Капитану Личу не было никакого дела до того, что творилось рядом, и он не заметил, как в дверном проеме возникла грозная тень француза; от внезапного удара в плечо он так и подскочил на месте.
— Вы, кажется, творите молитвы, капитан? К сожалению, я должен прервать ваше занятие. Неужто миссис де Берни стала для вас объектом поклонения?
С быстротой кошки Том Лич вскочил на ноги, его рука непроизвольно потянулась к портупее.
Де Берни отступил в сторону, как бы освобождая ему проход. По его бледному лицу мелькнула улыбка, но выражение глаз делало ее зловещей.
— Хотите воздавать мольбы миссис де Берни — что ж, ради бога. Но издалека. Только, пожалуйста, издалека. Боготворите ее, но лишь так, как если б вы боготворили Пресвятую Деву. Так будет лучше и для вас, и для всех остальных.
И он указал ему на порог, где возник майор.
Повернувшись спиной к Присцилле, Лич, прерывисто дыша, сжался в комок, словно готовясь к прыжку. Еле ворочая языком, задыхаясь от злобы, он проговорил:
— Черт бы тебя побрал, павлин несчастный! Знаешь ли ты, что ожидает того, кто смеет перечить капитану Личу?
— Ты бы лучше спросил, что ожидает того, кто посмеет досаждать миссис де Берни…
И он снова указал ему на дверь.
— Клянусь дьяволом! Мне нравится твоя дерзость! Но советую быть поосторожней. Ты понял? (Он сделал один-два шага к выходу, где, широко раскрыв глаза, стоял майор, но видел он лишь одного де Берни.) Ты лихой малый, в этом тебе не откажешь. Но я и не таких стирал в порошок, так-то вот, Чарли.
— Поживем — увидим, а сейчас убирайся-ка ты поскорей, пока у меня не лопнуло терпение. Ты ведь знаешь — оно не вечно.
— Ах, вот оно что! Стало быть, ты мне угрожаешь!
Выходя из хижины, он наскочил на майора и резко отпихнул его в сторону, довольствуясь тем, что хоть на нем мог сорвать душившую его ярость. Не успел он сделать и шести шагов, как де Берни снова окликнул его:
— Ты кое-что забыл…
Де Берни встал на пороге. Собрав перед тем рассыпавшийся по столу жемчуг, он швырнул его Личу.
Две-три жемчужины угодили прямо в капитана, остальные упали к его ногам; их было ровно дюжина, прелестных жемчужин, про которые пират в порыве гнева совершенно позабыл, хотя он не согласился бы их отдать и за тысячу дублонов.
Какое-то мгновение он стоял как столб, задыхаясь от злости, потом опустился на четвереньки и, не обращая внимания на комизм и нелепость своего положения, принялся собирать их, хрипя и сопя, как дикая кошка.
Глава XVI. ЯБЛОКО РАЗДОРА
В то время как изгнанный с позором Том Лич ползал на четвереньках в двенадцати метрах от хижины, де Берни повернулся к мисс Присцилле — невольно прикрывшись левой рукой, она принялась приводить в порядок свой корсаж.
Перед нею стоял уже совсем другой де Берни. Прежде он ощущал себя хозяином любого положения, и она привыкла считать его человеком непоколебимым. Теперь же он был чрезвычайно взволнован и бледен, и она поняла — чтобы сохранять хладнокровие в присутствии Тома Лича, ему потребовались воистину сверхчеловеческие усилия.
Француз приблизился к девушке. Она почувствовала, как дрожит его рука, которую он положил на ее руку, и голос, когда он произнес ее имя. С протяжным прерывистым вздохом она потянулась к нему из последних сил, которые после всего, что ей только что довелось пережить, готовы были оставить ее.
— Надеюсь, этот подлый злодей не очень вас напугал.
Она вздрогнула и проговорила:
— Слава Богу! Да, слава Богу, что вы пришли!
Ее слова, исполненные страсти и благодарности, видимо, разбудили утихший было гнев де Берни.
— Пусть этот пес тоже возблагодарит небо, потому что, если б я опоздал, мне наверняка пришлось бы прикончить его.
Мисс Присцилла стиснула его руку и, приблизившись лицом к его лицу, тревожно взглянула ему прямо в глаза:
— Вы больше не допустите этого? Вы же сделаете так, чтобы это больше не повторилось?
Бледные губы француза искривились в горькой улыбке.
— Я не смею, — признался он. — Еще ни разу в жизни мне не требовалось столько выдержки, сколько сейчас, ибо не могу я сделать того, что навлечет на всех нас погибель. О силы небесные! Как это было ужасно!
