила Питера Макдермотта и плотно закрыла за ним дверь.
Герцог заерзал в своем кресле – он всегда чувствовал себя неуютно, когда жена отчитывала его.
– Да, чертовски нескладно получилось, дорогая. Телевизор был включен.
Я ничего не слышал. Думал, что этот малый уже убрался, восвояси. – Он сделал большой глоток виски с содовой из стакана, который нетвердо держал в руке, и жалобно добавил:
– Кроме того, я дьявольски расстроен всем случившимся.
– Нескладно получилось! Расстроен! – В голосе герцогини зазвучали необычные для нее истерические нотки. – Вы говорите так, будто это какая-то игра. Будто все, что случилось сегодня вечером, не может повлечь за собой краха…
– Я вовсе так не думаю. Знаю, что это очень серьезно. Чертовски серьезно! – съежившись в глубоком кожаном кресле, он казался жалким и маленьким – ни дать ни взять мышонок в котелке набекрень, которого так любят изображать английские карикатуристы.
– Я сделала все возможное, – с укором продолжала герцогиня, – все, на что была способна, чтобы после вашего неслыханного безрассудства создать видимость, будто мы оба преспокойно сидели весь вечер в отеле. Я даже придумала небольшую прогулку перед ужином на случай, если кто-либо заметил, как мы входили в отель. И вдруг вы с совершенно идиотским видом вваливаетесь и во всеуслышанье объявляете, что забыли сигареты в машине.
– Это же слышал всего один человек. Этот управляющий. Он и внимания не обратил.
– Нет, обратил. Я поняла это по выражению его лица. – Герцогиня прилагала немалые усилия, чтобы сохранить самообладание. – Вы хоть немного понимаете, в какую историю вы попали?
– Я уже сказал, что все понимаю. – Герцог допил виски и тупо уставился на пустой стакан. – И мне чертовски стыдно. Но если б вы меня не уговорили… Если б я не был навеселе…
– Вы были просто пьяны! Вы были пьяны, когда я обнаружила вас, и до сих пор не протрезвели.
Герцог потряс головой, словно хотел сбросить одурь.
– Нет, теперь я уже трезв. – Настал его черед ожесточиться. – Вам, конечно, необходимо было меня разыскивать. Сунуть нос, куда не следовало.
Вы не могли не вмешаться…
– Не в этом дело. Сейчас важно другое.
Он повторил:
– Это вы уговорили меня…
– Так ведь не было же другого выхода! Не было! А так – хоть какой-то есть шанс…
– Не уверен. Если полиция займется этим делом…
– Сначала нужно, чтобы заподозрили. Вот почему я и подняла весь этот скандал с официантом и гну свою линию. Хоть это и не алиби, но все же… У них уже засело в мозгу, что вечером мы были в отеле… вернее, засело бы, если бы не встряли вы со своими сигаретами. Я просто готова расплакаться.
– Вот это было бы интересно! – воскликнул герцог. – А то ведь я до сих пор считал, что в вас нет ничего от женщины. – Он выпрямился в кресле и сразу как бы сбросил все свое смирение. Словно хамелеон, он иной раз так менялся, что трудно было понять, какой же он в действительности.
Герцогиня вспыхнула – румянец еще сильнее подчеркнул ее безупречную красоту.
– Доказательств, по-моему, не требуется.
– Возможно. – Герцог встал, подошел к небольшому столику в углу комнаты, налил в стакан изрядное количество виски и плеснул немного содовой. – И все же, – не оборачиваясь, добавил он, – должен вам заметить, что именно это лежит в основе всех наших неприятностей.
– Ничего подобного. Все дело в ваших привычках, а не во мне. Это же было сущим безумием – поехать в отвратительный игорный притон, да еще с женщиной…
– Вы ведь уже высказались по этому поводу, – устало отмахнулся герцог. – Исчерпывающе. По дороге в отель. До того, как все случилось.
– Не уверена, что мои слова дошли до вашего сознания.
