Волосы подобно солнечному свету падают на плечи, глаза как синее-синее небо. Таких глаз не могло быть у человека, разве что у джинна или ифрита, но бессмертных джиннов невозможно ранить…
Третий варвар, самый могучий, лежал в луже своей крови на полу. Он весь был словно с содранной кожей. Гольш уловил запах горелого мяса. Человек почти не дышал, жизнь собиралась покинуть покрытое струпьями тело.
— Как же… — сказал старик потрясенно. — Ежели равных нам с Мардухом нет на свете магов…
Мрак сказал в забытьи:
— Он думает, только он ест сено, остальные — солому…
Таргитай опустил меч.
— Что нам маги! Принимай нас как гостей, а то разнесем всю посуду.
Олег сказал просительно:
— Я вижу, ты — маг. Помоги! Нашему другу нужны целебные отвары, мази… Он умрет, если не поспешить!
Старик хлопнул в ладони. В дверном проеме возник худой человек, голый до пояса, недружелюбно взглянул на гостей. Старик бросил несколько слов на странном квакающем языке. Человек исчез, полоснув по чужакам острым как бритва взглядом. Старик присел возле Мрака. Сухие костлявые пальцы осторожно коснулись могучих пластин груди, пробежали по обожженному лицу.
— От таких ран… умирают даже герои. Вы… в самом деле люди?
— Да, — ответил Олег.
— Я таких людей не встречал.
— Мы вышли из Большого Леса.
— Леса?.. Что это?
Олег в затруднении развел руками:
— Лес… это когда много деревьев… Больших! Настолько больших, что не видно солнца и неба.
Старик смолчал, в глазах было сомнение. Слуга принес кувшин, старик зачерпнул горсть зеленой, дурно пахнущей мази. Мрак дернулся, застонал, когда колдун начал намазывать на раны эту слизь.
— Он не умрет? — спросил Таргитай с надеждой.
Старик пожал плечами:
— Не знаю, из какого дерева тесали вас, людей Леса.
— Мы не из дерева, — ответил Олег тихо. — Даже не из костей и мяса… Из дурости, надежды, отчаяния, злости… А нельзя ли… полечить с помощью магии?
— Нельзя, — ответил старик сухо. Он вмазал остатки в тело Мрака, повернулся к Олегу. — Меня зовут Гольш, я пустынный маг. Давайте посмотрим и ваши раны. Мне кажется, слабые люди могли бы от них уже умереть… Что дает силы вам?.. Что ж, раны героев заживают быстрее, чем раны побежденных.
Он оглянулся, ощутив внезапное изменение в комнате. Лица лесных варваров были изнуренными и бледными, но Гольш рассмотрел то, чего раньше не заметил. В глазах варваров были унижение и боль. Золотоволосый наконец бросил меч в петли перевязи, сказал горько:
— Тогда мы — трупы.
Гольш быстро обработал их раны, у золотоволосого вытащил из голени наконечник стрелы. Все время ощущал на себе пристальный взгляд нечеловечески зеленых глаз варвара с красными как пламя волосами. Гольш спросил внезапно:
— Ты маг?
Красноволосый помялся, ответил с неуверенностью в голосе:
— Волхв.
— Что такое «волхв»?.. Колдун?
— Ближе к волшебнику, — ответил Олег осторожно. — Даже к чародею. В наших лесных краях волхвы знахарят, колдуют, ведьмачат, ворожат, кудесничают, заклинают, напускают, шепчут, акудничают, чаруют, сводничают, заговаривают, гадают, предвещают… Но волшбой — больше. Она в хозяйстве нужнее.
Мрак уже лежал перевязанный чистыми тряпицами. Зеленая жижа покрыла все обожженное тело. Глаза закрыл, лицо часто кривила судорога. Таргитай доковылял к окну, ахнул. Оранжевые горы золотого песка, отсюда похожие на застывшие волны, медленно наползали на башню! Верхушки дымились, сдуваемые ветром. Горы песка уже подминали под себя широкие плиты из камня.
Сзади послышался старческий голос хозяина, Гольша:
— Ежели вы не сотворенные… то можете потрапезовать со мной.
Пальцы старого мага связали в воздухе невидимый узор. Посреди комнаты возник, царапнув ножками пол, приземистый стол. Широкие дубовые доски были опалены с угла, будто Гольш выдернул стол из горящего дворца, на столе блеснули старой медью четыре большие чаши с фруктами и овощами. Посередке возник узкогорлый кувшин с цветами.
Мрак завозился на ложе, приоткрыл один глаз. Затуманенное болью лицо начало проясняться. Таргитай поспешно двинулся к столу, забыв про страшные горы песка. Олег шумно сглотнул слюну, а Мрак с усилием приподнялся.
