А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сергей Павлов
ЧЕРДАК ВСЕЛЕННОЙ

ГЛАВА 1
Приятный голос:
- Нет, я не спал. Томит меня предчувствие беды... Оседланы ли кони?
Настороженное фырканье коней, звон сбруи.
Менее приятный голос:
- Все сделано, как приказать изволили вы, сударь.
- Тогда в дорогу! Пусть звезды нам осветят ранний путь.
Крик совы и легкий ветерок с ночными запахами трав. Приближающийся
конский топот.
И вдруг, как выстрел:
- Не торопитесь, шевалье!
Голос нехороший, резкий. Перестук копыт и храп осаженного на скаку
коня.
- Граф де Ботрю?!
- Он самый! К вашим я услугам. Продолжим давешний приятный разговор.
- Мы будем продолжать на звонком языке клинков!
- Луна взошла, вот славно!..
- Я готов!
- Я тоже полон нетерпения.
- Граф, защищайтесь!
Зазвенела сталь. Глеб с трудом приоткрыл тяжелые веки, перевернулся
на живот и выглянул поверх подушки. Светила красноватая луна. Граф,
сбросивший камзол и шляпу, теснил шевалье. Глеб посмотрел на часы - была
половина третьего ночи условного времени околосолнечных станций. Шпага,
выбитая из рук шевалье, натурально звеня, откатилась к журнальному
столику. Глеб запустил подушкой в дуэлянтов, промахнулся - подушка
пролетела сквозь конский круп и повисла на рожках виофонора. Звук и запах
исчезли. Глеб уронил голову на упругое изголовье, отвернулся к стене.
- Вставайте, сир, - пробормотал, закрывая глаза, - вас ждут великие
дела на чердаке Вселенной...
Это была чепуха. Которая, впрочем, когда-то имела большое значение.
Но сейчас она уже никакого значения не имела. Он знал почему, но сразу
припомнить не мог. И не старался. Он опять засыпал, а во сне меняется
соразмерность вещей и понятий.
Он будто бы брел по гулкому лабиринту туннелей. И будто бы это не
туннельные переходы станции "Зенит", прямые и светлые, а пыльные
извилистые туннели из черного альфа-стекла, очень странные, с арочными
сводами. И все-таки это "Зенит"...
Он брел в поисках выхода, сворачивая в боковые проходы направо,
налево, - сумрачно вокруг и пусто... Выхода не было. Туннельные переходы
уводили в глубь астероида дальше и дальше, обработанные стены в толще
ожелезенных недр. Он понимал, что идет куда-то совсем не туда, что пора
подниматься в диспетчерскую, однако выйти из бесконечного лабиринта
туннелей не мог.
Наконец он входит в зарешеченный зал - какой-то очень знакомый зал,
но безлюдный и темный - и узнает виварий. Не слышно обычных шорохов,
визга, возни, а в дальнем конце прохода между решетками ограждений смутно
виднеются две мешковатые фигуры с большими круглыми головами. Кто здесь?..
И почему в вакуумных скафандрах?
Прозрачные забрала откинуты вверх, из гермошлемов блестят
настороженные глаза. Это Клаус и Поль - двое подопытных шимпанзе, те самые
Клаус и Поль, которых вчера должны были транспозитировать на станцию
"Дипстар", к орбите Сатурна... В поднятой лапе Клаус держит странный
квадратный предмет, и под этим предметом что-то раскачивается, щелкает, а
на тонкой цепочке - фигурная гиря. И вдруг открывается маленький люк, и
забавная птичка шипит и жалобно стонет: "Ку-ку, ку-ку..." Великий космос,
это часы!
Стрелки анахронического механизма показывают время начала
эксперимента. Пора...
- Ну-ка, ребята, марш в лифтовый тамбур, да поживее!
Клаус и Поль ковыляют, пыхтя от усердия. Часы Клаус тащит под мышкой,
и гиря на длинной цепочке волочится следом.
- Зачем тебе это, старик? Брось их!..
Втроем входят в кабину лифта и долго падают вниз. Поль беспокойно
ухает, вертится, строит гримасы. Клаус угрюм, но спокоен. Он стар, и у
него необычные для шимпанзе глаза - редко можно увидеть у обезьяны светлые
глазные белки. Смотрит вопрошающе в упор, затянутой в перчатку лапой
почесывая затылок шлема.