– Ваши слова, моя дорогая, способны пробить самые тупые мозги. Я всю жизнь пытаюсь сделать так, чтоб они меня не задевали. Но пока безуспешно.
– Герцог отхлебнул из стакана. – Почему вы вышли за меня замуж?
– Очевидно, потому, что среди людей, окружавших меня, вы казались мне тем, кто стремится что-то делать. Ведь говорят же, будто аристократия неспособна к действию. А вы производили впечатление человека, опровергавшего это мнение.
Герцог поднес стакан к глазам и принялся его разглядывать так, словно перед ним был хрустальный шар.
– А теперь я это мнение уже не опровергаю, так?
– Если вы еще что-то и значите в глазах других, то лишь благодаря моим стараниям и поддержке.
– Вы имеете в виду Вашингтон?
– Да, это назначение можно было бы получить, – сказала герцогиня, если бы мне удалось удерживать вас в вашей собственной постели и в трезвом состоянии.
– Ага! – Герцог натянуто рассмеялся. – Чертовски холодная постель.
– Я уже говорила, что ни к чему вас не принуждаю.
– А вы когда-нибудь задумывались, почему я женился на вас?
– У меня есть на этот счет мнение.
– Я сейчас скажу вам главное. – Он снова отпил из стакана, как бы желая себя взбодрить, и глухо проговорил:
– Я хотел положить вас к себе в постель. Быстро. И на законных основаниях. Знал, что это единственный путь.
– Поразительно, как это вы решились на подобную затрату сил. Ведь у вас такой выбор – до женитьбы был и после.
Герцог смотрел ей в лицо налитыми кровью глазами.
– А мне не нужны были другие. Мне нужны вы. И сейчас нужны.
– Хватит! – отрезала она. – Вы слишком далеко зашли.
Он покачал головой.
– Нет, вы меня все-таки дослушайте. Слишком много в вас гордости, моя дорогая. Царственной. Неукротимой. Это-то и влекло меня к вам. Ломать мне вас не хотелось. Хотелось приобщиться к ней. Чтоб вы лежали передо мной.
Распластанная. Дрожащая от страсти.
– Замолчите! Замолчите! Вы… вы пошляк! – В лице у герцогини не было ни кровинки, голос звенел и срывался. – И мне наплевать, если вас схватит полиция! Пусть – я буду только рада! Буду только рада, если вы получите свои десять лет!
Закончив переговоры с портье, Питер Макдермотт пересек коридор и вернулся в номер 1439.
– С вашего разрешения, – сказал он, обращаясь к доктору Аксбриджу, мы переведем пациента в другую комнату на этом же этаже.
Высокий худощавый доктор, так быстро откликнувшийся на зов Кристины, кивнул в знак согласия. Он окинул взглядом крохотную комнату, под полом которой скрещивалось столько разных труб отопительной и водопроводной систем.
– В любом случае хуже не будет.
Доктор направился к больному – настало время снова давать ему кислород, – а Кристина напомнила Питеру:
– Теперь нужно подумать о медицинской сестре.
– Этим пусть займется доктор Ааронс. – И, размышляя вслух, Питер добавил:
– Поскольку вызывать сестру, насколько я понимаю, будет отель, значит, она потом с нас может потребовать деньги. Как вы думаете, ваш друг Уэллс в состоянии будет оплатить счет?
Они вышли в коридор и стали говорить тише.
– Именно это меня больше всего и волнует. Не думаю, чтобы у него было много денег.
Питер подметил, что, когда Кристина чем-то озабочена, она очаровательно морщит нос. Ему приятно было, что она стоит рядом, приятен был слабый аромат ее духов.
– Ну, что ж, – сказал Питер, – вряд ли мы по уши залезем в долги до завтрашнего утра. К тому времени бухгалтерия наведет справки.
– Все готово, – сказала она, вернувшись.
– Самое лучшее – поменять кровати, – сказал Питер. – Давайте перетащим эту в тысяча четыреста десятый, а кровать из той комнаты перенесем сюда.