— В поле и жук — мясо… а мы в башне!
— А что едят в башне? — спросил Таргитай наивно.
Он ногой подгреб лавку, ухватил чашу обеими руками. Олег подходил с осторожностью, а Мрак издали сказал просительно:
— Из меня волхв, как из Таргитая работник… Мяса магия не сопрет, это только стрелой охотника.
Гольш взглянул недоумевающе, щелкнул пальцами. Отодвинув чашу, а кувшин даже повалился, посреди стола возник на деревянном блюде жареный поросенок: с боков печеные куропатки, зелень, в боку торчит нож размером с киммерийский акинак. Комната сразу заполнилась одуряющим запахом жареного мяса.
Таргитай шумно потянул слюни. Гольш приглашающе повел руками:
— Насытимся, затем за неспешной беседой поведем речь о деяниях дивных и необычных. Вам есть о чем сказать, а ко мне давненько не заглядывали герои.
Таргитай с набитым ртом промычал:
— Герои — это кто?
— Мы, дурень, — ответил Олег.
Мрак с усилием разрезал поросенка, кривился от боли. Гольш поглядывал то на него, то на странных спутников, явно колебался, затем перед Олегом и Таргитаем медленно возникла, словно колеблясь, разваристая каша в глубоких тарелках. Пахло одуряюще вкусно, ложек не было. Олег сердито покосился на Мрака, тот скалил зубы, зачерпнул горстью.
— Кто не хочет помереть с голоду, должен научиться жрякать хоть руками, хоть клювом… хоть чем.
Рот раскрывал с трудом, алые струйки из лопнувших губ текли с подбородка. Недожаренное мясо брызгало кровью, смешивалось с кровью Мрака. Он оживал на глазах, голодный блеск в глазах разгорался ярче.
— Не горюйте, — сказал он невнятным голосом. — Вы оба — волхвы, а я — черт-те что и сбоку пряжка. Мясо мешает волшбе, от него звереют. Это знает даже лавка, на которой мыслят ваши задницы.
Он ел уже быстро, жадно. Вместо вытекающей крови из разодранного рта вливалась ярая мощь, двигался живее. Крепкие волчьи зубы звучно перемалывали кости, остатки выплевывал на середину стола. Можно бы из чести к старому хозяину швырять под стол, но пса не видно, к тому же он не волхв, чтобы предвидеть, что там с ними будет. А здесь все ясно: маг шевельнет ушами, дунет-плюнет — и все: стол исчезнет вместе с объедками!
— Да и что за поросенок, — сказал он быстро, видя, что Таргитай уже отодвигает тарелку с кашей. — Худой, как все здеся… Мелковат. Мне одному на кутний зуб. К тому же мне выздоравливать надо, а вы оба как бычки на выгуле.
Яблоки и груши хрустели на его зубах как мелкие орешки, выплевывал одни хвостики. Гольш хмурился, ерзал. Он по-стариковски насытился горстью зерен. Наконец стол исчез, к удовольствию Мрака — с объедками. Старый маг спросил нетерпеливо:
— Поведайте же, откуда и куда изволите странствовать таким дивным способом. И почему позволили себя так ранить?
Мрак откинулся, упершись спиной в стену. Быстро засохшая корка зеленой мази лопалась, в щелях краснела плоть, но уже не кровоточила. Грудь медленно поднималась и опадала.
— Рази это дивный? — буркнул он окрепшим голосом. — Рази раны? Таргитая девки сильнее…
Он умолк, кивнул Олегу. Молодой волхв живет умом, а не сердцем, а ум может вытерпеть больше, чем сердце. У Таргитая от горечи в глазах темно, а Олег лишь стискивает зубы, хмурится, но учится на своих ошибках и на чужих.
— Для нас все здесь дивное, — сказал Олег. — Как только вышли из Леса… Первое диво — сама Степь. Разве мы могли подумать, что есть места, где деревья не теснятся, не смыкаются кронами так, что неба не видно?.. Разве могли знать, что на свете есть еще люди?.. Мы били зверей дубинами, а птиц — стрелами с наконечниками из кремня, избы рубили каменными топорами!
В единственном окошке за решеткой медленно загорались звезды. Гольш слушал, переводил потрясенный взгляд с одного на другого. Лица странных гостей мрачные как грозовые тучи, но молнии жгут и терзают их изнутри. В каждом поселилась боль. Похоже, что вся их звериная мощь растоптана, унижена, а надежды на скорую победу развеяны в дым. Больше всех страдает золотоволосый варвар. Гольш не мог выносить его ярко-синих глаз, полных недоумения и обиды. Лучше всех держится волхв с зелеными глазами, но лишь держится: умеет скрывать боль и разочарование.
