- От матери, я вам это уже говорила, а ей в свою очередь рассказал о нем отец перед тем как уходил на войну.
- Он точно указал место.
- Да, о нем знала не только мать, но и Мария. Правда она ни разу до него не дотронулась, по крайнем мере так она мне сказала находясь в Париже. Но если судить по её нищему жилищу, то похоже что она не лгала.
- Вы были в доме?
- Нет, в самом доме не была, ведь он опечатан, но мне достаточно было взглянуть в окно, да и Люба сказала, что жила она не богато. Господин Гончаров, так мы можем расчитывать на вашу помощь?
- Вы надолго приехали?
- Ровно на столько сколько потребуется. Мы свободные люди, да к тому же на пенсии. Но вы не ответили на мой вопрос, мы можем на вас надеяться?
- Об этом я скажу вам завтра к вечеру, - опять ушел я от прямого ответа, - мне нужно все хорошенько обдумать и взвесить.
- Взвешивайте и не забудьте на чашу весов сомнения положить приличный гонорар. - И какой именно? - Нарочито алчно загорелся я. - Как он будет выглядеть в цифрах?
- Десять процентов от найденных церковных сокровищ. Остальное принадлежит мне.
- Старая сука, тебе не принадлежит даже пыль с этих окладов. Хотелось взорваться мне, но вежливо улыбнувшись я согласно кивнул.
- Сумма не малая, как и где мне вас найти?
- Мы остановились в отеле "Волжский закат", номер триста двадцать один, а телефон я вам сейчас запишу.
По идее мне следовало навестить вдову Кондратову, потому как у меня появилась уверенность, что эти два преступления, ограбление банка и убийство старой учительницы, между собой связаны. Но принимая во внимание тот факт, что она ещё не вполне оправилась после похорон, я решил перенести свой визит к ней на послезавтра. А пока, по уже знакомому пути направился в Белое.
Баба Люба оказалась дома. (А где ж ей ещё быть?) Посреди огорода, согнувшись в три погибели она старательно и сосредоточенно выдирала сорняк.
- Бог в помощь! - Еще из машины крикнул я. - Будь здорова, баба Люба.
- Спасибо Константин, в гости пожаловал? Как голова - то, поди болит?
- Есть немного. - Протягивая традиционный гостинец сознался я и видя некоторое недовольство тут же поспешил заверить. - Не беспокойтесь, я на минутку.
- А чего ж на минутку, - с сожалением оставив работу вытерла она руки о подол,заходи уж коль приехал.
- Даже и заходить не буду, вас отвлекаю, да и самому некогда.
- Смотри сам, а я что тебе хотела сказать - то, тут вчерась, аккурат после твоего отъезда знаешь кто появился?
- Знаю, баба Люба, появилась Зоя Андреевна с мужем.
- Точно, поди ж ты! А откуда тебе - то знать?
- Были они у меня, просили помочь с поиском дедовского клада.
- Прям для них он его прятал! - Поджала старушка губы. - Умные больно как я погляжу. То - то она позавчера все вынюхивала, да выспрашивала. Кофточку мне подарила, сучка парижская. Она там за границами двадцать лет барствовала, а мы в навозе ковырялись, а теперь нате - пожалуйте! Нет, так не бывает, да и добро - то церковное, зариться на него не моги.
- Я тоже так думаю, баба Люба. А вы знали, что Мария Андреевна несколько лет тому назад ездила к Зое Андреевне в Париж?
- Тю-ю! Что ты говоришь! Откуда ж мне было знать? А нам она арапа заправляла, что в дом отдыха едет. И вправду, вернулась загоревшая. А ты не врешь?
- Да какой же мне смысл вас обманывать?
- И то верно, ну пойдем в избу что ли? Я сейчас наливочки нацежу.
- Не могу, баба Люба, в следующий раз, я приехал кое о чем тебя спросить.
- Ну и спрашивай, чего стеснешься - то как не родной.
- Сколько у вас в селе проживает народа?
- Во куда загнул. - Удивилась она. - Тебе - то зачем? Десятка три наверное наберется и то не народ, а так, одни старики, да старухи.
- А много ли среди них долгожителей? Тех кто лично знавал Алексея Михайловича?
- Да откуда ж им быть? Померли все, разве что старуха Михеевна, она с десятого года, да бабка Александрова, она малость постарше, но её внук ещё по весне в район забрал. За каким лешим она ему понадобилась никто не знает. И чего...
- А как мне найти Михеевну? - Перебил я бабулины рассуждения. - Она здесь живет?
- А где ж ей ещё жить? С дочкой Семеновной она век коротает.