Но дверной проем оказался слишком узким. Альберт Уэллс, к которому уже вернулись и дыхание, и более или менее нормальный цвет лица, вдруг заявил:
– Я за свою жизнь немало исходил – могу и сейчас пройтись немножко.
Однако доктор Аксбридж решительно покачал головой.
Главный инженер измерил ширину проема и кровати.
– Я сниму дверь с петель, – сказал он больному. – И тогда вы, словно пробка из бутылки, выскочите отсюда.
– Да не надо этого, – сказал Питер. – Есть способ более быстрый, если вы, мистер Уэллс, не будете возражать.
Старик улыбнулся и кивнул.
Тогда Питер нагнулся, закутал старика в одеяло и легко поднял в воздух.
– У тебя сильные руки, сынок, – сказал старик.
Питер улыбнулся и, словно ребенка, понес свою ношу по коридору в другую комнату.
Через какие-нибудь четверть часа все уже было налажено и шло как по маслу. Благополучно перетащили в новое помещение и кислородный баллон, хотя в нем теперь не было такой острой нужды, поскольку комната 1410 была большой, просторной, под ней не проходили горячие трубы парового отопления и, следовательно, дышалось здесь легче. Штатный врач отеля доктор Ааронс наконец прибыл – величественный, благодушный, окруженный запахом виски. Он охотно принял предложение доктора Аксбриджа, который вызвался заглянуть на следующий день и проконсультировать больного, равно как и сразу согласился с его рекомендацией применить кортизон, чтобы предотвратить повторение приступа. Частная медицинская сестра, вызванная по телефону ее добрым знакомым доктором Ааронсом («Приятная новость, моя дорогая! Снова будем работать вместе!») была уже где-то на пути в отель.
Когда главный инженер и доктор Аксбридж уходили, Альберт Уэллс уже спокойно спал.
Вслед за Кристиной вышел в коридор и Питер, осторожно закрыв за собою дверь, – с больным остался лишь доктор Ааронс; в ожидании медицинской сестры он бесшумно ходил по комнате, напевая себе под нос куплеты Тореадора из оперы «Кармен». Замок щелкнул, и мурлыканья доктора не стало слышно.
Часы показывали без четверти двенадцать.
– Я рада, что мы оставили его здесь, в отеле, – сказала Кристина, направляясь к лифту.
Питер удивился.
– Это вы о мистере Уэллсе? А почему мы должны были его выдворять?
– В другом месте его бы не оставили. Вы ведь знаете, какие люди: чуть что не так – пусть самая мелочь, и никто палец о палец не ударит. Отель ведь существует для того, чтоб люди приезжали, регистрировались и, уезжая, не забывали платить по счету – вот и все.
– Все равно как на фабрике сосисок. Нет, настоящий отель должен быть гостеприимным и помогать клиенту, когда это нужно. В лучших отелях так оно и было. К сожалению, многие работающие в нашей области забыли это правило.
Она с любопытством смотрела на него.
– Вам кажется, что мы и здесь забыли об этом?
– Черт подери, конечно! Во всяком случае, часто забываем. Будь моя воля, я бы многое здесь изменил… – Он вдруг умолк, смущенный собственным признанием. – Да что там. Чаще всего подобные предательские мысли я держу при себе.
– А не должны бы. И потом, уж если вы их высказали, то не должны стыдиться. – Кристина имела в виду то обстоятельство, что в «Сент-Грегори» многое делалось не так и в последние годы отель существовал за счет былой славы. К тому же теперь отель стоял уже перед финансовым кризисом, а это может повлечь за собой необходимость решительных перемен, независимо от того, будет его владелец Уоррен Трент за них или против.
– Бывают кирпичные стены, которые головой не пробьешь, – возразил Питер. – Тут уж ничего поделать нельзя. У.Т. не признает новых идей.
– Но это не причина, чтобы опускать руки.
Он рассмеялся.
– Вы говорите, как женщина.
