А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Некоторые заходили в маленькое кафе с запотевшими окнами, где, вероятно, было тепло и где, конечно, пахло старым вином.
— Вы не хотите сесть в трамвай, господин Ален? Они немного подождали, и в эту минуту рыжий Петере подошел к своему приятелю.
— Товарищи поручили мне извиниться перед тобой, — сказал он. — Всем вместе невозможно было уйти из класса. Мы еще увидимся, правда? Ты ведь не уезжаешь?
К ним подошли остальные члены семьи, и все они сели в трамвай, где гулял ледяной сквозняк. Ален остался на площадке с двумя спутниками. Он смотрел на своего дядю, на брата, на двоюродного брата, головы которых странно покачивались от толчков трамвая.
Это была его семья, в он с любопытством разглядывал их, как будто никогда не видел. Неужели это все еще его семья? Конечно, когда-то между ним и этими людьми и была какая-то связь, но теперь она исчезла.
Теперь, когда Эжен Малу умер, все разойдутся в разные стороны, кто знает куда? Сегодня вечером дом, конечно, опустеет. Об этом уже шли разговоры два последних дня, в особенности вчера. Спорили до двух часов ночи, распивая бутылку коньяка, найденную где-то в стенном шкафу.
Корина и мать опять ссорились. Дядя Доримон пытался их успокоить и произносил примирительные слова. Тетя Жанна плакала.
Бертран, хотя он и не был сиротой, завистливо посматривал на двоюродного брата. Они почти не разговаривали друг с другом, но Ален все время чувствовал устремленный на него взгляд.
— Я должен сказать вам, господин Ален… Если бы я посмел, я предложил бы вам пойти ко мне. Я говорил об этом с женой. Конечно, это невозможно, ведь вы должны быть там. Говорят, все ваши уезжают…
Это было возможно. Они легли спать в два часа ночи, не приняв никакого решения. Так было всегда, когда вся семья собиралась вместе. Каждый говорил, говорил, но найти общий язык никак не удавалось.
— С вашего разрешения, господин Ален, я зайду к вам вечером. В случае, если вы будете не один, я не стану вас беспокоить.
— Спасибо, господин Фукре.
— Я выхожу здесь.
На площадке остались только Ален и Рыжик.
— Ты будешь работать? — спросил Петере, тоже с оттенком зависти. — Что ты будешь делать?
— Не знаю.
— Я на твоем месте попытался бы устроиться в газету. Он тут же прикусил язык, вспомнив нападки, которым подвергался Эжен Малу в «Светоче Центра».
— Правда, это может быть не так уж заманчиво. Они вышли из трамвая и как будто случайно спустились по маленькой улице, где развернулась эта драма, потом прошли мимо аптеки. Эдгар, по-видимому, объяснял своему дяде, как это произошло, потому что он показывал на аптеку, потом на тротуар и на особняк д'Эстье.
— Я покидаю тебя, старик. Мне нужно бежать, — проговорил Петере.
Оставшаяся группа людей вышла на маленькую площадь с фонтаном. Площадь снова опустела. Больше там никого не было. Все кончилось.
— Есть у кого-нибудь ключ? — спросил Эдгар. Ключа ни у кого не оказалось. Пришлось звонить. Спустилась и открыла дверь тетя Жанна.
— Уже? — воскликнула она. Тетя Жанна привыкла к похоронам с церковной службой и отпущением грехов. — Как быстро!
Вестибюль и ступени лестницы были усыпаны лепестками цветов.
— Вот, Жюль, что мы с сестрой решили… Никто не подумал о том, что надо закрыть дверь комнаты покойного, и это сделал Ален. Сначала ему захотелось запереться у себя и подождать там конца разглагольствований, которые уже начались, но потом он все-таки последовал за остальными в столовую и облокотился о камин.
— Ты твердо решил не уезжать? Он утвердительно кивнул.
— Учти, твоя мать имеет право заставить тебя уехать с ней. На что ты, собственно говоря, надеешься, оставаясь здесь?
— Не знаю…
— Здесь тебе будет труднее устроиться на работу, чем где-нибудь в другом месте. Сегодня люди пришли на похороны как ни в чем не бывало, но завтра они станут такими же злобными, как раньше.
— Мне все равно.
— Пусть делает как хочет, Жанна, — вздохнула г-жа Малу.
— Хорошо! Во всяком случае, мы увозим твою мать к себе. Она пока поживет у нас. Ей нужно дать время прийти в себя. Нельзя сказать, чтобы у нас было слишком много места в доме, дела у нас идут не так уж хорошо, но это наш долг. Остается вопрос о твоей сестре.