— Вам горько? — спросил Гольш сочувствующе. — Взрослеете… Человек взрослеет, когда больно. Да что там взрослеет! Человек живет, когда ему горько и больно. Он тогда лишь человек, когда болит душа.
— Почему? — спросил Таргитай испуганно.
Гольш пожал плечами:
— Не знаю. Душа — странная вещь. Она есть лишь тогда, когда болит. Иначе ее нет вовсе. И человека нет.
Мрак перестал сыто отдуваться, буркнул:
— Тогда мы существуем. Еще как существуем! Я вообще, наверное, бессмертный.
Он скривился, осторожно отклеился от стены. На каменной плите остались красное пятно и темные сгустки зеленой слизи. Олег осторожно уложил друга на лавку, Мрак закрыл глаза.
Гольш поднялся:
— Почивайте. Утром я зайду.
Мрак прошептал угасающим голосом:
— Захвати… три… савана…
Рука Мрака метнулась к секире. Боль стегнула по всему телу, он зарычал и открыл глаза. На пороге стоял высокий худой старик. Мрак выругался и разжал пальцы. Тяжелая секира с лязгом обрушилась на каменные плиты.
— Что ты… крадешься?.. Могу зашибить спросонья!
Гольш изумленно покачал головой:
— Я вошел абсолютно неслышно!
— А чесноку и аджики выжрал целый горшок? Запахом чуть дверь не сорвало с петель!
Гольш осторожно опустился на лавку. Олег спал на полу, под головой был мешочек с травами, Гольш еще вчера хотел узнать про них, а третий, Таргитай, спал на спине, разбросав руки и глупо приоткрыв рот. Его страшный меч едва высовывался из-под крупного тела варвара, из-за пояса выглядывала дудочка — деревянная, простенькая.
— Ковер сохнет на крыше, — сообщил Гольш. — Слуг я восстановил, мази для тебя сотворил с ведро. Сможешь поведать, что с вами стряслось?
Мрак в затруднении покосился на спящего волхва. Язык у того, как у лягушки, подвешен задним концом, соврет — не моргнет, а ему, простому и даже очень простому, не сболтнуть бы лишку.
— Не поверишь. Нас старейшины послали мир поглядеть, себя показать. Далеко послали! Всей деревней до околицы провожали. Только мы перестарались: вовсе далеко забрались, так что Лес кончился вовсе… Вышли в Степь, узрели другие народы. Ну, сам понимаешь, когда не все ясно в жизни других, то обязательно где-то нарвешься. Слово за слово, поцапались, разнесли одно гадючье местечко, сами, как видишь, едва унесли ноги.
— Что заставило вас поцапаться? — спросил Гольш требовательно. — Деньги?.. Женщины?.. Власть?
Мрак с неловкостью отвел глаза:
— Не поверишь, батя… Мы три дурня, которым взбрендило поратоборствовать за правду, счастье. Не за свою, а вообще.
— Разве такая бывает?
— Не знаю, тебе виднее, ты — маг. А нам показалось заманчивым: одним ударом добыть счастье сразу для всех.
Гольш нахмурился: не нравилась злая ирония в голосе варвара. Самые опасные люди на земле, он знал, именно те, кто брался добывать счастье для всего человечества. Вдвойне опасны, ежели сами к тому же честны и бескорыстны. Предельно опасны, хуже пожара, ежели ищут, как заполучить счастье и завоевать правду одним ударом. Такие ищут простых путей, а к счастью простых и коротких путей не бывает. Тем более, к счастью для всех.
— Эти… тоже такие?
Мрак пнул ногой Олега.
— Жизнь проспишь. Без тебя не обойтись.
Олег открыл глаза, словно и не спал, лишь мгновение смотрел снизу вверх в недоброе лицо старого мага. Сказал чистым ясным голосом, словно не спал, думал:
— Великий, нам просто необходимо познать тайны магии! Не для себя — для всего мира надобно.
Он сел, упираясь в стену. Зеленые глаза неотрывно следили за лицом Гольша. Таргитай всхрапнул во сне как конь, перевернулся, попал на твердые плиты и уставился удивленными глазами на Гольша.
— Зачем? — спросил Гольш.
— Уничтожить Зло, — ответил Олег неистово. — Добыть счастье для всех. Одним махом все злые обычаи, войны, все гадкое и злое…
— Такое возможно?
— Мудрый, мы уже делали невозможное.
— Гм… Как ты мыслишь уничтожить Зло?
Олег оглянулся на друзей. Мрак кивнул, глаза Таргитая еще были затуманены сном.
— Найти магов, что сеют Зло! Теперь ведаем, что каганы и цари — лишь придурки в руках магов. Маги — владыки всему! Они ответствуют за все.