– А я и есть женщина.
– Знаю, – сказал Питер. – Теперь уже начал это замечать.
А ведь и в самом деле, подумал он. Все это время, что они были знакомы с Кристиной, то есть с момента его появления в «Сент-Грегори», она существовала для него постольку-поскольку. И лишь в последнее время он все больше стал замечать, что она привлекательна и незаурядна. Интересно, что она собирается делать сегодня вечером.
– А ведь я сегодня еще не ужинал, – нащупывая почву, заметил Питер. Вы бы не возражали, хоть и поздно, поужинать вместе?
– Обожаю ужинать поздно, – сказала Кристина.
Они уже подошли к лифту, как вдруг Питер вспомнил:
– У меня есть еще одно дело. Я послал Херби Чэндлера выяснить, что там происходит на одиннадцатом этаже, но как-то я ему не доверяю. Вот только проверю лично и буду совсем свободен. – Он взял ее за локоть и слегка стиснул его. – Подождите меня в конторе, хорошо?
Руки у него были удивительно нежные для такого крупного мужчины.
Кристина искоса взглянула на его сильный, волевой профиль с квадратным, выступающим вперед подбородком. Да, интересное лицо, подумала она, и человек, несомненно, решительный, а порой, наверно, и упрямый. Она почувствовала, как у нее учащенно забился пульс и кровь быстрее побежала по жилам.
– Хорошо, – сказала она. – Я буду ждать.
Как Марше Прейскотт хотелось теперь, чтобы ее девятнадцатый день рождения прошел иначе – по крайней мере, надо было оставаться на студенческом балу тут же, в отеле, в зале приемов восемью этажами ниже.
Звуки бала, приглушенные расстоянием и другими шумами, донеслись до нее сейчас, когда она подошла к окну этого «люкса» на одиннадцатом этаже – его только что открыл, решительно сорвав пломбу, один из мальчиков, когда в набитой молодежью комнате из-за жары, сигаретного дыма и запаха спиртных напитков стало трудно дышать даже тем, кто быстро утрачивал всякое представление об окружающем.
И зачем только она пришла сюда! Но, как всегда, строптивая и своенравная Марша искала чего-то из ряда вон выходящего, а ее приятель Лайл Дюмер, сын президента одного из местных банков и близкого друга ее отца, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9
Старик утвердительно наклонил голову под маской из пластикового мешка.
В коридоре послышались решительные шаги, и на пороге появился Питер Макдермотт. Его высокая фигура заполнила собою весь дверной проем.
– Мне передали вашу просьбу, – сказал он Кристине. И, взглядом указав на кровать, спросил:
– Обойдется?
– Надеюсь, хотя мне кажется, что мы в долгу перед мистером Уэллсом.
Поманив Питера, она вышла с ним в коридор и, со слов посыльного, рассказала ему, как старику поменяли номер. Видя, что Питер насупился, она добавила:
– Если он останется в отеле, надо перевести его в другую комнату, и, думается, мы без особых трудностей сумеем вызвать к нему медицинскую сестру.
Питер кивнул. Напротив, в комнате горничных, был внутренний телефон.
Питер снял трубку и вызвал портье.
– Я на четырнадцатом этаже, – сказал он ответившему клерку. – Есть здесь свободная комната?
Наступила долгая пауза. Портье, дежуривший этой ночью, был одним из давних служащих отеля, из тех, кого нанимал на работу еще сам Уоррен Трент. Он выполнял свои обязанности, ни с кем не советуясь, и мало кто пытался оспорить его решения. Макдермотту он уже дважды давал понять, что не потерпит помыканий со стороны всяких пришлых, особенно если они моложе его, да к тому же прибыли с Севера.
– Ну, так как же, – снова спросил Питер, – есть свободная комната на этаже или нет?
– Тысяча четыреста десятый свободен, – ответил наконец клерк, старательно подражая выговору плантаторов-южан, – но я уже размещаю в нем только что приехавшего джентльмена. – И добавил:
– Вы, видимо, еще не знаете, что отель почти полон.
