За домом Лапи установлено наблюдение. Убийца это знает, во всяком случае подозревает, но это тоже его не останавливает; он проникает в комнату, ставит перед гардеробом стул и поднимает одну из верхних досок шкафа.
Обнаружил ли он то, что искал? Когда его застает Фелиси, он наносит ей удар и исчезает, оставив только довольно безликие следы новых башмаков.
Это произошло около трех или четырех часов утра. А уже после полудня они взялись за комнату Петийона.
На этот раз женщина. Брюнетка, и довольно хорошенькая, как и Адель из пивной. Она не совершает ошибок. Она могла бы пробраться в этот отель, где привыкли к разовым посетителям, как выразился коридорный, со своим любовником или сообщником. Но кто знает? Может быть, за отелем «Уют» тоже ведется наблюдение? Она это учитывает. Является туда в сопровождении мужчины, которого она и в самом деле случайно встретила на улице. Но только, когда он уже ушел, она проскальзывает на лестницу, поднимается на шестой этаж – в этот час на верхних этажах никого нет – и тщательно обыскивает комнату Петийона.
Почему они так быстро перебрасываются из одного места в другое? По-видимому, они торопятся. Им нужно найти что-то как можно скорее. И значит, они этого еще не нашли.
Вот почему и Мегрэ действует в лихорадочной спешке. Правда, с ним это бывает каждый раз, когда он удаляется из «Мыса Горн», как будто он ожидает, что в его отсутствие там может произойти какаято катастрофа.
Он вырывает страничку из записной книжки, стянутой резинкой.

«Сегодня ночью большая облава в IX и XVIII округах».

– Передашь это комиссару Пиолэ… Он поймет…
Выйдя на улицу, он еще раз окидывает взглядом эти столики кафе на тротуаре: люди здесь могут просто жить и наслаждаться весной. Ну ладно! Еще пол-литра пива, быстро! С пеной на своих коротких усах он валится на сиденье такси.
– Сначала в Пуасси… Потом я скажу вам…
Он мучительно борется с дремотой. Сидя с полузакрытыми глазами, он обещает себе, как только закончится это дело, проспать подряд двадцать четыре часа. Он представляет себе свою комнату с широко раскрытым окном, солнце, играющее на занавесках, знакомые звуки, мадам Мегрэ, которая ходит на цыпочках и говорит «тс-с» слишком шумным поставщикам.
Но всего этого, как поется в песне, не будет никогда. Об этом всегда мечтаешь, обещаешь себе, клянешься, потом наступает момент, когда раздается этот проклятый звонок телефона, который мадам Мегрэ хотела бы задушить, как зловредное животное.
– Алло… Да…
И вот Мегрэ уже снова уехал!..
– А теперь куда, начальник?
– Поднимитесь по дороге, налево… Я вас остановлю…
Сквозь дремоту его снова охватывает нетерпение. С тех пор как он побывал у Гастин-Ренета, он только об этом и думает. Как ему раньше не пришла эта мысль? А ведь он уже «горел», как говорят дети, когда играют в прятки. Его сразу же поразила эта история с тремя комнатами. Потом он уклонился в сторону. Его смутили догадки о ревности…
– Направо… Да… Третий дом… Послушайте, мне бы хотелось не отпускать вас всю ночь… Вы ужинали? Нет? Постойте… Люка!.. Подойди сюда, старина… Новостей нет?.. Фелиси здесь?.. Как?.. Она позвала тебя и предложила чашку кофе и рюмку вина?.. Да нет! Ты ошибаешься… Это не потому, что она боится… А потому, что сегодня утром я одернул одну индюшку, санитарку, которая насмехалась над ней… Ее благодарность мне перешла на тебя, вот и все… Возьми эту машину… Поезжай в «Золотой перстень»… Поужинай и накорми шофера… Держи связь с кассиршей на почте… Скажи, что сегодня ночью ей, возможно, позвонят по телефону… Велосипед здесь?
– Я видел его в саду, у стены погреба…
Фелиси наблюдает за ними с порога. Когда машина отъезжает и Мегрэ подходит к ней, она спрашивает с прежней недоверчивостью:
– А вы все-таки ездили в Париж?
Он знает, о чем она думает. Ее мучат догадки, не вернулся ли он в ресторанчик, где они завтракали, не повидался ли там снова со старым господином в пальто и кашне, и не рассказал ли тот чтонибудь комиссару, несмотря на ее патетическую записку.
– Пойдем со мной, Фелиси… Нам теперь не до шуток…
– Куда вы идете?
– Наверх, в спальни… Пошли…
Он толкает дверь комнаты старика Лапи.
– Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать… Когда Жак жил в этой комнате в течение нескольких месяцев, какая там стояла мебель, какие предметы там находились?
Она не ожидала этого вопроса и теперь раздумывает, обводя взглядом комнату.
– Во-первых, была медная кровать, которая теперь в чулане… То, что я называю чуланом, – это комната, куда можно пройти через мою, та, где я жила несколько месяцев… Потом там свалили все, что было лишнего в доме, а осенью туда даже складывают яблоки на зиму…
– Кровать… Это во-первых… Затем?.. Туалет меняли?
– Нет… Тут стоял этот самый…
– А стулья?
– Постойте… Здесь были стулья с кожаными сиденьями, потом их поставили в столовую…
– А платяной шкаф?
Шкаф он оставил напоследок; сейчас он напряжен, зубы его сжимают трубку так, что эбонит трещит.
– Этот самый.
Он вдруг почувствовал разочарование. Ему кажется, что после ухода от Гастин-Ренета он так спешил только для того, чтобы наткнуться на стену или еще хуже – на пустоту.
– Когда я говорю, что это тот же самый, это и верно, и неверно… В доме два совершенно одинаковых шкафа… Их купили на распродаже три или четыре года тому назад, уж не помню… Мне они не нравились, потому что я предпочитаю зеркальные шкафы… В доме нет ни одного зеркала, в которое можно было бы видеть себя во весь рост…
Уф! Если бы Фелиси знала, какую тяжесть она только что сняла с него. Он уже не обращает на нее внимания. Он бросается в спальню Фелиси, вихрем пересекает ее, влетает в комнату, превращенную в склад, открывает окно, рывком отодвигает закрытые жалюзи.
Как это не поразило его раньше? Чего только нет в комнате: рулон линолеума, старые половики, стулья, поставленные друг на друга, как в закрытых на ночь пивных. Здесь есть и стеллажи из некрашеного дерева, на которых, должно быть, раскладывали яблоки на зиму, ящик со старым насосом, два стола и, наконец, за всей этой рухлядью – шкаф, такой же, как в комнате старика.
Мегрэ так спешит, что задевает части медной кровати, приставленные к стене, и они рушатся на пол. Он подвигает стол, влезает на него, шарит рукой по толстому слою пыли наверху, за верхней поперечной доской платяного шкафа.
– У вас нет никакого инструмента?
– Какой вам нужен?
– Отвертка, ножницы, плоскогубцы, все равно что… – Волосы у него в пыли. Он слышит, как Фелиси идет по саду, спускается в погреб, возвращается с отверткой и молотком.
– Что вы собираетесь делать?
– Приподнять задние доски, черт возьми! – Впрочем, это нетрудно. Одна из них еле держится. Под ней бумага. Мегрэ нащупывает и скоро вытаскивает пакетик, завернутый в старую газету.
Тут он смотрит на Фелиси и видит, что она застыла на месте, подняв к нему смертельно побледневшее лицо.
– Что там, в пакете?
– Понятия не имею!
Она снова заговорила пронзительным голосом, со своим прежним высокомерным выражением. Он слезает со стола.
– Мы сейчас это увидим, не правда ли? Вы уверены, что не знаете?
Верит он ей? Или не верит? Можно подумать, что он играет с ней в кошки-мышки. Он не торопится и, прежде чем развернуть бумагу, замечает:
– Это газета прошлого года… Хе! Хе!.. Вы не знали, малютка Фелиси, что в доме хранится такое богатство?
Он вытащил из бумаги пачку тысячефранковых билетов.
– Осторожно! Не трогать!
Он снова влезает на стол, снимает все верхние доски шкафа, убеждается, что там больше ничего не спрятано.
– Нам будет удобнее внизу… Пойдем…
Он радостно усаживается за кухонный стол. У Мегрэ всегда была слабость к кухням, где царят приятные запахи, где видишь аппетитные вещи, свежие овощи, кровавое мясо, где ощипывают цыплят. Графинчик, из которого Фелиси угощала вином Люка, еще не убран, и Мегрэ наливает себе прежде, чем приняться считать деньги с видом добросовестного кассира.
– Двести десять… одиннадцать… двенадцать… Вот две бумажки склеились… Тринадцать, четырнадцать… Двести двадцать три, четыре, семь, восемь…
Он смотрит на нее. Она устремила взгляд на ассигнации, вся кровь отлила у нее от лица, и стали яснее видны следы ударов, нанесенных ей ночью.
