А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но всему свое время, мистер Темплмор, как для веселья, так и для серьезности. Палуба не совсем подходящее место для шуток!
— Конечно, сэр, но для этого не подходит и рея,— дерзко вставил молодой человек.
— Вы правы, она тоже не подходит, но в кубрике, когда вы со своими товарищами сидите за столом, можете смеяться сколько хотите.
— Нет, сэр! И там не разрешается. Мистер Макитол разгоняет нас, если слышит, что мы смеемся.
— Потому что вы всегда смеетесь, мистер Темплмор!
— Полагаю, что это правда. Но я никогда не имею намерения обидеть вас или быть к вам непочтительным. Я смеюсь во сне, я смеюсь, когда просыпаюсь, я смеюсь, если светит солнце! Тогда я чувствую себя счастливым. И хотя вы так часто посылаете меня на мачту, мистер Макитол, я не стал бы смеяться, а, наоборот, опечалился бы, если бы с вами приключилось несчастье.
— Я верю тебе, юноша. В самом деле, мистер Макитол,— произнес капитан.
— Хорошо, сэр,— отвечал первый лейтенант.-—Поскольку, кажется, мистер Темплмор осознал свою ошибку, я не буду настаивать на своем обвинении, но хочу попросить его, чтобы он больше не смеялся.
— Вы слышите, что говорит первый лейтенант? Это все, что требуется. Прошу вас, чтобы никаких жалоб больше ко мне не поступало. Мистер Макитол, узнайте, когда будет починен фок-марс. Сегодня вечером его надо бы поставить.
Мистер Макитол ушел выполнять просьбу капитана.
— Ну, Эдвард,— добавил капитан Пламтон, как только первый лейтенант удалился,— мне хотелось бы больше сказать тебе по этому поводу, но сейчас у меня нет времени. Приходи сегодня ко мне обедать. За моим столом, как тебе известно, можно смеяться сколько угодно.
Юноша прикоснулся к шляпе и удалился со светлым и благодарным выражением лица.
Мы описали нашим читателям эту маленькую сцену, чтобы показать суть характера Эдварда Темплмора. Он был жизнерадостным, всегда в хорошем настроении, благожелательным ко всем, даже к первому лейтенанту, который преследовал его за склонность к смеху. Мы не согласимся с юношей в том, что можно всегда смеяться, но и лейтенант был не прав, пытаясь обуздать эту его склонность строгостью. Как сказал капитан Пламтон, всему свое время, а смех Эдварда не всегда приходился кстати. Но он был частью его натуры, и жить по-другому он не мог. Он был чист, как майское утро, и жил, смеясь надо всем, подшучивая над другими, но всеми любимый. Его дерзкий, свободный и счастливый дух не сломился в опасностях и невзгодах. Эдвард отслужил положенное время юнгой, чуть не был отчислен за свой смех на экзаменах, затем снова, с улыбкой на лице, ушел в море. Однажды в сражении с французским корветом он командовал шлюпкой и испытал наслаждение в схватке с маленьким французским капитаном, яростно фехтовавшим шпагой и нанесшим англичанам множество роковых ран. Маленький капитан оставил и ему памятный знак, да так, что он упал на палубу, обливаясь кровью. Этот бой и эта рана принесли ему звание лейтенанта. Затем он получил назначение на линейный корабль в Вест-Индии, где смеялся над желтой лихорадкой. После этого его направили на превосходную шхуну, приданную тому же кораблю, на которой юный лейтенант участвовал в походе, чтобы добыть славу и деньги для адмирала и повышение для себя. Он верил, что и ему улыбнется счастье.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сонная бухта
На западном побережье Африки есть узкая бухта, название которой, данное смелыми португальцами, отважившимися первыми пересечь воды южной части Атлантики, было забыто после того, как Португалия потеряла свое господство на море.
Название же, которое она получила от курчавых туземцев этого побережья, с полной уверенностью установить, видимо, невозможно, но на старых английских картах она упоминается как Сонная бухта.
В бухте есть несколько заливов, а местность, окружающая ее, предстает такой непривлекательной, какой, наверное, нигде больше не встретишь. На покатых берегах нет ничего, кроме слепящего белого песка и нескольких маленьких холмов, на которые обрушивают свою ярость штормы Атлантического океана. Вся округа тускла и суха, без каких-либо признаков растительности. Взгляд в глубину побережья преграждает плотное марево, сквозь которое тут и там как бы проглядывают стволы пальм, изломанные и разорванные преломлением искрящегося света. Это мираж.
