А-П

П-Я

 

-
Мабуть, скоро замуж пора вас отдавать, - шутит она, но моложавое лицо ее
грустно и сквозь шутку слышится материнская тревога. - За кого только
отдавать, все хлопцы на войне, а возвернутся, тоже радости мало: все
хозяйства порушены, скотину кормить нечем... А немец тем часом все ближе
подступает.
- Та годи вам, мамо, и чего вы таку панику наводите... Накладайте лучше
еще вареников, бо Динка голодная!
С матерью Федорка говорит особым тоном, капризным, ворчливым, не
допускающим возражений, вроде держит мать в узде, и мать слушается дочки,
хотя это не мешает ей, выйдя из терпения, трепать свою Федорку за косы. Но
сейчас мать поспешно хватает миску и бежит к печке.
- Зараз, доню, зараз! Ешьте на здоровьичко, я богато налепила!.. А вы геть
отсюда! - шлепая полотенцем карабкающихся на скамью ребятишек, кричит она.
- Пораскрывали рты, как галчата. Ведь только-только кормила я вас, да не
накормишь никак, прости господи!
Насытившись, Динка разглядывает знакомую с детства федоркину хату,
привычно гладит русые и белые головенки федоркиных братиков и сестричек.
Сколько их, кажется, и сосчитать невозможно! Федорка - вечная нянька,
нянчилась с ними и Динка, приезжая летом на хутор. Мучились они с этими
малышами и играли в них, как в куклы. Приведут, бывало, к Динкиному пруду,
выкупают, посадят на песочек, а сами выстирают их рубашонки, разложат на
траве сушиться, и Динка бежит домой, шарит в буфете, прячет в карман
сахар, а то, залетев в кухню, хватает прямо со сковородки горячие котлеты.
- Куда ты? - кричат ей из дома, а Динки уже и след простыл, она уже на
пруду, кормит вместе с Федоркой своих галчат.
С нежностью вспоминает все это Динка. Подросли за зиму Федоркины
ребятишки, а помнят ее, улыбаются лукавые рожицы, прячась под стол. Динка
поспешно роется в карманах и сует в их грязные ручонки дешевые конфеты в
бумажках.
- О, бачишь, яка баловница приехала, теперь разве выгонишь их с хаты? -
выкладывая на рушник лепешки, добродушно ворчит Татьяна и, присаживаясь на
лавку, с робкой надеждой смотрит на Динку. - Ну, а что ж там в городе за
войну балакают?
Но Динка не успевает ответить, потому что на пороге вдруг появляется
Дмитро. Только Дмитро ли это? В таком же армяке, накинутом на плечи, в
вышитой по вороту рубашке, но это уже не подпасок, ухарски щелкающий
кнутом, и даже не тот Дмитро, с которым они позапрошлым летом учились
стрелять из обреза. Теперь это уже не хлопчик, а настоящий парубок, и
только круглые карие глаза и смущенная улыбка напоминают прежнего тихого
подпаска.
- Здравствуйте, - говорит парубок, снимая шапку. На коротко стриженной
голове у него оставлен мягкий чуб, он все время падает на лоб, и Дмитро
осторожно приглаживает его ладонью.
- Здравствуй, Дмитро! - вскакивает ему навстречу Динка.
- Здравствуйте, - смущенно повторяет Дмитро, отводя глаза и как бы нехотя
протягивая руку.
- Здравствуйте, Дмитро! - в тон ему повторяет Динка.
За столом, давясь варениками, заразительно хохочет Федорка:
- Бачилы, яки у них церемонии!
Дмитро тоже смеется и уже крепко, по-дружески жмет Динке руку.
- Ну, сядай, раз пришел, - поджимая губы, говорит Татьяна.
Она что-то имеет против этого гостя, но Федорка бросает на нее быстрый
сердитый взгляд и, придвинув к столу табурет, усаживает Дмитро за стол:
- Вот, ешь вареники. Хлеба бери!
- Да я не хочу! Я не голодный, - упрямится Дмитро,
- А я говорю - ешь! - сердится Федорка.
- Да что ты его приневоливаешь? Не хочет человек - так нет, пристала как
репей! - раздраженно гремит заслонкой мать.
- А я кажу - ешь, - настойчиво шипит Федорка.
Дмитро нехотя берет вареник черной от загара рукой и смотрит на Динку:
- Ну, что слышно в городе?
- То же, что у вас, - говорит Динка. - Ведь подумать только, второй год
война идет, солдаты не вылезают из окопов. Разутые, раздетые... Вася
пишет, зимой прислали сапоги, и вс„ какие-то недомерки, у всех ноги
растерты, портянки от пота и крови заскорузли... А кому дело до солдат?
