– Ишь ты какой умный выискался! Эй, паренек, ты, верно, из тех, кто ничего не знает и все понимает? А черепаха все знает, но ни шиша не понимает!
Джон-Том миновал кострище и уткнулся носом в ничто – твердое, плотное, неподатливое ничто. Он вытянул руку вверх и обнаружил над головой нечто вроде совершенно прозрачного винилового покрытия.
– Провалиться мне на этом месте!
– Смотри, допросишься! – предостерег голос. Юноша поспешно отступил.
– Прутья из слов надежнее металлических, – проговорил Клотагорб. – Такова горькая правда, с которой почему-то не всегда примиряются.
Итак, произошла пертурбация, окончания которой мы не можем дожидаться.
Необходимо отыскать способ выбраться из ловушки. Слова не менее губительны, чем пламя, только они воздействуют не на тело, а на дух.
– Чушь! – Джон-Том схватил дуару и натянул на уши шапку. – Сейчас я им покажу! Мы с Маджем выбирались из стольких переделок, справлялись и с джиннами, и с морскими чудовищами, со злыми колдунами и прочими неприятностями, так что оскорбления нас не остановят. – Он перекинул дуару на грудь, ударил пальцами по струнам и запел.
– Гляди: чаропевец, – сообщил один голос другому. – Интересно, на какой помойке его раскопали?
– Коты и то лучше поют.
Джон-Том невольно попятился.
– Послушайте, как заливается, – вмешался третий голос. – Пой, пой, соловушка ты наш.
У Джон-Тома задрожали руки. Он начал сбиваться с ритма.
– Бедняжка! Уже устал. Отдохни, мы потерпим.
Джон-Том вынужден был опуститься на колени. Слова песни, которую он пытался спеть, застряли у него в горле.
– Да он и мухи не обидит, – заявил четвертый голос. – Странно: такой покладистый, а друзья его не выносят.
Тут Джон-Том понял, что не может больше ни петь, ни играть. Он судорожно сглотнул – оскорбления застряли комом в горле – и попытался вздохнуть. Ему давным-давно не приходилось иметь дело со столь могущественной и безжалостной магией, а уж что касается формы, в которую та облеклась, – с подобным он столкнулся вообще впервые в жизни. Лишь теперь юноша осознал, насколько силен пертурбатор. Что можно противопоставить такой мощи? Что бы спеть, чтоб хоть немного исправить положение? Ведь назначение рок-музыки – поднимать настроение, веселить, бодрить, а никак не повергать в отчаяние.
Подожди-ка! Существует же разновидность рока, которая представляет собой музыкальный протест против любой власти, против всех и всяческих традиций. Юноша кое-как ухитрился встать на ноги. Да, все остальное здесь не годится. С кого начнем? «Оксо», «Секс Пистолз», «Дэд Кеннедис», «Блэк Флэг» или что-нибудь поновее? Поджилки у Джон-Тома по-прежнему тряслись, однако мало-помалу к нему возвращалась уверенность в собственных силах.
Как вскоре выяснилось, он сделал правильный выбор. Мадж зажал уши, физиономия Клотагорба выразила удивление, смешанное с отвращением. Что ж, значит, все в порядке, значит, он поет именно то, что нужно! Как и всякий более-менее сносный панк-рокер, Джон-Том прилагал максимум усилий, чтобы оскорбить своих слушателей.
– Ну как? – спросил очередной голос. Джон-Тому показалось, что прутья невидимой клетки сжимаются и свободного пространства остается все-меньше и меньше. Он пошатнулся, но не упал.
– Осторожнее, – посоветовал кто-то из незримых наблюдателей. – Он может быть опасен.
– Кто, он? Не смеши меня! Это же овечка в овечьей же шкуре!
– Поет так, будто его заставляют из-под палки.
Джон-Том вновь попятился. Каждое оскорбление било точно в цель, обрушивалось на него, как и положено любому мало-мальски стоящему оскорблению, подобно удару тяжеленной кувалды. Он чувствовал себя боксером, который ведет бой продолжительностью в пятнадцать раундов.
Руки юноши словно прилипли к дуаре, однако он продолжал петь, ибо ничего иного ему не оставалось. Некая сила упорно оттесняла его назад.
