– Это незаконно! – возмутился Пьер Лоран. – Я требую, чтобы о моем аресте сообщили в Посольство Объединенных Планет, и отказываюсь разговаривать с вами до тех пор, пока оттуда не прибудет адвокат.
В группе полицейских послышались смешки.
Полковник сказал холодно:
– Пьер Лоран, вы не знакомы с законами Фаланги. Адвоката, который будет вас защищать, назначит суд.
– Адвокат-фалангиец? – фыркнул Лоран, мгновенно преисполняясь галльского задора. – Я требую адвоката Объединенных Планет!
– У них такой закон, Пьер, – тихо проговорила Марта. – Если это дело о шпионаже или заговоре, то адвоката назначает суд.
Под охраной полицейских Лораны спустились в холл отеля. Там они увидели Хелен, которую заботливо опекали агенты Policia secreta. Чуть поодаль, очень бледные, стояли с носилками в руках двое стражников Guardia Civil. На носилках в бессознательном состоянии распростерся доктор Дорн Хорстен; грудь его бурно вздымалась.
Служебный лифт, затем черный ход. На улице позади отеля ожидали полицейские лимузины. Арестованных отвезли в то самое большое серое здание, куда совсем недавно забрались Хелен и Хорстен, разыскивая протоколы суда над оперативником Отдела G.
Многочисленными коридорами их привели в огромную мрачную комнату для допросов.
Им разрешили сесть. Полковник Сегура покосился на начавшего приходить в себя доктора Хорстена.
– Двое, встаньте в том конце комнаты и не на минуту не спускайте с него глаз, – приказал он своим головорезам.
– Оружие наизготовку. Если почуете неладное, пускайте в ход парализаторы.
Доктор оправился на удивление быстро. Конечно, он еще время от времени постанывал и чувствовал себя так, словно добрый десяток лет болел ревматизмом и всевозможными артритами, но нашел в себе силы добраться до кресла.
Потерев поясницу, он спросил раздраженно:
– Что означает это насилие? У вас есть санкция?
– По законам Фаланги вы как временно проживающие на планете подпадаете под действие ее законодательства. Все наши законы распространяются на вас, – любезно сообщил полковник. – Но не будем терять времени. Через час состоится заседание трибунала, а расстреляют вас самое позднее после полудня. А пока суд да дело, вам введут сыворотку правды, чтобы вы назвали имена своих сообщников.
– Зачем трибунал, если нас и так расстреляют? – кисло осведомилась Хелен. Она уже не пыталась говорить детским голоском.
Полковник отвесил ей шутовской поклон.
– Я не забыл, сеньорита Лоран, как вы меня лягнули.
Он позволил себе улыбнуться.
– При допросе мы выясним, где находится ваша планета. Должен сделать вам комплимент: даже если все ваши сограждане увлекаются гимнастикой, вы, несомненно, первая среди них. Кстати сказать, это многое объясняет.
Сегура повернулся к доктору.
– Что же касается вас, доктор Хорстен, то мы уже обладаем кое-какой информацией о вашей родной планете… э… Фторста. Судя по всему, это весьма странный мир.
– Мне бы только добраться до вашей шеи, – прорычал доктор.
– Сочувствую. Но время поджимает. Трибунал соберется только из-за вас, поэтому неудобно заставлять его ждать. Так что приступим к инъекциям…
Дверь распахнулась. В комнату ворвался бледный, как призрак, лейтенант Рауль Добарганес.
– Что еще, черт побери, произошло? – рявкнул полковник.
Рауль Добарганес помотал головой, как после крепкого сна.
– Каудильо… – прошептал он, – каудильо убит.
6
– Убит? – выдохнул полковник.
– Застрелен. На параде в Альмерии, параде в честь славных матадоров, погибших на арене. Заговорщики выстроились вдоль всего поля. Их было по меньшей мере пятеро. Четвертый застрелил каудильо.
Хорстен мигнул.
– Ну и прилежные у меня оказались ученики, – пробормотал он.
Хелен задумчиво поглядела на него.
– Ты рассчитывал на что-то иное?
– Ну что ты, право слово, – возмутился Хорстен. – Теперь-то какая уже разница?
Полковник выскочил из комнаты. Приказы сыпались из него с умопомрачительной скоростью. Пьеру Лорану достало сил рассмеяться.
– Что ж, у нас появился лишний часочек жизни.