Вода в бухте спокойна и ровна, как полированное зеркало. Глухая тишина царит на этом берегу: не слышно даже легкого журчания, не чувствуется дуновения воздуха над поверхностью воды, как бы впитывающей в себя отвесные раскаленные лучи полуденного солнца. Не летает, не парит ни одна морская птица, чтобы, пронзив глубину ищущим добычу взглядом, камнем упасть на свою жертву. Безмолвие и зап'устение царят здесь, а единственный признак жизни —это плавники чудовищных акул, изредка заплывающих в бухту и лениво передвигающихся в нагретой стихии.
У входа в бухту, имея три сажени под днищем, неподвижно, будто смерть, замер корабль, который в самых посещаемых и оживленных гаванях мира вызвал бы восхищение знатоков соразмерностью обводов. Поистине прекрасны были его контуры.
То была пользующаяся дурной славой и наводящая ужас пиратская шхуна, носившая название «Эвенджер». Прежде на ней перевозили в Новый Свет черных рабов.
Ни один военный корабль не выходил в океан, не получив приказа на преследование «Эвенджера». Не было ни одного торгового судна в любой точке необозримого морского пространства, чья команда, услышав название «Эвенджер», не содрогнулась бы, не вспомнила об ужасных преступлениях, совершенных пиратами. Везде побывала красавица шхуна, прошла по всем морским дорогам и всюду оставила следы разбоя и смерти.
Теперь она находилась здесь, и взору открывались ее прекрасные формы. Нижняя часть корпуса была выкрашена в черный цвет и отделялась узкой красной полоской. Уходящие ввысь мачты были изящны и гладко обструганы. Стеньги, краспицы, крышки и даже блоки покрашены белой, как снег, краской; на баке и корме натянуты тенты, под которыми команда могла укрыться от палящих лучей солнца. Такелаж натянут — в общем, во всем просматривалась властвующая тут опытная и крепкая рука.
В прозрачной зеркальной воде отражались надраенные металлические части корабля, а на песчаном дне бухты отчетливо виднелся лежащий якорь. На воде за кормой чуть покачивалась под тяжестью буксирного каната маленькая лодка.
Красота и изящество шхуны скрывали ее истинные размеры. Тот, кто впервые поднялся бы на борт шхуны, был бы очень удивлен, обнаружив, что ее водоизмещение составляло более двухсот тонн, а не девяносто, как это казалось взгляду со стороны, Но выше всякого ожидания были ее необычно широкие шпангоуты. Ровная, без единого бугорка палуба была выстлана узкими сосновыми досками, канаты из манильской пеньки были изящно уложены. Поручни и укрытие для компаса, изготовленные из красного дерева, были украшены латунью. Металлические решетки закрывали наклоненные рамы иллюминаторов. Начищенные мушкеты стояли в гнездах вокруг главной мачты, а абордажные пики закреплены вокруг фок-мачты.
На середине корабля, между фок- и грот-мачтами, была установлена на лафете длинная латунная тридцатидвухфунтовая пушка, которая могла поворачиваться во все стороны. В непогоду ее можно было снять и убрать в укрытие. Вдоль обоих бортов шхуны располагались также изящные латунные пушки меньшего калибра. Надстройки на шхуне свидетельствовали о мастерстве строителей, а ее вооружение, несомненно, задумывал и осуществлял опытный и предусмотрительный моряк. Казалось, здесь все подчинялось форме. И в то же время ничто целесообразное не было принесено ей в жертву.
Почему же шхуна могла так долго продолжать свое преступное существование? Как могла держаться кучка злодеев, не боящихся ни бога, ни человека, запятнавших себя подлыми убийствами и другими тяжкими преступлениями?
