Все получили отличные оценки.
Пока судейская комиссия подводила итоги, на стадионе шли соревнования мотогонщиков. Возле Виктора хлопотали Афоня Яманов и Рустам Абсолямов. Они принесли воды, заставили умыться. Полина подала белую рубашку и галстук. Жена показалась Виктору очень счастливой.
— К чему такая торжественность? — удивился Кубанец.
— Переодевайся, сейчас узнаешь,— улыбнувшись Полине, ответил Афоня, явно намекая, что ему уже известны результаты конкурса.
Наконец судейская комиссия объявила итоги:
— Три машины— «седьмая», «восьмая», «девятая» — получили равное количество баллов. Специалисты фирмы «Фиат» присудили свой приз водителю машины номер «семь» Виктору Кубанцу. Общее первое место завоевал...
Больше Виктор уже ничего не слышал. Он стоял на пьедестале почета, увенчанный лаврами победителя, в руках папка с грамотой, букет цветов. Затем друзья подхватили его на руки, пронесли по площади и поставили на ноги лишь возле парадного входа, перед машиной генерального директора. В машине уже сидела Полина с Галкой на руках, раскрасневшаяся, со слезами радости на глазах. Подошел председатель завкома вместе с начальником цеха и вручил Виктору ордер на вселение в двухкомнатную квартиру из фонда генерального директора.
Виктор растерялся от радости, не знал, что сказать. А друзья с таким восторгом, с такой нескрываемой радостью смотрели на пего, что казалось, не ему и Полине выпало счастье, а Рустаму, Афоне, Василию, Володе, Ирине. И не двухкомнатная квартира — мало! — целый дворец!..
Олег Викторович Жемчугов не спеша прошелся по кабинету, присел к столу. В голове стоял звон, будто кто-то бил по ржавым струнам гитары. Винить себя за вчерашнюю прогулку на Федоровские луга он не мог: все было в рамках приличия. И при чем тут понедельник — «день тяжелый», когда мозг принимает какие-то тревожные сигналы. Приходится лишь сожалеть, что генераторы и приемники биотоков пока еще не поддаются настройке и регулировке.
Может, волнует вкрадчивый утренний звонок главного инженера:
- Олег Викторович, генеральный директор приглашает на оперативку с трехминутным сообщением по гра-. фику наладочных работ автоматических линий.
Что можно сказать за три минуты, когда одно перечисление пультов управления по агрегатам займет не менее десяти минут? Но сказано три минуты — и укладывайся. Надо бы еще Пробежаться по отделам монтажного управления — собрать новые факты небрежного отношения к автоматике, что придаст выступлению злободневность, да уже некогда. К тому же нельзя быть пленником сутолоки и демонстрировать способность своего ума ногами, на то есть голова. Намекни мягко и лаконично о неполадках, и тебя поймут, оценят. Пора уяснить — наступил век разума и веры в электронику: «читай ход мысли по импульсам». Электронные импульсы ведут теперь человеческий разум к совершенству, к достижению цели...
Выступление затянулось, однако генеральный директор, приучивший своих подчиненных говорить по строгому регламенту — не более трех минут,— не прервал, только в конце оперативки пригласил проехать с ним по заторным объектам.
Впрочем, не один Олег Викторович попал в число приглашенных в директорскую машину. Рядом, справа и слева, сидели начальники цехов — литейного и кузовного. У них не ладится с автоматикой. Значит, утренние предчувствия и тревоги не обманули?
Да, не обманули. Едва машина обогнула остолбленный участок будущею спортивного комплекса, как в пыли за багажником заметался огнисто-красный клубок. Он будто зацепился за выхлопную копоть и, кажется, сию же минуту переметнется на крышу кузова или с разгона врежется в салон. Кто затеял такую опасную игру?
Оглядываясь, Олег Викторович уловил: за ними гонится мотоциклист в куртке огнистого цвета. За рулем Ирина Николаева. И сию же секунду его снова охватило какое-то неприятное ощущение. Ему почему-то подумалось, что она преследует директорскую машину по заданию заводской многотиражки. Знает, где брать цели — из рук начальства, открытые, беззащитные. Редактор многотиражки наловчился так вгонять занозы под ноготь, что зубами не прикусишь и пинцетом не возьмешь. Сколько от него достается начальникам объектов и служб, не сочтешь. И все с помощью таких вот репортерчиков с фотоаппаратами и блокнотами!