- Далеко ли отсюда?
- Дальше некуда. Прямо через дорогу. Ты у них двух курей раздавил. Нехорошо.
- Нехорошо. - Согласился я и прямым ходом отправился че рез дорогу.
Семеновной оказалась та самая толстая бабка, что появилась на месте происшествия одной из первых. Она, как и баба Люба, ковырялась в огороде, но давалось ей это значительно труднее. Это можно было судить по её тяжелому дыханью и потному, красному лицу. Упреждая её упреки я начал первым.
- Здорово, Семеновна! - Заходя во двор и уворачиваясь от злющего гусака, бодро поздоровался я. - Как живете можете?
- Хорошо. - Настороженно, ожидая пакости ответила она. - Кабы ещё кур не давили.
- А я за тем и приехал. - Весело отозвался я. - Хочу заплатить за материальный ущерб, который я вам причинил.
- Правда что ли? - Заволновалась бабка. - Вы не шутите?
- Нет, сколько с меня причитается?
- Не знаю. - Растерянно заморгала она. - Я их никогда не продавала.
- Мне кажется, что ста рублей будет достаточно. - Протягивая ей деньги решил я.
- Можно и меньше. - Боязливо забирая купюру на всякий случай заскромничала она. - Мы ведь их съели. Одна почти целая была.
- Ну и на здоровье. У вас кваску не найдется?
- А как же, есть квасок, пойдемте в избу, там у меня мама, она немного не того, но вы не бойтесь, она у меня смирная, худого никому не сделает.
- Она что, совсем ничего не соображает? - Разочарованно спросил я.
- Она когда как. То совсем нормальное, а то вдруг в куклы играть начинает, возраст все таки, ей через год девяносто стукнет. Айдати в избу.
Типичный деревенский дом и внутри он оказался таким же. Пополам перегороженное помещение было чисто убрано и застелено домотканными дорожками. Единственное что отличало его от жилища учительницы было отсутствие книг и обилие фикусов - кактусов. Михеевна сидела возле стола и нянила разрисованный под куклу чурбачок.
- Мама, нам за куриц заплатили. - Поделилась с ней радостью Семеновна.
- Хорошо. Купим Ванечки новые пеленки. - Обрадованно отозвалась сумасшедшая. - А то наши прохудились, правда Ванечка?
- Михеевна, вы помните вашего попа, Алексея Михайловича? - Не зная как нужно с ними разговаривать в лоб спросил я.
- А как же! - Лучезарно улыбаясь отозвалась она. - Как же нам с Ваней не помнить отца Алексия, за веру пострадал батюшка ещё в двадцать втором годе, мне тогда чуть больше чем Ване было. Иконки он спасал от супостатов, за то и убили его.
- А вы не знаете в каком месте он их спасал?
- Мы не знаем, правда, Ваня. Никто этого не знает. От лихих людей он их спрятал, а лихие люди его чик и положили. Мы с Ваней прямо рядышком стояли, батюшкина кровушка прямо на сыночка моего брызнула, оттого и румянный он у меня такой растет. А батюшка сразу упал, а как тут не упасть, если они из тысячи ружей по нему па-а-а-льнули. А ряса у батюшки была че-е-е-рная, а по локоток в извести-и-и, а весь подол в изве-е-ести. Ряса бе-е-елая, ряса че-е-е-рная, а стала кра-а-асная! А как жалко батю-ю-ю-шку, а как жалко Ваню-ю-ю-шку. - Подкидывая размалеванную чурку завыла, заколобродила старуха. - Ой ты горе горю-ю-юшко, что широко полю-ю-ю шко, мой сыночек Ваню-ю-юшка, нет тебя милей дру-у-ужка!
- Мама перестань. - Кладя ей на плечи пудовые руки попыталась образумить её дочка. - Не надо. Вы извините...
- Ничего страшного, я же понимаю...
- Брата моего Ивана на войне убили, а она все не верит... Уж сколько время прошло...Батя тоже не вернулся... Вот и живем...
- Спасибо за квас. Я пожалуй пойду, не буду вас отвлекать...
Выскочив на улицу я с облегчением вздохнул. Тяжелая это работа, быть свидетелем чьих - то несчастий. Ничего существенного узнать мне не удалось, но оставалась ещё бабка Александрова, которую мне предстояло найти в районном селе, вотчине товарища капитана. Пятнадцать километров отделявшие его от меня я проделал за десять минут и ещё умудрился подвезти крашеную блондинку пахнущюю чесноком и медом. Именно она и показала мне департамент капитана Гордеева.
