А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Алан Дин ФОСТЕР
ДАР НИКЧЕМНОГО ЧЕЛОВЕКА


Ни Пирсон, ни его корабль не стоили доброго слова. Пирсон еще не знал
этого о корабле, когда брал его напрокат, но времени, чтобы проверять, не
было: он пользовался фальшивыми документами и поддельной карточкой.
Впрочем, никаких угрызений совести по этому поводу Пирсон не испытывал -
возвращать корабль владельцам он тоже не собирался.
Двигатель выдержал подпространственный скачок, и корпус не
развалился, однако, вынырнув в обычном пространстве, Пирсон обнаружил, что
несколько мелких, но очень важных элементов управления превратились в
труху.
Теперь в бледно-голубом небе все выше и выше поднимался столб дыма и
испарившегося металла - больше от корабля ничего не осталось. У Пирсона
даже не возникло желания выругаться. Что ж, знакомое чувство... Кроме
того, корабль все же катапультировал его, только это не радовало. Пирсон
не чувствовал ничего, кроме бесконечной усталости. Душа его словно
окаменела.
Странно, что он совсем не ощущает боли. Внутри все, похоже, работало,
как положено. Однако снаружи... Пирсон мог переводить взгляд, пошевелить
губами, морщить нос и - с огромным усилием - поднимать правую руку над
плоским песчаным грунтом. Лицо - некогда лишь часть богатого набора
способов самовыражения - стало теперь его единственным каналом общения с
миром. О том, как выглядело тело в остатках гермокостюма, оставалось
только догадываться, да и этого делать не хотелось. Пирсон твердо знал,
что правая рука у него в порядке: ею он, по крайней мере, мог двигать. По
поводу же всего остального у него были только мрачные предположения.
Если ему повезет - сильно повезет - то оперевшись одной рукой, он,
может быть, сумеет повернуться на бок... Однако Пирсон даже не пытался.
Иллюзии оставили его - наконец-то! - и перед самой смертью он вдруг стал
реалистом.
Мир, куда занесла его судьба, был совсем крошечный - не планета даже,
а скорее, очень большой астероид - и Пирсон мысленно попросил у него
прощения за тот ущерб, что он, возможно, нанес, обрушившись на поверхность
вместе с обломками корабля. Он всегда совестился, когда причинял кому-то
зло.
Однако он дышал, а значит, тонкая оболочка атмосферы оказалась более
плотной, чем ему показалось с орбиты. Только его все равно никто не
найдет. Даже полиция, гнавшаяся за ним по пятам, наверняка бросит поиски и
на этом успокоится: не Бог весть какой важный преступник. И не преступник
в общем-то, а так... Чтобы называться преступником, нужно сделать что-то
хотя бы немного вредное. Слово "преступник" подразумевало опасность,
угрозу. Пирсон же вызывал у общества, скорее, раздражение, зуд - как
маленькое жалящее насекомое.
"Тем не менее я все-таки "дозуделся", - подумал Пирсон и с удивлением
обнаружил, что еще в состоянии смеяться.
Правда, от смеха он потерял сознание.
Когда Пирсон очнулся, едва-едва светало. Он совершенно не представлял
себе, сколько на самом деле длятся крошечные сутки этого мира, и
соответственно, не знал, сколько пролежал в беспамятстве. Может быть,
день, а может, неделю - не человек, а живой труп. Двигаться он не мог. Не
мог даже дотянуться до расфасованных концентратов в аварийном пайке, что
приторочен (был, во всяком случае) к штанине гермокостюма. Ничего не мог -
разве что дышать разреженной атмосферой, которая пока поддерживала его
жизнь... Другими словами, Пирсон уже начал думать, что лучше бы его
разнесло на куски вместе с кораблем.
От голода он не умрет, нет. Жажда прикончит его гораздо раньше. Да,
такие вот дела. Отныне Пирсон - живой труп. Как мозг в банке... Но
времени, чтобы подумать о своей жизни, оставалось недостаточно.
Пожалуй, он всю жизнь был "живым трупом". Ведь ни к кому и ни к чему
не испытывал он особенно сильных чувств, и даже к себе относился в
общем-то равнодушно. Никому никогда не делал добра, а для зла - для
настоящего зла - у него просто не хватало способностей. Пирсон безвольно
тащился по жизни, не оставляя в ней никакого заметного следа.