Многотиражка... Еще в начале монтажных работ в корпусе вспомогательных цехов, когда устанавливали ка-
русельные станки, в ней появился фельетон «Один с сошкой, семеро с ложкой». Автор Шульженко,— не поймешь, она или он? — высмеял группу инженеров, которые, как было сказано, «топтались вокруг одного слесаря-монтажника». Топтались... Как могла газета пропустить такое слово? А в итоге: «Все присутствующие при этом попали в ведомость на получение премиальных, кроме слесаря-монтажника». Закруглили, что называется, концовочку...
«Бумажный чертополох», «Трутни», «Свистопляс», «Ротозейка» — такие заголовки пестрят в газете. И одернуть редактора никто не решается. Пробовал кое-кто в горком с жалобой обратиться — почему газета называет людей трутнями и ротозеями? — там ответили: критика есть критика, что же касается трутней и других нарицательных имен, то постарайтесь не попадать в их число, защищать плохих руководителей горком не собирается.
Да что и говорить, когда что-нибудь не ладится, будь особенно осторожен с газетными репортерами. Статью «Ротозейка» написала она, Ирина Николаева, инструктор мотоклуба. Дерзкая персона. Даже с генеральным директором спорила о каких-то правах мотоклуба. По ее мнению, завод обязан отпускать людей в этот клуб в рабочее время, по требованию инструкторов: дескать, они готовят для завода специалистов автомобильных гонок и мотопробегов. Добивается она этого, как видно, не без корысти.
Сергей Викторович Шатунов, заместитель секретаря парткома строительного управления, считает, что ее давно надо призвать к порядку. «Якшается с компанией дезорганизаторов трудовой дисциплины. Не зря же она выступила в печати в защиту аварийщика Ярцева».
Имя Ярцева не сходит с уст Шатунова после того, как он столкнулся с ним на субботнике. Конечно, неосмотрительно поступил тогда Сергей Викторович — тронул лежащего на полу увальня ногой. Однако надо понять поступок Шатунова; всю свою сознательную жизнь человек посвятил перевоспитанию несознательных элементов: жизнь, как он говорит, бросала его и на север и на восток. Вот только в одном он обижен на нее: нигде не сумели заметить в нем прирожденных, так сказать, запрограммированных способностей разгадывать хитрости людей, видеть в них скрытые пороки. А вот о том, что он просто преданный исполнитель любых поручений, никто и думать не хотел. Последние годы, до стройки автозавода, испол-
нял обязанности заместителя начальника главка по оргработе. Здесь его избрали заместителем секретаря парткома, потом ввели в состав членов горкома. При таком положении, разумеется, следует быть сдержанным и осмотрительным. Но нервы есть нервы — рвать их все умеют, а сращивать, увы, никому не: дано. Получился надлом, последствия которого следовало локализовать убедительными доказательствами — с кем, с какими людьми столкнулся на субботнике. Если бы те попытались выступить против него на собрании или пожаловаться в горком, то материалов для самозащиты набралось бы достаточно. Однако жалобы не последовало, а материалы позволяют, как он сказал вчера за обедом на Федоровских лугах, перейти от обороны к наступлению.
— Ты, Олег, самый современный специалист, я твои способности заметил еще там, в' Москве, когда ты пришел ко мне в главк со свеженьким дипломом технолога. Тебя надо выдвигать на пост секретаря парткома. Именно такие талантливые молодые кадры должны освежать атмосферу, в партийных сферах.
Далее Сергей Викторович заверил, что по вопросу кадров к нему прислушиваются и в обкоме и в Москве, что выдвигаемая им кандидатура получит одобрение и в низах, только этой кандидатуре необходимо доказать свое умение давать объективные оценки в решении конфликтных дел, как дело Ярцева. Для этого следует обстоятельно проанализировать имеющиеся материалы, дополнительно побеседовать с так называемыми друзьями Ярцева, взять объективки у тех, кто с ним сталкивался по работе в автоколонне — Рем Акимович Угодий и другие,— обязательно изобличить Николаеву — кто толкнул ее защищать в печати аварийщика? — и тогда дело обретет поучительный урок для других секретарей низовых парторганизаций. Горком наверняка одобрит такую обстоятельность...
