Халльгрим тогда подарил ему кнарр. А Хельги даже не пришел посмотреть, как этот кнарр станут грузить…Ту историю Звениславка услышала от кузнеца, бородатого Иллуги трэля.— Я сделаю, что тебе нужно, — сказал старый мастер, когда Скегги объяснил ему про писало. — Но только не из бронзы. Я знал человека, у которого была язва на руке из-за бронзового запястья. И Хельги навряд ли подарит мне золотое кольцо, если еще и ты испортишь себе руку!Иллуги вырезал гладкую палочку и насадил на нее тонкое железное острие.Скегги помогал ему как умел, а Звениславка смотрела на них, сидя на бревне.Хельги сперва запрещал ей работать и тем более водиться с рабами. Но потом передумал и разрешил ей делать все, что она пожелает. Он-то знал, много ли радости в безделье.Кузнец отдал Звениславке писало:— И не надо мне с тебя никакой платы, Ас-стейнн-ки. Потому что Хельги однажды выручил моего сына, и я этого не позабуду до огня и костра. И неплохо было бы, если бы ты стала поласковей на него смотреть. Или наколдовала своими рунами, чтобы он прозрел!В середине лета в Сэхейм пришла весть о том, что Гуннхильд в третий раз подарила Эрлингу сына.— Надо бы проведать их, — сказал Халльгрим хевдинг. — Уж, верно, у тебя, мать, сыщется для Гуннхильд добрый подарок!Он знал, что говорил: умельцев в его дворе было хоть отбавляй. Плох тот, кто не умеет держать в руках ничего кроме меча. В Сэхейме пряли, ткали, вязали и шили, лепили глиняную посуду, резали деревянные ложки и костяные гребни. Тот же Иллуги мастер ковал не только боевые ножи, но и серебряные застежки, которых не постеснялась бы самая знатная жена. Серебро приезжало в Торсфиорд на драккаре, потому что купцы неплохо ценили песцовые и оленьи меха из Северных стран. За блестящие шкурки торговый люд отдавал когда зерно, когда рабов, когда звонкое серебро. Халейгов ждали на каждом торгу. Тогда Халльгрим завязывал ножны ремешком и превращался в купца.Но белый щит, подвешенный на мачте в знак мира, легко менялся на красный — боевой. Потому что корабль сына Ворона был боевым кораблем…Так или иначе, его люди не бедствовали. И всякий, кто хотел порадовать подругу замысловатым колечком или украсить бляхой свой поясной ремень, шел к Иллуги трэлю. Ведь даже серебро останется безжизненным и тусклым, покуда не побывает в умелых руках.Звениславка любила ходить в кузницу и смотреть, как работал старый умелец. Здесь можно было подержать в руках монеты, которые ему приносили, — целые и рубленые. Арабские дирхемы — тонкие белые листья с кружевными прожилками письмен. Английские, саксонские, франкские деньги с латинскими буквицами, пузатыми кораблями, крестами, усатыми лицами давно умерших королей… В иных уже были просверлены дырочки: кто-то пришивал их на одежду.На других проглядывали выцарапанные руны. Кто-то надписывал свое имя или призывал к себе милость могущественных Богов.Дирхемы попадали на северные торги через земли булгар и славян. В тех странах, как и на Севере, своих монет не чеканили — серебро рубили, оно шло на вес. Звениславка подолгу разглядывала половинки дирхемов и гадала о том, где они могли побывать, прежде чем попасть в Торсфиорд.В пламени кузнечного горна оплывали надменные профили королей, растворялась повелительная латынь и премудрая восточная вязь. Потом Иллуги придавал слитку нужную форму. Появлялся кружочек с ушком — подвешивать на цепочку или шнурок. Или овальная скорлупка с острой булавкой, спрятанной внутри: застежка-фибула для женского платья. Или спиральный браслет-змея вроде тех, что носил сам вождь. Формочек для литья у Иллуги было не перечесть, и он не уставал придумывать новые.Он отделывал украшения мельчайшей зернью, растирал и смешивал цветную эмаль. А то брал в руки резец, и тогда на гладком серебре рождался удивительный зверь. Этот зверь застывал в немыслимом прыжке, извивался, вытягивал когтистые лапы, разевал страшную пасть…Иногда же под резцом возникали лица людей. Гордые, мужественные, готовые достойно встретить любой вызов. Люди узнавали в этих лицах свои собственные черты.Они хорошо платили Иллуги трэлю. Старый раб жил богаче многих из тех, кто называл себя свободными. Он давно мог бы выкупиться на волю, но не видел в этом нужды.