— Настаивать совершенно бесполезно, — отрезала Корина, сидевшая глубоко в кресле, скрестив ноги, с сигаретой в зубах.
— Ты не говорила бы так, если бы отец был жив.
— Отец не занимался моими делами.
И это была правда. Слова ее поразили Алена. Для него это было открытие. Занимался ли когда-нибудь ими отец? Конечно, он приносил им подарки, самые красивые, самые дорогие. Насколько им было известно, ни у одного ребенка не было таких дорогих игрушек, как у них.
И когда дела Малу шли хорошо, дети получали столько карманных денег, сколько хотели.
Но интересовались ли родители, как учится Ален? Он сам подделывал подпись отца в своем дневнике, и отец знал об этом. Что до Корины, то она всегда жила так, как хотела. Кто в этом доме жил не так, как хотел, включая слуг, которые делали все, что им вздумается?
И вот Ален впервые в жизни задал себе вопрос: «Почему?»
Он думал о том, каким человеком был его отец. Например, он вспоминал, как иногда отец клал руку ему на плечо и произносил: «Сынок…»
«Сынок…»
Это была нежность. Это было больше чем нежность. И конечно, отец очень любил жену, раз переносил ее вечную хандру и фантазии.
Что это был за человек?
— Моя мать уехала? — спросил спустя некоторое время Эдгар.
Он неохотно произносил слово «мать».
— Да, она уехала, и, надеюсь, я никогда ее больше не увижу. Сейчас она, наверное, у нотариуса. Она убеждена в том, что существует завещание и что твой отец ей что-нибудь оставил. Кажется, он всегда обещал ей оставить что-нибудь в наследство. Но теперь это, впрочем, нереально, потому что делить-то все равно нечего. Она была в бешенстве. Страшно меня ругала, и тете Жанне пришлось выставить ее за дверь.
— А куда делись драгоценности? — снова спросил Эдгар.
— Ты ведь хорошо знаешь, что они были проданы, уже давно.
— Все?
— Ну да, все. Ты что, хочешь обыскать мои вещи?
— И жемчужное ожерелье тоже?
Он видел его несколько дней назад, и она это знала.
— Оно фальшивое. Настоящее ожерелье было заложено в Париже, и твой отец дал мне это взамен. Если хочешь…
Он колебался. Было ясно, что он сомневался в том, что говорила г-жа Малу, но не посмел потребовать ожерелье, так как она утверждала, что оно фальшивое.
— Но зато я считаю, что тебе надо отдать перстень твоего отца. Сейчас я тебе его принесу. Если вы согласны, Алену я отдам другое кольцо и запонки. Что касается булавки для галстука с рубином, той, которую он всегда носил, я подумала, если вы оба согласны, мы отдадим ее вашему дяде на память.
Жюль Доримон сделал вид, что протестует.
— Остается Бертран. Что я могла бы дать Бертрану? Только янтарный мундштук в серебре. Ты куришь, Бертран?
— Немного, тетя.
Все присутствовавшие чувствовали себя неловко. Г-жа Малу принесла из своей комнаты футлярчики, их содержимое разложили на столе.
— У него был золотой портсигар, но вот уже две недели, как он его продал, а этот, серебряный, куплен по крайней мере лет двадцать назад.
— Я возьму его, — сказал Эдгар.
— Я вот еще о чем думаю. Остались его костюмы, которые не конфисковали. Эдгар слишком высокий, Ален тоже. Но вот Жюлю, если их немного переделать…
— Хорошо бы нам чего-нибудь поесть, — с нетерпением сказала Корина.
— Ничего не приготовлено. Жанна предлагает — и она права — пойти в ресторан.
— Поезд отходит в пять тридцать.
— Но мы же не решили вопрос с Кориной.
— Вы не могли бы не приставать ко мне?.. — вздохнула она.
— Учти, я не знаю, что делать с тобой в Париже. На бульваре Бомарше тебе жить негде.
— Вот видите!
На бульваре Бомарше был книжный магазин и квартира Доримонов.
— Не говоря уж о том, — вмешался Жюль, — что в настоящее время нелегко найти работу. Кстати, какого рода работу ты будешь искать?
— А вы не думаете, что лучше было бы оставить меня в покое? Я достаточно взрослая и могу позаботиться о себе сама.
— Мне все-таки как-то неудобно оставлять тебя здесь. Разве что ты будешь жить вместе с братом.
Эдгар подумал, что она имеет в виду его, чуть было не заявил, что у него в доме для нее тоже нет места. Но речь шла об Алене.