В возгласе, что вырвался из глубины отважного сердца де Берни, казалось, переплелись самые разные чувства: гнев и боль, нежность и самоотречение и какой-то надрыв. Девушка поняла их, и этот возглас привел ее в себя. Крепко прижавшись к нему, она ласково проговорила:
— Обещайте никогда не оставлять меня одну, пока мы пробудем здесь.
— Разумеется! — с волнением ответил он. — Неужели вы думаете, я позволю себе еще раз оставить вас одну, когда вам угрожает такая опасность?
Он склонился к ее белокурой голове, лежавшей у него на груди, и благоговейно припал к ней губами; в эту минуту он едва ли сознавал, что делает, — слишком велики были его волнение и страх за ее участь.
В тот же миг майор, не перестававший удивляться случившемуся, счел уместным напомнить о себе, недовольный тем, что мисс Присцилла, всего лишь минуту назад вырванная из рук одного буканьера, тут же оказалась в объятиях другого.
— Честное слово!.. — в недоумении воскликнул он, решительно выступив вперед.
Его возмущенный голос вернул де Берни в действительность. Француз тотчас пришел в себя. Не шелохнувшись, все так же продолжая обнимать девушку, он скороговоркой процедил сквозь зубы:
— Хотите все испортить, болван вы эдакий? Разве непонятно — все должно выглядеть так, будто она моя жена. Этот мерзавец не сводит с нас глаз.
Вздохнув с облегчением, майор сказал:
— Прошу извинить меня, Берни. (Он в нерешительности топтался на месте.) Но я, как брат, естественно, тоже имею право быть здесь, чтобы ее успокоить. Я вовсе не собираюсь вас выдавать.
Однако мисс Присцилле показалось, что комедия слишком затянулась. Она тоже вернулась в действительность и, освободившись из объятий де Берни, в изнеможении опустилась на стул.
— Не могли бы вы ненадолго оставить меня? — попросила она мужчин.
Сообразив, в чем дело, они оба вышли из хижины и принялись прохаживаться взад и вперед неподалеку; майор только и знал, что всю дорогу поносил Тома Лича и всех буканьеров на чем свет стоит… В общем, то был камушек и в огород де Берни, впрочем, француз, занятый своими мыслями, поначалу пропускал ругательства майора мимо ушей. Но потом он насторожился.
— В последнее время, сударь, — говорил майор, — я выказывал вам всяческое доверие. Однако теперь я предупреждаю, что перестану верить вам, если вы не поставите этого головореза на место.
— В таком случае, сударь, я вряд ли стану вас уважать, — возразил ему француз и неожиданно оставил его.
Застыв в недоумении от его странного ответа и поведения, майор вдруг заметил, как из зарослей показался Пьер. К нему-то и поспешил де Берни. Ворча себе под нос, майор пошел следом за ним.
Он расслышал, как Пьер чуть слышно сказал хозяину что-то по-французски; не проронив ни слова, тот остановился и, слегка пожав плечами, принялся задумчиво теребить нижнюю губу большим и указательным пальцами. Потом, обращаясь то ли к Пьеру, то ли к самому себе, он произнес — майору оказалось достаточно его скудных познаний во французском, чтобы понять то, что он сказал:
— И все же необходимо что-то предпринять.
Засим де Берни неторопливым шагом направился к хижине. Потом, словно приняв какое-то неожиданное решение, он вдруг развернулся и решительно двинулся вдоль берега к лагерю буканьеров.
На подходе к лагерю двое пиратов, коптивших на костре черепашье мясо, оторвались от своего занятия и дружески поприветствовали его.
Но на сей раз де Берни прошел мимо, как будто не заметив их.
В капитанской хижине главари буканьеров уже уселись за обеденный стол, когда на пороге вдруг возник де Берни — вид у него был серьезный и угрожающий.
Том Лич, который, похоже, успел прийти в себя после утренней стычки, взглянул на него украдкой, напутанный его столь неожиданным появлением. Однако страх недолго владел пиратом. И, приняв обычный наглый вид, он приготовился отразить атаку, тем более что он был к ней готов.
Де Берни сел с краю стола и посмотрел на капитана, восседавшего на другом его конце. По правую руку от француза сидели Бандри с Холлиуэлом, а по левую — Эллис с Уоганом.
Все четверо оторвали глаза от своих тарелок и, разинув рты, глядели на нежданного гостя, сраженные его суровым видом и голосом.
Ничтоже сумняшеся note 63 де Берни приступил прямо к делу:
— Ты, конечно, догадываешься, капитан, зачем я здесь, — резко заговорил он. — Должен предупредить тебя: если хочешь узнать дорогу к золоту — чтоб духу твоего больше не было в моем лагере.