Номер 1410 Питер отлично знал. Это была большая, просторная комната, окнами выходившая на авеню Сент-Чарльз.
– Если я займу тысячу четыреста десятый, – вполне резонно спросил он, – сможете вы предложить что-либо еще тому джентльмену?
– Нет, мистер Макдермотт. У меня остался лишь небольшой «люкс» на пятом этаже, а этот джентльмен не хочет платить так дорого.
– В таком случае пусть он сегодня переночует в «люксе», а заплатит, как за обычную комнату, – отрезал Питер. – Утром переселите его. А пока я занимаю тысяча четыреста десятый – перевожу туда Уэллса из тысяча четыреста тридцать девятого. Пожалуйста, сейчас же направьте сюда посыльного с ключом.
– Одну минуту, мистер Макдермотт. – Если раньше голос клерка звучал безразлично, то теперь в нем появилась откровенная наглость. – Мистер Трент всегда придерживался той точки зрения, что…
– Сейчас речь идет о моей точке зрения, – оборвал его Питер. – И еще одно: перед уходом с дежурства оставьте записку сменщику и сообщите ему, чтобы утром он представил мне объяснение, почему мистер Уэллс был переведен в тысяча четыреста тридцать девятый номер. Можете, кстати, добавить: пусть поищет причину повесомее.
Он положил трубку и подмигнул Кристине.
***
– Вы, должно быть, просто лишились рассудка, – сказала герцогиня Кройдонская. – Окончательно и бесповоротно. – Разговор этот происходил в гостиной президентских апартаментов, куда герцогиня вернулась после того, как выпроводила Питера Макдермотта и плотно закрыла за ним дверь.
Герцог заерзал в своем кресле – он всегда чувствовал себя неуютно, когда жена отчитывала его.
– Да, чертовски нескладно получилось, дорогая. Телевизор был включен.
Я ничего не слышал. Думал, что этот малый уже убрался, восвояси. – Он сделал большой глоток виски с содовой из стакана, который нетвердо держал в руке, и жалобно добавил:
– Кроме того, я дьявольски расстроен всем случившимся.
– Нескладно получилось! Расстроен! – В голосе герцогини зазвучали необычные для нее истерические нотки. – Вы говорите так, будто это какая-то игра. Будто все, что случилось сегодня вечером, не может повлечь за собой краха…
– Я вовсе так не думаю. Знаю, что это очень серьезно. Чертовски серьезно! – съежившись в глубоком кожаном кресле, он казался жалким и маленьким – ни дать ни взять мышонок в котелке набекрень, которого так любят изображать английские карикатуристы.
– Я сделала все возможное, – с укором продолжала герцогиня, – все, на что была способна, чтобы после вашего неслыханного безрассудства создать видимость, будто мы оба преспокойно сидели весь вечер в отеле. Я даже придумала небольшую прогулку перед ужином на случай, если кто-либо заметил, как мы входили в отель. И вдруг вы с совершенно идиотским видом вваливаетесь и во всеуслышанье объявляете, что забыли сигареты в машине.
– Это же слышал всего один человек. Этот управляющий. Он и внимания не обратил.
– Нет, обратил. Я поняла это по выражению его лица. – Герцогиня прилагала немалые усилия, чтобы сохранить самообладание. – Вы хоть немного понимаете, в какую историю вы попали?
– Я уже сказал, что все понимаю. – Герцог допил виски и тупо уставился на пустой стакан. – И мне чертовски стыдно. Но если б вы меня не уговорили… Если б я не был навеселе…
– Вы были просто пьяны! Вы были пьяны, когда я обнаружила вас, и до сих пор не протрезвели.
Герцог потряс головой, словно хотел сбросить одурь.
– Нет, теперь я уже трезв. – Настал его черед ожесточиться. – Вам, конечно, необходимо было меня разыскивать. Сунуть нос, куда не следовало.
Вы не могли не вмешаться…
– Не в этом дело. Сейчас важно другое.