– И даже больше, – сказала Марта. И процитировала: – Законодательство Фаланги, статья третья, часть третья. В ходе национального праздника Fiesta brava до тех пор, пока не будет утвержден новый каудильо, на планете Фаланга нет преступников. Все без исключения жители могут принять участие в корриде.
– Ты хочешь сказать, что ворота тюрем открываются? – изумился Хорстен.
– Похоже, да. Какие-то они тут чокнутые.
– Тогда пошли отсюда. Надо вернуться в отель, – проворчала Хелен. – Нас никто не должен остановить. Она поглядела на Рауля Добарганеса.
– Правильно, котеночек?
Лейтенант смятенно прислушивался к их разговору. Когда проводилась последняя Fiesta brava, он был совсем юным и потому не помнил всех деталей этого празднества. Ему вспомнился только обуревавший всех восторг. И потому он растерялся сейчас ничуть не менее агентов Отдела G.
Но законы он знал.
– Вас никто не задержит. Начиная с сегодняшнего дня, на Фаланге нет преступников. Но как только выберут нового каудильо, вы снова будете арестованы и отданы под суд.
Хелен подмигнула ему.
– Пошли, ребята.
Они стояли на балконе номера Лоранов в отеле «Посада Сан-Франциско» и угрюмо поглядывали на беснующуюся на улице толпу.
– Какие костюмы! – воскликнула Марта. – Такие за один вечер не сошьешь.
Хорстен фыркнул.
– Однако народ гуляет с того самого момента, как стало известно о смерти каудильо.
Доктору ответил печальный Бартоломе Гуэрро:
– Для некоторых этот праздник – единственное развлечение в жизни. Мир переворачивается вверх тормашками. Пеон может бросить все дела и уйти в город на корриду, и никто не скажет о нем худого слова. Если у него есть средства, он может даже приехать в Нуэво-Мадрид на заключительные бои. В толпе беднейшие из бедных, наряженные в праздничные костюмы, веселятся рядом с зажиточными идальго и могут, если достаточно смазливы, сорвать поцелуй с губ благородных дам.
Хелен сказала, всматриваясь в ряды танцующих, смеющихся, кричащих, выпивающих фалангийцев:
– И так по всей планете?
Гуэрро кивнул.
– Повсюду. Есть, правда, несколько городков, таких маленьких, что они не имеют собственных арен. Наши арены – все равно что римские цирки и служат для тех же целей. Пока люди захвачены азартом Fiesta brava, им некогда задумываться над тем, какая у них тяжелая жизнь. А это – фиеста из фиест. Национальная Fiesta brava случается всего лишь раз, от силы – два за обычную человеческую жизнь.
– А предварительные бои тоже ведутся по всей планете? – поинтересовался Хорстен.
– Да. Сначала тореро сражаются на местных аренах. Потом лучшие из них соревнуются между собой за звание чемпиона провинции. Затем – ближайший крупный город и, наконец, Нуэво-Мадрид, где проходит финал. В тот самый миг, когда мы с вами беседуем, по всей Фаланге проводятся тысячи коррид.
– А как определяется победитель? – спросил Пьер Лоран. – Наверно, его выбирают судьи?
Фалангиец покачал головой.
– Нет, решают зрители, и ни один судья не осмеливается противоречить мнению трибун. Если тореро сражается хорошо, он получает в награду одно бычье ухо, а если великолепно, то два уха и хвост. Его могут еще наградить копытом, но для этого надо просто вылезти вон из кожи.
– Как происходят выборы? – продолжал расспросы Хорстен. – Я давно ломаю себе над этим голову. Неужели власть имущие могут допустить, чтобы победителем оказался какой-нибудь пеон?
Гуэрро печально усмехнулся.
– Считается, что шансы у всех одинаковы. Однако сыновья богатых помещиков впервые знакомятся с быками, когда им два или три года, а тем два или три дня. К десяти годам, натасканные самыми знаменитыми ветеранами арены, они могут сражаться с телятами. В двенадцать лет против них выпускают молодых бычков. Обычно они обучаются искусству тореро на tientas, это такие специальные турниры. Примерно в том же возрасте им разрешается самим забивать скот на местной бойне. Так они узнают во всех подробностях анатомию своих будущих противников. Поверьте мне, друзья, к шестнадцати годам наш идальго знает все, что только можно знать о bos taurus ibericus и Fiesta brava.
Его рассказ явно заинтересовал оперативников Отдела G.
Лоран спросил:
– А сражаются в одиночку?
Гуэрро пожал плечами.