Что и говорить, задачу Жемчугову он поставил нелегкую. Опытный человек знает, на чем проверять верность долгу перед другом. В этом плане у него в голове будто кибернетическая машина работает. Подводить его нельзя- хотя бы потому, что он в нужный момент помог получить назначение на хорошую должность, а теперь намекает на более серьезное продвижение. Однако с чего начинать исполнение его поручения; если, кажется,
сам попал под прицел репортера из газеты? Появится фельетон, вроде «После обеда на Федоровских лугах», попробуй опровергнуть. Ведь она носилась вчера там, а от нее всего ждать можно...
Олега Викторовича вывел из задумчивости голос генерального директора:
— Заедем сначала в ремонтно-литейный, затем на штампы...
Тут и там придется сталкиваться с людьми, о которых напоминал Сергей Викторович Шатунов: «Поговори с ними доверительно...» Кроме того, на штампах есть один огрех, который не удается устранить и замаскировать трудно...
Однако Ирина и не собиралась писать ни об Олеге Викторовиче, ни о ком-либо другом. И фотоаппарат взяла с собой просто так, по привычке. Сейчас ее заботило другое: подписать Почетные грамоты участникам авторалли по приволжским городам и утвердить маршрут мотопробега по заводам-смежникам. Генеральный директор — председатель совета мотоклуба, но к нему не так-то легко попасть. Все его время рассчитано по минутам. Опоздала проскочить к нему в кабинет до оперативки, теперь лови момент где-нибудь на пусковых объектах.
Машина нырнула под своды «Малыша». По сравнению с другими цехами ремонтно-механический кажется действительно маленьким, но попробуй обойди его пешком — дня не хватит. Только в нижнем ярусе около семнадцати километров подземных коммуникаций. Если генеральный въехал сюда на машине, не отставать же от него...
И напрасно Олег Викторович Жемчугов с таким презрением поглядывал на Ирину. Она знает его не первый день и думает о нем неплохо: одаренный технолог по автоматике, вежливый, статный, с мягким характером, молодой специалист. Только глаза его — круглые, еду-чие — настораживали.
Ирина сталкивалась с Жемчуговым и на производственной базе, точнее, на крыше корпуса вспомогательных цехов. Там работала бригада девушек. Носились они по крыше из конца в конец на мотороллерах. Рулоны рубероида и бидоны разогретого битума шли потоком на последний сектор крыши корпуса. Мотороллер в таком деле
незаменимый помощник. И захотелось Олегу Викторовичу стать регулировщиком потока мотороллеров. Поднялся на крышу, занял пост и ни одну девушку не пропускал без опроса по правилам техники безопасности. Стоит гладкий, в модных ботинках, строгий, а в глазах бесенята. Девушки поняли его по-своему и... подшутили над ним: вроде нечаянно вылился битум на модные туфли. Еле вытащил ноги из вязкой массы и, будто не заметив, кто это сделал, тихо сказал:
— Спасибо за коллективный фокус...
Правильно поступил: кричи не кричи, что возьмешь с девушек-проказниц...
Себя Ирина тоже относит к разряду таких проказниц. И родители: отец-пенсионер, в прошлом армейский политработник, мать — врач, ждут не дождутся, когда к ней придет серьезность. Скажем, поохала гостить к родственникам в Переволоки на целое лето, а вернулась через месяц. Почему? Она и сама не знала, что ответить. Потом придумала: надо продлить практику работы в мотоклубе еще на один год.
— А институт? — спросила мать.
— Перехожу на заочное отделение.
— Отец, слышишь, твоя дочь опять озорует.
— Почему только моя? У тебя больше прав утверждать обратное,— с привычной иронией в голосе отозвался отец.
— Перестань,— возмутилась мать. Ее всегда, как помнит Ирина, раздражали намеки на вечную тему супружеской верности.— Говорю тебе не для шуток: озорует, откладывает выезд в институт на целый год, бросает учиться.
— Не бросаю, а перехожу на заочное отделение,— поправила ее Ирина.
— Как пить дать останется без диплома и пойдет недоучкой свет мутить.
— Свет мутить я, мама, не собираюсь...
— Помолчи, не с тобой разговор веду. Отец, что ты молчишь?