- Ну что здесь непонятного, старик? Вы отстали от графика ровно на
двадцать четыре часа. На "Дипстаре", должно быть, сходят с ума от великого
беспокойства, потеряны целые сутки, а ты и Поль даже еще не на старте.
Лифт тормозит. Свертывается гибкая дверь, обнажая стену из черного
альфа-стекла. Участок стены уходит вниз, и открывается вход в святая
святых "Зенита" - камеру гиперпространственной транспозитации. Клаус;
обеспокоенно вытянув губы, смотрит в этот квадрат, подсвеченный изнутри
голубоватым сиянием, Поль пятится и ворчит.
- Что же вы, ребята, оробели? Давайте я закрою вам гермошлемы. Вот
так... Марш в камеру!
Ворчливый Поль неохотно взбирается на стартовый когертон - небольшое,
слабо вогнутое альфа-зеркало на тубусной подставке. Клаус медлит.
- Смелее, старик! Тебя нервирует Поль, понимаю: ты привык стартовать
в одиночку. Но ничего не поделаешь, надо вдвоем, таковы условия
эксперимента. Ты у нас ветеран, и кому же, как не тебе... Ну вот и
отлично. Будь умницей и будь здоров! Передавай привет ребятам с
"Дипстара"!
Предупредительный гудок, броневая плита идет на подъем. Последний
взгляд на перепуганных ТР-перелетчиков: каждый из них на своем когертоне -
порядок.
Ход перекрыт. За спиной мертвая толща альфа-брони, а впереди, на
расстоянии полушага... опустевший ствол лифтовой шахты. Трудно поверить,
но факт: кабина лифта исчезла.
Очень мило, но что же делать в такой ситуации?
Где-то там, далеко в вышине, прозвучал вой сирены, и вдруг стало
тихо. Ну-ну, не надо паники! Главное - устоять на ногах в момент
ТР-запуска, иначе все закончится очень эффектно: вверх тормашками в
шахтный колодец. Спиной плотнее к стене, вот так... И думать о чем-нибудь
постороннем.
Отзвенели стартовые сигналы. Мягкий толчок, и мгновенная дурнота. Это
цветочки-первый цикл транспозитации, малая тяга. Ягодки впереди...
Толчок - искры из глаз! Окружающий мир, уродливо вытянутый по
вертикалям, медленно поворачивается на тонкой оси... Со скрипом и гулом...
Ужасно медленно и тяжело...
Вверху опять завыла сирена. Кажется, все обошлось, и можно поздравить
себя: устоял! Мышцы тела свинцово наполнены нервной усталостью, но это уже
не страшно, главное - устоял. Черная плита сдвигается с места и с мягким
шорохом ускользает вниз, открывая квадратный зев прохода, и видно, как в
голубоватом объеме этой патерны сгущается туманное облачко пара... И сразу
нехорошее предчувствие.
В камере тумана не было. Он успел осесть на стенах белыми искрами
инея. А на полу, обрызганном заледеневшей кровью, лежит большой
продолговатый сверток...
Поль! Или Клаус?.. Нехорошее что-то к горлу подкатывает. Да, это
Клаус. Поль прошел в гиперпространство - когертон номер два благополучно
исчез. Это старик не прошел. Его когертон возвышается одиноким зонтиком. А
Клаус... лежит на полу. Вернее, то, что несколько минут назад было
Клаусом. Сейчас это просто вывернутый наизнанку скафандр, облепленный тоже
вывернутой изнутри плотью. Монополярный выверт... Результат почему-то
незавершенной транспозитации.
А тишина... Будто после оглушительного взрыва. И тишину неожиданно
нарушают знакомые звуки: что-то шипит и щелкает. Птичка деревянная
щелкает... Скачет, носится туда-сюда по краю когертона, жалобно стонет:
"Ку-ку, ку-ку..."
Вот тебе и "ку-ку"!
Высоко над головой - глянцево-черные арки эр-умножителей, конечная
ступень огромного технического комплекса. От верха до низа - шестнадцать
этажей математически организованной материи. От купола диспетчерской до
когертонов, до свертка, лежащего на полу...
"Ничего-то у нас не выходит", - подумал Глеб. И вдруг отчаянно
закричал, проклиная себя, "Зенит" и всю эту неудавшуюся затею с
транспозитацией.
От крика проснулся.
