Теперь луна сияла так ярко, что Элоф мог видеть колеблющуюся тень башни на верхушках деревьев внизу. Он осмотрелся, надеясь разглядеть побольше с высоты, но отсюда можно было видеть лишь дальний склон долины и звезды наверху. Тогда ему показалось, что он с таким же успехом может надеяться достичь этих холодных огней, как и Восточных Земель.
– Сегодня вы все будете спать как принцы, – сказал Корентин, к которому вернулось прежнее благодушие. – Ведь эта башня – мой дом, а теперь и ваш тоже, пока вы не выберете жилища по своему вкусу.
Он провел их по спиральной лестнице на заставленный стульями балкон, за которым открывался длинный широкий коридор, обшитый светлыми досками, с рядами высоких дверей по обе стороны. За каждой дверью находилась небольшая спальня; кровати были застелены меховыми покрывалами и одеялами ярких расцветок, которые выглядели столь привлекательно, что многие начали позевывать. Единственной утварью в спальне, отведенной для Элофа, был серебряный кубок и кувшин на полке из благовонного кедра, но, хотя оба предмета выглядели старыми и потертыми, они были столь редкостной работы, что едва не отвлекли его внимание от прощальных слов Корентина:
– Спите и просыпайтесь, когда захотите; приходите и уходите, когда вам будет угодно. Мы собираемся для трапезы на галереях, выходящих во двор, но если вы пожелаете есть в своих комнатах или в другом месте, вам нужно лишь обратиться к альфар. Они лучше понимают ваше северное наречие – по видимому, оно меньше изменилось со временем. Мы ни в чем не хотим вас стеснять, но через несколько недель мы собираемся устроить одно из наших больших празднеств в честь середины лета. Многие, кто сейчас охотится вместе со Стражами, вернутся по такому случаю, и много долгих часов мы будем пировать, петь песни, танцевать и развлекать друг друга. Я прошу вас быть нашими гостями.
Керморван выглядел слегка ошеломленным.
– Вы уже оказали нам всевозможные почести, милорд, – сказал он и поклонился.
– Напротив, это вы почтили нас своим присутствием, – возразил Корентин. – И, по правде говоря, вы внесете живительную струю в наши забавы, ведь теперь мы очень редко видим новых людей. Это хотя бы немного напомнит нам о безвозвратно ушедших днях, а вам, быть может, позволит уловить призрачную тень былой славы древнего Морвана. Но вы все увидите сами. Спокойной ночи, дорогие гости, и приятных снов.
Завершив обмен любезностями и добрыми пожеланиями, Корентин удалился в свои покои. Путешественники проводили его взглядом, услышали звук открывшейся двери и шаги, удалявшиеся вверх по лестнице. Потом они сразу же обступили Керморвана с Элофом и принялись осыпать их вопросами, которые в конце концов подытожил Тенвар:
– Что это за место? Кто все эти люди? Будет ли безопасно переночевать здесь или лучше бежать отсюда?
Керморван прислонился к перилам балкона и обвел взглядом деревья внизу. Он сокрушенно покачал головой, и на его тонких губах заиграла странная слабая улыбка.
– Вы спрашиваете, кто они такие? Что я могу ответить, когда символы древнего героизма и трагедии моего народа, всю жизнь вдохновлявшие меня и укрепившие мою волю даже для того, чтобы отправиться в это путешествие, вдруг обретают плоть и кровь у меня на глазах? Когда герои старинных преданий, на которых я воспитывался, пожимают мне руку и говорят со мной? Когда имена, покрытые тысячелетней пылью, воскресают в ликах, исполненных молодости и силы? Как я могу доверять такому месту?
Внезапно он стукнул кулаком по перилам.
– И все-таки я верю! Сердце не оставляет мне иного выбора. Это действительно герои древних легенд, каким-то образом ожившие здесь.
– Герои легенд или люди? – тихо спросил Элоф.
Керморван непонимающе посмотрел на него, но потом кивнул:
– Проницательное замечание. Но я могу лишь сказать тебе, что все люди, с которыми мы сегодня встречались и о которых шла речь, жили на самом деле. Альмейн Мудрый, Светан Мореход, Мерау Ладан, бард Морейн, Торве и многие, многие другие. И сам Корентин далеко не из последних: его называли Корентин Рудри, или Рыжеволосый. Они жили в царстве Морван и сгинули вместе с ним – во всяком случае, так записано в анналах Кербрайна. Их труды и деяния сохранились в легендах и народных сказках, а сами они уже много столетий назад должны были стать прахом. Но те, кто сейчас стоял перед нами, были не героями легенд, не идеальными персонажами. Кем бы они ни были, от них веет теплотой и человечностью.