— В разговоре с тобой, мама, он придерживается правила: «Молчи больше, за умного сойдешь».
— Не дерзи, Иринка, как тебе не стыдно отца с матерью дураками называть. Отец, шлепни ее...
— Не отвлекай его, мама, на такие пустяки.
— Какие же это пустяки?.. Училась, училась и все в трубу, у нее ветер в голове.
— О ветре ты правильно сказала: его у меня хоть отбавляй,— вздохнула Ирина.
— Вот тебе, отец, слышишь, какой подарок преподносит нам дочка: у нее не все дома?
На лице матери выступили багровые пятна. Их заметил отец и наконец-то ответил:
— Значит, совесть или качество знаний не позволяют ей показываться в институте в таком виде.
Слова «совесть» и «качество» он произнес почти по слогам и тем подчеркнул, что ему известны думы Ирины. Он часто встречается с комендантом молодежного общежития Федором Федоровичем Ковалевым — фронтовые друзья. Так или иначе, из его ответа следовало: «Хоть ты и взбалмошная у меня дочь, но, кажется, уже умеешь понимать людей, поэтому живи своим умом, по совести».
Мать еще долго сокрушалась, угрожала вывести на чистую воду «заговорщиков», уличала дочь в бессовестности, мужа — в безволии, называла их растратчиками необратимых ценностей жизни — здоровья й времени. Но отец и дочь, попав под такой обстрел, избрали единую форму защиты — молчание. И вскоре в квартире наступила тишина. А когда из клуба юных шахматистов пришел Юра — младший брат Ирины,— возобновился мирный разговор. Мать пожаловалась сыну на «заговорщиков», и тот, не зная, в чем суть заговора, ответил по-своему:
— Сегодня нам тоже показали «заговор двух коней». Вот посмотрите, очень интересный. Этот этюд знала даже Надежда Константиновна Крупская-Юра расставил шахматы и показал этюд, который знала Крупская, что, конечно, привлекло внимание матери, затем отца.
— Вот умница, вот молодец,— хвалила мать.
Черты лица, цвет глаз, посадка головы с чуть вытянутым затылком — все у него отцовское. Послушный, ласковый мальчик, ему очень рада мать. Между Юрой и Ириной, кажется, нет ничего общего. Ирина в этом возрасте приходила из школы с синяками и шишками, дралась с мальчишками на равных, а этот приходит домой без единого чернильного пятнышка на костюме. Осторожный, тихоня. Что из него будет после окончания десятилетки,
какой институт ему идти — загадка. Мать, вероятно, удет настаивать, чтобы поступил в медицинский, она ребовала этого и от Ирины, когда та получила аттестат зрелости. Сколько было по этому поводу увещеваний и домашних консультаций.
Тогда победила мать. Ирина послала документы в Куйбышевский медицинский, а затем, опять же по настоянию матери, поехала туда заниматься в подготовительной группе. Приехала и удивилась: она уже значилась в списке первой группы, ей подготовлено место в общежитии, хотя большинство приехавших из далеких сел и городов снимали койки у частников. Удивительно, заработки врачей не ахти какие, и условия работы далеко не идеальные, и срок обучения в медицинском институте шесть лет, а поди ж ты, сотни, тысячи девушек и парней рвутся сюда. В чем дело? На этот вопрос ответил ей позже отец; а пока перед ней встала дилемма: готовиться к конкурсным экзаменам — на одно место восемнадцать кандидатур, наверняка провалишься,— или под видом занятий на подготовительном курсе увильнуть в другую сторону. Ирина выбрала последнее. Поступила в аэроклуб и к моменту сдачи экзаменов в институт получила значок парашютиста: по тайному сговору со спортсменами, готовящимися к Всесоюзной спартакиаде ДОСААФ, совершила пять групповых прыжков и три индивидуальных. Тогда же оформила направление в школу инструкторов автоклуба. Ее привлекала не медицина, а спорт, точнее, технические виды спорта.
Вернулась в родительский дом без проходных баллов в институт.
— Провалилась? — спросила ее мать сокрушенно.
— На таком конкурсе сам Ломоносов провалился бы,— попыталась оправдаться Ирина.—Все обалдело прут в медицину. К чему бы это? — Она посмотрела на отца.