Даже будь я деревом, устало думал Пирсон, от меня было бы больше
прока. Интересно только, хорошее ли могло получиться дерево?.. Уж наверно,
не хуже, чем человек. Хуже некуда... Он вспомнил себя в молодости - мелкий
проныра, слюнтяй в общем-то. Вспомнил, как юлил перед другими, более
опытными и удачливыми преступниками, надеясь пролезть в их компанию,
прижиться в том обществе.
М-да, из него даже лизоблюд получился неважный. А жить честно не
получалось - он несколько раз пробовал. Реальный честный мир относился к
нему столь же безразлично и презрительно, как мир добропорядочный.
Оставалось просто существовать в том сумрачном, склизком вакууме, что он
сам же для себя и создал, - без взлетов мыслей и чувств, практически без
движения.
Вот если бы... Нет, перебил себя Пирсон. Все равно умирать; и хоть
раз в жизни, пусть только самому себе, нужно сказать правду. Все его беды
- от нет самого, только от него. И никто другой, как он всегда себя
уверял, здесь не виноват. Ведь ему несколько раз встречались люди, которые
из сострадания хотели помочь, однако он каждый раз умудрялся все
разрушить. Жизнь не удалась, чего уж там, и надо хоть умереть, не
обманывая самого себя.
Когда-то Пирсон слышал, что смерть от жажды - штука очень
неприятная...
Солнце село, но никакой луны на небе не появилось. Разумеется, нет.
Такой маленький мир просто не может позволить себе подобное украшение.
Чудо, что тут хоть атмосфера-то есть. Интересно, лениво подумал Пирсон,
есть ли тут жизнь? Может быть, растения? Падал корабль слишком быстро,
чтобы тратить время на подобные вопросы, да и не до тот было. Теперь же он
не мог даже повернуть голову, и оставалось лишь гадать.
Легкий ночной ветерок холодил кожу, и Пирсону стало немного лучше:
днем здорово припекало. Однако приятный холодок ощущался только лицом.
Нервные окончания всех других частей тела молчали. Возможно, у него
сильные ожоги, но если так, они его нисколько не беспокоили. В этом смысле
- даже благо.
Когда встало солнце, Пирсон еще не заснул. По его прикидкам день на
планете длился часа три или четыре, и столько же - ночь. Практической
пользы от этих выводов не было никакой, но они хоть как-то занимали мысли.
Пирсон постепенно привыкал к своему положению. Говорят, человеческий разум
может привыкнуть к чему угодно...
Спустя какое-то время он обнаружил, что его уже не беспокоит мысль о
смерти. Она воспринималась даже с облегчением: не надо больше бежать - от
других и от себя. Никто о нем не всплакнет. Никто не хватится. Исчезнув,
он просто избавит мир от своего досадною присутствия... Однако теперь -
слабо, но безошибочно - давали себя знать первые признаки жажды.
Прошло еще несколько коротких дней, и в небе появились облака. Раньше
Пирсон никогда не обращал внимания на облака и лишь изредка замечал
погоду. Сейчас, однако, у него появилось и время, и желание изучить в
подробностях и то, и другое - больше он все равно ничего не видел. Как-то
раз он подумал, что сможет повернуть голову здоровой рукой, но оказалось,
такой сложный маневр ему не под силу: рука не настолько хорошо его
слушалась.
Ощущения это вызывало очень странные. Мысль о том, что единственная
рука, которая хоть как-то еще слушалась, вдруг отказала, напугала Пирсона
больше, чем неминуемая гибель.
Облака все сгущались, но Пирсон взирал на них теперь без интереса.
Дождь, может, и продлит его жизнь на несколько земных суток, но тогда он в
конце концов умрет от голода. На концентратах из аварийного пайка он мог
бы продержаться несколько месяцев - дольше, чем в обычных условиях, если
учесть его неподвижное состояние. Но с таким же успехом они могли сгореть
вместе с кораблем: ему все равно до них не дотянуться.
Некоторое время он раздумывал о способах самоубийства. Если бы рука
слушалась лучше и если бы рядом валялись острые куски металла - обломки
корабля, например - он мог бы всадить такой обломок себе в горло... Если
бы... Если бы...
Пошел дождь. Мягкий, ровный дождь на целых полдня. Пирсон лежал с
открытым ртом и сумел наловить достаточно капель, чтобы утолить жажду.
Облака унеслись, развеялись, и на небосклон вернулось далекое солнце.