Он повторил:
– Это вы уговорили меня…
– Так ведь не было же другого выхода! Не было! А так – хоть какой-то есть шанс…
– Не уверен. Если полиция займется этим делом…
– Сначала нужно, чтобы заподозрили. Вот почему я и подняла весь этот скандал с официантом и гну свою линию. Хоть это и не алиби, но все же… У них уже засело в мозгу, что вечером мы были в отеле… вернее, засело бы, если бы не встряли вы со своими сигаретами. Я просто готова расплакаться.
– Вот это было бы интересно! – воскликнул герцог. – А то ведь я до сих пор считал, что в вас нет ничего от женщины. – Он выпрямился в кресле и сразу как бы сбросил все свое смирение. Словно хамелеон, он иной раз так менялся, что трудно было понять, какой же он в действительности.
Герцогиня вспыхнула – румянец еще сильнее подчеркнул ее безупречную красоту.
– Доказательств, по-моему, не требуется.
– Возможно. – Герцог встал, подошел к небольшому столику в углу комнаты, налил в стакан изрядное количество виски и плеснул немного содовой. – И все же, – не оборачиваясь, добавил он, – должен вам заметить, что именно это лежит в основе всех наших неприятностей.
– Ничего подобного. Все дело в ваших привычках, а не во мне. Это же было сущим безумием – поехать в отвратительный игорный притон, да еще с женщиной…
– Вы ведь уже высказались по этому поводу, – устало отмахнулся герцог. – Исчерпывающе. По дороге в отель. До того, как все случилось.
– Не уверена, что мои слова дошли до вашего сознания.
– Ваши слова, моя дорогая, способны пробить самые тупые мозги. Я всю жизнь пытаюсь сделать так, чтоб они меня не задевали. Но пока безуспешно.
– Герцог отхлебнул из стакана. – Почему вы вышли за меня замуж?
– Очевидно, потому, что среди людей, окружавших меня, вы казались мне тем, кто стремится что-то делать. Ведь говорят же, будто аристократия неспособна к действию. А вы производили впечатление человека, опровергавшего это мнение.
Герцог поднес стакан к глазам и принялся его разглядывать так, словно перед ним был хрустальный шар.
– А теперь я это мнение уже не опровергаю, так?
– Если вы еще что-то и значите в глазах других, то лишь благодаря моим стараниям и поддержке.
– Вы имеете в виду Вашингтон?
– Да, это назначение можно было бы получить, – сказала герцогиня, если бы мне удалось удерживать вас в вашей собственной постели и в трезвом состоянии.
– Ага! – Герцог натянуто рассмеялся. – Чертовски холодная постель.
– Я уже говорила, что ни к чему вас не принуждаю.
– А вы когда-нибудь задумывались, почему я женился на вас?
– У меня есть на этот счет мнение.
– Я сейчас скажу вам главное. – Он снова отпил из стакана, как бы желая себя взбодрить, и глухо проговорил:
– Я хотел положить вас к себе в постель. Быстро. И на законных основаниях. Знал, что это единственный путь.
– Поразительно, как это вы решились на подобную затрату сил. Ведь у вас такой выбор – до женитьбы был и после.
Герцог смотрел ей в лицо налитыми кровью глазами.
– А мне не нужны были другие. Мне нужны вы. И сейчас нужны.
– Хватит! – отрезала она. – Вы слишком далеко зашли.
Он покачал головой.
– Нет, вы меня все-таки дослушайте. Слишком много в вас гордости, моя дорогая. Царственной. Неукротимой. Это-то и влекло меня к вам. Ломать мне вас не хотелось. Хотелось приобщиться к ней. Чтоб вы лежали передо мной.
Распластанная. Дрожащая от страсти.
– Замолчите! Замолчите! Вы… вы пошляк! – В лице у герцогини не было ни кровинки, голос звенел и срывался. – И мне наплевать, если вас схватит полиция! Пусть – я буду только рада! Буду только рада, если вы получите свои десять лет!