— Клянусь преисподней!.. — начал Лич, вставая со стула.
— Минуточку! — гневно прервал его де Берни, и от его голоса и вида капитан, прикусив язык, сел на место.
И, обращаясь к офицерам Лича, он продолжил:
— Если хотите узнать дорогу к золоту, запомните то, что я сейчас скажу. Если Том Лич еще хоть раз приблизится к моему лагерю больше чем на двадцать метров, пеняйте на него. Я вас не знаю, и вы ни дублона не получите из испанских сокровищ. Если же вы хотите, чтоб я выполнил условия сделки, позаботьтесь, чтобы Лич был по-учтивей с моей супругой.
Встретившись с дерзким, вызывающим взглядом француза, темные глазки капитана запылали злобным огнем.
Надменные слова де Берни привели подручных Лича в раздражение, и они зароптали. Но лишь один из них взял на себя смелость громко сказать свое слово — бесстрастный, мертвенно-бледный Бандри. Повернувшись спиной к де Берни, он обратился прямо к капитану:
— Выходит, ты наплевал на наше предупреждение, капитан? — невозмутимо, но грозно заговорил он.
Его вопрос многое прояснил де Берни… Все выжидательно посмотрели на капитана. Однако, ошарашенный суровым тоном Бандри, Лич на какое-то время лишился дара речи; ощутив внезапную поддержку со стороны, де Берни воспользовался возникшей паузой с тем, чтобы подлить масла в огонь:
— И еще, Том. Хорошенько подумай над моими словами и сделай выводы. Это дельце можно обстряпать и без тебя: в отличие от меня лично от тебя пользы ни на грош.
Не сказав больше ни слова, он развернулся и ушел так же неожиданно, как появился. С искаженным от злобы лицом, готовый вот-вот разразиться проклятьями, Лич встал; Уоган собрался было его поддержать, но презрительный голос Бандри остановил обоих:
— Надеюсь, тебе ясно, золото нас волнует больше, чем вы! — не сдержавшись, проорал Бандри и, ударив кулаком по столу, вскочил на ноги.
Наступила тишина. Ее нарушил притворно-слащавый, таящий недоброе голос капитана:
— Так-так, Бандри!.. Значит, золото тебя волнует больше, чем я?
И, не сводя глаз с безжизненного лица Бандри, он потянулся рукой к портупее.
Де Берни, похоже, ловко подбросил им яблоко раздора, потому как главари буканьеров уже были готовы вцепиться друг другу в глотки и пролить кровь. Но тут, как нельзя кстати, в перебранку вмешался Холлиуэл. Он поднялся и, наклонив грузное тело вперед, встал между капитаном и Бандри.
— Во имя неба, Том, успокойся. Неужели ты хочешь испортить все дело? Подожди, когда дублоны будут наши, а там делай со своей смазливой куколкой что хочешь.
— Ладно, ладно, — проворчал он. — Видать, я и впрямь был ослом. Ты прав, Холлиуэл. Зато ты, Бандри, просто взял и плюнул мне в душу… — в его голосе послышались рыдания, — надо ж сказать такое — золото его волнует больше, чем я!
— Ты и правда маху дал, Бандри, — проговорил Уоган. — Да-да, разрази меня гром, хватил лишку!
— И я вправе требовать удовлетворения, — сказал Лич, не отрывая взгляда от мертвенно-бледного лица штурмана.
— Но ведь ты сам признался, что вел себя как осел, — произнес тот. — Давай оставим этот разговор.
В желании Бандри уйти от разговора Лич узрел страх.
— Ты поспешил с выводами, Бандри. Думаешь, я все так и оставлю? Видишь ли, этот змееныш-французишка привык делать из мухи слона. Или ты считаешь, я должен подставить ему другую щеку и ползать у него в ногах, поджав хвост, как поганый пес, всякий раз, когда он начинает хорохориться под предлогом того, что знает тайну каравана?
Если Чарли будет паинькой, — продолжал далее Лич, — я и пальцем его не трону. А нет — плевать я хотел на его караван. Но ежели ты ждешь от меня чего-то другого, Бандри, или хочешь, чтоб я плясал под его дуду, что ж, скажи, а мы тебя послушаем.
— Вот это дело, — вставил Уоган.
Эллис и Холлиуэл не проронили ни звука, но своим видом они давали понять, что не намерены ввязываться в дело, которое Лич повернул как личную ссору. Если б они держались все заодно, капитану пришлось бы туго. Но из-за взаимной подозрительности тонкая нить, которая еще недавно связывала их вместе, оборвалась.