Почувствовав, как сушит его лицо, Пирсон решил, что то же самое происходит
со всем его телом. Совершенно по-новому, как на чудо, взглянул он на дождь
и на те процессы, что превращали капли влаги в кровь, лимфу, клетки.
Удивительное, потрясающее достижение живого организма, а он прожил на
свете столько лет и ни разу об этом даже не задумался. Нет, он определенно
заслуживает смерти.
Похоже, я впадаю в философский маразм, подумал Пирсон. Или начинается
бред.
Короткие дни сменялись короткими ночами, и к тому времени, когда его
нашел первый жук, Пирсон полностью потерял счет времени.
Жука Пирсон почувствовал задолго до того, как увидел: тот полз по
щеке. Ни почесать щеку, ни смахнуть насекомое он не мог и едва не рехнулся
от обиды и бессилия. Жук пробежал по лицу и заглянул Пирсону в правый
глаз.
Пирсон моргнул.
Однако вскоре он вновь почувствовал раздражающую щекотку - не поймал,
значит. Жук прошелся по лбу, постоял немного и спустился по левой щеке.
Кроме глаза Пирсон заметил, что жук свалился ему на плечо. Крохотный
иссиня-черный жучок - разглядеть мелкие детали Пирсон не мог, но не
сомневался, что это насекомое.
Жук остановился на плече, глядя по сторонам.
Может быть, так будет лучше, подумал Пирсон. Жуки, но всяком случае,
сожрут его быстрее. Он истечет кровью и умрет. А если они начнут ниже
головы, он даже не почувствует боли и спустя какое-то время просто
потеряет сознание.
Пирсон принялся мысленно подзадоривать насекомое. "Ну давай,
приятель! Зови сюда всех своих родственников и устройте себе настоящий пир
за мой счет! Я буду только рад".
- Нет, мы не можем этого сделать.
Видимо, я уже брожу, решил Пирсон, но невольно подумал в ответ:
- Почему это?
- Ты - настоящее чудо. Мы не можем съесть чудо. Мы не достойны.
- Никакое я не чудо, - подумал Пирсон. - Я совершенно никчемный
человек, полный неудачник, ошибка природы. И в довершение всего, я вступил
в телепатический контакт с каким-то жуком...
- Меня зовут йирин, я - один из Людей, - мягко внедрилась в мозг
новая мысль. - И я вовсе не то, что вы назвали жуком. Скажи мне, чудо, как
что-то столь невероятных размеров может жить?
И Пирсон рассказал. Он поведал жуку о себе, о человечестве, о своем
тусклом печальном существовании, которое скоро подойдет к концу, о
параличе..
- Мне жаль тебя, - сказал наконец Йирин. - Мы ничем не можем помочь.
Мы - бедное племя среди многих других племен, и нам не позволяют
размножаться, чтобы число наше не выросло слишком сильно. Я не понимаю
этих странных вещей, что ты рассказал мне о пространстве, времени и
размерах. Мне и без того нелегко верить, что эта гора, в которой ты
скрываешься, когда-то двигалась. Но ты говоришь, что это так, и я должен
тебе верить.
У Пирсона вдруг возникла тревожная мысль.
- Эй, Йирин! Не вздумай зачислять меня в божества или еще там куда! Я
просто больше тебя, и все. Хотя на самом деле, может быть, даже меньше. Из
меня и жулик-то приличный не вышел.
- Эта последняя концепция почему-то не переводится. - В мысли Йирина
явно чувствовалось напряженное желание понять. - Но ты - самое
удивительное существо на свете.
- Чушь собачья! Однако послушай... Как это мы с тобой разговариваем,
когда ты настолько меньше?
- У нас, у Людей, говорят, что важен размер интеллекта, а не размер
размера.
- Да, видимо... Мне, право, жаль, что у вас такое бедное племя, и я
ценю твое сострадание. Кроме меня самого, меня никто никогда не жалел, так
что и соболезнования жука - уже подарок судьбы. - Какое-то время Пирсон
лежал, разглядывая крохотное существо - оно деловито шевелило антеннами -
затем сказал:
- Я... Я хотел бы сделать кое-что для тебя и твоего племени, но я не
могу помочь даже себе. Скоро я умру от голода.
- Мы бы помогли, если бы это было в наших силах, - послышалась
ответная мысль, и Пирсон ощутил глубокую печаль - казалось невероятным,
что столь крохотное существо обладает такой силой чувств. - Но и всего,
что мы сможем собрать за день, тебе не хватит.