Приходя в себя после пережитого кошмара, Глеб лежал с открытыми
глазами неподвижно. Потом потянулся до боли в суставах, сел, зевая и
потирая голые плечи. "Опять не выспался..." - с тоской подумал он, мрачно
оглядывая кабинет времен французского абсолютизма. Немного бестактно -
сидеть неглиже в приемной у кардинала, но Ришелье был явно не в духе, Глеб
тоже, и обоим было наплевать на соблюдение условностей. Глеб задел ногой о
ребро брошенной с вечера возле дивана кассеты, зашипел от боли и спрятал
ногу под себя. Настроение катастрофически падало. Состояние духа, более
созвучное ночному кошмару, просто трудно было себе представить. И виноват
в этом не Клаус, который жив и здоров, и не вчерашний эксперимент, который
прошел без сучка и задоринки, если не брать во внимание знаменитый, но
никому не нужный эффект перерасхода энергии на малой тяге...
Покончив с утренними процедурами в душевой, Глеб вернулся в каюту.
Людовик Справедливый, беззвучно открывая рот, топал ногами в покоях своей
августейшей супруги. Санитарный шлюз был открыт, механические
мыши-уборщики разбегались под кружевными подолами фрейлин. Глеб покосился
на пунцового от гнева короля, оделся и вышел в туннель.
Ревнители технической эстетики перемудрили, решили использовать для
облицовки круглого туннеля люминесцентный пластик, и с тех пор туннель не
туннель, а светящийся призрак - дыра в ослепительно белом тумане. Очень
тихо, очень светло, прохладно и не очень уютно.
Глеб постоял у дверей спортивного зала. "А ведь отпрыгались..." -
подумал он. И все великолепно понимают, что отпрыгались, но делают вид,
будто бы еще не все потеряно. Смотрят в рот Калантарову, ожидая новых
пророчеств. А Калантаров смотрит в пространство и понимает, что оно
оказалось позабористей наших сверхгениальных идей. Или не понимает?..
Наверху зашелестел вентилятор. Глеб зябко поежился и побрел вдоль
туннеля. Начало каждого дня вот так - вдоль туннеля. Условное начало
условного дня, который, строго говоря, не день, а сплошной круглосуточный
полдень... Надо решаться. Кончать с этой жизнью астероидального
троглодита, по примеру Захарова и Халифмана возвращаться на Землю, менять
профессию, пока не поздно. Как бы это поделикатнее объяснить
Калантарову?..
Незаметно для себя Глеб ускорил шаги - почти бежал, прыгая через
овальные люки. Голова полна вариантов воображаемого спора с Калантаровым.
Шеф повержен, разбит, припечатан к стене. Но оппонент великодушен:
протягивает руки и говорит на прощание что-то трогательно-благородное,
отчего глаза у шефа становятся влажными...
- Они безутешно и долго рыдают друг у друга в объятиях, - вслух
подытожил Глеб. Для полноты ощущений добавил: - И шумно сморкаются...
Глеб с ходу перепрыгнул открытый люк гравитронного зала, но, вспомнив
о чем-то, вернулся. Он вспомнил, что сегодня ему нужен клайпер.

ГЛАВА 2
Колю Сытина разбудила муха. Огромная, нахальная, она жужжала над
самым ухом, и Коля уже приготовился спрятать голову под простыню, но
вовремя сообразил, что это зуммер.
Он почмокал губами, приоткрыл один глаз. Все правильно: на часовом
табло светилась четверка с точкой и двумя нулями. Четыре ноль-ноль
условного времени.
Зуммер не унимался. Коля открыл оба глаза, перевел руку за спину,
прошелся пальцами по стене в поисках контактной кнопки. Кнопку он не
нашел, потому что кнопка была у изголовья, а изголовье теперь было там,
где ноги, - значит, нужно искать ее голой пяткой. Раздался щелчок, и
тонфоны спросили голосом Фишера:
- Вы еще спать, мой молодой друг?
- Нет, я уже не спать, - бодро откликнулся Коля. - Я вставать и одна
минута бежать вам на помощь.
- Я рад. Не забудьте завтракать, Коля, и обязательно пить молоко.
- Я помню: питание прежде всего. Ульрих Иоганнович, вы где
находитесь? Уже в скафандровом отсеке?
- Сейчас - виварий. Потом - скафандровый отсек.
- Ясно. Буду через полчасика.
Взбрыкнув ногами, Коля скатился на пол и несколько раз отжался на
руках. Постоял на голове, раздумывая, не пойти ли в спортзал попрыгать на
батуде. Времени, жаль, маловато... Стоп! Надо ж, чуть не забыл!..
Коля медленно перевернулся, подошел к дивану, склонился над
изголовьем. Снежно-белая простыня, точно так же, как и вчера утром, была
припорошена угольно-черной пылью.