Бандри понимал — если его стычка с неумолимым капитаном обретет личностный характер, для него это будет равносильно самоубийству. И он решил оставить позицию, которую так рьяно защищал.
— Никто не может требовать от тебя большего, капитан, — сказал он. — Но не забудь, нам бы очень хотелось, чтоб ты все же сдержал свое слово.
— Не беспокойся, сдержу, — ответил Том Лич.
После того как меж ними воцарились мир и согласие, буканьеры снова уселись за стол и продолжили прерванный обед.
Глава XVII. ИСКУШЕНИЕ
Этой ночью де Берни тщетно ждал, что мисс Присцилла выйдет поговорить с ним. После событий минувшего дня он чувствовал необходимость объясниться с нею. Но девушка, очевидно, не имела такого желания, потому как минуты шли за минутами, а портьера все не приподнималась.
Де Берни понял, что это не случайно, и с тяжелым сердцем стал теряться в догадках. Быть может, он ее чем-то оскорбил? Быть может, заключив ее в свои объятия, он переступил рамки дозволенного? Но это же было необходимо, ведь они играли роль мужа и жены!
И если ее отсутствие объяснялось только этим, значит, им тем более нужно было обо всем переговорить. В конце концов француз не выдержал и осторожно позвал девушку. Ему пришлось сделать это трижды, прежде чем портьера наконец приподнялась.
— Вы меня звали? — спросила девушка. — Что-нибудь случилось?
Поднявшись на ноги, он длинной рукой отбросил назад плащ и встал перед нею.
— Разрешите и мне задать вам этот же вопрос. Если вы не возражаете, давайте присядем и поговорим! Перемена в вашем поведении привела меня к мысли, что…
— Вам угодно мне кое-что сообщить?
И она услышала, как де Берни глухо и довольно странно усмехнулся.
— К сожалению, таков уж, видно, мой удел! Но на сей раз я сообщу вам нечто более важное, чем обычно.
Мисс Присцилла присела на подушку де Берни, которую он предложил ей как всегда. А сам сел рядом.
— Скажите честно, если б я вас не позвал, вы бы сами не пришли? Вы, наверно, сердитесь на меня?
— Сержусь? С чего вы взяли? — сказала она.
Но в голосе девушки прозвучали холодные настороженные нотки.
— Быть может, причина тому — недопонимание? А может, вам показалось, что я вел себя слишком дерзко… тогда как…
— Полноте, — прервала его она. — Недопонимание здесь ни при чем. Я слышала, что вы сказали майору Сэндзу. Вы играете роль — специально для Лича. Я вас хорошо поняла.
Голос девушки звучал все так же холодно и высокомерно.
— Вы простите меня? — спросил де Берни, сбитый с толку.
— Ну, конечно. Вы блестяще справились с вашей ролью, господин де Берни.
— Как?
— Так хорошо, что на какой-то миг я даже поверила вам. Я действительно на секунду поверила в то, что ваши печаль и внимание совершенно искренни.
— Уверяю вас, это правда, — возразил он.
— Но… не настолько, чтобы я имела глупость поверить вам до конца.
— О Боже! — воскликнул француз. — Неужто вы хотите сказать?..
Он вовремя сдержался и не произнес слов, которые готовы были сорваться с его уст: «Неужто вы хотите сказать, что я расстроил вас только потому, что моя нежность показалась вам притворством?»
— Вы собирались что-то добавить? — спросила девушка.
— Да, но об этом лучше промолчать.
— Но если вы скажете, — настаивала она уже более мягко, — быть может, тогда нам удастся понять правду и друг друга?
— Бывает правда, которую лучше не знать, — она как плод с древа познания добра и зла.
— Но ведь мы с вами не в раю, господин де Берни.
— Как раз в этом-то я и не уверен. Еще никогда прежде не был я так близок к вратам рая, как в последние дни.
Наступила тишина, она длилась так долго, что де Берни стал опасаться, уж не оскорбил ли он девушку всерьез. Но, глядя на белый прибрежный песок, сверкающие воды лагуны и на черный силуэт «Кентавра», она как бы невзначай спросила:
— Господин де Берни, в вашем раю тоже принято играть роли?
На сей раз он понял как никогда, что имела в виду девушка. Ей хотелось получить от него откровенное признание — вряд ли подобное желание можно было выразить более понятными словами. Наконец, проведя рукой по. влажному лбу, он неторопливо и тихо ответил:
— Поймите, Присцилла, я могу быть спасен лишь в том случае, если сумею ограничивать свои желания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20