— Хельги купил меня в Скирингссале, потому что я ему приглянулся. Но он не смог купить еще и моего сына, так что тот попал к другому хозяину. Тогда Хельги вышел в море и ограбил корабль, на котором его увозили. Вот так, Ас-стейнн-ки. И пусть погаснет мой горн, а у клещей обломятся ручки, если я когда-нибудь отсюда уйду!Заморыш Скегги, вертевшийся тут же, приносил Иллуги пиво, подавал молоточки, разыскивал завалившиеся куда-то подпилки. Скегги носил на груди хитро сплетенную серебряную цепь. На цепочке висел оберег — крохотный молот вроде того, каким, сказывали, разил великанов рыжебородый бог Тор. Скегги с гордостью показывал оберег Звениславке. Иллуги трэль сделал этот молоточек для его матери-рабыни, когда Скегги появился на свет. Отец Скегги, храбрый Орм, был на корабле Хельги Виглафссона, когда тот ходил в Скирингесаль…Госпожа Фрейдис выбрала для невестки подарок: красивое платье с нагрудными пряжками и два золотых кольца. Погода стояла хорошая, и Халльгрим велел спустить на воду лодку. Не было нужды тревожить драккар для того, чтобы переправиться через фиорд.— Я с ними не поплыву, — сказал Хельги Звениславке. — А ты поезжай, это тебя развлечет.Халльгрим сопровождал госпожу Фрейдис с двенадцатью своими людьми.Сигурд сын Олава сидел у руля, Видга сразу устроился на носу: на носу — место храбрейших. Живо поставили мачту и подняли на ней парус, сплетенный из разноцветных полос. Лодка вышла через морские ворота и быстро побежала к другому берегу фиорда.Эрлинг бонд вышел на берег встречать брата и мать. Он даже внешне отличался от Хельги и Халльгрима, как мирный кнарр от боевого корабля. Те двое были светловолосыми, синеглазыми великанами, Эрлинг — почти на голову меньше и на сурового воина совсем не похож… Он крепко обнял брата, а госпожу Фрейдис расцеловал.— Пошли в дом! — сказал он весело. — Гуннхильд вас ждет.Звениславка пристально разглядывала Гуннхильд… Говорили, будто зеленоокая была разумна настолько же, насколько красива, и в это не верил только Иллуги кузнец: может ли быть умна выбравшая Эрлинга, а не Хельги!Звениславка встретилась с нею глазами, и Гуннхильд улыбнулась. Она держала на руках самую большую драгоценность из всех, какие могут достаться женщине: своего маленького сына. Двое старших, Виглаф и Халльгрим, играли подле нее на полу. Оба были темноволосы — в отца. Эрлинг взял у жены малыша и передал его матери.— Я хочу назвать его Хельги. Но Гуннхильд сказала, как бы брат не обиделся…Фрейдис подсела к Гуннхильд и сказала, глядя на спящего мальчика:— Пускай уж лучше это будет Эйрик, по твоему брату.Фиорд здесь круто изгибался к северу, так что Сэхейм не был виден с Эрлингова двора. Когда возвращавшаяся лодка уже подходила к этому повороту, Сигурд кормщик вдруг насторожился и тронул Халльгрима за рукав:— Халльгрим хевдинг, ты слышишь? Сын Ворона прислушался и кивнул:— Слышу.Фрейдис повернулась к нему:— Ты о чем?Халльгрим ответил коротко:— Рунольв.И хорошо знакомым движением поправил на себе пояс с мечом.В фиорде появился корабль…Он шел со стороны моря — длинный боевой корабль с форштевнем, украшенным резной головой не то волка, не то змеи. Хозяин корабля не позаботился снять ее, подходя к знакомым берегам. Или, может быть, хотел хорошенько постращать горных духов, охранявших Сэхейм. Раскрашенные щиты, как чешуя, пестрели вдоль борта, от носа до кормы были наведены яркие полосы. Над кораблем реял парус, темно-красный, словно вымоченный в крови.С драккара неслась песня — нестройный, но радостный рев нескольких десятков глоток, ороговевших от штормовых ветров. Эту-то песню и услыхал Сигурд еще из-за скал:С Рунольвом мы на деревьях моря! Дева, встречай, благороднорожденная!Обнимешь кормильца гусят валькирий…Песня стоила того, чтобы ее петь. Державший рулевое весло недаром носил свое прозвище: Рунольв Скальд…Славный народ был у него на корабле. Но предводитель невольно притягивал взгляд. Если бы поставить его рядом с Халльгримом, они оказались бы одного роста. Другое дело, что Рунольв годился ему в отцы. И трудно было представить воина, способного одержать над ним верх. Он стоял как гранитный утес. И правил драккаром с той небрежностью, которая говорит о величайшем искусстве.