Борхи поежился.
– Мы видели их только ночью, – пробормотал он, и смысл его слов был хорошо ясен остальным.
– Но мы встречались с этими Стражами, или с Детьми Тапиау, при свете дня, – твердо сказала Иле. – Раньше мы сражались с ними и знаем, что в их жилах течет настоящая кровь. Да и потом, разве эти люди похожи на призраков?
– Однако это не обычный народ, – возразил Бьюр. – Такие высокие, такие… вытянутые, что ли…
– Но при том и очень красивые, – с благоговением произнес Арвес. – Я готов поверить, что с того времени, как они жили на земле, люди стали ниже ростом!
Керморван покачал головой.
– Судя по сохранившимся доспехам, это не так.
Гизе кивнул.
– Они говорят, что северяне стали выше после того, как смешали свою кровь с людьми из-за моря.
– Но разве вы не видите… – начал Элоф и осекся. Мысли мелькали в его голове, словно обломки кораблекрушения в водовороте, слишком быстро, чтобы остановиться на чем-то одном.
– Что? – резко спросил Тенвар.
Элоф покачал головой.
– Возможно, ничего особенного. Мне нужно подумать об этом. Но одна вещь… Скажи, Керморван: все, кого ты сегодня видел, принадлежат к одному и тому же времени? В анналах сказано, что они вместе жили в Морване на протяжении срока одной человеческой жизни?
Воин пронзительно посмотрел на него.
– Не знаю, что привело тебя к этому вопросу, но он попал точно в цель. Леди Дираэль, если она та самая… после нее это имя считалось несчастливым, и его почти никогда давали детям… ее помнят как одну из великих леди Южного Морвана. Она пропала во время первого бегства на запад, которое привело к основанию Брайхейна, за добрых двести лет до рождения Корентина и остальных! Для них она должна быть так же мертва, как они для нас.
Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь шелестом листьев и живыми звуками ночи: птичьими криками, кваканьем лягушек, жужжанием насекомых и шуршанием мелких зверушек в кронах деревьев. Еще недавно эти звуки казались чуждыми и даже зловещими, но сейчас, за надежными стенами, они создавали ощущение покоя и безмятежности. Это был голос Леса, тихий несмолкаемый шепот бесчисленных жизней, занятых своими насущными делами, и он обращался к ним сейчас, спокойный и бестревожный. Перед ним все страхи и подозрения отступали куда-то вдаль. Усталость вновь навалилась на Элофа, но теперь она казалась не такой резкой и изнурительной, а скорее связанной с поздним часом и сытной трапезой. В конце концов Керморван заговорил:
– Тенвар, ты спрашивал, безопасно ли будет нам переночевать здесь. По крайней мере на это я могу ответить: что-либо иное будет еще опаснее. Мы слишком мало знаем.
– Одно мы знаем наверняка, – проворчал Гизе. – Если бы они желали нам зла, то могли бы оставить наши трупы гнить в лесу. Зачем же теперь обижать их?
Остальные дружно согласились с ним, и Элоф, к своему удивлению, услышал, что Рок, обычно с опаской относившийся ко всему новому, теперь присоединился к общему мнению.
– Именно это я имел в виду с самого начала, – спокойно продолжал Керморван. – Сейчас мы не можем судить определенно, так что придется подождать до завтра. То, что кажется неподвластным разуму, иногда можно измерить сердцем. А мое сердце говорит мне, что мы нашли мирную гавань, бастион живой мощи против той силы, которая опустошает весь мир. – Он встал и с сожалением отвернулся от панорамы, открывавшейся с балкона. – Сегодня буду спать так мирно, как не спал уже много ночей.
Элоф с некоторым удивлением посмотрел на него: пусть это место было мирным, но разве можно так легко сбрасывать со счетов великую тайну, обитавшую в нем? Однако все остальные были согласны с Керморваном и разошлись по своим спальням, зевая и потягиваясь, словно у себя дома. Элоф промолчал, но продолжал упрямо оставаться на своем месте до тех пор, пока не остались только они с Иле.