Закончив переговоры с портье, Питер Макдермотт пересек коридор и вернулся в номер 1439.
– С вашего разрешения, – сказал он, обращаясь к доктору Аксбриджу, мы переведем пациента в другую комнату на этом же этаже.
Высокий худощавый доктор, так быстро откликнувшийся на зов Кристины, кивнул в знак согласия. Он окинул взглядом крохотную комнату, под полом которой скрещивалось столько разных труб отопительной и водопроводной систем.
– В любом случае хуже не будет.
Доктор направился к больному – настало время снова давать ему кислород, – а Кристина напомнила Питеру:
– Теперь нужно подумать о медицинской сестре.
– Этим пусть займется доктор Ааронс. – И, размышляя вслух, Питер добавил:
– Поскольку вызывать сестру, насколько я понимаю, будет отель, значит, она потом с нас может потребовать деньги. Как вы думаете, ваш друг Уэллс в состоянии будет оплатить счет?
Они вышли в коридор и стали говорить тише.
– Именно это меня больше всего и волнует. Не думаю, чтобы у него было много денег.
Питер подметил, что, когда Кристина чем-то озабочена, она очаровательно морщит нос. Ему приятно было, что она стоит рядом, приятен был слабый аромат ее духов.
– Ну, что ж, – сказал Питер, – вряд ли мы по уши залезем в долги до завтрашнего утра. К тому времени бухгалтерия наведет справки.
– Все готово, – сказала она, вернувшись.
– Самое лучшее – поменять кровати, – сказал Питер. – Давайте перетащим эту в тысяча четыреста десятый, а кровать из той комнаты перенесем сюда.
Но дверной проем оказался слишком узким. Альберт Уэллс, к которому уже вернулись и дыхание, и более или менее нормальный цвет лица, вдруг заявил:
– Я за свою жизнь немало исходил – могу и сейчас пройтись немножко.
Однако доктор Аксбридж решительно покачал головой.
Главный инженер измерил ширину проема и кровати.
– Я сниму дверь с петель, – сказал он больному. – И тогда вы, словно пробка из бутылки, выскочите отсюда.
– Да не надо этого, – сказал Питер. – Есть способ более быстрый, если вы, мистер Уэллс, не будете возражать.
Старик улыбнулся и кивнул.
Тогда Питер нагнулся, закутал старика в одеяло и легко поднял в воздух.
– У тебя сильные руки, сынок, – сказал старик.
Питер улыбнулся и, словно ребенка, понес свою ношу по коридору в другую комнату.
Через какие-нибудь четверть часа все уже было налажено и шло как по маслу. Благополучно перетащили в новое помещение и кислородный баллон, хотя в нем теперь не было такой острой нужды, поскольку комната 1410 была большой, просторной, под ней не проходили горячие трубы парового отопления и, следовательно, дышалось здесь легче. Штатный врач отеля доктор Ааронс наконец прибыл – величественный, благодушный, окруженный запахом виски. Он охотно принял предложение доктора Аксбриджа, который вызвался заглянуть на следующий день и проконсультировать больного, равно как и сразу согласился с его рекомендацией применить кортизон, чтобы предотвратить повторение приступа. Частная медицинская сестра, вызванная по телефону ее добрым знакомым доктором Ааронсом («Приятная новость, моя дорогая! Снова будем работать вместе!») была уже где-то на пути в отель.
Когда главный инженер и доктор Аксбридж уходили, Альберт Уэллс уже спокойно спал.
Вслед за Кристиной вышел в коридор и Питер, осторожно закрыв за собою дверь, – с больным остался лишь доктор Ааронс; в ожидании медицинской сестры он бесшумно ходил по комнате, напевая себе под нос куплеты Тореадора из оперы «Кармен». Замок щелкнул, и мурлыканья доктора не стало слышно.
Часы показывали без четверти двенадцать.
– Я рада, что мы оставили его здесь, в отеле, – сказала Кристина, направляясь к лифту.