– Двести двадцать девять тысяч франков, моя маленькая… Что вы на это скажете?.. В комнате вашего друга Петийона было спрятано двести двадцать девять бумажек по тысяче франков… Ведь они были спрятаны именно в его комнате, вы понимаете?.. Господин, которому так срочно нужна эта сумма, знал, где ее найти… Он не подозревал только одного: что существовало два одинаковых шкафа… Кто мог догадаться, что Лапи был до такой степени маньяком и что, снова переселившись в свою комнату, он перенес туда свой собственный шкаф, а другой, точно такой же, поставил в чулан?..
– Это вам что-нибудь дает? – спросила она, едва шевеля губами.
– Это, во всяком случае, объясняет мне, почему сегодня ночью вам был нанесен удар, от которого вы могли бы потерять сознание, и почему несколько часов спустя все в комнате вашего друга Жака на улице Лепик было перевернуто вверх дном…
Он поднимается. Ему необходимо подвигаться. Его радость неполная. Теперь, когда он нашел то, что искал, когда факты подтвердили его предположение, он ясно представляет себе тир у Гастин-Ренета, где у него вдруг появилась эта мысль. Теперь, когда он выяснил один факт, у него возникли другие вопросы. Он расхаживает по саду, выпрямляет стебель розы, машинально поднимает с земли тяпку, которую Лапи по прозвищу Деревянная Нога выпустил из рук за несколько секунд до того, как ушел в свою комнату, чтобы там умереть нелепейшим образом.
Через открытое окно кухни он видит Фелиси: она словно превратилась в статую. Тень улыбки мелькает на губах комиссара. Почему бы и нет? Он пожимает плечами:
– Все-таки попробуем!
И говорит ей через окно, играя тяпкой, к которой пристала земля.
– Видите ли, Фелиси, детка, я все более и более убеждаюсь, как ни странно вам это может показаться, что Жак Петийон не убивал своего дядю и что он даже ни при чем во всей этой кровавой истории.
Она смотрит на него и глазом не моргнув. На ее осунувшемся лице ни одна черта не дрогнула от радости.
– Что вы на это скажете? Вы должны быть довольны.
Она силится улыбнуться, но ее тонкие губы только жалко растягиваются.
– Я довольна. Благодарю вас…
А ему приходится сделать усилие, чтобы открыто не проявить свою радость.
– Я вижу, что вы довольны, очень довольны… И я уверен, что теперь вы поможете мне, чтобы невинность молодого человека, которого вы любите, стала очевидной… Ведь вы его любите, не так ли?
Она отворачивается, конечно, для того, чтобы он не мог видеть ее рот и не заметил, что ей хочется плакать…
– Ну да, вы его любите… Это вполне нормально… Я убежден, что он поправится, вы упадете друг другу в объятия, и, чтобы отблагодарить вас за все, что вы для него сделали…
– Я ничего для него не сделала…
– Пусть так!.. Неважно… Я убежден, повторяю, что вы поженитесь и что у вас будет много детей…
Как он и ожидал, она взрывается. Разве не этого он хотел?
– Вы зверь!.. Зверь!.. Вы самый жестокий человек, самый… самый…
– Потому что я говорю вам, что Жак невиновен?
Эта, казалось бы, такая простая фраза поражает Фелиси, несмотря на ее гнев, она понимает, что была не права, но уже слишком поздно, и не знает, что сказать; она несчастлива, совершенно растеряна.
– Вы не верите этому… Вы просто хотите заставить меня проболтаться… С того момента, как вы явились сюда…
– Когда вы в последний раз видели Петийона?
– Сегодня утром…
– А до этого?..
Она не отвечает; Мегрэ демонстративно отворачивается и смотрит в сад, на беседку из зелени, на этот выкрашенный зеленой краской стол, на котором в одно прекрасное утро стояли графинчик спиртного и две рюмки. Она знает, о чем он думает.
– Я вам ничего не скажу…
– Знаю. Вы повторяете то же самое по меньшей мере двадцать раз, так что это становится похожим на бормотание причетника в церкви… К счастью, мы нашли деньги…
– Почему «к счастью»?
– Вот видите, вы уже заинтересовались?.. Когда Петийон уехал из «Мыса Горн» год тому назад, он был в ссоре со своим дядей, не так ли?
– Они не ладили, но…
– И значит, он с тех пор сюда не возвращался…
Она пытается угадать, к чему он теперь клонит. Мегрэ чувствует усилия ее мысли.
– И вы его с тех пор не видели! – роняет наконец Мегрэ. – Или, точнее, вы с ним не разговаривали. Иначе вы, конечно, сказали бы ему, что мебель в комнате сменили…
Она чует опасность, таящуюся за этими коварными вопросами. Боже! Как все-таки трудно защищаться от этого невозмутимого человека, который курит свою трубку, обволакивая Фелиси отеческим взглядом! Она его ненавидит! Да, ненавидит! Никто еще не заставлял ее так страдать, как этот комиссар, который не дает ей ни секунды передышки и говорит самые неожиданные вещи ровным голосом, не переставая потягивать свою трубку.