– Мирная гавань… – неожиданно охрипшим голосом произнес он. – Почти в любое другое время я доверился бы мнению Керморвана независимо от того, было ли оно продиктовано сердцем или разумом… но не теперь. Он слишком грезит древней славой, он хочет, чтобы его любимые герои ожили наяву!
– Почему бы и нет? – тихо отозвалась Иле. – Я вряд ли стала бы напоминать любому человеку, кроме тебя, что нам, дьюргарам, отпущен втрое больший срок жизни по вашим коротким меркам, а иногда и гораздо больший. Андвар немного не дотянул до трехсот лет. Вместе с тем мы с вами близкие родичи. Так ли уж невозможно, что…
Элоф повернулся к ней, и беспокойство, которое он прочел в ее темных глазах, ожесточило его еще больше.
– Да, вы живете дольше нас, но не вечно! И время точно так же взимает с вас свою дань. Андвар был древним старцем, а не бодрым и молодым, как эти. Неужели ты не видишь разницы между тремя столетиями и тысячелетием?
Раздражение заставило его встать со стула и подойти к краю балкона. Он всмотрелся в склон холма, так густо покрытый деревьями, что его контуры можно было различить на вершине; точно так же и это место могло раскрыть тайну, заключенную внутри, если бы только он мог угадать его форму.
– Керморван говорит, что мы знаем слишком мало, и я с ним согласен. Но что он может узнать, когда находится в таком настроении? И остальные не лучше его!
Иле положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее.
– Иди спать и смотри свои сны вместе с остальными! Я лучше буду смотреть на мир открытыми глазами!
Элоф раскаялся в своей грубости, еще не договорив фразу, но когда он повернулся, готовый принести извинения, дверь тихо закрылась, и он остался один.
Эта ночь для него прошла без сновидений; даже сон не приходил, хотя усталость наполняла его тело свинцовой тяжестью и жгла глаза, бесцельно вглядывавшиеся в темноту. Наконец, когда слабый серый свет забрезжил в слуховом окне над дверью, он встал с кровати и натянул штаны. Его посетила внезапная мысль, и он перекинул пояс с мечом через плечо, прежде чем выйти босиком в коридор и спуститься по лестнице, держась края ступеней, чтобы они не заскрипели. Но прочные ступени и так не стали бы скрипеть; Элоф чувствовал ступнями полированную гладкость дерева и гадал, кто за ним ухаживает. Перед его мысленным взором возникло незваное видение бесчисленных ног, проходивших взад и вперед – босых ног Стражей, легких туфель остальных, – нескончаемой вереницей снующих туда и обратно, пока за пределами Леса проходят долгие века…
Элоф раздраженно прикусил губу. Он приблизился к галереям, выходившим на парадный двор – теперь лучше быть начеку. Но, всмотревшись в предутренний сумрак, он не увидел никакого движения, кроме колыхания листвы огромного дуба, и осторожно спустился к холодным каменным плитам внизу. Проходя на цыпочках под глубокую тень ветвей, он с опаской поглядывал вверх; можно было без труда представить альфар, чутко спавших там. Он ничего не увидел, но все еще колебался, охваченный сомнениями. Не торопится ли он, не рискует ли оскорбить хозяев, стремясь узнать то, что может быть показано ему в должное время? Разве нельзя подождать? Но Элоф не хотел подвергать опасности себя и своих друзей: он был обязан попробовать. Сделав глубокий вдох, он прижал ладони к стволу древнего дуба перед собой…
… И не почувствовал ничего, кроме прикосновения шишковатой коры. Элоф подождал, но по-прежнему не было ничего, даже ощущения, которое он помнил – как будто невидимое окно захлопнулось перед ним. Медленно, осторожно он начал воссоздавать четкое воспоминание о голосе, безмерном и повелительном, словно доносившемся с огромного расстояния с порывами ветра, однако звучавшем не в ушах, а скорее в его сознании. Он дал этому голосу имя, наделенное мощью и смыслом, и попробовал еще раз. Опять ничего. Наконец, раздосадованный и наблюдающий признаки близкого рассвета, он пожал плечами и отвернулся.