Гольш слушал, в запавших глазах поблескивали странные искорки. Лицо было неподвижно, но невры чувствовали, что в мозгу старого мага зреет решение. Гольш заговорил медленно, осторожно:
— Вы увидели перед собой реку — переплыли. Увидели вооруженных врагов — схватились за мечи. Теперь перед вами… маги. Хотите овладеть искусством заклинаний?
Все трое дружно кивнули, Таргитай мотнул головой так старательно, что едва не свалился. Гольш смотрел неотрывно, подозрительному Мраку показалось, что старик что-то замыслил.
— Вообще-то мы могем малость, — напомнил он на всякий случай. — В прошлый раз Олег чихнул — дворец киммерийского кагана разнесло вдрызг. А Таргитай хотел заклятием спину почесать, а взамен землю расколол. Поверишь, в ширину было шагов двадцать, а в глубину… твоя башня вся бы там спряталась!
Таргитай сморщился: Мрак врет чересчур нагло, Олег только отвел глаза, а Мрак сказал предостерегающе:
— Э-э, не чихни снова!.. Ты бы пересел, от окна дует.
Таргитай сказал торопливо:
— Мудрый Гольш, обучи нас волховству!.. Не такому, как у Олега, а настоящему. Заплатить мы не можем, сами голые, но отработаем!
Мрак заверил очень серьезным голосом:
— Верно, Таргитай что хошь отработает. Любое дело у него горит… синим пламенем. Да и мы с Олегом заплатим сразу после дождика в четверг, когда рак свистнет и зацветет сухая верба!
Гольш посматривал, покряхтывал, сказал с недоумением:
— Боги вам дали звериную силу, но странное веселье.
Под его испытующим взглядом все трое мрачнели, опускали головы. Олег шумно вздохнул, поднялся и ушел. Дверь уже висела на плотно подогнанных петлях, никто вроде бы не вышибал, не вламывался. Мрак повозился, устраивая обожженное тело, но старый маг не отводил взора, роется в мыслях, будто в кишках.
— Батя, — сказал Мрак с неудовольствием, — мы — смертники. Живем после отпущенного срока. Потому жизнями не дорожим.
— Почему?
— Человеку нельзя без родины, знаешь. Так завещано Поконом, так есть и так пребудет. Мы уже умирали, когда вылезли из Леса в бескрайнюю Степь: с каждым шагом отдалялись от родины!.. Степь, правда, оказалась не пуста — люди, звери. Но чужие люди, чужие звери. А наш Таргитай, у него царя в голове недостает, вдруг предложил считать их не чужими, а… своими. Мол, вообразим себе, что это тоже наша деревня, только очень большая. Таргитай у нас вообще… вроде бы по земле ходит, а голова в облаках. Сказанул дурость, но что нам оставалось? Попробовали думать по-дурацки, сразу полегчало. Будто и наши души не лишние на свете!.. Правда, тогда не знали, что придется взять к сердцу и беды Большой Деревни.
Гольш покачал головой. Варвары изумлены, насколько мир велик, но еще не знают, насколько огромен в самом деле. Нельзя всех считать своим народом, нельзя заступаться за всех сразу, а все беды брать к сердцу. Такое человеку не выдержать.
— Понятно… Когда приперт к стене, а нож у горла, что еще остается?
— Да. И так тошно, а ежели смолчать о кривых, как у степняка, ногах Олега, то остается только головой о стену.
Олег как раз вошел в помещение, нес два пучка сухой травы, наклонился, с удивлением глядя на свои ноги, хрястнулся головой о стену. Мрак гулко захохотал, улыбнулся и добрый Таргитай. Гольш морщился: шутки варваров слишком просты, но даже их волхв засмеялся — недалеко ушел, как учить такого магии?
— Научить можно не всякого, — сказал он размеренно. — Вон у золотоволосого волхва за пазухой дудочка. Проще ее нет на свете, но всякий ли на ней сыграет?
Мрак перебил:
— А наш великий волхв Боромир говаривал, что ежели зайца бить, косой весь лес спалит!.. Ежели бить Олега, то и его можно как зайца…
Гольш усмехнулся.
— Считай, что первое испытание уже прошли. Только лодырям и дурням, а вы на них смахиваете здорово, кажется, что магом надо родиться. На самом деле магия — тяжелый труд, а трудиться никто не любит.
— Есть, кто любит, — покачал головой Мрак. — Таргитаю только дай приложить к чему-нибудь руки.
Гольш кивнул, уже догадывался, что варвары так шутят.
— Все-таки даже охотником становится не каждый, верно? Хорошим охотником. Но обучиться охотиться может каждый. Если не на львов, то хотя бы на зайцев, улиток, а то и вовсе на грибы.
— Это мы, — сказал Мрак уверенно. — Это про нас! Только нам искать справедливость для всего людства!
— Справедливость?
1 2 3 4 5 6 7 8 9