Питер удивился.
– Это вы о мистере Уэллсе? А почему мы должны были его выдворять?
– В другом месте его бы не оставили. Вы ведь знаете, какие люди: чуть что не так – пусть самая мелочь, и никто палец о палец не ударит. Отель ведь существует для того, чтоб люди приезжали, регистрировались и, уезжая, не забывали платить по счету – вот и все.
– Все равно как на фабрике сосисок. Нет, настоящий отель должен быть гостеприимным и помогать клиенту, когда это нужно. В лучших отелях так оно и было. К сожалению, многие работающие в нашей области забыли это правило.
Она с любопытством смотрела на него.
– Вам кажется, что мы и здесь забыли об этом?
– Черт подери, конечно! Во всяком случае, часто забываем. Будь моя воля, я бы многое здесь изменил… – Он вдруг умолк, смущенный собственным признанием. – Да что там. Чаще всего подобные предательские мысли я держу при себе.
– А не должны бы. И потом, уж если вы их высказали, то не должны стыдиться. – Кристина имела в виду то обстоятельство, что в «Сент-Грегори» многое делалось не так и в последние годы отель существовал за счет былой славы. К тому же теперь отель стоял уже перед финансовым кризисом, а это может повлечь за собой необходимость решительных перемен, независимо от того, будет его владелец Уоррен Трент за них или против.
– Бывают кирпичные стены, которые головой не пробьешь, – возразил Питер. – Тут уж ничего поделать нельзя. У.Т. не признает новых идей.
– Но это не причина, чтобы опускать руки.
Он рассмеялся.
– Вы говорите, как женщина.
– А я и есть женщина.
– Знаю, – сказал Питер. – Теперь уже начал это замечать.
А ведь и в самом деле, подумал он. Все это время, что они были знакомы с Кристиной, то есть с момента его появления в «Сент-Грегори», она существовала для него постольку-поскольку. И лишь в последнее время он все больше стал замечать, что она привлекательна и незаурядна. Интересно, что она собирается делать сегодня вечером.
– А ведь я сегодня еще не ужинал, – нащупывая почву, заметил Питер. Вы бы не возражали, хоть и поздно, поужинать вместе?
– Обожаю ужинать поздно, – сказала Кристина.
Они уже подошли к лифту, как вдруг Питер вспомнил:
– У меня есть еще одно дело. Я послал Херби Чэндлера выяснить, что там происходит на одиннадцатом этаже, но как-то я ему не доверяю. Вот только проверю лично и буду совсем свободен. – Он взял ее за локоть и слегка стиснул его. – Подождите меня в конторе, хорошо?
Руки у него были удивительно нежные для такого крупного мужчины.
Кристина искоса взглянула на его сильный, волевой профиль с квадратным, выступающим вперед подбородком. Да, интересное лицо, подумала она, и человек, несомненно, решительный, а порой, наверно, и упрямый. Она почувствовала, как у нее учащенно забился пульс и кровь быстрее побежала по жилам.
– Хорошо, – сказала она. – Я буду ждать.
Как Марше Прейскотт хотелось теперь, чтобы ее девятнадцатый день рождения прошел иначе – по крайней мере, надо было оставаться на студенческом балу тут же, в отеле, в зале приемов восемью этажами ниже.
Звуки бала, приглушенные расстоянием и другими шумами, донеслись до нее сейчас, когда она подошла к окну этого «люкса» на одиннадцатом этаже – его только что открыл, решительно сорвав пломбу, один из мальчиков, когда в набитой молодежью комнате из-за жары, сигаретного дыма и запаха спиртных напитков стало трудно дышать даже тем, кто быстро утрачивал всякое представление об окружающем.
И зачем только она пришла сюда! Но, как всегда, строптивая и своенравная Марша искала чего-то из ряда вон выходящего, а ее приятель Лайл Дюмер, сын президента одного из местных банков и близкого друга ее отца, –
1 2 3 4 5 6 7 8 9