В следующее мгновение откуда-то сверху послышался негромкий шелест. Элоф схватился за меч, но чуть было не рассмеялся, когда маленькая зеленая птичка спорхнула на ветку на уровне его лица и уставилась на него яркими бесстрашными глазами. Вскоре к ней присоединились еще две и принялись распускать перья и прихорашиваться. Четвертая повисла вниз головой на соседней ветке и с сомнением посматривала на него, наклоняя головку то влево, то вправо с такой нелепой важностью, что Элоф невольно заулыбался. Он начал тихо насвистывать, отчего птички, все как одна, внезапно взлетели и запорхали вокруг его головы, оглашая двор громким щебетом. Элоф одновременно смеялся и проклинал себя: этот шум мог разбудить кого-нибудь. Он нетерпеливо посмотрел на сереющее небо. Придется подождать и попробовать еще раз, когда будет возможность. А может быть, постучать по дереву рукояткой меча?
В этом нет необходимости.
Элоф вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Голос исходил не из человеческой гортани, но и совсем не напоминал тот безмерный рокочущий глас или любой другой, какой он мог представить. Этот голос был необыкновенным, одновременно мелодичным и резким, холодным и ясным, как ключевая вода.
– Кто ты? – прошептал он. – Откуда ты знаешь мои мысли?
Разве ты не знаешь меня, Тот-кто-Один? Поистине, люди забывают обо всем слишком быстро и без моей помощи. Однако однажды я хорошо обошелся с тобой, когда ты был в моей власти, и даже оказал тебе некую услугу. Я слышал, она оказалась полезной.
– Т-тапиау? – пробормотал Элоф. – Да, она оказалась полезной, и я ничего не забыл. Но я… твой голос изменился…
Он не изменился. У меня нет голоса, но я распоряжаюсь всеми голосами в своих владениях. Когда мы встретились в прошлый раз, я говорил голосом, который был ближе всего ко мне, тайным голосом деревьев. Но есть много других, хотя не все могут слышать или понимать их. Однако ты попробовал на вкус кровь Червя. Посмотри вверх.
Элоф беспрекословно повиновался и встретился взглядом с глазами-бусинками одной из зеленых птичек, прыгающей и щебечущей среди ветвей прямо у него над головой. Ответный взгляд Элофа был недоверчивым; одна крошечная птаха никак не могла разговаривать с ним. Но тут защебетала другая, третья, и в изменчивой гармонии и дисгармонии их голосов зародилась мелодия высшего порядка – ясная звенящая нота, глубокая и выразительная, которая становилась все отчетливее по мере того, как к ней присоединялись новые птицы. Потом весь хор вдруг зазвучал в унисон и раздались слова:
Ты прикоснулся к дереву, как и раньше, и твои мысли сильны. Что ж, ты хочешь узнать больше?
По телу Элофа пробежала дрожь тревожного предчувствия: спящий гигант проснулся и обратил на него свой холодный взор. Наверное, будет лучше, если он не станет проявлять излишнего любопытства.
– Все что ты сочтешь нужным рассказать мне, Повелитель Леса…
Здесь нечего скрывать. Ты сомневаешься в искренности обитателей Лис Арвалена? Однако они действительно те, кем себя называют. Ты разговаривал с мужчинами и женщинами и женщинами из древнего царства Морван, бежавшими оттуда перед самым его падением, более тысячи зим назад.
Изумление Элофа граничило с его страхом и окутывало разум, как холодная пелена.
– Тогда, о Повелитель Деревьев, моим сомнениям пришел конец. Но как могло произойти это чудо?
По моей воле. Я обнаружил их, терпевших горькую нужду, на границе своих владений и дал им кров. Они чтят меня как Хранителя, и чтят по праву. Ибо из всех древних Сил один лишь я остался верен своему первейшему долгу. Я принимаю участие во всем, что живет; я часть самой Жизни. Для опустошающего Льда и предательских сил, чьей обителью и оружием он является, я самый старинный и заклятый враг. Поэтому уже давно я направил свои мысли на выживание человеческого рода и оградил эту землю как приют для людей. Здесь они могут найти надежное убежище не только от Льда, но и от хаоса, от болезней и даже от самой смерти. От всего, что могут принести с собой мимолетные годы. Здесь они могут жить так, как пожелают, и вольны делать все, что захотят, если это не вредит другим и не подвергает опасности их самих. Впрочем, немногие бывают склонны к этому, когда освобождаются от своих страхов и забот. Чего еще может желать человек, кроме этого?
Элоф покачал головой, почти не в силах осознать то, что он услышал.