Тот помолчал немного и ответил:
— Нет, не обалдела наша молодежь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Пока судейская комиссия подводила итоги, на стадионе шли соревнования мотогонщиков. Возле Виктора хлопотали Афоня Яманов и Рустам Абсолямов. Они принесли воды, заставили умыться. Полина подала белую рубашку и галстук. Жена показалась Виктору очень счастливой.
— К чему такая торжественность? — удивился Кубанец.
— Переодевайся, сейчас узнаешь,— улыбнувшись Полине, ответил Афоня, явно намекая, что ему уже известны результаты конкурса.
Наконец судейская комиссия объявила итоги:
— Три машины— «седьмая», «восьмая», «девятая» — получили равное количество баллов. Специалисты фирмы «Фиат» присудили свой приз водителю машины номер «семь» Виктору Кубанцу. Общее первое место завоевал...
Больше Виктор уже ничего не слышал. Он стоял на пьедестале почета, увенчанный лаврами победителя, в руках папка с грамотой, букет цветов. Затем друзья подхватили его на руки, пронесли по площади и поставили на ноги лишь возле парадного входа, перед машиной генерального директора. В машине уже сидела Полина с Галкой на руках, раскрасневшаяся, со слезами радости на глазах. Подошел председатель завкома вместе с начальником цеха и вручил Виктору ордер на вселение в двухкомнатную квартиру из фонда генерального директора.
Виктор растерялся от радости, не знал, что сказать. А друзья с таким восторгом, с такой нескрываемой радостью смотрели на пего, что казалось, не ему и Полине выпало счастье, а Рустаму, Афоне, Василию, Володе, Ирине. И не двухкомнатная квартира — мало! — целый дворец!..
Олег Викторович Жемчугов не спеша прошелся по кабинету, присел к столу. В голове стоял звон, будто кто-то бил по ржавым струнам гитары. Винить себя за вчерашнюю прогулку на Федоровские луга он не мог: все было в рамках приличия. И при чем тут понедельник — «день тяжелый», когда мозг принимает какие-то тревожные сигналы. Приходится лишь сожалеть, что генераторы и приемники биотоков пока еще не поддаются настройке и регулировке.
Может, волнует вкрадчивый утренний звонок главного инженера:
- Олег Викторович, генеральный директор приглашает на оперативку с трехминутным сообщением по гра-. фику наладочных работ автоматических линий.
Что можно сказать за три минуты, когда одно перечисление пультов управления по агрегатам займет не менее десяти минут? Но сказано три минуты — и укладывайся. Надо бы еще Пробежаться по отделам монтажного управления — собрать новые факты небрежного отношения к автоматике, что придаст выступлению злободневность, да уже некогда. К тому же нельзя быть пленником сутолоки и демонстрировать способность своего ума ногами, на то есть голова. Намекни мягко и лаконично о неполадках, и тебя поймут, оценят. Пора уяснить — наступил век разума и веры в электронику: «читай ход мысли по импульсам». Электронные импульсы ведут теперь человеческий разум к совершенству, к достижению цели...
Выступление затянулось, однако генеральный директор, приучивший своих подчиненных говорить по строгому регламенту — не более трех минут,— не прервал, только в конце оперативки пригласил проехать с ним по заторным объектам.
Впрочем, не один Олег Викторович попал в число приглашенных в директорскую машину. Рядом, справа и слева, сидели начальники цехов — литейного и кузовного. У них не ладится с автоматикой. Значит, утренние предчувствия и тревоги не обманули?
Да, не обманули. Едва машина обогнула остолбленный участок будущею спортивного комплекса, как в пыли за багажником заметался огнисто-красный клубок. Он будто зацепился за выхлопную копоть и, кажется, сию же минуту переметнется на крышу кузова или с разгона врежется в салон. Кто затеял такую опасную игру?
Оглядываясь, Олег Викторович уловил: за ними гонится мотоциклист в куртке огнистого цвета. За рулем Ирина Николаева. И сию же секунду его снова охватило какое-то неприятное ощущение. Ему почему-то подумалось, что она преследует директорскую машину по заданию заводской многотиражки. Знает, где брать цели — из рук начальства, открытые, беззащитные. Редактор многотиражки наловчился так вгонять занозы под ноготь, что зубами не прикусишь и пинцетом не возьмешь. Сколько от него достается начальникам объектов и служб, не сочтешь. И все с помощью таких вот репортерчиков с фотоаппаратами и блокнотами!
