Потом еще одну утром. А при чем тут?.. Ах, черт! — он схватился за голову.
— Вот именно, Петя, — мне оставалось только похлопать его по плечу. — Либо анальгин, либо препарат. Несовместимые продукты, знаешь ли.
Мы беспомощно смотрели друг на друга. Пожалуй, даже испуганно. Ни в моей, ни в Петькиной практике не было такого, чтобы экспедиции целенаправленно мешало что-то необъяснимое. Вернее, необъясненное. Не болезнь, не погода, не поломка в машине, а одно лишь его величество Нечто. Мы были просто обескуражены. Несмотря даже на то, что вся наша служба состояла из ежедневных напоминаний — «бойтесь, опасайтесь, будьте настороже».
Глядя на нас, пугался и Гришаня. Он вообще до сего дня воспринимал свою работу на Ведомство как приятную и увлекательную игру для взрослых. Мол, бегают люди, что-то ищут, что-то находят — романтика! По правде сказать, и его способности еще ни разу ни в одном деле всерьез ничего не решили. Внештатников обычно использовали как второстепенную вспомогательную силу, не более того.
— Ну и что мне делать? — медленно проговорил Петя. — Обратно возвращаться?
— Думай сам. Как ты себя чувствуешь, так и поступай. Если не уверен — тогда, конечно, домой, на базу. Петя ненадолго задумался.
— Нет, — он помотал головой. — Едем дальше. Только за руль больше не сяду. И еще — повторю дозу препарата.
— Это не очень-то полезно для здоровья, — заметил я.
— Ничего, переживу, — он пренебрежительно поморщился и забрал у Гришани аптечку.
Девочка уже утратила к нам интерес и опять занялась размножением земляных пирамидок. Однако, заметив, что я завожу машину, послушно отошла к обочине.
Машина тронулась с места. Я украдкой поглядывал на Петра — не начнется ли у него новый приступ.
И не угадал. Приступ начался у меня.
Это произошло внезапно. Иногда человека посещают необъяснимые мрачные предчувствия. Словно кто-то изнутри говорит ему: не садись в эту машину. Или: не уезжай сегодня в командировку. Это всегда угнетает, даже если человек не суеверный.
Вот такое же ощущение, только возведенное в степень мании, навалилось сейчас и на меня. Я почувствовал, что мне нельзя переезжать заграждение из детских пирамидок. Что там, за ними, — неизвестность, мрак, холод, власть чужих, несчастья, болезни — все худшее, что бывает в мире.
Нечто не хотело пускать меня в свой мир.
Но у меня было преимущество перед Петром. Я был готов к подобному повороту, и я не нейтрализовал препарат анальгином.
Меня бросало то в жар, то в холод, но педаль акселератора я не отпустил. Колеса провернулись — раз, другой — и перекатились через ощетинившуюся гряду земляных фигурок. В зеркало я увидел девочку. Она равнодушно смотрела нам вслед.
— Гони отсюда, — глухо проговорил Петька. — Я начинаю вести протокол.
— Давно пора, — ответил я.
Он вынул из-за пазухи диктофон и стал нудно перечислять события, которые мы только что пережили, начиная с поездки в автобусе.
— Послушай меня, — заявил Петр, закончив с протоколом. — Я не уверен, что после всего этого мы должны ехать дальше. Мне тоже очень интересно, что там, но если что-то случится...
— Что ты предлагаешь?
— Надо вызывать бригаду и... В общем, со всеми вытекающими.
— Я думаю, рано. Пока еще ничего страшного не произошло.
В душе я понимал, что Петя отчасти прав. Если мы сейчас откажемся производить разведку без поддержки, нас никто не осудит. Даже наоборот, похвалят за осторожность. Но хотелось сделать все самому. Тем более, действительно, ничего особенного и по-настоящему опасного пока не происходило.
— Может, хоть аппаратуру для экстренного вызова приготовим? — предложил Петр.
— Давай.
— Сейчас. Слушай, а жалко, что нам оружия не дали.
— Начальству виднее.
Я вел машину медленно, ожидая каждую минуту какой-нибудь неприятности. Первый испуг уже прошел, и мы надежно держали свои чувства в узде. Сказалась подготовка. Я помнил, с каким трепетным восторгом в первые месяцы мы слушали опытных экспертов, которые не упускали случая напомнить нам: всегда будьте начеку, опасность может ждать вас в любой точке. Нам казалось, что наша работа мужественна, полна приключений и благородного риска. Жизнь, правда, редко давала повод оправдать эту сверхосторожность, но чувство опасности от нас не ушло, не атрофировалось. Инструкторы постоянно освежали его, приводя живые примеры, давая читать архивные документы, тщательно анализируя все происшествия, где потеря чувства осторожности стоила кому-то жизни или здоровья.