«Мои оскорбления чересчур прямолинейны, – подумалось Джон-Тому, – вот почему они не очень эффективны». Выражениям, которые слетали с уст юноши, и вправду не хватало некой непристойной изысканности. Он как бы превратился в вооруженного топором варвара, которому противостоит с полдюжины быстрых как молния фехтовальщиков. Если бы только он смог нанести один-единственный приличный музыкальный удар, то наверняка бы сокрушил треклятую клетку! Но поток оскорблений, что изрекали обладатели насмешливых голосов, по-прежнему не иссякал, и Джон-Том чувствовал, что потихоньку проигрывает. Колкость там, язвительное замечание насчет телосложения сям, весьма нелестная характеристика всего рода Меривезеров – голоса упреждали буквально каждую фразу юноши.
– Он туп, – утверждал один голос, – туп, как валенок. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы стать тем, кем он стал, но такие штучки не проходят бесследно.
Джон-Том вновь рухнул на колени.
– Ну, не настолько все плохо, – возразил другой. – В конце концов, он, похоже, знает целых два аккорда.
Джон-Том повалился на спину. Он все еще пытался играть, все еще пробовал петь, но понял вдруг, что задыхается. Он увидел над собой встревоженные лица друзей.
– Передохни чуток, приятель, – Мадж посмотрел на Клотагорба. – Сотворите что-нибудь этакое, ваше чародейство. Он совсем выдохся.
– Я никогда раньше не встречался с подобным искажением реальности.
Поэтому мне трудно даже предположить, что тут можно сделать.
– Ну, я-то знаю, что делать! – воскликнул Мадж, вырывая из ослабевших рук Джон-Тома дуару.
– Подожди! – Юноша хотел было сесть, но не смог. – Подожди, Мадж!
Ты же не умеешь!
– Парень, тут не нужны ни чаропения, – отозвался выдр, – ни ваша распрекрасная магия.
Маджу приходилось нелегко, ибо дуара была высотой почти с него, однако выдр все же умудрился поставить инструмент перед собой и провел лапой по струнам. Раздались надрывные звуки, сильнее всего походившие на череду душераздирающих воплей.
– Это не музыка, – фыркнула Дормас.
– Ну уж нет, милашка, извини-подвинься. Я сам соображу, что к чему.
– Он что, собирается петь? – осведомился первый голос.
– Ну да, – подтвердил второй. – И ведать не ведает, бедняжка, что сядет в такую лужу, из которой уже не вылезет.
– Неужели? – высокомерно справился Мадж. – Ну ладно, слушайте, вы, грязные, вонючие, пердолбанутые задницы!
Он запел. Голос выдра примерно соответствовал аккомпанементу – и то и другое было просто ужасно. Однако значение имела не столько музыка, сколько, если можно так выразиться, текст. Пускай Джон-Том именовался чаропевцем, а Клотагорб – волшебником; когда речь заходила о ругательствах, оба они были сущими младенцами по сравнению с Маджем.
Лагерь захлестнула некая незримая волна. Содрогнулся сам воздух.
Джон-Том ощутил, что может дышать, и медленно сел. Боль, от которой раскалывалась голова, начала постепенно сникать. Голоса продолжали отпускать гнусные шуточки, но юноше почудилось, что в них проскальзывает растерянность.
– Какой слог! Неподражаемо!
– Не вздумай подражать, а то запачкаешься.
– И это все, на что вы способны? – прорычал Мадж. – Тоже мне, оскорбления! Слушайте дальше, дерьмо собачье!
Джон-Том обнаружил вдруг, что может встать. Он непрерывно моргал – вовсе не от оскорблений, которые, казалось, кишмя кишели в воздухе, а от жалобных звуков, срывающихся со струн дуары. Мадж, должно быть, учился когда-то играть на лире или каком-либо ином струнном инструменте, однако то, что он вытворял с дуарой, не снилось юноше даже в кошмарных снах. Тем не менее, хотя аккорды, которые брал выдр, относились к музыке точно так же, как бриллианты – к предметам первой необходимости, Маджу, похоже, удалось добиться определенного успеха.
– Пускай ваш хозяин разбогатеет, – пел выдр. – Пускай он станет знаменитым на весь мир, а потом узнает, что заболел неизлечимой болезнью.
Задул ветер, над кострищем взметнулся облаком пепел. То была последняя попытка справиться с путешественниками, и она окончилась неудачей. Мадж устремился к деревьям с таким видом, словно гнал удирающего во все лопатки врага – что он, впрочем, и делал.
– Давай, давай, – подначил его дрожащий голосок, тщетно старающийся вернуть себе былую надменность, – расскажи нам все, что знаешь. Пяти минут тебе достаточно?
– Я расскажу все, что знаем мы оба, – откликнулся Мадж, – и уложусь в две минуты!
– Если ты не замолчишь, – простонал голос, – я повешу тебя на первом же дереве.
– А если запоешь ты, – отпарировал Мадж, – я сам повешусь, лишь бы не слышать твоего мяуканья.