– У матадора есть помощники, куадрильос. Один из них выручает матадора из беды, если что случится, а двое остальных сопровождают для престижа. Если человек может позволить себе нанять самого дорогого куадрильо, то он получает огромное преимущество. Другими словами, преимущество получают те самые идальго, о которых я вам говорил. У юнца из нижних слоев общества нет никакой возможности взять себе таких дорогих помощников. Помимо куадрильос в корриде участвуют еще пикадоры, бандерильеро и пеоны.
– А как дела у Хозе Ойоса – спросила вдруг Хелен. Гуэрро полной грудью вдохнул воздух.
– У него дела… нормально. Зрители зовут его Хозе-ито, и он по-прежнему остается Numero tres. Фаворитами, разумеется, считают первого и второго номеров, которых их поклонники называют Перико и Карлитос, но Хозеито по популярности прочно занимает третье место. Всей троице пока везет – никто из них не получил сколько-нибудь серьезных повреждений.
– Значит, третий. А как у него насчет этих… помощников? – поинтересовался Хорстен.
– Его куадрильос? Они все члены партии Лорки и все – профессионалы-тореро. Пожалуй, они ничем не уступят ни Numero uno, ни Numero dos.
Глаза Гуэрро заблестели.
– Сегодня у нас как будто и в самом деле равные шансы. По крайней мере один из наших будет участвовать в финальных боях – если только не осрамится по дороге! Представляете, что будет, если он станет кау-дильо!
Толпа на улице взревела особенно громко.
– Нам удастся понаблюдать за финальными боями? – спросила Хелен.
– А почему нет? Дело только в том, чтобы заплатить деньги за билеты. Были такие случаи, когда люди продавали свои дома или ходили побираться, лишь бы попасть на финальные бои. Арена вмещает пятьдесят тысяч человек, а присутствовать хочется всей Фаланге. Объединенные Планеты – организация богатая…
– Нам надо быть там, чтобы подбодрить Хозеито, – заметила Марта угрюмо. – Если он победит, то наша задача будет выполнена. А если он проиграет, то не успеем мы оглянуться, как полковник Сегура засадит нас в Алькасар.
Гуэрро нахмурился.
– Разве вы не можете бежать?
Он по очереди оглядел всех четверых.
Хорстен фыркнул.
– Интересно знать, куда? Звездолета нам, разумеется, не предоставят и на транзитный рейс тоже не пустят.
Какие бы у вас не возникали сомнения относительно нравственной стороны Fiesta brava, будь то в древней метрополии, в Испании и Мексике или здесь, на планете Фаланга, вы не сможете отрицать того, что это великолепное многокрасочное зрелище.
Пятьдесят тысяч человек занимали сидячие места. Еще примерно тысяч десять расположились на галерке и в проходах. Все были одеты в самые яркие костюмы Все возбуждены до крайней степени. Оркестры наяривали зажигательные мелодии, торговцы продавали пиво, тонизирующие напитки, орехи и всякие сладости, знакомые перекрикивались друг с другом через головы сотен незнакомцев. Мелькали веера и носовые платки. Всякий раз, когда юная сеньорита чуть приподнимала юбки, перешагивая со ступеньки на ступеньку по дороге к своему месту, мужская половина зрителей разражалась восторженными воплями.
Оперативникам Отдела G посчастливилось приобрести билеты на места прямо над callejon, дорожкой, которая опоясывала арену по окружности и переступать которую участники финальных боев не имели права до тех пор, пока не придет их черед показать свое мастерство. Бартоломе Гуэрро заявил, что если разведчикам эти места не понравятся, им останется только выйти на саму арену.
Слева от трибуны, совсем рядом, находились ворота, через которые выпускали быков.
Для всех без исключения агентов коррида как зрелище была в диковинку – конечно, если не считать виденных некогда стереофильмов.
Гуэрро взял на себя обязанности гида. По его словам, все три матадора, Карлитос, Перико и Хозеито, получили порядковые номера по результатам предварительных боев. Хозеито, надежде партии Лорки, удалось сохранить третью позицию.
Первым должен был выступать Карлитос – высокий стройный мужчина лет тридцати. Отпрыск одного из богатейших семейств планеты, он вот уже не один год входил в число самых популярных матадоров Фаланги, и ясно было, что сегодня симпатии большинства зрителей на его стороне.