– Повелитель Лесов, мне трудно представить…
Это не важно. Поручаю тебе передать все, что ты услышал, своему лорду и своим спутникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Сегодня вы все будете спать как принцы, – сказал Корентин, к которому вернулось прежнее благодушие. – Ведь эта башня – мой дом, а теперь и ваш тоже, пока вы не выберете жилища по своему вкусу.
Он провел их по спиральной лестнице на заставленный стульями балкон, за которым открывался длинный широкий коридор, обшитый светлыми досками, с рядами высоких дверей по обе стороны. За каждой дверью находилась небольшая спальня; кровати были застелены меховыми покрывалами и одеялами ярких расцветок, которые выглядели столь привлекательно, что многие начали позевывать. Единственной утварью в спальне, отведенной для Элофа, был серебряный кубок и кувшин на полке из благовонного кедра, но, хотя оба предмета выглядели старыми и потертыми, они были столь редкостной работы, что едва не отвлекли его внимание от прощальных слов Корентина:
– Спите и просыпайтесь, когда захотите; приходите и уходите, когда вам будет угодно. Мы собираемся для трапезы на галереях, выходящих во двор, но если вы пожелаете есть в своих комнатах или в другом месте, вам нужно лишь обратиться к альфар. Они лучше понимают ваше северное наречие – по видимому, оно меньше изменилось со временем. Мы ни в чем не хотим вас стеснять, но через несколько недель мы собираемся устроить одно из наших больших празднеств в честь середины лета. Многие, кто сейчас охотится вместе со Стражами, вернутся по такому случаю, и много долгих часов мы будем пировать, петь песни, танцевать и развлекать друг друга. Я прошу вас быть нашими гостями.
Керморван выглядел слегка ошеломленным.
– Вы уже оказали нам всевозможные почести, милорд, – сказал он и поклонился.
– Напротив, это вы почтили нас своим присутствием, – возразил Корентин. – И, по правде говоря, вы внесете живительную струю в наши забавы, ведь теперь мы очень редко видим новых людей. Это хотя бы немного напомнит нам о безвозвратно ушедших днях, а вам, быть может, позволит уловить призрачную тень былой славы древнего Морвана. Но вы все увидите сами. Спокойной ночи, дорогие гости, и приятных снов.
Завершив обмен любезностями и добрыми пожеланиями, Корентин удалился в свои покои. Путешественники проводили его взглядом, услышали звук открывшейся двери и шаги, удалявшиеся вверх по лестнице. Потом они сразу же обступили Керморвана с Элофом и принялись осыпать их вопросами, которые в конце концов подытожил Тенвар:
– Что это за место? Кто все эти люди? Будет ли безопасно переночевать здесь или лучше бежать отсюда?
Керморван прислонился к перилам балкона и обвел взглядом деревья внизу. Он сокрушенно покачал головой, и на его тонких губах заиграла странная слабая улыбка.
– Вы спрашиваете, кто они такие? Что я могу ответить, когда символы древнего героизма и трагедии моего народа, всю жизнь вдохновлявшие меня и укрепившие мою волю даже для того, чтобы отправиться в это путешествие, вдруг обретают плоть и кровь у меня на глазах? Когда герои старинных преданий, на которых я воспитывался, пожимают мне руку и говорят со мной? Когда имена, покрытые тысячелетней пылью, воскресают в ликах, исполненных молодости и силы? Как я могу доверять такому месту?
Внезапно он стукнул кулаком по перилам.
– И все-таки я верю! Сердце не оставляет мне иного выбора. Это действительно герои древних легенд, каким-то образом ожившие здесь.
– Герои легенд или люди? – тихо спросил Элоф.
Керморван непонимающе посмотрел на него, но потом кивнул:
– Проницательное замечание. Но я могу лишь сказать тебе, что все люди, с которыми мы сегодня встречались и о которых шла речь, жили на самом деле. Альмейн Мудрый, Светан Мореход, Мерау Ладан, бард Морейн, Торве и многие, многие другие. И сам Корентин далеко не из последних: его называли Корентин Рудри, или Рыжеволосый. Они жили в царстве Морван и сгинули вместе с ним – во всяком случае, так записано в анналах Кербрайна. Их труды и деяния сохранились в легендах и народных сказках, а сами они уже много столетий назад должны были стать прахом. Но те, кто сейчас стоял перед нами, были не героями легенд, не идеальными персонажами. Кем бы они ни были, от них веет теплотой и человечностью.