Войлочная шапка плотно сидела на его голове. Из-под шапки торчали темно-медные с проседью космы и такая же борода. Если бы не ветер, волосы легли бы ему на спину и укрыли бы ее почти до ремня.Звениславке стало страшно… Халльгрим хевдинг был и суров и жесток, но даже он ни разу не пугал ее так, как этот чужой вождь.Видга подошел к Фрейдис и встал рядом с ней, словно готовясь ее защищать.— Халльгрим, — сказала хозяйка Сэхейма. — Халльгрим, поздоровайся с ним…Сын Ворона поднялся на ноги:— Здравствуй, Рунольв Раудссон!Однако было ясно, что навряд ли он сделал бы это без просьбы Фрейдис. И он определенно жалел, что при нем не было его корабля.— Здравствуй, Халльгрим! — прозвучал с пестрого корабля голос Рунольва Скальда. Этот голос был похож на морской прибой. — И ты здравствуй, старуха…Халльгрим свирепо стиснул челюсти и оглянулся на мать. Но Фрейдис не проронила ни звука. Даже не подняла головы. Видга по-прежнему стоял подле нее, держа руку на рукояти меча. Его меч мог разрезать комочек шерсти, подброшенный в воздух.Ненависть витала над небесной гладью фиорда, и Звениславка чувствовала ее тяжкое дыхание на своей щеке. Смертная ненависть, крепко настоянная на старых обидах. И уже похожая на проклятое оружие, которое до того напитано злом, что рано или поздно начинает убивать само по себе.Но в этот раз грозе не было суждено прогреметь.Корабль и лодка уже почти разминулись, когда один из людей Рунольва, не в меру развеселившись, столкнул другого в воду. Парню бросили веревку, но он ее не поймал.— Эйнар! — обернувшись, прогудел Рунольв. — Если хочешь поспеть к выпивке, поторопись!Эйнар приподнялся над водой и крикнул в ответ, хохоча и ругаясь:— Только смотри не выпей все без меня! Сигурд кормщик вопросительно глянул на Халльгрима:— будем его подбирать? Халльгрим покачал головой.Вскоре Эйнар выбрался на берег. Вылил воду из сапог и зашагал к дому — в Терехов… *** Госпожа Фрейдис занемогла…Вот уже несколько дней она не покидала своего покоя. Старуха горбунья, ходившая за хозяйкой, все реже оставляла ее одну. И с каждым разом, появляясь во дворе, выглядела все озабоченней.— Это Рунольв испугал госпожу, — сказал Скегги убежденно. — Она ведь когда-то была его женой… Неужели ты не знала, Ас-стейнн-ки? И про то, как старый Ворон едва его не убил?Хельги Виглафссон думал иначе.— Это Эрлинг накликал несчастье. Нечего было ездить туда. Да еще с подарками!Звениславка с ним не спорила. Тогдашней ночной разговор Халльгрима с Фрейдис не шел у нее из ума. Однако рассказывать об этом не годилось. Особенно ему.Горбунья поила госпожу настоями боярышника и наперстянки, но целительные травы не помогали.Смуглолицая Унн приготовила какое-то диковинное блюдо и как умела объяснила Сигурду, что у нее дома так кормили больных, которые жаловались на сердце. Фрейдис передала Сигурду вышитый платок для жены. Но еда так и осталась нетронутой.Скегги взял осколок козьей бедренной кости и вырезал на нем футарк — двадцать четыре волшебные руны, приносящие победу, удачу, здоровье… Малыш долго собирался с духом, но в конце концов принес их Видге.— Возьми, — сказал он сыну хевдинга и протянул ему кость. — Положи это госпоже под подушку. И я знаю, что ты меня убьешь, если ей станет от этого хуже.Он ждал, чтобы Видга поблагодарил его подзатыльником. Но ошибся. Взяв руны, Видга молча вытащил нож, уколол себе руку и погуще вымазал кровью всю надпись. И так же молча понес кость Олаву Можжевельнику, чтобы тот посмотрел колдовское лекарство и решил, стоило ли его применять…Еще через три дня Фрейдис велела позвать сыновей. Халльгрим и Хельги вошли присмиревшие, словно двое мальчишек… Фрейдис лежала на широкой деревянной кровати, украшенной по углам изображениями свирепых зверей.Множество зим эти оскаленные пасти отгоняли от нее дурные сны. От нее и от Виглафа, пока он был жив. Но, как видно, недуг отогнать не смогли…Лицо матери показалось Халльгриму постаревшим и очень усталым. Ни дать ни взять справила тяжелую работу и прилегла отдохнуть. И велика та усталость, все никак не проходит… Халльгрим сел на край кровати, и Хельги осторожно опустился рядом. Халльгрим взял руку Фрейдис, вздохнул и прижался к ней щекой.