— Вы ведь неплохо друг к другу относитесь Так как Ален будет целый день работать, а питаться, конечно, в ресторане…
— Если вы настаиваете… Посмотрим… Во всяком случае, мне уже нашли маленькую меблированную квартирку.
Ее не спросили, — кто нашел ей квартиру. Все избегали упоминать имя доктора Фабьена, который, быть может, для того, чтобы не показываться на похоронах, уехал в соседний город, где, по его словам, ему предстояло сделать операцию.
— Тебя это устраивает, Ален?
Ален пожал плечами. Ему так не терпелось поскорее расстаться с ними, со всеми без исключения! При этом он неустанно за ними наблюдал, вглядывался в их лица, вслушивался в их голоса. Ему хотелось задать им тысячу вопросов. Знали ли они, откуда происходил его отец? Об этом в доме никогда не говорили. То немногое, что он выяснил о его прошлом, было почерпнуто из газет.
Если верить газетам, особенно «Светочу Центра», самой ядовитой из всех, Малу были даже не французами, а их настоящая фамилия была Маловы или Маловские. Ходили слухи, что дед Алена, отец его отца, однажды появился неизвестно откуда, во всяком случае из Восточной Европы. Он не умел ни читать, ни писать и говорил на каком-то тарабарском наречии. Никаких документов у него не было, так что осталось неизвестным, кто он такой.
Правда ли, что он работал землекопом на постройке тоннеля через Сен-Готард? В семье не сохранилось ни одной его фотографии. Довольно поздно, когда ему было лет пятьдесят или больше и он работал каменотесом в маленькой деревне, в Кантале, у него родился сын от женщины, на которой он не был женат. Говорили даже, что это была пьяница, никому не отказывавшая.
Должно быть, он уже умер, даже наверняка, раз ему было пятьдесят, когда родился сын. Но эта женщина? Как ее звали? Знала ли это г-жа Малу?
В газетах писали также, что в начале своей деятельности Эжен Малу посещал круги анархистов, сначала в Марселе, потом в Лионе и, наконец, в Париже.
В Лионе он, по-видимому, женился на матери Эдгара, фабричной работнице, как говорили в доме. На проститутке, как намекали газеты.
А сын Малу, внук Малова или Маловского, ничего об этом не знал.
И вот теперь его отец умер, пустив себе пулю в лоб, все разошлись в разные стороны. Каждый занялся чем хотел. Эдгар отбирал рубашки и кальсоны, которые могли еще послужить. Разбирал он также и обувь — у него, как у Эжена Малу, был маленький размер ноги. Что же касается деловых ценностей, в частности участков в Малувиле, то накануне нотариус посоветовал им в эти дела не вмешиваться. Ими занимались предприниматели, и при ликвидации остались бы большие долги.
— Даже если бы можно было что-то получить в наследство, лучше от этого отказаться из-за возможных неожиданностей.
— А все-таки, будем мы есть или нет? Наконец решились. Стали искать пальто, шляпы. Женщины смотрелись в зеркало.
— Не забыть бы ключ.
Впервые за долгое время дом остался пустым, совершенно пустым.
— Куда мы пойдем?
— Хорошо бы найти спокойный ресторан.
— Чтобы все подумали, что мы прячемся?
— Может быть, Корина и права.
Они остановили свой выбор на ресторане «Вкусный каплун», но попросили посадить их в маленьком зале на втором этаже. Ален подумал, что мог бы сейчас обедать в доме Фукре. Он по-прежнему молчал и продолжал наблюдать за ними, слушать их.
— Ты уже нашел работу? — спросил его двоюродный брат, сидевший по другую сторону стола.
— Нет еще. Найду.
Все равно какую. Он готов был работать кем угодно, даже курьером. Наконец-то он станет таким же, как другие! Ален не протестовал, когда сказали, что он будет жить с сестрой, но сам твердо решил не делать этого. Может быть, поживет у нее несколько дней, если будет необходимо.
Зачем говорить им об этом? Начнутся новые сцены, а его и так от них уже тошнит. Он хорошо всех знал, хорошо знал свою семью. Они кричали, ругали друг друга, отдавали слугам противоречивые приказания, а потом в конце концов каждый поступал как хотел.
Пусть уезжают! Только этого он и желал. И он начал считать минуты. Он то и дело поглядывал на маленькие электрические часы, вделанные в стену. Ел он машинально. Его мать тоже была замужем, прежде чем познакомилась с Эженом Малу. Она была женой депутата от Луары, который совсем недавно в течение нескольких месяцев занимал пост министра.