Борхи поежился.
– Мы видели их только ночью, – пробормотал он, и смысл его слов был хорошо ясен остальным.
– Но мы встречались с этими Стражами, или с Детьми Тапиау, при свете дня, – твердо сказала Иле. – Раньше мы сражались с ними и знаем, что в их жилах течет настоящая кровь. Да и потом, разве эти люди похожи на призраков?
– Однако это не обычный народ, – возразил Бьюр. – Такие высокие, такие… вытянутые, что ли…
– Но при том и очень красивые, – с благоговением произнес Арвес. – Я готов поверить, что с того времени, как они жили на земле, люди стали ниже ростом!
Керморван покачал головой.
– Судя по сохранившимся доспехам, это не так.
Гизе кивнул.
– Они говорят, что северяне стали выше после того, как смешали свою кровь с людьми из-за моря.
– Но разве вы не видите… – начал Элоф и осекся. Мысли мелькали в его голове, словно обломки кораблекрушения в водовороте, слишком быстро, чтобы остановиться на чем-то одном.
– Что? – резко спросил Тенвар.
Элоф покачал головой.
– Возможно, ничего особенного. Мне нужно подумать об этом. Но одна вещь… Скажи, Керморван: все, кого ты сегодня видел, принадлежат к одному и тому же времени? В анналах сказано, что они вместе жили в Морване на протяжении срока одной человеческой жизни?
Воин пронзительно посмотрел на него.
– Не знаю, что привело тебя к этому вопросу, но он попал точно в цель. Леди Дираэль, если она та самая… после нее это имя считалось несчастливым, и его почти никогда давали детям… ее помнят как одну из великих леди Южного Морвана. Она пропала во время первого бегства на запад, которое привело к основанию Брайхейна, за добрых двести лет до рождения Корентина и остальных! Для них она должна быть так же мертва, как они для нас.
Наступило долгое молчание, нарушаемое лишь шелестом листьев и живыми звуками ночи: птичьими криками, кваканьем лягушек, жужжанием насекомых и шуршанием мелких зверушек в кронах деревьев. Еще недавно эти звуки казались чуждыми и даже зловещими, но сейчас, за надежными стенами, они создавали ощущение покоя и безмятежности. Это был голос Леса, тихий несмолкаемый шепот бесчисленных жизней, занятых своими насущными делами, и он обращался к ним сейчас, спокойный и бестревожный. Перед ним все страхи и подозрения отступали куда-то вдаль. Усталость вновь навалилась на Элофа, но теперь она казалась не такой резкой и изнурительной, а скорее связанной с поздним часом и сытной трапезой. В конце концов Керморван заговорил:
– Тенвар, ты спрашивал, безопасно ли будет нам переночевать здесь. По крайней мере на это я могу ответить: что-либо иное будет еще опаснее. Мы слишком мало знаем.
– Одно мы знаем наверняка, – проворчал Гизе. – Если бы они желали нам зла, то могли бы оставить наши трупы гнить в лесу. Зачем же теперь обижать их?
Остальные дружно согласились с ним, и Элоф, к своему удивлению, услышал, что Рок, обычно с опаской относившийся ко всему новому, теперь присоединился к общему мнению.
– Именно это я имел в виду с самого начала, – спокойно продолжал Керморван. – Сейчас мы не можем судить определенно, так что придется подождать до завтра. То, что кажется неподвластным разуму, иногда можно измерить сердцем. А мое сердце говорит мне, что мы нашли мирную гавань, бастион живой мощи против той силы, которая опустошает весь мир. – Он встал и с сожалением отвернулся от панорамы, открывавшейся с балкона. – Сегодня буду спать так мирно, как не спал уже много ночей.
Элоф с некоторым удивлением посмотрел на него: пусть это место было мирным, но разве можно так легко сбрасывать со счетов великую тайну, обитавшую в нем? Однако все остальные были согласны с Керморваном и разошлись по своим спальням, зевая и потягиваясь, словно у себя дома. Элоф промолчал, но продолжал упрямо оставаться на своем месте до тех пор, пока не остались только они с Иле.
– Мирная гавань… – неожиданно охрипшим голосом произнес он. – Почти в любое другое время я доверился бы мнению Керморвана независимо от того, было ли оно продиктовано сердцем или разумом… но не теперь. Он слишком грезит древней славой, он хочет, чтобы его любимые герои ожили наяву!