И сейчас, как по приказу, все пройденное ранее всплыло из глубин подсознания, встало на первое место. Мы не паниковали, не ерзали на месте, а лишь спокойно выполняли свою работу.
Наконец из яблоневых зарослей выглянули разноцветные крыши. У Петра в ладони зажглась лампочка диктофона.
— Двенадцать тридцать пять дня. Въезжаем в село Ершово. Улицы безлюдны. Все дома наглухо закрыты. Движемся к центру села со скоростью десять километров в час. Людей, домашних животных, птиц и собак по-прежнему не видно. Продолжаем объезд...
Гришаня, отодвинув стекло, высунулся наружу. Некоторое время он что-то слушал, крутя головой, потом заставил меня заглушить двигатель.
— Слышите?.. Какой-то гомон.
Мы с Петром притихли. Вокруг царило безмолвие, но ветер доносил обрывки странного шума. Нельзя было понять — кричат ли это люди, либо галдят птицы, либо шумит вода. Звук был довольно однородным, но вот к нему прибавилось что-то новое.
— Машина... — неуверенно сказал Петя, поведя ушами. Он взялся за ручку двери, выглянул. — Точно, машина. Сейчас спросим...
Из-за поворота высунул облупленную морду самосвал «ЗИЛ». Петька замахал руками, требуя остановиться. Требование было немедленно выполнено.
— Есть тут у вас сельсовет или правление? — спросил Петр, соблюдая умеренную вежливость.
Шофер — пожилой небритый дядька с блуждающим взором — выглядел довольно озадаченным. Словно у него спросили, где тут Пизанская башня. Мне еще показалось, что он удивлен самому нашему появлению здесь. Почему-то он молчал.
— Ну, так что? — напомнил о себе Петя. «ЗИЛ» рыкнул и вдруг неожиданно, без всякого предупреждения рванул с места. Петька, морщась от поднятой пыли, влез обратно.
— Похоже, тут у всех мозги набекрень, — раздраженно проговорил он. — Давай-ка поедем за ним.
Ехать за самосвалом в туче поднятой им пыли не было никакого удовольствия, поэтому мы сразу отстали. А через пару минут село кончилось. Петру ничего не удалось добавить к протоколу, кроме встречи со странным «ЗИЛом». Ни единой живой души нам так и не попалось.
Перед нами вновь стелилось необъятное поле, усеянное коровьими лепешками, как булка маком. Вдали пылил злосчастный самосвал, а еще дальше, на пределе видимости, можно было распознать какие-то технологические постройки — ток или МТС, а может, просто ферму с силосной башней. Я остановил машину.
— Кто за то, чтоб больше за ним не гоняться?
— Поддерживаю, — сказал Петя.
Я обернулся к Гришане, чтобы узнать и его мнение, но замер, не успев открыть рта. Я понял, что не нужно его беспокоить. Гришаня, казалось, что-то нащупывал, вынюхивал и выглядывал своим врожденным чутьем. Он смотрел в пустоту и нервно мял пальцами брюки.
— Да, — сказал он наконец. — Мы там ничего не найдем. Искать нужно здесь.
— Что искать? — уточнил я, даже не надеясь получить внятный ответ. Так и вышло.
— Не знаю... Какая-то чертовщина.
— Мы только и делаем, что толкуем про какую-то чертовщину, — вздохнул я. — А до сих пор ничего не узнали.
— Дайте мне аптечку, — отрывисто проговорил внештатник. — Мне нужно еще дозу. Очень тяжело...
Он не кривлялся. Я сразу это понял. И даже начал склоняться к мысли, что Петя прав: надо сматывать удочки и предоставлять все бригаде. Постоянно колоть препарат, перемежая его беседами о некой «чертовщине», мы не могли.
— Давайте объедем деревню вокруг, — предложил Гришаня, выбросив в окошко использованный инъектор. — Оно рядом, я чувствую.
— Ну давайте, — вздохнул я. — Разве мне казенного бензина жалко?
Мы свернули с дороги, обогнули большой двор по едва заметной колее на реденькой травке. Сначала путь наш пролегал через заброшенный яблоневый сад, в центре которого белела какая-то развалина. Затем дорога вывела к бревенчатому мосту, под ним сочился почти невидимый ручей. Отсюда дорога пошла на подъем, и двигатель обиженно заревел. Но я заставил его добросовестно потрудиться, прежде чем наш «уазик» забрался на вершину.