Дверь его кабинета оказалась безнадежно закрытой. С сожалением пнув её ного я было собрался восвояси, когда мне на помощь пришел одутловатый курносый майор.
- Ты чего болюишся? - Недовально и подозрительно спросил он. - Нет, его, не видишь что ли? А то долбится, долбится как дятел.
- А где он у вас болтается? - Попер я на него как на буфет. - Я сотню километров отмотал и значит впустую? Так понимать?
- А что ты хотел? - Несколько растерявшись спросил он. - Что - то срочное?
- Мне нужно узнать где тут у вас проживает старуха Александрова, та что из деревеньки Белое. Привез ей от родственников посылку, а говорят она у вас.
- Так бы и сказал и нечего двери уродовать. Подожди здесь, сейчас выясню.
Через полчаса, познакомившись с двумя старухами Александровыми, я наконец добрался до третьей, нужной мне Татьяны Никитичны Александровой. Безо всякой опаски, спокойно и хладнокровно она впустила меня в квартиру, провела на кухню и предложила чашку чая.
- Да ты, сынок не стесняйся, с дороги чайком побаловаться первое дело.
- Откуда вы знаете, что я с дороги? - Удивился я её проницательности.
- А от тебя ветром пахнет, ветром и машиной. - Просто пояснила она. Ты ко мне, сынок, по какой надобности и кто сам будешь?
- Я музейный работник. - Не сморгнув глазом соврал я. - Материал на Алексея Михайловича Крюкова собираю. Священником он в вашем селе служил, вот мне и посоветовали к вам обратиться. Вы ведь его знали?
- Знала. Знала, царствие ему небесное. - Перекрестилась она на угол с газовой плитой. - Огромной души батюшка был. Внучка Маша, земля ей будет пухом, вся в него вышла. А что ты хотел узнать - то? Я ведь плохо уже те годы помню.
- Меня особенно интересуют последние дни его жизни и то как он умирал.
- Это я помню и не забуду до конца своих дней. Это был декабрь двадцать второго года. Разруха и голод. Мы все отчаялись, но батюшка нас поддерживал словом. В церковь мы не ходили, так он придумал сам по домам ходить. Прийдет, сядет у печки и сначала просто сидит, огонь слушает, а потом утешать начинает. Пройдет - де все и смута пройдет и голод минует и стужа отступит. Помнится сначала слова его раздражали, но он так искренно и горячо нас любил, что потом мы без его утешительных бесед уже не могли. Нам их не хватало, как не хватает солнышка в ненастный день. Лютое и лихое было время, как только мы выжили - не знаю.
Однажды Васька Митрохин примчался из города и сообщил нам плохую весть. Будто бы чекисты назавтра собираются нагрянуть в наше село и забрать все серебрянные и золоченные иконы. Мы сразу в это поверили, а куда денешься? Плетью обуха не перешибешь. Чекисты недовольных забирали и никто от них потом не возвращался. Повздыхали мы, посетовали и разошлись по домам. А только видно батюшка не смирился. Наш дом тогда рядом с церковью стоял, так там у него всю ночь горел свет. Потомто я поняла почему он горел. Прятал батюшка все то что могли забрать чекисты.
Наутро он к нам пришел и благославляя передал лик святого Петирима. Он и по сей день у меня хранится, но вы не подумайте, если надо, я её вам в музей передам. Я то утро хорошо помню и Алексея Михайловича как тебя вижу. Он был сильно уставший и весь перемазанный известью. Мама хотела его покормить картошкой, но он отказался. Он в тот голодный год ни у кого ничего не ел. Я хорошо помню как он устало улыбнулся, покачал головой, погладил меня по руке и пошел дальше. Батюшка не только к нам приходил, он все дворы обошел и всем разные иконки раздавал. Иконы те были из окладов вынуты и мама потом купила оклад на базаре.
- Вы говорите, что он был в извести? Но почему?
- А кто ж его знает, наверное перемазался когда прятал церковное серебро, ну а может по другому какому случаю, кто теперь знает. Убили его днем. Ближе к обеду, когда солнышко начало малость подогревать. На лошадях приехали чекисты и с ними комиссар Кох. Он потом у нас до самого начала войны начальником милиции работал. Он - то и потребовал чтобы батюшка добровольно отдал все ценности для закупки хлба за границей. А когда Алексей Михайлович отказался он приказал своим солдатом силой забрать церковное имыщество. Они стукнули батюшку прикладам и ворвались в церковь, а там к тому времени были только голые стены. Тогда они задрали батюшке рясы, сняли штаны и прилюдно выпороли его на морозе, Он не кричал, а только усерночитал молитву и обещал нам, что варваров обязательно покарает Бог. Они издевались над больше часа, но все одно, не показал он им место где схоронил наше достояние и тогда они его убили. Кох совсем сошел с ума, рыжый, щуплый как воробей, прыгает маузером размахивает и орет. "Именем Революции, как врага народа, я приказываю расстрелять!"