- Да, наверно. У меня есть пища, но... - Пирсон на мгновение умолк. -
А скажи-ка, Йирин, мое тело - там, ниже - все еще покрыто сверкающей
металлической тканью?
Прошло несколько минут: жук добрался до кулака Пирсона, взглянул со
стороны и вернулся.
- Да, Пирсон. Все, как ты говоришь.
- Сколько людей в твоем племени?
- А что ты задумал?
Пирсон рассказал, и Йирин тут же ответил:
- Для этого достаточно.
На то, чтобы открыть застежки гермокостюма и проникнуть в карманы,
где хранились аварийные пайки, у людей Йирина ушло несколько дней. Но
когда стало ясно, что земная пища годится и для этих крошечных существ,
Пирсона словно накрыло волной ликования, и на душе у него потеплело.
Позже Йирин снова взобрался по его щеке - теперь он был полон
почтения.
- Впервые за много-много поколений у нашего племени достаточно пищи,
и мы можем размножаться, презрев ограничения, наложенные на нас соседями,
у которых пищи всегда было вдоволь. Даже одного большого куба, который ты
называешь "концентратом", хватит всему племени на долгое время. И мы еще
не пробовали естественные продукты, что, по твоим словам, содержатся в
большом ранце под тобой, но обязательно попробуем. Теперь мы станем
большим и сильным племенем и уже не будем бояться соседей, которые грабили
и унижали нас раньше. Все - благодаря тебе, великий Пирсон.
- Просто "Пирсон", понятно? Еще раз назовешь меня великим, и я... -
Он умолк на секунду. - Нет. Я ничего не сделаю. Даже если бы что-то мог. С
угрозами покончено. Но, пожалуйста, зови меня просто "Пирсон". И ничего я
на самом деле для вас не сделал. Вы добрались до пищи сами... Однако это
первый раз в моей жизни, когда я подумал о концентратах что-то хорошее.
- У нас для тебя сюрприз, Пирсон.
Что-то очень медленно ползло по его щеке - явно тяжелее, чем жители
жители планеты. Вскоре в поле зрения Пирсона появился маленький коричневый
кубик в окружении десятков жуков, и он уловил в их мыслях напряжение и
усталость.
Наконец кубик оказался у самых губ Пирсона, и он открыл рот. Кое-кого
из племени Йирина близость темного бездонного ущелья привела в ужас, и они
бросились бежать. Их место заняли Йирин и другие вожди племени.
Кубик вполз на нижнюю губу. Жуки предприняли последнюю отчаянную
попытку продвинуть его дальше, отчего некоторые из них даже расстались с
жизнью, и все-таки столкнули кубик концентрата в пропасть.
Пирсон почувствовал, как рот у него заполняется слюной, но вовремя
сообразил, что ему нужно сделать еще кое-что.
- Я не знаю, есть ли в этом смысл, Йирин, но... Но все равно спасибо.
А теперь тебе нужно лучше увести всех с моего лица. Сейчас начнется
сильное земле... пирсонотрясение.
Когда все жуки удалились на безопасное расстояние, Пирсон принялся
жевать.
На следующий день пошел дождь. Капли были обычного размера, как на
Земле, и для племени Йирина они представляли страшную угрозу. Если дождь
заставал кого-то из жуков на открытой местности, две-три капли могли
просто убить такое маленькое существо. Однако под правой рукой Пирсона
места хватило всему племени.
Прошло несколько недель, и как-то раз, сидя на носу Пирсона и глядя в
его огромные бездонные глаза, Йирин заместил:
- Концентраты не вечны, а естественной пищи, что мы нашли в ранце под
тобой, хватит всем ненадолго.
- На важно. Я и не хочу, чтобы вы ее ели. По-моему, там должны быть
две морковки, а на старом сандвиче есть кружки помидоров, салат-латук и,
кажется, грибы. Может быть, толченые орешки. Мясо и хлеб можете съесть...
Впрочем, хлеба немного оставьте. Возможно, плесень тоже окажется съедобной
для вас.
- Я не очень понимаю тебя, Пирсон.
- Как вы добываете пищу, Йирин? Собираете?
- Верно.
- Тогда я хочу, чтобы ты вытащил морковку, помидоры и прочее - я
опишу тебе, как что выглядит, - а затем доставили сюда образцы всех
съедобных растений, что вы употребляете в пищу.
1 2