– Почему бы и нет? – тихо отозвалась Иле. – Я вряд ли стала бы напоминать любому человеку, кроме тебя, что нам, дьюргарам, отпущен втрое больший срок жизни по вашим коротким меркам, а иногда и гораздо больший. Андвар немного не дотянул до трехсот лет. Вместе с тем мы с вами близкие родичи. Так ли уж невозможно, что…
Элоф повернулся к ней, и беспокойство, которое он прочел в ее темных глазах, ожесточило его еще больше.
– Да, вы живете дольше нас, но не вечно! И время точно так же взимает с вас свою дань. Андвар был древним старцем, а не бодрым и молодым, как эти. Неужели ты не видишь разницы между тремя столетиями и тысячелетием?
Раздражение заставило его встать со стула и подойти к краю балкона. Он всмотрелся в склон холма, так густо покрытый деревьями, что его контуры можно было различить на вершине; точно так же и это место могло раскрыть тайну, заключенную внутри, если бы только он мог угадать его форму.
– Керморван говорит, что мы знаем слишком мало, и я с ним согласен. Но что он может узнать, когда находится в таком настроении? И остальные не лучше его!
Иле положила руку ему на плечо, но он стряхнул ее.
– Иди спать и смотри свои сны вместе с остальными! Я лучше буду смотреть на мир открытыми глазами!
Элоф раскаялся в своей грубости, еще не договорив фразу, но когда он повернулся, готовый принести извинения, дверь тихо закрылась, и он остался один.
Эта ночь для него прошла без сновидений; даже сон не приходил, хотя усталость наполняла его тело свинцовой тяжестью и жгла глаза, бесцельно вглядывавшиеся в темноту. Наконец, когда слабый серый свет забрезжил в слуховом окне над дверью, он встал с кровати и натянул штаны. Его посетила внезапная мысль, и он перекинул пояс с мечом через плечо, прежде чем выйти босиком в коридор и спуститься по лестнице, держась края ступеней, чтобы они не заскрипели. Но прочные ступени и так не стали бы скрипеть; Элоф чувствовал ступнями полированную гладкость дерева и гадал, кто за ним ухаживает. Перед его мысленным взором возникло незваное видение бесчисленных ног, проходивших взад и вперед – босых ног Стражей, легких туфель остальных, – нескончаемой вереницей снующих туда и обратно, пока за пределами Леса проходят долгие века…
Элоф раздраженно прикусил губу. Он приблизился к галереям, выходившим на парадный двор – теперь лучше быть начеку. Но, всмотревшись в предутренний сумрак, он не увидел никакого движения, кроме колыхания листвы огромного дуба, и осторожно спустился к холодным каменным плитам внизу. Проходя на цыпочках под глубокую тень ветвей, он с опаской поглядывал вверх; можно было без труда представить альфар, чутко спавших там. Он ничего не увидел, но все еще колебался, охваченный сомнениями. Не торопится ли он, не рискует ли оскорбить хозяев, стремясь узнать то, что может быть показано ему в должное время? Разве нельзя подождать? Но Элоф не хотел подвергать опасности себя и своих друзей: он был обязан попробовать. Сделав глубокий вдох, он прижал ладони к стволу древнего дуба перед собой…
… И не почувствовал ничего, кроме прикосновения шишковатой коры. Элоф подождал, но по-прежнему не было ничего, даже ощущения, которое он помнил – как будто невидимое окно захлопнулось перед ним. Медленно, осторожно он начал воссоздавать четкое воспоминание о голосе, безмерном и повелительном, словно доносившемся с огромного расстояния с порывами ветра, однако звучавшем не в ушах, а скорее в его сознании. Он дал этому голосу имя, наделенное мощью и смыслом, и попробовал еще раз. Опять ничего. Наконец, раздосадованный и наблюдающий признаки близкого рассвета, он пожал плечами и отвернулся.