Многотиражка... Еще в начале монтажных работ в корпусе вспомогательных цехов, когда устанавливали ка-
русельные станки, в ней появился фельетон «Один с сошкой, семеро с ложкой». Автор Шульженко,— не поймешь, она или он? — высмеял группу инженеров, которые, как было сказано, «топтались вокруг одного слесаря-монтажника». Топтались... Как могла газета пропустить такое слово? А в итоге: «Все присутствующие при этом попали в ведомость на получение премиальных, кроме слесаря-монтажника». Закруглили, что называется, концовочку...
«Бумажный чертополох», «Трутни», «Свистопляс», «Ротозейка» — такие заголовки пестрят в газете. И одернуть редактора никто не решается. Пробовал кое-кто в горком с жалобой обратиться — почему газета называет людей трутнями и ротозеями? — там ответили: критика есть критика, что же касается трутней и других нарицательных имен, то постарайтесь не попадать в их число, защищать плохих руководителей горком не собирается.
Да что и говорить, когда что-нибудь не ладится, будь особенно осторожен с газетными репортерами. Статью «Ротозейка» написала она, Ирина Николаева, инструктор мотоклуба. Дерзкая персона. Даже с генеральным директором спорила о каких-то правах мотоклуба. По ее мнению, завод обязан отпускать людей в этот клуб в рабочее время, по требованию инструкторов: дескать, они готовят для завода специалистов автомобильных гонок и мотопробегов. Добивается она этого, как видно, не без корысти.
Сергей Викторович Шатунов, заместитель секретаря парткома строительного управления, считает, что ее давно надо призвать к порядку. «Якшается с компанией дезорганизаторов трудовой дисциплины. Не зря же она выступила в печати в защиту аварийщика Ярцева».
Имя Ярцева не сходит с уст Шатунова после того, как он столкнулся с ним на субботнике. Конечно, неосмотрительно поступил тогда Сергей Викторович — тронул лежащего на полу увальня ногой. Однако надо понять поступок Шатунова; всю свою сознательную жизнь человек посвятил перевоспитанию несознательных элементов: жизнь, как он говорит, бросала его и на север и на восток. Вот только в одном он обижен на нее: нигде не сумели заметить в нем прирожденных, так сказать, запрограммированных способностей разгадывать хитрости людей, видеть в них скрытые пороки. А вот о том, что он просто преданный исполнитель любых поручений, никто и думать не хотел. Последние годы, до стройки автозавода, испол-
нял обязанности заместителя начальника главка по оргработе. Здесь его избрали заместителем секретаря парткома, потом ввели в состав членов горкома. При таком положении, разумеется, следует быть сдержанным и осмотрительным. Но нервы есть нервы — рвать их все умеют, а сращивать, увы, никому не: дано. Получился надлом, последствия которого следовало локализовать убедительными доказательствами — с кем, с какими людьми столкнулся на субботнике. Если бы те попытались выступить против него на собрании или пожаловаться в горком, то материалов для самозащиты набралось бы достаточно. Однако жалобы не последовало, а материалы позволяют, как он сказал вчера за обедом на Федоровских лугах, перейти от обороны к наступлению.
— Ты, Олег, самый современный специалист, я твои способности заметил еще там, в' Москве, когда ты пришел ко мне в главк со свеженьким дипломом технолога. Тебя надо выдвигать на пост секретаря парткома. Именно такие талантливые молодые кадры должны освежать атмосферу, в партийных сферах.
Далее Сергей Викторович заверил, что по вопросу кадров к нему прислушиваются и в обкоме и в Москве, что выдвигаемая им кандидатура получит одобрение и в низах, только этой кандидатуре необходимо доказать свое умение давать объективные оценки в решении конфликтных дел, как дело Ярцева. Для этого следует обстоятельно проанализировать имеющиеся материалы, дополнительно побеседовать с так называемыми друзьями Ярцева, взять объективки у тех, кто с ним сталкивался по работе в автоколонне — Рем Акимович Угодий и другие,— обязательно изобличить Николаеву — кто толкнул ее защищать в печати аварийщика? — и тогда дело обретет поучительный урок для других секретарей низовых парторганизаций. Горком наверняка одобрит такую обстоятельность...