Мы ахнули, ушам своим не поверили, пошли на него всем селом, а он над головами палить начал. Упали мы перед этой сволочью на колени и слезно молили не убивать батюшку. Но это только больше добавило ему спеси. Велел своим чекистам поставить Алексея Михайловича перед входом в храм, а потом выстроил пятерых солдат и прочитав приговор свомандовал: "Огонь!". С первого раза никто не выстрелил, а батюшка заплакал и всех нас осенил крестом. Тут Кох совсем озверел, ажно пена изо рта полезла, орет: "Ренегаты, предатели дела революции, я вас всех!..". А потом второй раз велел стрелять. Тут они и выстрелили. Всю грудь ему пробили, изверги. Он повернулся к солнцу и упал и сразу умер. Мы всем селом завыли, да так что Кох со своими бандитами скорее оттуда убрался. Они даже в тот раз колокола не сбросили. Вот такие дела, сынок. А церковь потом заколотили, а попозже клуб в ней устроили, но я не любила туда ходить, мне все время казалось, что окровавленный батюшка с укором наблюдает за нашими плясками и весельем. Маша, внучка его, все хотела музей там устроить, да видишь как оно получилось...
- Татьяна Никитична, Я слышал, что кроме клуба, в церви и спортзал был, и даже склад. Это правда?
- Ты правильно все слышал, и склад, и спортзал, и клуб, а ещё зернохранилище.
- Понятно. Ну что же большое вам спасибо. Вы мне здорово помогли.
- Да что там... Наверное ты большего хотел услышать, но большего я не знаю.
И все таки какого - то результата я добился. - Подумал я садясь в машину. - Теперь мне известно, что Крюков проведя всю ночь в церкви наутро был перемазан известью, о чем свидетельствует не только Татьяна Никитична, но и сумасшедшая старуха Михеевна. О чем это говорит? О том, что он занимался малярными работами и возможно не просто малярными, а малярно строительными. Например делал кладку, чтобы замуровать какую - то нишу или что - то в этом роде, а это в поисках утраченного дает мне некоторый шанс. Ну что, господин Гочаров, умен я у тебя?
- Умен как тот гусь который сегодня тебя ущипнул. Что толку от твоих умозаключений? Как ты себе мыслишь дальнейшее? Брать миноискатель и на глазах любопытных рестовраторов и их предприимчивых заказчиков, прощупывать стены? Допустим тебе повезет и ты обнаружишь тайник. Что дальше? На него тут же заявит свои права заказчик, который наверняка сделался владельцем церкви - музея. А дальше судьбу сохраненного церовного добра проследить не сложно. Оно попросту исчезнет, а точнее уплывет на запад и останется храм при своем интересе. Вот и подумай, а стоит ли все это затевать? Твоя неуемная энергия пойдет только во вред твоему народу, ты выдашь на потребу "новых русских" то, что ценою жизни сохранил сельский священник Крюков и получиться, что смерть он принял зазря. Имеешь ли ты на это право?
- Так то оно так, но зачем проверять стены когда за тобой кто - то наблюдает? Для этого предприятия существуют выходные дни и наконец ночи.
- Делай как знаешь, но постарайся так, чтобы потом не было передо мной стыдно. А если по большому счету, то распутывать этот клубок я бы тебе посоветовал с другого конца. Так будет безопасней.
- С какого же конца, господин Гончаров, что - то я вас не понимаю.
- Ты прекрасно все понимаешь. Начать нужно с ограбления банка. Правильней будет обезвредить грабителей и убийц, а уж потом спокойно заняться сокровищами.
- Тут я с вами абсолютно согласен, но уж как покажут обстоятельства.
- Недавно, в старой сортирной яме они тебе уже показали.
- Ну и зануда ты, Гончаров!
Госпожа Рафалович позвонила вечером следующего дня когда мы с тестем играли в шашки - рюмки. Я крупно выигрывал и посему едва держался на ногах.
- Французское посольство на проводе. - Взяв трубку представился я.
- Господин Гончаров? - Несколько удивилась старуха. - Кажется я не во время.
- Во время, потому что я сам собирался вам позвонить и отклонить ваше предложение, поскольку оно идет вразрез с моими морально - этическими принципами.
- Благодарю вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13