Посмотрели бы, что в госпитале делается, когда раненых привозят! Класть
негде! Мышка по два дня домой не приходит. Ужас какой-то! Бросили людей на
бойню с голыми руками! Ничего толком не заготовлено! Пушек нет, ружей и
тех не хватает! А кому нужна эта бойня? Солдаты не хотят драться! -
возбужденно говорит Динка.
Дмитро поднимает голову и торжествующе смотрит на остолбеневшую Федорку.
- Да что же это ты, Диночка, говоришь? Солдат - он человек, призванный на
военную службу, тут хочешь не хочешь, а свою землю от ворога боронить
надо! - всплескивает руками Татьяна.
- А то его земля? Панская земля! - сердито вступает в спор Дмитро. - Когда
б за свою землю, так каждый пошел бы! В чем стоит, в том и пошел бы! -
дергая свой армяк, горячится Дмитро.
- Вы не понимаете, Татьяна, - торопится ему на помощь Динка, но Татьяна,
не слушая ее, наступает на Дмитро:
- Смотри какой пан объявился! Да где ж у солдата та земля? Ну вот, к
примеру, у тебя, Дмитро, - где твоя земля? Або у нашего батька?
- Так ведь про то же и говорим, - снова беспомощно вступает Динка, но
Татьяна машет рукой.
- Обожди, Диночка, обожди! Нехай он мне сам ответ подаст... Нехай скаже,
где его земля?
- Земля скрозь наша, крестьянская, не паны ее своим потом поливали, а
мужики... Вот и придет такой час, когда надо будет отбивать ее от панов,
вот тогда и драться будет за што! - сердито говорит Дмитро.
- Ой, божечка, божечка! - всплескивает руками Татьяна. - Да кто ж с тобой,
дурень, даже балакаты будет? Скрутят тебе паны по рукам, по ногам, ще и в
железо закуют!
- Не скрутят... - усмехается Дмитро.
- Да что ж он один, что ли, будет? - врывается опять Динка. - С ним весь
народ встанет! Вы думаете, народ ничего не понимает, да? Посидите-ка в
окопах да послушайте, что солдаты говорят, тогда узнаете! Да рабочих в
городе послушайте! - размахивая руками, кричит Динка, но Татьяна с горькой
усмешкой смотрит на Дмитро.
- Ох ты ж смутьян, смутьян! - прижимая к щеке ладонь и качаясь из стороны
в сторону, горестно причитает она.
- Хватит, мамо! Молчите хоть за ради бога! Почует кто из экономии, всем
нам тюрьма будет! - кричит Федорка и, как вспугнутая птица, бежит к двери
и выглядывает во двор.
- Всех в тюрьму не посадишь, - усмехается Дмитро.
- Молчи, дурень! Тебя первого схватят да и пристрелят как собаку!
- Ну годи, - поднимается Дмитро. - Извиняйте за беседу...
Напуганные ребятишки тихо сидят под лавкой. Динка, чтобы переменить
разговор, вдруг спрашивает:
- А где ж у вас люлька? Всегда висела в углу, а сейчас нету?
- Яка, Диночка, люлька? - сморкаясь в передник, спрашивает Татьяна.
- Ну та, где новорожденные спят?
- А на что она нам? - улыбается Татьяна. - Повырастали дети, батька и снял!
- А разве у вас никто не родился этой зимой? - интересуется Динка.
- Оборони боже! - смеется Татьяна. - И так семеро с ложкой...
Федорка вдруг поднимает красное сердитое лицо.
- Не хватало еще! Да я б его, как котенка, придушила в той люльке!
- От комусь жинка будет! - неожиданно весело говорит Дмитро.
- Комусь будет. В девках не останется, - многозначительно бросает Татьяна.
- Добре, - неопределенно бурчит Дмитро и по-дружески трогает за плечо
примолкшую Динку: - А что, Ефим, будет вас перевозить с города?
- Да, он уже поехал... К вечеру вернется. Ну, пока мы одни с Мышкой жить
будем. Мама уехала, Леня тоже уехал...
- А Вася ваш где? - спрашивает Дмитро.
- А Вася на фронте. Давно уже...
- А Мышка, значит, коло раненых? Вот это ей самая работа. Вот же добрая
душа, пошли ей господи! - вздыхает Татьяна.
Динка смущенно улыбается:
- Мы с Мышкой вам гостинцы приготовили, да они на подводе едут. И тебе,
Дмитро, тоже... Я тебе складной ножик купила, а Федорке платочек.
- Да чего ты беспокоишься, Диночка, разве теперь такое время, чтоб подарки
возить? - расчувствовавшись, говорит Татьяна.
- Да я только вам и еще Якову-музыканту канифоль для скрипки...
- Кому? - с ужасом переспрашивает Татьяна, уронив полотенце.