— Гляди! — выкрикнул Петя и хлопнул меня по руке так, что машина вильнула в сторону.
Я ударил по тормозам и только потом посмотрел.
И увидел муравейник. Это, конечно, было первое впечатление. Потом-то стало ясно, что муравьи — это люди, не меньше двух сотен работающих людей. Каждый что-то делал — тащил бревно, махал лопатой, катил тачку, разгружал машину или запряженную телегу. Сразу же зарябило в глазах.
В сотне метров от нас, на спуске дороги располагался полукруглый металлический ангар-склад. Вокруг валялось выкинутое из него крестьянское имущество — бочки, мешки с семенами, связки черенков для лопат и грабель, какие-то колеса, доски, ящики.
Но прежде в глаза бросался огромный земляной курган, весь изрытый норами. Он примыкал вплотную к торцу ангара, словно продолжая его. Люди действительно строили муравейник. Каждую минуту подъезжали машины, трактора, подводы, высыпали груды земли и камней, люди таскали их носилками, поднимали на вершину, утрамбовывали. Часть грунта перетаскивалась внутрь ангара — там тоже происходила какая-то работа.
Над стройплощадкой стоял гул — тот самый, который озадачил Гришаню еще по пути сюда. Позже мы заметили, что здесь собрались не только люди, но и собаки, коровы, птицы, и они тоже суетились, тревожно лаяли-кричали-мычали и тоже производили какие-то действия.
Несколько минут мы лишь смотрели, не пытаясь заговорить. В голову не приходило ни единой мысли, которая объяснила бы, что за трудовой подвиг свершается на наших глазах. Насмотревшись вволю, Петр достал из чемоданчика-комплекта видеокамеру.
— Гришаня, — позвал я, не оборачиваясь, — как ты себя чувствуешь?
— Нормально, — немедленно отозвался он. — А что?
— Нет, ничего, — я удивился, что внештатник ничего не чувствует.
Я продолжал смотреть. Работа сотен людей завораживала. Все было согласовано, упорядочено и напоминало простой, но хорошо отработанный танец, где каждый знает свое место. В реальной жизни я такого не встречал. Даже появилась мысль, что неплохо бы присоединиться к этим людям, чтобы так же просто и разумно работать, не думая больше ни о чем, воздвигая исполинский муравейник или что-то еще — неважно...
Петя толкнул меня в бок и ядовито сказал:
— У тебя вид, как у комсомольского вожака, вдохновляющего массы на труд и подвиг.
— М-да, пожалуй, — проговорил я, заставляя себя прервать созерцание. — Может, и мне повторить дозу?
— Тебе виднее, — усмехнулся Петя и полез за своим диктофоном.
— Час ноль семь дня. Находимся возле складской постройки. Наблюдаем около двухсот пятидесяти человек, которые... которые...
Он запнулся, не зная какими словами здесь можно обойтись. Я подождал, пока он закончит, похихикал про себя неуклюжим формулировкам, которые он использовал, потом сказал, стараясь сделать интонацию спокойной и обыденной:
— Вы оставайтесь здесь, наблюдайте. Я пошел туда.
— Может, я с тобой? — не очень охотно предложил Гришаня.
— Пока не требуется. Начинаем готовиться.
Подготовка заняла совсем немного времени. Петька привел в рабочее состояние комплект теленаблюдения, а я повесил на воротник видеоглазок и воткнул в ухо крошечный динамик. В груди гулял холодок. Я пытался внушить себе, что ничего особенного не происходит. Просто нужно выйти и спросить у работающих людей дорогу или что-то еще...
— Кстати, о чем собираешься с ними поговорить? — поинтересовался Петя.
— Не знаю еще. Наверно, спрошу, кто из сельсовета.
— Ты уже забыл, что у нас есть прекрасный повод для знакомства? Нас просили зайти к Кузнецовым, только не к тем, которые...
— Я все понял, Петя. Спасибо, что напомнил. Когда наша уютная верная машина осталась позади, я почувствовал себя еще более некомфортно. Петька с Гришаней сочувственно смотрели мне вслед сквозь пыльное лобовое стекло.
Я неторопливо пошел вперед, стараясь выглядеть непринужденным. Вскоре я уже приблизился настолько, что стал различать обрывки разговоров. Странно, но разговоры были самые обыкновенные — «подай, принеси, позови...». И люди выглядели вполне обычно. Вот полная женщина в цветастом платье и фартуке нагружает грунтом носилки, иногда вытирая подолом пот с лица. Вот кудрявый парень сбивает из досок какие-то рамы. Некоторые перекуривали. Все было буднично, обыкновенно, но вместе с тем — как в дурном сне. Я даже мгновение колебался. Может, мы зря так разволновались? Может, в селах уже давно принято не сеять, не пахать, не выращивать коров и свиней, а воздвигать всем миром курганы-муравейники?