Все это оказалось возможным за счет превосходства капитана, с которым никто на корабле не мог сравниться. Он превосходил всех и талантом, и знанием своего дела, и мужеством, и даже недюжинной силой, но также, к сожалению, и жестокостью, и пренебрежением ко всем моральным и религиозным принципам. О жизни этого человека было известно немногое. Не вызывало сомнения, что он получил превосходное воспитание. Поговаривали, что он происходит из древней и благородной семьи с берегов Твида. Из каких побуждений он стал пиратом, из-за каких заблуждений скатился со своего первоначального положения в обществе и в конце концов опустился до такого недостойного занятия—этот секрет никем не был разгадан. Знали только, что несколько лет он занимался работорговлей, прежде чем овладел «Эвенджером» и начал делать свою страшную карьеру. Среди команды он был известен под именем Каин, полученным им с полным правом, ибо разве не он был уже более трех лет против всех и все были против него?
Ростом он был более шести футов, широкие плечи и грудь свидетельствовали об огромной телесной силе. Его лицо можно было бы назвать красивым, если бы оно не обезображивалось многочисленными рубцами. Однако с ними контрастировал мягкий взгляд нежно-голубых глаз. На загорелом лице выделялись белые, как сахар, зубы и резко очерченный рот, волосы ниспадали длинными вьющимися прядями, борода, которую он отпустил по обычаю морских разбойников, густо прикрывала нижнюю часть лица. За счет громадного роста его фигура выглядела устрашающе. Одежда была подобрана со вкусом и шла ему: широкие полотняные штаны, мягкие желтые сапожки, которые делают на Вест-Индских островах, хлопчатобумажная рубашка с широкой полосой, красная кашмирская шаль, используемая им как пояс, жилет с золотой вышивкой, куртка из черного бархата с золотыми пуговицами, которую он, согласно царившей среди моряков Средиземного моря моде, носил, накинув на левое плечо, и красиво уложенный тюрбан. Завершали его одеяние два пистолета и длинный кинжал, заткнутые за пояс.
Команда, насчитывавшая сто двадцать пять человек, представляла собой смесь почти всех наций, но было заметно, что все более или менее высокие посты занимали англичане или выходцы из северных европейских стран. Большую часть команды составляли испанцы и мальтийцы, были также португальцы, бразильцы и негры. К описываемому нами моменту команда пополнилась двадцатью пятью новичками. Это были крумены, представители хорошо известного племени чернокожих, проживающего на побережье недалеко от мыса Пальмас. Это были сильные, атлетически сложенные люди, хорошие моряки, веселые и жизнерадостные, не боящиеся тяжелой работы. Верные англичанам, они большей частью довольно сносно говорили по-английски, охотно принимали крещение. Данное им при крещении христианское имя остается с ними, как правило, до конца жизни, и потому на африканском побережье можно встретить чернокожих Блюхеров, Веллингтонов и Нельсонов, которые с удовольствием занимаются плетением снастей или тому подобной работой, нимало не смущаясь тем, как занятия уживаются с их знатными именами.
Не следует обольщаться тем, что эти люди добровольно появились на пиратском судне. Большая часть их попала на него с захваченных пиратами британских судов, плававших в прибрежных водах у африканского побережья. Неграм пообещали приличное вознаграждение, если они будут добросовестно работать на шхуне, но сами они не желали ничего иного, как при первой же возможности сбежать с корабля.
Капитан пиратской шхуны стоял на корме с подзорной трубой в руках, время от времени осматривая горизонт в ожидании подходящего объекта для нападения. Офицеры и матросы лежали или бесцельно слонялись по палубе, задыхаясь от невыносимой духоты и с нетерпением ожидая освежающего ветерка. С жесткими бородами, обнаженной грудью, обветренными лицами они самим своим видом нарушали, казалось, царивший здесь покой.
А теперь давайте заглянем в каюту капитана шхуны. Обставлена она была просто. Справа и слева к переборкам крепились откидные койки. Напротив входной двери стоял застекленный шкаф, служивший ранее для хранения стеклянной и фарфоровой посуды, а теперь заставленный золотыми и серебряными сосудами разных размеров и форм, которые были добыты пиратом на захваченных кораблях. Светильники тоже были из серебра и, видимо, предназначались для алтаря какого-нибудь католического собора.