Перико, низенький и смуглолицый, внешне сильно проигрывал своему знаменитому противнику, но славился бесшабашными выходками – как говорят фалангийцы, adornos. Например, он проделывал такую штуку: наклонялся к поверженному быку и обхватывал губами кончик его рога. Зрители, разумеется, приходили в ужас: ведь стоит быку дернуть головой, и рог пронзит насквозь мозг неосторожного матадора. А Перико, тоже аристократ по рождению, лишь ухмылялся.
На дорожке показались матадоры в сопровождении своих куадрильо. Стадион разразился восторженными криками.
Под звуки «La Golondrina», излюбленной песни тореро всех времен, процессия подошла к судейской трибуне. Салют, которым матадоры приветствовали судей, вызывал в памяти гладиаторов с их легендарным возгласом: «Идущие на смерть приветствуют тебя!».
Потом торжественный строй распался, и скоро на арене остались только оруженосцы Карлитоса.
Из ворот вырвался бык – весом примерно в полтонны, он был сама ярость. В нем сразу чувствовалась порода – быть может, несколько столетий самого тщательного отбора, и все ради смерти на залитой полуденным солнцем арене.
Карлитос стоял в центре поля, держа в руках платок. Бык заметил человека и грозно развернулся к нему.
У Хелен перехватило дыхание.
– Он славится своими veronicas, – пояснил Гуэрро. – Некоторые даже утверждают, что лучше него умел это проделывать только приснопамятный Манолето-Испанец. Чтобы так обходиться с животным, нужен особый талант.
Карлитос словно забавлялся. Бык пролетел мимо него всего в каких-то дюймах. То же повторилось и на второй раз, и на третий.
Трибуны оглушительно взревели.
– Неподражаемо! – простонал Гуэрро, отирая платком пот со лба. – Хозеито никогда не сможет такому научиться.
– Значит, нам рассчитывать не на что? – уточнила Хелен.
– Вы же сами видите, – мрачно отозвался Гуэрро.
– Не бык, а дубина, – проворчал Лоран. – Поверни он голову чуть в сторону – и угодил бы нашему тореро прямо в бок.
– Эти быки приучены нападать только по прямой, – сказал Гуэрро. – Когда матадору попадается такой бык, можно не сомневаться в успехе. Карлитос счастливчик. Его бык как раз из таких. Остается лишь молиться, чтобы Хозеито тоже повезло.
Восемь раз нападал бык, и восемь раз матадор изящно увертывался. Наконец животное выдохлось и остановилось. Карлитос покинул арену, даже не оглянувшись на застывшего в изнеможении противника.
За быка взялись пикадоры и бандерильеро.
Гуэрро снова вытер лоб.
– Совершенство, – пробормотал он, – само совершенство! Такой замечательный корриды я еще не видел.
– Мы в проигрыше, а? – спросила Хелен. – Да, дела-делишки…
На какое-то мгновение бык задержался прямо под их трибуной. Бока его бурно вздымались и опадали. Он терпеливо ожидал – пока Карлитос выберет себе шпагу и мулету, пока закончился ритуал посвящения быка судьям финальных боев Национальной Fiesta brava.
Но вот матадор решительным жестом сорвал с головы шляпу, швырнул ее в сторону и двинулся к животному.
Пьер Лоран поджал свои пухлые губы.
– Рога у него какие-то странные, – проговорил он.
– Верно, у мясных пород подобных рогов не бывает, – согласился Гуэрро. – Но это же бойцовый бык. И потом, какая коррида без рогов!
– Да не в том дело, – возразил Лоран. – Когда я работал помощником повара, мне пришлось познакомиться с профессией мясника. Если не знать, что готовишь, ничего путного не получится. У нас в «Нуво Кордон Бле» каждый повар – и мясник, и жнец, и на дуде игрец. Ну и вот…
Внезапно он обнаружил, что его никто не слушает. Карлитос как раз приступил к faena – заключительной части поединка.
Все было проделано безукоризненно. Ноги быка подкосились, и он рухнул на песок арены. Карлитос обошел поле, внимая приветственным кликам. Он получил в награду оба уха, копыто и хвост.
– Это самый большой приз, – сказал Гуэрро, вытирая платком губы.
Следующим выступал Перико. Ему достался carde-no – бык пестрой, черно-белой породы.
Смуглолицый матадор подтвердил свою репутацию сорвиголовы – бой он начал стоя на коленях. Кусок ткани ярко алел в его широко расставленных руках.
Хелен закрыла глаза: ей показалось, что все кончено. Но в последнюю секунду матадор сделал неуловимое движение – и бык промчался мимо.
Из тысяч глоток вырвался громоподобный рев.
1 2 3 4 5 6 7 8