– Вы не были его любовницей, Фелиси…
Сказать «да»? Или сказать «нет»? К чему все это приведет?
– Если бы вы были его любовницей, вы бы продолжали с ним видеться, потому что его ссора с дядей не имела никакого отношения к вашей любви. Вы бы сказали ему о том, что старик перебрался в свою комнату… Петийон узнал бы таким образом, что деньги уже не в комнате, а в чулане… Слушайте меня внимательно… Зная это, он не пошел бы в комнату, где бог знает почему был принужден убить своего дядю…
– Это неправда…
– Значит, вы не были его любовницей?..
– Нет…
– У вас не было с ним никаких отношений?
– Нет…
– Он не знал, что вы его любите?
– Не знал…
Мегрэ не пытается скрыть довольную улыбку.
– Так вот, детка, кажется, в первый раз с самого начала этого следствия вы мне не лжете… Видите ли, я с самого начала понял эту любовную историю… У вас, девочка, в жизни не было ничего особенно хорошего… И вот за неимением чего-нибудь существенного, действительного вы создавали себе действительность в своих мечтах… Вы стали не маленькой Фелиси, служанкой старого мсье Лапи, а всеми чудесными героинями из романов, которые вы читали… Деревянная Нога в вашем воображении уже не был просто прижимистым хозяином, а, как в лучших популярных романах, вы становились плодом его греха… Не краснейте… Вам нужны были прекрасные вымыслы, хотя бы для того, чтобы рассказывать их вашей подруге Леонтине и заносить их себе в записную книжку… Как только в доме появился мужчина, вы мысленно превратились в его возлюбленную, вы переживали большую любовь, а бедный парень, бьюсь об заклад, об этом и не подозревал… Я точно так же могу поклясться, что управляющий Форрентен никогда не обращал на вас внимания, но его козлиная бородка помогла вам превратить его в сатира…
На секунду по губам Фелиси пробежала улыбка. Но она быстро исчезла, и лицо ее снова приняло недовольное выражение.
– К чему вы клоните?
Он признается:
– Еще не знаю, но скоро буду знать благодаря кладу, который мы обнаружили… Теперь я вас кое о чем попрошу… Люди, которые ищут эти деньги и которым они так нужны, что ради них готовы рисковать всем, конечно, ни перед чем не остановятся. Эта простая мысль о перенесенной из комнаты в комнату мебели может им тоже прийти в голову. Я не хотел бы, чтобы вы оставались здесь одна сегодня ночью… Как бы вы меня ни ненавидели, я все-таки прошу у вас разрешения провести сегодняшнюю ночь в этом доме… Вы можете запереться у себя в комнате… Что у вас на обед?
– Кровяная колбаса, и я хотела сделать картофельное пюре…
– Отлично… Пригласите меня… Я только съезжу в Оржеваль кое-кого проинструктировать и вернусь… Договорились?
– Если хотите!
– Улыбнитесь!
– Нет…
Он сует банковые билеты в карман, идет за велосипедом, стоящим около погреба, заодно наливает себе стакан вина, и в тот момент, когда он садится на машину, она бросает ему:
– А я все-таки вас ненавижу!
Он оборачивается, широко улыбаясь:
– А я вас обожаю, Фелиси!

Глава седьмая
Ночь с омаром

Половина седьмого вечера. Приблизительно в это время Мегрэ садится на велосипед у входа в «Мыс Горн» и оборачивается, чтобы бросить стоящей на пороге Фелиси:
– А я вас обожаю.
В Безье, в комиссариате полиции, где окно широко открыто, раздается телефонный звонок. Кабинет пуст. Арсен Вадибер, секретарь комиссара, который, сняв тужурку, следит за ходом партии в шары, разыгрываемой в тени платанов, поворачивается к зарешеченному окну, за которым злобно продолжает звонить телефон.
– Иду!.. Иду!.. – с сожалением кричит он.
Из-за его акцента получается:
– Идью… Идью… Алло!.. Это Париж?.. А?.. Что?.. Это Безье… Да, Безье, так и произносится… Уголовная полиция?.. Мы получили ваше сообщение… Я говорю: ваше сообщение… Вы что, там, в Париже, не понимаете по-французски?.. Ваше сообщение относительно некой Адели… Так вот, пожалуй, мы сможем вам помочь…
Он немного нагибается, чтобы разглядеть белую рубашку Греле, который готовится нанести классический удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12