В каюте находились двое людей, на которых мы хотели бы обратить внимание читателя. Один из них был крумен с приятным, открытым черным лицом, получивший при крещении имя Помпей Великий. Одет он был в матросские парусиновые штаны. Остальная часть его тела оставалась обнаженной, под гладкой и блестящей кожей играли мускулы, которые вызвали бы восхищение скульптора. Другим лицом, находившимся в каюте, был юноша лет восемнадцати, явно европейского происхождения, с живым, симпатичным лицом, которое, однако, несло и следы печали. Его одежда имела сходство с одеянием капитана, которое мы только что описали, но более плотно облегавшая его хрупкую стройную фигуру. Он сидел на софе с книгой в руках. Время от времени он отрывал глаза от книги и наблюдал за работой кру-мена, который, выполняя обязанности слуги, ловко начищал и приводил в порядок предметы, стоявшие в стеклянном шкафу.
— Масса Франсиско, это есть очень прекрасный вещь,— произнес Помпей, подняв над собой чашу с узорным рельефом на откидывающейся крышке, которую он только что начистил.
— Да,— отвечал Франсиско,— это действительно прекрасная штука.
— Как ее заполучить капитан Каин?
Франсиско мотнул головой, но тут Помпей приложил к губам палец и со значением посмотрел на юношу. Послышались шаги человека, чье имя только что было произнесено, спускавшегося по трапу. Помпей принялся снова чистить серебро, а Франсиско ут-кнулся в книгу.
Что это была за цепь, которой капитан, казалось, прочно приковал к себе юношу,— никому не было известно. Но поскольку молодой человек всегда и везде сопровождал вождя пиратов и делил с ним все невзгоды, то матросы считали его сыном капитана и называли его либо молодым Каином, либо по имени Франсиско, данном ему при крещении. Было замечено, что в последнее время между ними часто происходят ссоры и что капитан тщательно следит за всеми его передвижениями.
— Хочу просить прощения, если помешал вашей беседе,— произнес Каин, входя в каюту.— Советы, которые дает тебе крумен, должно быть, очень важны?
Франсиско не отвечал и, казалось, был погружен в чтение. Взгляд Каина блуждал от одного к другому, будто он хотел прочитать на лицах их мысли.
— Скажи-ка мне, о чем вы только что говорили, мистер Помпеи?
— О чем мы говорить, масса капитан? Я только говорить молодой человек, что это очень прекрасный вещь, спрашивать, откуда она есть. Масса Франсиско ничего не отвечать.
— А тебе что за дело до этого, ты, чернокожий проходимец? — закричал капитан. Он схватил один из сосудов и ударил им кру-мена по голове с такой силой, что сосуд сплющился, а негр, несмотря на свою мощь, рухнул на пол. Кровь лилась у него из раны, когда он медленно поднимался, оглушенный и дрожащий от ужаса. Не сказав ни слова, он, шатаясь, покинул каюту, а Каин упал на сундук, бросив с горькой усмешкой:
— Это за твоих закадычных друзей, Франсиско!
— Нет! Это пример вашей жестокости и несправедливости по отношению к безобидным людям! — возразил Франсиско, кладя книгу на стол.— Его вопрос был совсем безобидным, поскольку он не знает, каким образом вы завладели этой посудой.
— А ты, видимо, не желаешь забыть этого? Хорошо. Пусть так, молодой человек, но я еще раз предупреждаю тебя, как уже предупреждал не раз. Только память о твоей матери удерживала меня все эти годы от того, чтобы не выбросить тебя за борт, к акулам.
— Как может память о моей матери оказывать на вас влияние, я не знаю. Мне жаль ее, поскольку она наверняка стала несчастной, когда каким-то образом познакомилась с вами.
— Она оказывала на меня влияние,— отвечал Каин,— влияние женщины, которого невозможно избежать, если она годами находится рядом с мужчиной в море на одном корабле. Но все кончается. Поэтому я говорю тебе открыто: даже память о твоей матери не сможет больше удержать меня, если я увижу, что ты и дальше идешь тем путем, на который ступил. Ты показал перед командой свою неприязнь ко мне, ты возражаешь против моих приказов, и я имею все основания полагать, что ты затеваешь заговор против меня.
— Могу ли я не выражать свое отвращение к вам,— возразил Франсиско,— если я вынужден наблюдать вашу ужасную и хладнокровную жестокость, которую вы постоянно проявляете? Почему вы затащили меня сюда? Почему держите взаперти? Все, что я требую, это чтобы вы позволили мне покинуть корабль. Не вы мой отец! Это вы сами мне сказали!
— Да, не я твой отец, но ты сын твоей матери.
— Это не дает вам права применять ко мне силу, даже если вы были женаты на моей матери, что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18