— Как ты там? — прозудел в наушнике Петя.
— Здоров, — лаконично ответил я.
— Поправь глазок — на экране одно только небо. Я уже находился среди людей. Было неудобно чувствовать себя единственным праздношатающимся среди этой энергичной трудовой армии. На меня иногда искоса посматривали, но взгляды не задерживали. Я подошел к худощавой рыжеволосой девушке, которая в поте лица укрепляла склон кургана булыжниками. Я не случайно подошел именно к ней: обычно я вызываю у молодых девушек расположение и желание помочь.
— Здравствуй. Устала?
Она повернула ко мне лицо, и тут я понял, что она не просто устала, а совершенно измождена. Грязь покрывала кожу серой маской, взгляд пустой, как небо, движения тяжелые, порывистые, из последних сил. Казалось, она несколько дней не спала и не ела. Возможно, так оно и было.
— Что? — она смотрела равнодушно. Как администратор гостиницы на командированного.
— Мне нужно найти Кузнецовых. Тех, что живут в крайнем доме.
— Здесь остались только одни Кузнецовы. Поищи там, — она кивнула на железный ангар и потеряла ко мне интерес.
Петя в наушнике глупо посмеялся, что не везет нам сегодня на женщин, но я не ответил.
Большие железные двери были распахнуты. Внутри пахло землей. Я увидел совсем рядом покатый земляной вал, укрепленный камнями и бревнами, в котором чернели несколько нор в человеческий рост. Высокая худая старуха монотонно водила метлой по бетонному полу, присыпанному землей и мелкими камешками.
— Мне Кузнецовы нужны, — громко сказал я. Старуха остановилась. Перевела дыхание. Вытерла лоб, щеки, шею. Только после этого указала на одну из нор.
— Подумай хорошенько, — предостерег Петя.
— Отстань, — тихо ответил я.
Я шагнул внутрь и сразу потонул во мраке. Но не надолго, потому что глаза подозрительно быстро привыкли к темноте, и я начал различать очертания стен. Позже мне стало казаться, что светятся сами стены тоннеля.
Я шел очень медленно, после каждого шага прислушиваясь. И по бокам, и сверху, и снизу чернели какие-то отверстия, выходы в другие тоннели. Дважды из них выныривали неясные фигуры, и я сжимался в комок, ожидая разоблачения. Но всякий раз мне просто уступали дорогу, не говоря ни слова.
Петр еще не раз предлагал мне одуматься и вернуться обратно. Но я уже почти перестал бояться. Мне стали попадаться небольшие круглые помещения, освещенные несколько лучше, чем коридор. Обычно они были пусты, но в некоторых я видел женщин, размазывающих по стенам какую-то слизь.
Потом мне преградила дорогу большая тень. Я мигом понял, что без объяснения не обойтись.
— Я ищу Кузнецовых.
Тень отступила, пропуская меня в освещенный круглый зал. Я взглянул — и понял, что теряю чувство реальности.
Я увидел какие-то дымящиеся лужи, груды мелких камней, огромные хлопья плесени, а над ними — несколько неестественно розовых обнаженных тел, висящих под потолком. Они держались в путанице каких-то корней, веревок и клоков соломы. Они шевелились.
— Впечатляет, — услышал я в наушнике. Петьке, сидящему в уютной кабине перед экраном, было невдомек, какие чувства я сейчас испытывал.
Я повернулся и пошел прочь, напряженный, как сжатая пружина. Я гадал, что сейчас произойдет. Полетит ли мне в спину топор, обрушится ли на голову дубина? Подвесят ли меня под потолок или просто замуруют в земляную стену — я допускал все, что угодно.
Но все обошлось Через пару минут я вышел на свет. Потом мы сидели втроем в кабине «уазика» и задумчиво молчали.
— Вызываем бригаду, — сказал я наконец.
— Давно пора, — с облегчением ответил Петр.
Гришаня протянул нам чемоданчик с аппаратурой. Разговор с базой был коротким. Дежурный принял сообщение, уточнил, есть ли жертвы и какова степень опасности, а потом велел нам выбрать место для посадки вертолетов и поставить спутниковые маяки.
Место мы нашли без труда.
1 2 3 4 5 6 7