Что и говорить, задачу Жемчугову он поставил нелегкую. Опытный человек знает, на чем проверять верность долгу перед другом. В этом плане у него в голове будто кибернетическая машина работает. Подводить его нельзя- хотя бы потому, что он в нужный момент помог получить назначение на хорошую должность, а теперь намекает на более серьезное продвижение. Однако с чего начинать исполнение его поручения; если, кажется,
сам попал под прицел репортера из газеты? Появится фельетон, вроде «После обеда на Федоровских лугах», попробуй опровергнуть. Ведь она носилась вчера там, а от нее всего ждать можно...
Олега Викторовича вывел из задумчивости голос генерального директора:
— Заедем сначала в ремонтно-литейный, затем на штампы...
Тут и там придется сталкиваться с людьми, о которых напоминал Сергей Викторович Шатунов: «Поговори с ними доверительно...» Кроме того, на штампах есть один огрех, который не удается устранить и замаскировать трудно...
Однако Ирина и не собиралась писать ни об Олеге Викторовиче, ни о ком-либо другом. И фотоаппарат взяла с собой просто так, по привычке. Сейчас ее заботило другое: подписать Почетные грамоты участникам авторалли по приволжским городам и утвердить маршрут мотопробега по заводам-смежникам. Генеральный директор — председатель совета мотоклуба, но к нему не так-то легко попасть. Все его время рассчитано по минутам. Опоздала проскочить к нему в кабинет до оперативки, теперь лови момент где-нибудь на пусковых объектах.
Машина нырнула под своды «Малыша». По сравнению с другими цехами ремонтно-механический кажется действительно маленьким, но попробуй обойди его пешком — дня не хватит. Только в нижнем ярусе около семнадцати километров подземных коммуникаций. Если генеральный въехал сюда на машине, не отставать же от него...
И напрасно Олег Викторович Жемчугов с таким презрением поглядывал на Ирину. Она знает его не первый день и думает о нем неплохо: одаренный технолог по автоматике, вежливый, статный, с мягким характером, молодой специалист. Только глаза его — круглые, еду-чие — настораживали.
Ирина сталкивалась с Жемчуговым и на производственной базе, точнее, на крыше корпуса вспомогательных цехов. Там работала бригада девушек. Носились они по крыше из конца в конец на мотороллерах. Рулоны рубероида и бидоны разогретого битума шли потоком на последний сектор крыши корпуса. Мотороллер в таком деле
незаменимый помощник. И захотелось Олегу Викторовичу стать регулировщиком потока мотороллеров. Поднялся на крышу, занял пост и ни одну девушку не пропускал без опроса по правилам техники безопасности. Стоит гладкий, в модных ботинках, строгий, а в глазах бесенята. Девушки поняли его по-своему и... подшутили над ним: вроде нечаянно вылился битум на модные туфли. Еле вытащил ноги из вязкой массы и, будто не заметив, кто это сделал, тихо сказал:
— Спасибо за коллективный фокус...
Правильно поступил: кричи не кричи, что возьмешь с девушек-проказниц...
Себя Ирина тоже относит к разряду таких проказниц. И родители: отец-пенсионер, в прошлом армейский политработник, мать — врач, ждут не дождутся, когда к ней придет серьезность. Скажем, поохала гостить к родственникам в Переволоки на целое лето, а вернулась через месяц. Почему? Она и сама не знала, что ответить. Потом придумала: надо продлить практику работы в мотоклубе еще на один год.
— А институт? — спросила мать.
— Перехожу на заочное отделение.
— Отец, слышишь, твоя дочь опять озорует.
— Почему только моя? У тебя больше прав утверждать обратное,— с привычной иронией в голосе отозвался отец.
— Перестань,— возмутилась мать. Ее всегда, как помнит Ирина, раздражали намеки на вечную тему супружеской верности.— Говорю тебе не для шуток: озорует, откладывает выезд в институт на целый год, бросает учиться.
— Не бросаю, а перехожу на заочное отделение,— поправила ее Ирина.
— Как пить дать останется без диплома и пойдет недоучкой свет мутить.
— Свет мутить я, мама, не собираюсь...
— Помолчи, не с тобой разговор веду. Отец, что ты молчишь?