Наконец выдр прекратил терзать многострадальную дуару. Установилась тишина, которую нарушал лишь шелест ветра в кронах деревьев.
Путешественники подождали, однако ни через минуту, ни через две не последовало ни единого оскорбления, ни единого язвительного замечания.
Гнетущее ощущение того, что их вынуждают тесниться на все более узком клочке земли, исчезло без следа.
– Что, струсили, лизоблюды паршивые? То-то, нашли с кем тягаться! Я еще и не разошелся как следует! – Мадж снова ущипнул струны дуары. – По-вашему, вы умеете оскорблять? Да ни хрена вы не умеете! Послушали бы то, что доводилось слышать мне, – язык бы проглотили со стыда!
– Мадж, все кончилось! Ты молодец – сломал клетку и прогнал голоса.
– Держи, паренек. – Выдр передал дуару Джон-Тому. – Я просто хотел убедиться, что все и впрямь кончилось.
– Мадж, – проговорил юноша, – у тебя есть чему поучиться.
– Ага, – выдр горделиво подбоченился. – Я рад, что ты это понимаешь. Славный нынче денек, верно?
– Сколько слов, которые необходимо поскорее забыть! – вздохнул Клотагорб. – Подумать только, до чего мы докатились – нас спасает жуликоватая водяная крыса! Сей пример лишний раз подтверждает непредсказуемость поведения нашего врага. Мы должны ожидать чего угодно, в том числе чего не можем и вообразить. Будь у меня побольше времени, я бы, разумеется, совладал с этими разнузданными молодчиками более достойным способом.
– Ну конечно, ваше препожлобие, – огрызнулся Мадж.
– Давайте не будем ссориться, – поспешил вмешаться Джон-Том. – Лично я наслушался за это утро оскорблений на всю оставшуюся жизнь. И потом, нам давно пора в путь.
Завершив сборы, юноша подошел к Маджу и с любопытством уставился на него.
– Скажи мне вот что, Мадж. Если бы твои частушки не сработали, как бы ты поступил тогда? Что бы ты использовал как последний довод?
– Наклонись пониже, приятель.
Джон-Том послушно нагнулся, и выдр зашептал ему на ухо. Юноша внимательно слушал, время от времени кивал, выражение его лица то и дело менялось. Выдр закончил перечислять наиболее сильные из известных ему ругательств и вернулся было к прерванному занятию, но тут послышался странный гул, и земля под ногами мелко задрожала. Мадж отпрыгнул в одну сторону, Джон-Том – в другую. По счастью, трещина, которая разделила друзей, оказалась шириной всего лишь около ярда.
Человек и выдр подползли к ее краям и заглянули вниз. Что касается глубины, трещина казалась бездонной. Из нее вырывалось наружу тепло; в воздухе запахло серой.
– Разрази меня гром, приятель, – пробормотал Мадж, взглянув на Джон-Тома, – я и понятия не имел, что способен так ругаться. – Он вскочил, отступил на пару шагов, примерился – Джон-Том затаил дыхание – и прыгнул. Очутившись на противоположном краю трещины, Мадж оглянулся через плечо на творение своих уст. – Чтой-то я не пойму, приятель. Раньше, скока я ни выражался, ничего такого в жизни не случалось.
– Это последствия волшебства, – объяснил Клотагорб. – Они скоро минуют. Что ж, водяная крыса, ты заслуживаешь похвалы, хоть и не проявил никаких исключительных способностей. Что ты умеешь ругаться, мы знали и прежде.
– Старый пень, – буркнул Мадж, – похвалить и то не может как следует. Я, можно сказать, спас его задницу, и вот вам благодарность.
Ладно, мы еще поквитаемся. В следующий раз обходитесь сами, без старины Маджа. На кой вы мне сдались с вашими неприятностями?
– Клотагорб со всеми такой, Мадж, – сказал Джон-Том. – Разве ты видел, чтобы он вел себя иначе?
– И то верно, паренек. Он такой со всеми – нос кверху и попер, – и начхать ему с высокой колокольни на тех, кто рядом. Коли все прочие волшебники вроде него, я рад, что мне пришлось спознаться тока с одним.
– Не торопись с выводами, Мадж. Мы еще не достигли цели.
– И что с того, приятель? Сдается мне, с двумя такими придурками, как ты и его раздолбайство, мы до нее не скоро доберемся. Хоть мы справились с пожаром и с оскорблениями. – Мадж перевел дыхание. – Коли тот психопат ни на что больше не способен, мы пойдем дальше, как по накатанной дорожке.