Она бросила его из-за Малу. Однажды, во время одной из обычных ссор матери с дочерью, Корина, которую упрекали за ее поведение, возразила:
— А ты? Если бы тебя не застали на месте преступления, стала бы ты когда-нибудь женой папы?
Неужели это была правда?
Алена поражало сейчас, что до сих пор он жил, не думая обо всем этом, не пытаясь узнать правду. Неужели в семнадцать лет он еще оставался таким ребенком, что существовал, ни о чем не задумываясь?
Сначала он был ребенком, потом учеником коллежа, как другие. Немного более застенчивым, чем другие, и именно потому, что вокруг него происходили такие вещи, которых он не понимал или не хотел понимать.
Некоторые ученики избегали играть с ним. Один из них даже откровенно признался:
— Родители запрещаю! мне играть с тобой.
Однако же он не замкнулся в себе. Он никогда не казался скрытным, как, например, его двоюродный брат. Для него отец был отцом, мать — матерью, сестра — сестрой. Эдгара он не очень любил, но считал скорее слабым, чем злым.
И вдруг, вот уже три дня, у него появилось страстное желание узнать человека, который был его отцом и о котором он никогда не задумывался, пока тот был жив.
Он неясно чувствовал, что в своей семье так и не узнает правды.
Его инстинктивно тянуло к Фукре, ему хотелось расспросить его, узнать от него все эти бесконечные тайны.
Когда обед кончился, Жюль Доримон сделал вид, это вынимает из кармана бумажник, но, как он и ожидал, г-жа Малу запротестовала:
— Нет, Жюль. Позвольте мне. Раз не было церковной службы и мы не нанимали машин, похороны обошлись дешевле, чем я думала. У меня осталось около тридцати тысяч франков. Десять тысяч я оставлю Корине и Алену. Это все, что я могу для них сделать, потому что не хочу быть на вашем иждивении. Я не так молода, как они. В Париже как-нибудь устроюсь.
Странная женщина, думал Ален, который смотрел на нее совсем не так, как смотрят на мать. Он был убежден, что она плутует, что она всегда плутовала. Если Эдгар заговорил о драгоценностях — а он никогда не говорил зря, — следовательно, у него были какие-то основания, а не только подозрения.
У Корины давно уже было подозрение, быть может, потому, что она тоже была женщиной. Больше двух лет назад она как-то сказала матери:
— Это ты брось! Я прекрасно понимаю твою игру. Ты все плачешься, что у тебя ничего нет, а сама откладываешь в копилочку!
Была ли она права? И неужели, если бы жена помогла ему в последние дни, Эжен Малу не покончил бы с собой?
В ресторане было слишком жарко. Официанты ждали, когда смогут убрать со стола, потому что время было позднее. Но Малу все-таки заказали спиртное и стали медленно смаковать его.
— Твой багаж готов?
— Я соберу его за полчаса. Ты ведь знаешь, то, что мне оставили судебные исполнители…
Они вышли гуськом. Все смотрели на них. Ален шел последним, немного стыдясь того, что принадлежит к этой компании, и его покоробило, когда сестра помахала рукой двум посетителям ресторана, своим знакомым.
Вот они снова дома, где осталось пробыть только несколько часов.
Они обшарили все неопечатанные помещения, чтобы после них ничего не завалялось.
— Бумаги! — заметила г-жа Малу, увидев зеленый чемодан, полный писем и документов.
Эдгар уже открыл рот, но Ален не дал ему заговорить, и сделал это так решительно, что сам удивился.
— Я займусь ими, — сказал он.
— А что ты с ними будешь делать?
Но Ален держался так твердо, что мать уступила.
— Ну, если ты так хочешь!..
Эдгар не замедлил исчезнуть под тем предлогом, что обещал еще забежать на службу.
— Марта и дети желают тебе счастливого пути. Он пошептался с г-жой Малу, и Ален понял, что Марта опять беременна, о чем он до сих пор не знал.
— Не нужно сердиться на родителей Марты за то, что они не пришли. Они оказались в неловком положении.
— Ну, что поделаешь…
Он сокрушенно обнимал г-жу Малу, а она долго сжимала его в объятиях.
— Ну а ты, надеюсь, не пропадешь, — сказал он Алену, — но тебе стоило бы поискать место в администрации. Сейчас можно найти хорошее место в колониях, а здесь ты всюду будешь встречать враждебное отношение. Я-то хорошо это знаю, сам удерживаюсь на службе с огромным трудом.
Ну, теперь побыстрее разделаться со всем этим, раз и навсегда. Кончат ли когда-нибудь женщины пудриться и красить губы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17