— В разговоре с тобой, мама, он придерживается правила: «Молчи больше, за умного сойдешь».
— Не дерзи, Иринка, как тебе не стыдно отца с матерью дураками называть. Отец, шлепни ее...
— Не отвлекай его, мама, на такие пустяки.
— Какие же это пустяки?.. Училась, училась и все в трубу, у нее ветер в голове.
— О ветре ты правильно сказала: его у меня хоть отбавляй,— вздохнула Ирина.
— Вот тебе, отец, слышишь, какой подарок преподносит нам дочка: у нее не все дома?
На лице матери выступили багровые пятна. Их заметил отец и наконец-то ответил:
— Значит, совесть или качество знаний не позволяют ей показываться в институте в таком виде.
Слова «совесть» и «качество» он произнес почти по слогам и тем подчеркнул, что ему известны думы Ирины. Он часто встречается с комендантом молодежного общежития Федором Федоровичем Ковалевым — фронтовые друзья. Так или иначе, из его ответа следовало: «Хоть ты и взбалмошная у меня дочь, но, кажется, уже умеешь понимать людей, поэтому живи своим умом, по совести».
Мать еще долго сокрушалась, угрожала вывести на чистую воду «заговорщиков», уличала дочь в бессовестности, мужа — в безволии, называла их растратчиками необратимых ценностей жизни — здоровья й времени. Но отец и дочь, попав под такой обстрел, избрали единую форму защиты — молчание. И вскоре в квартире наступила тишина. А когда из клуба юных шахматистов пришел Юра — младший брат Ирины,— возобновился мирный разговор. Мать пожаловалась сыну на «заговорщиков», и тот, не зная, в чем суть заговора, ответил по-своему:
— Сегодня нам тоже показали «заговор двух коней». Вот посмотрите, очень интересный. Этот этюд знала даже Надежда Константиновна Крупская-Юра расставил шахматы и показал этюд, который знала Крупская, что, конечно, привлекло внимание матери, затем отца.
— Вот умница, вот молодец,— хвалила мать.
Черты лица, цвет глаз, посадка головы с чуть вытянутым затылком — все у него отцовское. Послушный, ласковый мальчик, ему очень рада мать. Между Юрой и Ириной, кажется, нет ничего общего. Ирина в этом возрасте приходила из школы с синяками и шишками, дралась с мальчишками на равных, а этот приходит домой без единого чернильного пятнышка на костюме. Осторожный, тихоня. Что из него будет после окончания десятилетки,
какой институт ему идти — загадка. Мать, вероятно, удет настаивать, чтобы поступил в медицинский, она ребовала этого и от Ирины, когда та получила аттестат зрелости. Сколько было по этому поводу увещеваний и домашних консультаций.
Тогда победила мать. Ирина послала документы в Куйбышевский медицинский, а затем, опять же по настоянию матери, поехала туда заниматься в подготовительной группе. Приехала и удивилась: она уже значилась в списке первой группы, ей подготовлено место в общежитии, хотя большинство приехавших из далеких сел и городов снимали койки у частников. Удивительно, заработки врачей не ахти какие, и условия работы далеко не идеальные, и срок обучения в медицинском институте шесть лет, а поди ж ты, сотни, тысячи девушек и парней рвутся сюда. В чем дело? На этот вопрос ответил ей позже отец; а пока перед ней встала дилемма: готовиться к конкурсным экзаменам — на одно место восемнадцать кандидатур, наверняка провалишься,— или под видом занятий на подготовительном курсе увильнуть в другую сторону. Ирина выбрала последнее. Поступила в аэроклуб и к моменту сдачи экзаменов в институт получила значок парашютиста: по тайному сговору со спортсменами, готовящимися к Всесоюзной спартакиаде ДОСААФ, совершила пять групповых прыжков и три индивидуальных. Тогда же оформила направление в школу инструкторов автоклуба. Ее привлекала не медицина, а спорт, точнее, технические виды спорта.
Вернулась в родительский дом без проходных баллов в институт.
— Провалилась? — спросила ее мать сокрушенно.
— На таком конкурсе сам Ломоносов провалился бы,— попыталась оправдаться Ирина.—Все обалдело прут в медицину. К чему бы это? — Она посмотрела на отца.
Тот помолчал немного и ответил:
— Нет, не обалдела наша молодежь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22