– Надеюсь, ты окажешься прав, – Джон-Том бросил взгляд на заснеженные горные вершины. – Однако не забывай про пертурбатор. У меня такое чувство, что все происходившее с нами до сих пор – лишь цветочки; а вот когда начнутся ягодки…
Сорбл заметил с воздуха проход сквозь первую гряду скалистых пиков, и путники направились в ту сторону. После нескольких недель пути по лесистой местности приятно было очутиться на открытом пространстве.
Колин так и рвался вперед, и Клотагорбу приходилось постоянно осаживать нетерпеливого медведя.
– Идти надо медленно и осторожно, – вразумлял чародей коалу. – Чем ближе мы подходим к пертурбатору, тем большей опасности подвергаемся.
Враг знает, что мы приближаемся. Клетка с прутьями из оскорблений служит явным тому доказательством.
– Я не боюсь, мудрец. Мне все равно, какое он примет обличье и какие воздвигнет преграды на нашем пути. Я прошел чуть ли не полсвета и предвкушаю миг, когда всажу свой клинок в сердце злодею. Он должен понести наказание за то, что натворил столько бед!
– Мы пока не знаем, каков наш враг, – напомнил Клотагорб. – Вполне возможно, он отличается наружностью от всех известных нам существ. Так что, может статься, тебе не во что будет всаживать клинок.
– Не волнуйся, старик, я найду, что пропороть, – отозвался коала.
Внезапно волшебник, который шагал рядом с ним, начал видоизменяться. – Внимание, друзья! Все повторяется заново!
– Ничего подобного, – возразил Сорбл.
– Не спорь, ученик, – произнес Клотагорб. – Я тоже чувствую перемену. – Он широко раскинул передние лапы. – Договоримся сразу: никакой паники. Мы пережили достаточно пертурбаций, чтобы беспокоиться по поводу благополучного исхода.
Если бы волшебник хотя бы догадывался о сути грядущего изменения, он вряд ли говорил бы со своими спутниками столь уверенным голосом.
Пертурбация была настолько ошеломительной, что безумие тех, кого она поразила, казалось неминуемым. Пострадали же все, кроме одного, а именно Джон-Тома, который за все то время, пока длилась пертурбация, испытал всего лишь мимолетное головокружение. Теоретически он понимал чувства товарищей, однако в силу своей принадлежности к роду человеческому не мог разделить их ужаса.
– О боже! – простонала Дормас. – Только этого нам и не хватало!
Нет, я больше не могу!
– Не говорите ерунды! – изрек Клотагорб, который, несмотря на всю свою самоуверенность, пребывал мгновение назад в полной растерянности.
– Я знаю, вам плохо, но мы выносили и не такое.
– Вовсе нет, хозяин, – простонал Сорбл. – Какой ужас! Я не могу летать! Где мои крылья! Зачем мне вот это?
Надо признать, что у Сорбла были основания сетовать на пертурбатор, хотя в общем и целом он пострадал не сильнее других.
– Милостивое небо, – взмолился Мадж, – верни мне мой прежний вид, и я никогда, слышишь, никогда не стану обижаться на тебя! Эй, ваше чудомудрие, я согласен с Дормас. Не знаю, скока я еще протяну.
– У нас нет выбора, – произнес чародей. – Поэтому мы должны собраться с силами. – Он заскрежетал зубами, что было удивительно само по себе, поскольку у черепах, как известно, зубов не водится. Впрочем, у Клотагорба, как и у Сорбла, они вдруг появились.
– Да ладно вам, – сказал Джон-Том, норовя подбодрить приунывших спутников. – Расслабьтесь, отдохните. Уверяю вас, со временем вы привыкнете.
– Я скорее умру, – выдавила Дормас, вмиг утратившая свою поистине уникальную способность ни при каких обстоятельствах не терять оптимизма.
– Привыкнуть к этому? – переспросил Колин. – Да я лучше выколю себе глаза, чтобы не видеть такого безобразия!
– Тебе легко говорить! – укорил юношу Сорбл. – Ты-то ничуть не изменился.
Джон-Том вынужден был признать правоту филина. Пертурбация выказала, если можно так выразиться, чудеса избирательности: она совершенно не затронула Джон-Тома и в то же время коренным образом изменила облик его друзей. В частности, Клотагорб приобрел зубы. Сорбл должен был отныне приноравливаться к жизни без крыльев. Что касается бедняжки Дормас, она, вероятно, чувствовала себя вывернутой наизнанку.
С животными произошла перемена, которой их всех пугали, когда они были малышами. Иными словами, пертурбация воплотила в явь самые страшные кошмары.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29