В следующее мгновение откуда-то сверху послышался негромкий шелест. Элоф схватился за меч, но чуть было не рассмеялся, когда маленькая зеленая птичка спорхнула на ветку на уровне его лица и уставилась на него яркими бесстрашными глазами. Вскоре к ней присоединились еще две и принялись распускать перья и прихорашиваться. Четвертая повисла вниз головой на соседней ветке и с сомнением посматривала на него, наклоняя головку то влево, то вправо с такой нелепой важностью, что Элоф невольно заулыбался. Он начал тихо насвистывать, отчего птички, все как одна, внезапно взлетели и запорхали вокруг его головы, оглашая двор громким щебетом. Элоф одновременно смеялся и проклинал себя: этот шум мог разбудить кого-нибудь. Он нетерпеливо посмотрел на сереющее небо. Придется подождать и попробовать еще раз, когда будет возможность. А может быть, постучать по дереву рукояткой меча?
В этом нет необходимости.
Элоф вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. Голос исходил не из человеческой гортани, но и совсем не напоминал тот безмерный рокочущий глас или любой другой, какой он мог представить. Этот голос был необыкновенным, одновременно мелодичным и резким, холодным и ясным, как ключевая вода.
– Кто ты? – прошептал он. – Откуда ты знаешь мои мысли?
Разве ты не знаешь меня, Тот-кто-Один? Поистине, люди забывают обо всем слишком быстро и без моей помощи. Однако однажды я хорошо обошелся с тобой, когда ты был в моей власти, и даже оказал тебе некую услугу. Я слышал, она оказалась полезной.
– Т-тапиау? – пробормотал Элоф. – Да, она оказалась полезной, и я ничего не забыл. Но я… твой голос изменился…
Он не изменился. У меня нет голоса, но я распоряжаюсь всеми голосами в своих владениях. Когда мы встретились в прошлый раз, я говорил голосом, который был ближе всего ко мне, тайным голосом деревьев. Но есть много других, хотя не все могут слышать или понимать их. Однако ты попробовал на вкус кровь Червя. Посмотри вверх.
Элоф беспрекословно повиновался и встретился взглядом с глазами-бусинками одной из зеленых птичек, прыгающей и щебечущей среди ветвей прямо у него над головой. Ответный взгляд Элофа был недоверчивым; одна крошечная птаха никак не могла разговаривать с ним. Но тут защебетала другая, третья, и в изменчивой гармонии и дисгармонии их голосов зародилась мелодия высшего порядка – ясная звенящая нота, глубокая и выразительная, которая становилась все отчетливее по мере того, как к ней присоединялись новые птицы. Потом весь хор вдруг зазвучал в унисон и раздались слова:
Ты прикоснулся к дереву, как и раньше, и твои мысли сильны. Что ж, ты хочешь узнать больше?
По телу Элофа пробежала дрожь тревожного предчувствия: спящий гигант проснулся и обратил на него свой холодный взор. Наверное, будет лучше, если он не станет проявлять излишнего любопытства.
– Все что ты сочтешь нужным рассказать мне, Повелитель Леса…
Здесь нечего скрывать. Ты сомневаешься в искренности обитателей Лис Арвалена? Однако они действительно те, кем себя называют. Ты разговаривал с мужчинами и женщинами и женщинами из древнего царства Морван, бежавшими оттуда перед самым его падением, более тысячи зим назад.
Изумление Элофа граничило с его страхом и окутывало разум, как холодная пелена.
– Тогда, о Повелитель Деревьев, моим сомнениям пришел конец. Но как могло произойти это чудо?
По моей воле. Я обнаружил их, терпевших горькую нужду, на границе своих владений и дал им кров. Они чтят меня как Хранителя, и чтят по праву. Ибо из всех древних Сил один лишь я остался верен своему первейшему долгу. Я принимаю участие во всем, что живет; я часть самой Жизни. Для опустошающего Льда и предательских сил, чьей обителью и оружием он является, я самый старинный и заклятый враг. Поэтому уже давно я направил свои мысли на выживание человеческого рода и оградил эту землю как приют для людей. Здесь они могут найти надежное убежище не только от Льда, но и от хаоса, от болезней и даже от самой смерти. От всего, что могут принести с собой мимолетные годы. Здесь они могут жить так, как пожелают, и вольны делать все, что захотят, если это не вредит другим и не подвергает опасности их самих. Впрочем, немногие бывают склонны к этому, когда освобождаются от своих страхов и забот. Чего еще может желать человек, кроме этого?
Элоф покачал головой, почти не в силах осознать то, что он услышал.
– Повелитель Лесов, мне трудно представить…
Это не важно. Поручаю тебе передать все, что ты услышал, своему лорду и своим спутникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50