- Елки-финики... - пробормотал он, удрученный открытием.
Беспокоила Колю, однако, вовсе не черная пыль - он уже знал, что она
собой представляет. Беспокоила полнейшая необъяснимость ее ночного
появления на простынях...
Впервые он обнаружил ее вчера утром. Недоуменно моргая, он смотрел на
подушку, основательно припорошенную каким-то темным веществом. Центр
подушки - там, где ночью покоилась Колина голова, - был заметно светлее.
Значит, пыль сыпалась сверху... Коля уставился в потолок. Ничего
подозрительного - гладкая светло-кремовая облицовка, ни единого темного
пятнышка. Коля вскочил и помчался к зеркалу в душевой. Левая щека была
темнее правой. Он сразу вспомнил, как однажды, месяца два назад,
проснувшись после ночного дежурства, он с величайшим изумлением обнаружил,
что подушка и простыни пропитаны кровью. Никаких сомнений относительно
того, что это была настоящая кровь, у него, студента Института
экспериментальной биологии, не возникло ни на одну секунду. Помнится, он
так же оторопело разглядывал в зеркале свою окровавленную физиономию -
страшноватое зрелище! - и терялся в догадках. Наконец, решив, что это его
собственная кровь - ну, скажем, во время сна лопнул в носоглоточной
полости какой-нибудь кровеносный сосудик, - он старательно уничтожил все
следы этого неприятного происшествия, чтобы не давать повода буквоедам из
медицинского сектора станции поговорить о "хлипком здоровье современной
студенческой молодежи, которую тем не менее Земля почему-то считает
возможным посылать в космос на стажировку". Однако личные неприятности
сразу забылись, как только Коля узнал от Ульриха Иоганновича, что в этот
день с их любимцем шимпанзе Эльцебаром случилось непоправимое несчастье. У
ТР-физиков что-то там не сработало, и в результате беднягу Эльцебара
вывернуло наизнанку... На языке ТР-физиков это называется "монополярным
вывертом"...
Они оправдывались тем, что "Эльцебар-де в момент транспозитации
спрыгнул вдруг с когертона". Иоганыч был безутешен, и Коля, сам
опечаленный до предела, очень ему сочувствовал.
И вот теперь эта проклятая пыль...
Коля вчера догадался осторожно собрать и отнести черную пыль на
анализ. Оказалось, что ничего особенного она собой не представляет -
просто микроосколочки альфа-стекла. Но объяснить появление альфастеклянной
пыли на подушке никто не отважился или не пожелал. На этой станции всем
всегда некогда. Только у дядюшки Ульриха случалось время подолгу
беседовать с молодым помощником о вещах и очень серьезных, и не очень. Но
Ульрих Иоганнович был специалист по приматам, и "пыльные" вопросы, к
сожалению, находились за пределами его компетенции. Коля проявил
упрямство, и, засев в кафетерии, пил молоко до тех пор, пока не выследил
одного из здешних ТР-физиков - Глеба Константиновича Неделина. Глеб
Константинович с видимым отвращением цедил черный кофе чашку за чашкой, и
было непонятно, слушает он Колю или нет. Потом он пристально посмотрел
куда-то мимо Колиных любознательных глаз и посоветовал ему брать с собой в
постель пылесос. Под конец разговора он растроганно назвал собеседника
"букварем" и, страшно вращая зеленоватыми глазами, сказал, что
гиперпространство - это дрянь, станция - для дураков, эрпозитация к
звездам-дохлый номер, и что дальнейшее здесь свое пребывание считает
стопроцентным кретинизмом. Коля ушел от него на нетвердых ногах, ощущая
легкое потрясение.
Брать с собой в постель пылесос Коля, конечно, не стал, но с
альфа-пылью надо было что-то делать.
Что именно, он придумал не сразу. Первым его побуждением было
выпросить у механиков электродрель и с ее помощью перемонтировать
крепления для дивана подальше от неприятного места. Однако он тут же
вспомнил о добром десятке дистанционных переключателей, вмонтированных в
изголовье, которые связаны кабелем с общей линией электрокоммуникаций...
Тогда он просто-напросто решил ложиться спать наоборот - к изголовью
ногами. И вот сегодня он проснулся "альфазапыленным" только от щиколоток
до колен. Для него начиналась пора невольного экспериментирования по
принципу "хочешь - не хочешь".
1 2 3 4 5 6 7 8 9