- Мамо! - тихо и предостерегающе бросает Федорка.
Дмитро, шумно вздохнув, опускается на лавку.
- Якову Ильичу... для скрипки, - недоумевающе глядя на всех, повторяет
Динка.
- . Ой, боже! А я думала, кому это? - в смятенье говорит Татьяна, суетливо
прибирая со стола. - Вот уж не догадалась бы... А на что он тебе,
Диночка?.. Обыкновенный человек.
- Что вы, Татьяна! Это же замечательный музыкант! Играет Яков теперь на
свадьбах? - спрашивает она Дмитро.
- Э... Яка вже ему свадьба, - машет рукой Дмитро.
- Молчи, дурень, - тихо огрызается Федорка и громко объясняет: - Какие
теперь свадьбы? Нема никаких свадеб зараз. За войну только приказчик Павло
оженился!
При имени приказчика Динка вспоминает давнюю мечту Дмитро сделаться
старшим пастухом.
- А что, Дмитро, - улыбаясь, спрашивает она, - тебя уже сделали главным
пастухом?
Но Федорка не дает товарищу раскрыть рот.
- Эге! Ему до старшего пастуха, как мне до неба...
- Ну да, как тебе до неба, - ворчит Дмитро. - У нас три пастуха, у меня у
самого подпасок есть... А вот как помрет дед, так и старшим поставят!
Только и делов!
- Жди, когда дед помрет! Он еще здоровый, как тог дуб! - усмехается
Федорка.
Дмитро переминается с ноги на ногу, щеки его заливает темный румянец.
- Сегодня здоровый, а завтра может и помереть, - говорит он, задетый за
живое насмешливым тоном Федорки. - Мало ли с чего человек помереть может.
Схватит ему живот или болячка какая прикинется, а может, и убивец
какой-нибудь гакнет по голове топором, - неожиданно увлекаясь, говорит
Дмитро, не замечая предостерегающего взгляда Федорки. - Вот тебе и мертвое
тело...
- Чего? - весело удивляется Динка и, подметив тревожные знаки Федорки,
останавливается. Улыбка сбегает с ее лица. - Вы что-то скрываете от меня?
- Оборони боже! Что нам скрывать? Хиба ты не знаешь Дмитро? Он такое
набормочет, что и век не разберешься! - обнимая Динку и ласково заглядывая
ей в лицо, пытается успокоить Федорка.
Дмитро, чувствуя свою промашку, угрюмо стоит посреди хаты, почесывая
ногтем свой обветренный нос.
- Не колупай носа! - кричит на него в раздражении Федорка.
- От характер! Никакой самостоятельности хлопцу не дает! - качает головой
Татьяна.
- А мени без вниманья, - надевая шапку, говорит Дмитро и идет к двери.
- Подожди, Дмитро! Вместе пойдем... Спасибо за вареники! Приходи, Федорка!
- приглашает Динка, выходя вместе с Дмитро на крыльцо.
Федорка с матерью провожают их тревожными взглядами.
- Эй, Дмитро, смотри у меня! - грозится вслед товарищу Федорка.
Дмитро, не отвечая, машет рукой.
- Развели бабскую канитель, - хмуро бормочет он.

Глава пятая
СТРАШНАЯ НОВОСТЬ
Динка не хочет идти через панскую экономию, они обходят ее узкой тропинкой
вдоль забора: Динка - впереди. Дмитро - сзади. Динка идет молча, не
оглядываясь. По правую руку ее далеко-далеко расстилается желтеющее поле,
высокие колосья с сухим шелестом гнутся под легким ветерком, С пригорка
уже виден утонувший в зелени хутор. Динка внезапно останавливается.
- Дмитро, - строго говорит она, - я хочу знать правду! Что вы скрываете от
меня? Может, это касается Якова? Где он? Где его маленький Иоська?
Дмитро мнет в руках шапку, долго чешет затылок; лицо у него хмурое, взгляд
убегает куда-то далеко, за желтеющее поле.
- Иоська-то, может, и живой... - нехотя мямлит он.
- Как это "может, живой"?.. А где Яков? - холодея, допрашивает Динка.
- Ну что тебе сказать?.. - Дмитро вздыхает и оглядывается по сторонам,
словно боясь, что его услышит Федорка.
- Дмитро! Не играй со мной в прятки! Говори правду... Где Яков? - еще
ближе подступает к нему Динка.
- Да это уже давнее дело. Нема Якова... Упокойник он... Еще осенью, как вы
уехали, так его вскорости и убили... - медленно цедит слова Дмитро.
- Убили?.. - с ужасом переспрашивает Динка, отступая от Дмитро и глядя на
него широко открытыми, остановившимися глазами. - Как это... убили?