— Ты похож на своего отца, — сказала Фрейдис. — Он приходил ко мне сегодня. Его корабль причаливал к берегу и ушел перед рассветом, потому что негоже им видеть дневную зарю. Видел ли ты след от киля на песке? Виглаф говорил со мной и радовался, что у него хорошие сыновья… — Она помолчала и добавила:— Скоро он приедет еще.Халльгрим слушал ее молча. Фрейдис шевельнула бледными пальцами, погладила его усы.— Я могла бы многое открыть тебе, сынок, я ведь сегодня заглядываю далеко. Я вижу, что ты проживешь долгую жизнь. Ты не всегда будешь счастлив и умрешь не на соломе. И два ворона будут следовать за тобой, куда бы ты ни поехал.— Хорошее предсказание, — проговорил Хельги негромко. — А мне ты что скажешь, мать? Фрейдис закрыла глаза.— Ты наверняка хочешь знать, достойной ли будет твоя смерть. Но я вижу впереди только солнечный свет. Он ярок, как отблеск на золоте, и мне больно смотреть. И еще я вижу, что Ас-стейнн-ки зажжет его для тебя.Выйдя во двор, Халльгрим невольно посмотрел в сторону гавани. Прибрежный песок был чист. Он сказал об этом брату, и тот ответил:— Бывает и так, что человек видит то, что ему хотелось бы видеть.На другое утро женский дом проснулся от причитаний горбуньи…— Госпожа! — в голос плакала старуха. — Госпожа! Женщины выбирались из-под одеял, одевались и подкрадывались к двери хозяйского покоя. Никто не смел заглянуть вовнутрь… Звениславка стояла среди других у опрятно завешенной стены и чувствовала, что начинает дрожать.Потом глухо стукнула дверь со двора. Халльгрим хевдинг стремительно, не глянув ни вправо, ни влево, прошагал мимо потухшего очага. Рывком распахнул дверь в покой госпожи Фрейдис и вошел.Горбунья даже не пошевелилась при виде вождя. Халльгрим долго стоял рядом с ней, молча глядя на мать. Потом опустился на колени и застыл…Низкое серое небо висело над Торсфиордом. Облака лежали на склонах гор, пряча от глаза каменные вершины. Халльгрим послал Видгу через фиорд — известить Эрлинга. Видга вытащил из сарая свою лодку и бросил в нее весла. И когда у лодки оказался Скегги, сын хевдинга впервые не погнал его прочь. Он сказал ему:— Садись, будешь править.Столкнули лодку на воду, и плеск весел был слышен в повисшей над берегом тишине, пока суденышко не исчезло за скалами. И снова стало тихо над темной водой, похожей на гладкий серый металл. И на берегу, где столбами зеленого пламени высились деревья. И в Морском Доме, оставшемся без хозяйки.И далеко над морем висело облако, похожее на уходящий корабль. *** …Если долго-долго идти или ехать на север, туда, куда указывает дышлом созвездие Колесницы, можно достичь границы населенного мира… И говорят, будто на севере эта граница ближе всего. Потому что севернее Норэгр нет больше ни стран, ни городов — только вечные льды. Это все к югу — и Валланд, и Страна Саксов, и Гардарики, и Серкланд, о котором многие слышали, но почти никто там не бывал. И Блааланд, великая Страна Черных Людей. В ней так жарко, что, наверное, именно там обитает огненный великан Сурт. Тот, который однажды спалит своим пламенем весь мир. Но это будет. нескоро.Когда Асы, могучие боги, создавали для людей небо и землю, они взяли веки древнего великана и воздвигли их как ограду, заботливо охватившую весь мир. Вот почему населенные земли называются Мидгард. Это значит — то, что огорожено, Срединный Мир. *** За пределами Мидгарда живут ибтуны, страшные инеистые великаны. И еще много всякой нечисти и нежити, от которой не было бы житья людям, если бы не Бог Тор с его молотом.А еще где-то там, за границами Мидгарда, за вечными льдами, лежат уже вовсе неведомые берега. Их населяют души, окончившие свой путь по земле. И сами боги садятся там на почетные места, когда наступает время пировать.Викинг, павший в сражении, поселяется в Вальхалле — дружинном доме у небесного конунга, имя которому Один. Пять сотен и еще сорок дверей в этом чертоге. Восемьсот воинов входят в каждую из них, чтобы сесть за длинные столы.И не перечесть за тем столом могучих мужей, великих и славных героев!Но есть и другой берег, и зовется он — Нифльхель. Поющим потоком окружает его черная река Гьелль, и печальна ее песнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9