- Ну как... Обыкновенно... Пришли вдвох да и зарубили в хате. Тут и
скрывать бы нечего, да твои как прослышали от Ефима, так и прискакали к
Федорке. Леня да Вася этот ваш длинный. Как раз он в то время в отпуск,
что ли, наезжал с фронта... Ну и меня позвали, конечно. Чтобы вам с Мышкой
не говорили, значит, ничего.
- Леня... Вася... - машинально повторяет Динка, а в глазах ее, словно в
тумане, вырисовывается белая, обитая дождями хата в лесу. Знакомый,
выщербленный порог, раскрытая настежь дверь, и на полу в луже крови... -
Нет, нет! - кричит она. - Этого не может быть! Он так хорошо играл, он
никому не делал зла...
- Да тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське
оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом
искали...
Но Динка не слушает Дмитро.
- Боже мой... Боже мой... - шепчет она, бессильно опускаясь на траву. -
Убили... такого человека...
- Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают... У нас
только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев...
- Дмитро, - вдруг шепчет с надеждой Динка, - может, ты спутал, может, это
не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. - Побелевшие губы Динки
не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то
расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая
кровью хата...
- Ну годи, годи, - касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. - Ты
думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было
некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать...
И прямо при всех на Матюшкиных показывает... Ведь как дело-то получилось?
В ту пору Йоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на
дачах, в репетиторы, значит... Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то
рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой.
Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Йоська хоть маленький, а дуже
разумный хлопчик...
- Иоська... Поська... - Динка проводит рукой по лбу.
Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете,
прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его
коленям, стоит маленький, кудрявый мальчик...
Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.
- Где Йоська?
- Да был в Киеве. Говорили бабы, с босяками на базаре бегает.
У Динки пересыхает во рту, она хочет что-то спросить, но Дмитро машет
рукой.
- Да ты погоди, слушай, что дале было. Ну, значит, как схоронили Якова, то
студент, что с Иоськой занимался, взял Иоську к себе, а сам пошел в
полицию, чтобы, значит, на Матюшкиных показать. Ну, куда там! Матюшкины -
известные куркули, первые богатей на селе, их голыми руками не возьмешь.
Семен Матюшкин да брат его, Федор, всю полицию купили... Люди их боятся,
молчат, а Иоська дитя, ему веры нег. Ну, побился, побился тот репетитор и
пошел на Ирпень правду искать. А как пошел, так и сгинул...
- Совсем сгинул?
Дмитро разводит руками.
- Нема... И доси нема... Говорили люди, вроде нашли его где-то в ирпенском
лесу, только сильно суродованный, так что и человека в нем признать
невозможно. Ну, бабы, конечно, спугались, чтобы Иоське того же не было,
схватили хлопчика да и вывезли его тишком в город.
- В город? - машинально переспрашивает Динка.
- Ну да... Там вроде тетка Якова жила. Старуха, конечно, слепая да хворая,
сама кое-как перебивалась, а тут еще хлопчика ей подкинули. А куда
денешься? Люди привезли да и оставили. Ну, а потом ближе к рождеству
поехали наши бабы проведать, как там Иоська... А Иоськи нет, сбег Иоська.
А тут вскорости и старуха померла.
- Не нашли? - с трудом шевеля губами, спросила Динка.
- Да никто и не искал. Кому надо? Своих ребят кормить нечем, а тут сирота!
А потом один раз видели его на базаре с босяками. Рваный, голодный. Узнал
наших баб и давай тикать. Пропащее дело! Да ты об этом не думай, выбрось
из головы!
- А Леня... И Вася... Они знали все это про студента и про Иоську? - вдруг
спросила Динка, глядя в упор на Дмитро загоревшимися глазами.
- Да нет, откуда! Им как сказал Ефим про убийство, они сразу и приехали.
Тогда еще Иоська у студента был... Ты смотри, - вдруг испугался Дмитро, -
не говори, что я тебе рассказал, а то они обижаться будут на меня!
- Некому говорить... Вася на фронте, а Леня тоже уехал. Ну, я пойду! -
сказала Динка, поднимаясь и глядя на чернеющий за полем лес.
- Прощай пока. У меня тоже одно дело есть, поговорить бы надо, но об этом
потом.
- Потом, - машинально повторила Динка и, кивнув головой, пошла к
черневшему за полем лесу.
Дмитро недоумевающе посмотрел ей вслед.
- Эй, Динка! Вон где хутор-то! - улыбаясь, окликнул он, указывая рукой на
краснеющую среди дубов крышу.
Но Динка не оглянулась.
- И куда идет? Дорогу забыла, что ли? Задурило ей голову это убийство.
Правду говорила Федорка, что лучше молчать.
1 2 3 4 5 6